Рассвет приближался, как вор, и ничто, кроме подкрадывающегося на цыпочках света, не предвещало его наступления. Армия двигалась по снегу и пеплу высотой по колено, осаждаемая роями проклятых трупных мух. Земля дрожала под легионом корчевателей-кусторезов, позади тащился Землекрушитель, а перед испуганными глазами Юкико из мрака проступал истинный ужас – то, что их ожидало.

Там, где прежде простиралось Пятно, теперь разверзлась бездонная пропасть, с трещинами, словно язвами во рту нищего. По краям, на протяжении нескольких сотен футов, стелился туман, клубясь, окутывая зияющую дыру завесой, воняющей увядшими цветами и палеными волосами. Когда Юкико посмотрела на эту бездну, то обнаружила, что зрение расфокусируется, головная боль усиливается, а холод пробирает до самых костей. Воздух стал морозно-колким, как море застывших мечей, слезы замерзали прямо на ресницах, а волосы позвякивали сосульками всякий раз, когда девушка поворачивала голову.

В сердце пустил корни ужасающий страх, тепло в животе уменьшилось, превратившись в едва ощутимую волну. Она прижала руку к лону, нащупывая в Кеннинге своих дремлющих детей. Жар песни жизни за мысленной стеной угас, превратившись в унылую, угрюмую бурю, а не в огонь, к которому Юкико уже привыкла.

Она почувствовала слабую пульсацию людей вокруг – сейчас они казались лишь искрами, выскакивающими из камина и гаснущими в зубах зимы. Грозовые тигры пока еще горели достаточно сильно, чтобы их можно было удержать, и она ласкала разум каждого, желая, чтобы они оставались сильными. Но солдаты были молчаливы, тепло угасало, и за них было трудно ухватиться.

Какую бы силу ни давали ей жизни нерожденных детей, энергия исчезала, сведенная на нет лютой стужей, исходящей из раны на теле мира.

И конечно же, в бездне пробуждались разнообразные существа – твари.

У Врат ада выстроился целый легион монстров: уродливые отпрыски, цепляющиеся за кимоно мертвой матери. Но, боги небесные, что это были за создания! Кошмарные демоны – сотнями – с криками вырывались из глубин подсознания самой преисподней на приглушенный свет. Ошеломленно моргая, они с клокочущей ненавистью устремляли остекленевшие взгляды на людей, направляющихся к ним из пустошей.

Самыми маленькими оказались óни, с которыми Юкико уже встречалась, – синекожие и человекоподобные. Некоторые были ростом с человеческих детей, черепа покрывала корка сырого мяса вперемешку с кожей и волосами. Они молча открывали рты и беззвучно вопили. Те, что покрупнее, около двенадцати футов ростом, держали в руках боевые дубинки. Носы, пронзенные железными кольцами, искривились, будто Темная Мать схватила их в пригоршню и сжала.

Но óни были ничем по сравнению с теми, кто маячил рядом.

То была мерзость в самом черном смысле этого слова. Пародия на жизнь, на образы, некогда украшавшие мир. Огромные ястребы, уродливо слепленные из костей и частей трупов, гнилых перьев и изъеденной червями плоти, сшитые почерневшими сухожилиями. Они поднялись огромным роем, кружа над Вратами ада, как мухи над свежатиной, окутанные зловонием вскрытых могил.

А надо всем возвышались гиганты из истекающей кровью плоти: груды размятых в кашу тел, превратившиеся в неуклюжих чудовищ. Юкико видела бескожих зверей, давно исчезнувших с островов, – возможно, панд, обезьян или крупных кошек, раздавленных и приклеенных, как замазкой, к скелетам из костей толщиной со ствол дерева, с пастями, похожими на клыкастые печи, пылающими синевой.

Среди разношерстной толпы выделялись и другие существа, от которых кровь стыла в жилах, – бледные, обнаженные люди, их кожа сползала с тел, собираясь складками, пока они, стонущие и безглазые, шли, шаркая ногами. Извивались тонкокостные безглазые твари с мельтешащими суставами и пальцами. Эти монстры втягивали воздух плоскими носами, а длинные красные языки сновали по утыканным иглами пастям.

Иные пока не имели статичной формы и смахивали на скорчившиеся горы изъеденного червями мяса. Они волокли свои туши по замерзшей земле, оставляя за собой следы застывающей крови. Когда они ревели, у каждого изо рта под вопли других орущих монстров вылетали тучи трупных мух.

