Они сидели на самой высокой точке города Йама – сбитой набок голове Землекрушителя – и смотрели на руины столицы Кицунэ. События последнего часа прокручивались у нее в голове, как в сломанном звукобоксе, который только и делает, что жужжит, издавая белый шум.

Она направилась прямиком в подземелья вместе с Ханой, намереваясь расспросить Инквизитора и выяснить хоть что-нибудь. Но тюрьма разрушилась во время землетрясения, последовавшего за разрушением Главдома. Инквизитор и десятки других людей были погребены под тоннами свежего щебня. Юкико стояла перед стеной из осыпавшейся каменной кладки, ощупывала руины с помощью Кеннинга в попытках найти черные как смоль глаза, пустую улыбку, любой признак жизни. Но не обнаружила ничего. Лишь пустоту, в которой не было даже крыс-трупоедов.

С отчаянием в сердце девушка поняла, что все ответы, которые имелись у Инквизитора, умерли одновременно с ним.

Гиндзиро приказал вывести беспомощных гильдийцев из Землекрушителя и поместить под замок. Кин умолял, чтобы собратьев отправили в больницу, и, поскольку темниц уже нигде не было, генерал согласился. Кин не сидел сложа руки: несмотря на травмы и раны, он вручную отсоединял каждого гильдийца от мехабака, прекращая их конвульсии, а затем помогал дрожащим людям с затуманенными глазами подняться на ноги.

Кин пошел обрабатывать раны и лечиться только после того, как в больницу отправили последнего гильдийца.

Юкико он не сказал ни слова.

Она вернулась на место крушения «Почетной смерти» и не удивилась, обнаружив, что Хиро исчез. Размазывая слезы по лицу, подошла к телу Мичи, которое сразу же отнесли в Кицунэ-дзё.

Мичи положили в саду под белыми простынями, которые накрывало черным снегом – всего лишь одну из сотен, ряды которых увеличивались с каждой секундой.

Юкико знала, что скоро они будут иметь дело с гайдзинами: ведь надо забрать Акихито – или, по крайней мере, то, что от него осталось. Но сейчас она просто плакала и уже не могла остановить рыдания, безостановочно изливающиеся из груди бурным потоком. Здесь, в тишине, потеря чувствовалась еще сильнее, поскольку и грозовые тигры горевали о павших соплеменниках, и в небе кружила верхом на Кайе девушка, оплакивая свою любовь.

Скорбь.

Юкико нырнула в Кеннинг и на ощупь направилась на юг, ощущая, как в затылке начинает болеть голова. Она чувствовала, что вокруг руин в зоне Пятна сгущается кромешная тьма, извивается и бурлит, как отдается в сознании едва слышное эхо, а ломаный, сводящий с ума ритм пытается втянуть ее внутрь.

Она снова прижалась к теплу Буруу. Дрожа.

Буруу понюхал воздух, посмотрел на немногих оставшихся в живых собратьев по стае, кружащих наверху. Взгляд Хана был прикован к черному Сукаа, который пролетал над городом, как ворон в старых сказках: вестник смерти, идущий по следам войны.

Юкико нахмурилась и плотно сжала губы.

Юкико посмотрела на реку и на армию гайдзинов, скопившуюся на берегах Амацу. На солдат Тора, засевших на Последнем острове, окруженных противником, превосходящим их числом, но не сломленных.

Буруу кивнул.

Они летели над лагерем гайдзинов, и по небу пронесся шквал стрел, со стуком падающих вниз, целующих замерзшую землю. Пониже зависли остатки винтокрылых топтеров, но в бой не вступали – пилоты, очевидно, не имели желания сражаться с грозовыми тиграми без необходимости.

Юкико полезла в сумку и вытащила длинный белый флаг, и арашиторы кружили над лагерем до тех пор, пока в них не перестали лететь стрелы, пока каждый солдат не увидел символ того, что они прибыли на переговоры.

А затем они приземлились.

Солдаты расчистили широкий круг, Кайя и Буруу, взрывая когтями мерзлую почву, раскидывали черные комья в разные стороны. У гайдзинов было оружие – палаш, молот или копье, и Юкико обнаружила, что окружена стеной из холодной, сверкающей стали. Глаза воинов были устремлены на Хану, во взглядах читались недоверие и ярость. Командиры находились в отдалении от своих людей, стоя на вершине одного из приземистых осадных краулеров, чтобы наблюдать за происходящим поверх толпы.

Юкико заметила дядю Ханы: высокого светловолосого мужчину с растрепанной бородой. Рядом застыла жрица со станции ловли молний, тело женщины было прикрыто разбитой молотом латунной кожей гильдийцев. Лагерь освещали бочки с горящим огнем, под порывами завывающего ветра плясали тени.

– Александр Мостовой, – сказала Юкико.

– Да. – Голубые глаза сверкнули, когда молния прочертила дугу в темнеющем небе.

– Я не умею говорить на вашем языке. Ты переведешь мои слова жрице?

– Да. – Он посмотрел на Хану. – Ты в порядке, кровь моя?

Хана изо всех сил старалась сдержать дрожь в голосе:

– А ты, черт возьми, как думаешь?

– Он казался хорошим человеком, Хана. Мне очень жаль.

– Где маршал Сергей, дядя?

– Он умер сегодня у реки. – Мужчина уставился на Юкико. – Его убила ты.

– Увы, – ответила девушка. – Я только хотела…

Сестра Катя выплюнула несколько непонятных фраз, и капитан глубоко вздохнул.

– Святая сестра велит тебе сказать все, что ты хочешь, и идти своей дорогой.

Юкико взглянула на белокурую женщину.

Дунул пронизывающий ветер, и темные пряди упали на лицо Танцующей с бурей. Девушка убрала их, вспоминая, когда виделась с Катей в последний раз. Юкико была пленницей, беспомощной и напуганной. Но теперь стояла выпрямившись во весь рост, способная ощутить невероятные древние силы, обитающие в глубоких водах.

– Ваш флот уничтожен. Все морчебские моряки бежали из Бухты драконов, либо навечно на дне. Корабли армады ржавеют на дне залива.

Между Мостовым и жрицей произошел короткий обмен репликами.

– Ты не говоришь нам ничего, чего бы мы не знали без тебя, говорящая со зверем.

– Тогда знайте, что драконы, уничтожившие ваши корабли, сделали это по моему приказу.

Когда Мостовой повторил ее слова, среди солдат-гайдзинов прокатился сердитый ропот. Несколько человек сделали угрожающий шаг вперед, но были остановлены оглушительным ревом Буруу.

– Почему ты нам это рассказываешь? – спросил капитан.

– Теперь мы должны доверять друг другу, Александр Мостовой. Если мы этого не сделаем, мы все умрем здесь. А доверие не может вырасти на поле лжи.

– Вы убили наших людей. Они были храбрыми солдатами.

– А вы убили моего… – голос Ханы дрогнул, в глазах стояли слезы. – И вторглись в нашу