Вот таким был выводок, рожденный в кромешной тьме, вскормленный грудью почерневшей от ненависти матери. Дети Вестницы конца Эндзингер.

В воздухе дрожащим туманом висела песня, становясь все громче и громче. Эхо из ада, в котором она появилась, – гимн, возвещающий кончину мира.

Песня Богини Идзанами.

Командиры прокричали приказы шеренгам солдат, барабаны гайдзинов застучали в такт шагам Землекрушителя. Армия выстроилась – легион стали, рельефного железа и мрачных, бескровных лиц. Первыми выступили корчеватели-кусторезы, рассекая воздух руками-косами. Поддержку оказывала пехота Шимы и Морчебы. Штандарты гордо реяли на ветру, воняющем плотью трупов, а гербы Лиса, Тигра и Феникса соседствовали с оленями, грифонами и ледяными львами домов гайдзинов. В вышине собрался флот неболётов – неуклюжие броненосцы, ощетинившиеся сюрикеномётами и огнемётами. Винтокрылые топтеры гайдзинов и лавирующие между ними корветы Феникса.

Ступая гигантскими ногами, страшно грохотал Землекрушитель.

ДУМ. ДУМ. КОНЕЦ. СВЕТА.

Он занял позицию на правом фланге, изрыгая в небо черную смолу.

Юкико стояла на мостике боевой машины, глядя сквозь треснувшие смотровые порталы на ужасы мертвых земель. Рука нащупала танто – клинок, который отец подарил ей на девятый день рождения. Девушка почти чувствовала отца возле себя, ощущала запах дыма из его трубки.

Если бы отец действительно был здесь, он бы улыбнулся, назвал ее Ичиго, прижался губами ко лбу дочери и велел ничего не бояться.

Но его уже нет. Отец умер, сражаясь за то, что любил. Ради нее. Ради чего-то большего. Точно так же, как поступил Тора Такехико, пролетев сквозь Врата Дьявола и каким-то образом запечатав их.

Что ждало ее за черной тьмой? Вернется ли она когда-нибудь к тем, кто остался позади?

Она повернулась к Кину, опутанному ремнями и кабелями рулевого: латунная кожа поблескивала в свете панелей управления. Без мехабака на груди скафандр выглядел странно, а сам Кин без шлема казался незнакомцем. Юноша наблюдал за Юкико своими остро сверкающими, как ножи, глазами. Он отказался от обезболивающих, опасаясь, что препараты притупят его рассудок. На лбу блестел пот, а бледное лицо исказилось от страха.

Но не за себя.

– Я не хочу, чтобы ты это делала, – сказал он.

– Я должна. – Уголки ее губ дрогнули в слабой улыбке. – Настало время стать героем.

– Ты когда-нибудь замечала, что наши герои никогда не доживают до счастья? Кицунэ-но Акира, Тора Такехико, все легендарные Танцующие с бурей. Никто из них не умер в собственной постели. Ни один не насладился победой, ради которой сражался, или жизнью в мире, который защищал.

– Любили бы мы их столь же сильно, если бы они вернулись домой после окончания войны?

– Я бы любил, – вздохнул Кин. – Любил бы еще больше. С каждым вздохом. С каждым ударом сердца. И был бы счастлив отдать все, что у меня есть, лишь бы она вернулась ко мне.

– Она?

И Кин прошептал один-единственный крошечный слог, огромный, как небо:

– Ты.

Юкико подошла к трону рулевого, к юноше, закованному в латунь. Он страдал так, как никто другой, ради своей души. И был готов на все, мог рискнуть всем ради той, кого любит.

Ради нее.

Юкико встала на цыпочки и обхватила его щеки ладонями. И, придвинувшись ближе, чтобы почувствовать тепло, исходящее от Кина, прижалась губами к его рту.

Веки у нее затрепетали, закрываясь, и мир исчез. Пропали шум и свет, горе и страх. Остались только они вдвоем, ее губы на его губах, мягких, как мечты об облаках, разжигающих у нее внутри пламя, растапливающих лед, оставляющих после себя ноющий, блаженный жар.

Юкико сделала глубокий вдох, ощутив его вкус, запах и дыхание в своих легких, а затем выдохнула частичку себя – из глубины души – прямо в него. Объяснение. Прощание. Поцелуй, который будет гореть в ее сознании нескончаемо долго и заставит страдать под этим отравленным небом.

Поцелуй, ради которого стоит умереть.

Она медленно и неохотно отстранилась, Кин рванулся вперед и еще несколько отчаянных секунд прижимался губами к ее рту. Но наконец они оторвались друг от друга. Их взгляды встретились вновь.

Как много недосказанного повисло между ними.

Но сказать что-либо уже не было времени.

– Вернись ко мне, – прошептал Кин. – Пожалуйста.

Юкико ничего не ответила, на глаза навернулись слезы. Он взял ее за руку, латунная перчатка коснулась пальцев с нежностью падающих снежинок. А потом она отшагнула, чувствуя, как разрывается в груди сердце, и боль была настолько реальной, что во рту появился привкус крови.

– Прощай, Кин.

– Не говори так…

– Слишком поздно, – улыбнулась она, и по щекам потекли слезы. – Поздно. – Низко опустив голову, Юкико повернулась и пошла прочь.

Стая Края вечных бурь приветствовала Хана и Юкико одобрительным ревом, когда грозовой тигр взмыл в вышину. Танцующая с бурей, как всегда, сидела у него на спине.

Арашиторы видели обожание в глазах детей обезьян на неболётах, устремленных на маленькое существо, цепляющееся за перья Хана, – на крошечную девочку, которая подняла на борьбу целые народы одним лишь звуком своего голоса.

Если кто-то и мог вернуться из черных и леденящих глубин, то лишь она. Юкико.

Она говорила вслух, но голос звенел и в Кеннинге, в сознании каждого арашиторы, обжигая жаром бледного белого пламени.

Кайя зарычала, протяжно и низко.

Шай кружила рядом с Буруу.

Рев стаи эхом отдавался в Кеннинге, а мысли арашитор сливались в единое целое.

Сукаа зарычал низко и глубоко, устремив изумрудные глаза в сгущающийся мрак.

Юкико посмотрела на Хану и Йоши, окликая их сквозь вой ветра.

Хана сразу же крикнула:

– Ясно! Что бы ни случилось, один из нас увидит все!

Кайя летела неподалеку, не сводя взгляда с Буруу. Она мысленно обратилась к нему, ее слова прогремели в сознании Юкико, пронизанные неким сожалением.

Кайя кивнула, посылая тепло в разум Буруу.

Буруу что-то промурлыкал и кивнул. Юкико улыбнулась, протянула руку и поочередно прикоснулась к разумам грозовых тигров стаи Края вечных бурь. Наконец она добралась до Шай и посмотрела на юношу, вцепившегося в арашитору.

Юкико обратилась к нему, и ветер сорвал слова с ее губ:

– Ты ужасно молчаливый сегодня, Йоши.

Он моргнул и криво ухмыльнулся:

– Держу пари, это приятная перемена.

– Тебе не нужно бояться.

– Хотел бы я так сказать, Девочка-буря. Но тогда бы солгал. Не страх заставил меня затихнуть.

– А что же?

Он пожал плечами, посмотрел на сгущающуюся тьму.

– Наверное, сейчас самое время делать, а не говорить…

Юкико повернулась к толпам йоми внизу, полчищам исчадий ада, собравшихся у черной пропасти. Слепленные из трупов ястребы кружились бурлящим облаком, пасти кожистых тварей и трупных мух наполняли воздух кровавым ревом. Девушка устремила пристальный взгляд в темноту, прищурившись и задрожав, когда мигрень усилилась, а беззвучная скорбная песня зазвучала в голове.

Кромешная тьма. Туда они и должны отправиться.

Юкико кивнула.

– Верно. Не говорить. Делать. – Она вытащила катану и подняла клинок, сверкнуло лезвие, описала дугу сияющая молния.

Небо содрогнулось – Сусано-о и Райдзин решили поболеть за схватку собравшихся с ордой Эндзингер. По облакам прокатился бой барабанов Бога Грома, им вторили боевые барабаны гайдзинов, взвыли двигатели неболётов, тысячи молотов ударили по щитам, завыли чейн-катаны. По армии людей прошла рябь, и воины, сделав шаг назад, приготовились к броску.

Юкико глубоко вздохнула, и песнь бури наполнила пространство.

– Не одна! Вместе! – закричала Юкико и направила меч на врага.

– БАНЗАЙ!

Землекрушитель неуклюже двинулся вперед, изрыгая полные легкие клубящихся черных выхлопов. Взревела в один голос армия, стремглав ринувшись сквозь туман и снег, направляясь к орде йоми. В авангарде были корчеватели-кусторезы, воздев рычащие руки-косы и пилы, готовясь к убийствам. Двигатели неболётов грохотали, пропеллеры рассекали густой, как соус, воздух, а из бортов вырывались дым и выхлопные газы. «Почетная смерть» летела во главе флотилии в сопровождении прекрасного судна «Куреа». Капитан Блэкбёрд стоял у штурвала и рычал вместе со штормом. Рядом находилась Каори, ловко управляясь с сюрикеномётами, и не сводила глаз с надвигающегося адского роя.

Слепленные из трупов ястребы пронзительно заклекотали, разинув клювы из окровавленных костей, выпучив молочно-белые глаза, чуть не выпадающие из гниющих орбит.

Флотилия открыла огонь, прорезав полосу в облаках, оросив их черной кровью, когда острая сталь рассекла воздух. Чудовища продолжали атаковать, продвижение даже не замедлилось, несмотря на смертельные раны. С неба падали только те, чьи крылья были слишком изодраны и не могли удерживать тварей в воздухе.

Стая Края вечных бурь налетела на противников, разрывая ястребов на куски, словно цепными клинками, отрывая головы от шей, а крылья – от спин. Окрестности огласили звериные крики и грохот сюрикеномётов, шипение и свист огнемётов, освещавших темноту. И надо всем хаосом стучал в барабаны Райдзин, и разбегались по тучам молнии, словно трещины по лику небосвода.

Землекрушитель обрушился на орду йоми подобно лавине, одним взмахом руки прорубив путь через дюжину демонов. Кровь текла подобно реке, океану, отовсюду неслись булькающие звуки и хруст ломающихся костей. Но там, где был низвергнут один демон, его место занимали два других, и они мчались вперед под плюющиеся пламенем выстрелы, под испепеляющие очереди шрапнели из железомётов. Огромное безголовое чудовище столкнулось с брюхом Землекрушителя, вцепившись в него щупальцами длиной с целое здание. Механический гигант пошатнулся, ноги колосса облепила сотня что-то бормочущих демонов поменьше.

Они ловко взбирались вверх: нарастающий поток открытых, вопящих ртов.

Сидя в кабине, Кин выругался и постарался удержать равновесие и контроль над боевой машиной под тяжестью приливной волны демонов.

– Гидравлическое давление по левому борту падает! – рявкнула Мисаки со своего поста. – Они разорвали одну из линий!

Сообщения о повреждениях продолжали поступать.

– Седьмой и десятый метатели шрапнели выведены из строя!

– Седьмая и пятая ноги не реагируют!

– Погрузочный отсек! Быстро в погрузочный отсек!

– Черт, черт! – Кин взмахнул одной из рук Землекрушителя, чувствуя, как гигантскую машину качнуло от удара, смотровые порталы окрасились потоками черной крови.

В громкоговорителе затрещал голос Синдзи:

– Кин, демоны у дверей погрузочного отсека! Если прорвутся, в Землекрушителе не останется ничего, что можно было бы взорвать!

Кин сморгнул пот с глаз, замахиваясь на бурлящую толпу. Голос юноши превратился в шепот. В молитву. Не богам, грохочущим в вышине, а девушке, которая теперь держала в своих руках судьбы мира.

– Поторопись, Юкико…

Юкико прильнула к спине Буруу, наблюдая, как он начисто отрывает голову слепленному из трупов ястребу, когда они пролетали мимо, кружась среди вихрей гниющей плоти. Небо почернело от визжащих кошмарных тварей с кожаными крыльями и когтями-ножами. Грозовые тигры были свирепее, но чудовищ оказалось слишком много, поэтому сила каждого арашиторы по отдельности ничего не значила. Стая разделилась, ныряя в воздухе, расчленяя одного врага только для того, чтобы его место заняла еще дюжина. С неба спикировала морчебская самка, но ей в живот вцепились полдюжины ястребов и выцарапали глаза. У Туаке оторвали крыло, и он, ревя в агонии, рухнул на пепельную землю.

Стая перегруппировалась, собравшись у флотилии, стараясь держаться поближе к испепеляющему граду смерти, извергаемому сюрикеномётами. Юкико видела, как стоит на носу флагмана Гиндзиро, отдавая приказы экипажу. Корвет Феникса «Взрыв пламени» оправдал свое название, внезапно взорвавшись вздымающимся облаком огня. Рядом маячила «Почетная смерть», Хиро несся по палубе вместе с элитными самураями, рубя трупо-ястребов, которым удалось прорваться сквозь огонь сюрикеномётов и напасть на его команду.

Корабль Гильдии «Блистательная слава» терял управление, палубы заполнила бурлящая чернота: пронзительные крики людей, которых пожирали заживо, перекрывали вой двигателя и бури.

Хана взревела:

– Юкико! Они захватили Землекрушитель!

– Вижу. Но здесь уйма проклятых тварей! – Юкико кружилась в аромате озона и смерти, гром гремел в такт пульсу.

Она чувствовала ветер в перьях Буруу, кровь на его когтях, едкий привкус убийства во рту.

Грозовой тигр проносился по небосклону с легкостью рыбы, которую увлекает бурлящий поток. Сердце Буруу бешено колотилось в груди, он внимательно следил за обстановкой, как и Юкико.

Арашиторы рычали, кувыркались и пикировали в воздухе, оперение потрескивало от разрядов молний, с каждым взрывом песни Райдзина, срывавшимся с небес, низвергались на землю десятки кошмарных тварей. Хана рубила и рассекала монстров цепной катаной, Йоши срывал засохшие головы с гниющих плеч железомётом. То была нескончаемая кровавая работа, но они продолжали лететь, девушка, ее грозовой тигр и стая вокруг – все ближе и ближе к сгущающемуся мраку.

А потом их накрыла гигантская тень.

Кромешная тьма подернулась рябью, раздался визг, схожий с хоровым криком тысячи измученных чаек, а в кровоточащем небе будто провернули нож из раскаленного льда. Юкико зашипела, Буруу и стая отпрянули, когда из Врат ада восстало нечто, слишком ужасное, чтобы на нем можно было сфокусировать взгляд.

Огромная кривая крылатая тварь, в несколько сотен футов в поперечнике. Вонь ударила Юкико в нос, к горлу подкатила тошнота. Это был ночной кошмар, сотканный из трупов: изъеденных личинками мертвых птиц.

У твари имелось два глаза, горящих синим пламенем. А когда она взмахивала крыльями, казалось, налетал ураган, наполненный удушливым ароматом смерти. И Юкико поняла, что это такое: измученные души воробьев, что, задыхаясь, осыпались с кроваво-красных небес, всех журавлей и орлов, падавших по спирали с облаков с полными яда легкими. Соединившись, души возродились в кругах ада и теперь несли гибель тем, кто уничтожил их.

Тварь снова закричала – мучительный вопль обитателей воздуха, которые умирали, корчась от боли под палящим багровым солнцем.

– Великий Создатель, – выдохнула Юкико. – Спаси и сохрани нас.

Александр размозжил череп вопящему безликому чудовищу молотом молний: разнес голову твари на части. Мозг и кости брызнули в разные стороны.

Капитан пнул дергающееся в агонии тело, отшвырнув в надвигающуюся стену плоти, привлекая к себе очередного мерзостного монстра. Руки Александра были перепачканы черной слизью, земля превратилась в трясину из тающего снега и запекшейся крови, от зловония на глаза навернулись слезы. Повсюду сражались, орали и умирали люди, звенели мечи, слышался хруст костей, разлетались брызги, жужжал хор чейн-катан и бензопил. Корчеватели-кусторезы вели жатву демонов охапками, однако многих отчаянных храбрецов твари тоже валили на землю, изворотливую машину опрокидывали, а пилота разрывали на куски. И не было конца адским отродьям с горящими глазами, вонючей плотью и клацающими когтями.

Легкие Александра пылали, зрение затуманилось, каждый шаг казался мучительно пройденной милей.

Но хуже всего было то, что среди мрака звучала песня. Нарастая по интенсивности, она достигла такой громкости, что Александр почти различал слова. А еще слышал звук, схожий со скрежетом окровавленного гвоздя по доске. И была боль вроде той, когда осколок металла проникает в череп, застряв за глазным яблоком. И чувство осознания, что где-то в глубине костей навечно засело дышащее инородное тело.

Некоторые люди замерли от чудовищных ощущений и ошеломленно уставились в зияющую рану на земле. Они даже не пошевелились, когда на них набросились демоны: продолжали улыбаться, как дурачки, пока их расчленяли.

Александр узнал песню – нежные интонации, которых он уже давно не слышал. Голос матери, зовущий сквозь долгие одинокие годы. Ему захотелось, чтобы его обняли, прижали к теплой груди, как в детстве, когда весь мир вращался вокруг нее, той, которая родила его, выносив в чреве. И она всегда будет его частью, каким бы высоким и сильным он ни вырос.

В глубине души он чувствовал, что есть в песне что-то неправильное. Мать предали и оставили одну гнить во тьме, строить козни и мечтать о мщении.

И теперь месть пришла в этот мир, при рождении которого Темная Мать и погибла.

Но Александр понимал, что здесь есть ложь. Какая-то злая магия, появившаяся в кругах ада Шимы. Кем бы ни была Темная Мать, она не являлась его Богиней.

И поэтому Александр сжал кулон на шее и помолился о прозрении, ясности и укреплении духа и снес с плеч голову очередному демону.

– Не слушайте песню! – взревел он. – Не подчиняйтесь!

Земля содрогнулась, бездна подернулась рябью, будто в черную воду бросили камень. Александр посмотрел на ряды наступающих демонов и увидел огромную птицу-падальщика, поднимающуюся из ямы, а в лицо молотом ударила застарелая трупная вонь. Громадная и ужасающая тень накрыла поле боя, погрузив все в хаос и тьму.

– Вечно живущая Богиня, – прошептал Александр. – Спаси и сохрани нас.

Могучая птица-падальщик кричала, пролетая сквозь дым и клубящуюся черноту, а под ее крыльями образовался циклон, несущий с собой тление вскрытых могил. В ушах Юкико речитативом зазвенели выстрелы сюрикенов и работающих на полную мощность двигателей неболётов. Блэкбёрд, Каори и экипаж «Куреа» вступили в кровопролитную битву с заполнившими палубу трупо-ястребами меньшего размера. «Запах лотоса» был захвачен, но остальная часть флотилии взяла курс на чудовище. Они атаковали, прочерчивая небо струями выхлопных газов. Юкико заметила, что в авангарде шла «Почетная смерть», и на носу стоял Хиро с обнаженными цепными мечами и ревел во всю глотку.

Хана закричала в свистящий ветер:

– Давай, Юкико!

Мимо пронесся Сукаа, первым влетев в пролом, и слова самца горели у Юкико в сознании.

Грозовые тигры свернули налево и прорвались сквозь рой трупо-ястребов, отбиваясь от ударов изрешеченных червями крыльев. Грохотали раскаты грома, а с небес падали изуродованные тела, пока звери лавировали между щелкающими клювами и режущими когтями. Железомёт Йоши рявкнул и снес морду рычащему чудовищу, устремившемуся к спине Юкико. В вышине кружила Кайя. Юкико ощущала, как Хана полыхала собственным гневом и яростью арашиторы. Девушка смеялась, если в это можно было поверить – хохотала, когда она вместе с Кайей растерзала полдюжины трупо-ястребов на ленточки, поливая землю дождем черной крови.

Жестокий симбиоз, единство, которое Юкико считала прекрасным. Она потянулась к Буруу, чувствуя то же самое. Стая рвала на куски монстров над бездонной пропастью, освещая облака ослепительным бело-голубым светом.

За спиной Юкико раздался взрыв, и вокруг взметнулись порывы кипящего воздуха, как будто окрестности, несколько дней подряд пронизанные леденящей стужей, озарил солнечный лик. Рев агонии, взгляд через плечо, и она увидела гигантскую тень, объятую пламенем, с тлеющими крыльями и рвущимся из пасти криком. Воздух заклубился чернотой, зубами и когтями, вспышками огня железомётов, воем цепных мечей – все они вместе создавали поэму – кровью на полотне дымящихся туч.

Буруу был внутри нее и вокруг нее, и над ней, и под ней, столь близко, что Юкико чувствовала, будто одета в его шкуру, видела мир глазами грозового тигра, сосредоточенными теперь на колышущейся тьме, которая становилась шире, холоднее, глубже.

Звуки, несущиеся из пропасти, царапали глазные яблоки, поднимаясь над стеной, возведенной Юкико, и песней жизни, просачиваясь сквозь щели в сознании. Юкико слышала беззвучную мелодию, от которой выворачивало позвонки, один за другим, пока та не застряла занозой в основании черепа.

И посреди ужасной, бездушной панихиды до Юкико внезапно долетел голос, окликающий ее из мрака:

– Ичиго…

Она узнала голос. Хриплый, скрипучий из-за постоянных поцелуев трубки с лотосом, из-за бесчисленных дней, проведенных в барах. А Ичиго – это ее ласковое прозвище. Клубничка.

Так он называл Юкико, когда она была маленькой девочкой, бегала вместе с братом по бамбуковой долине, сидела у отца на плечах и чувствовала себя выше облаков.

На глаза навернулись слезы. И слово застряло в горле, как осколок черного стекла.

– Отец…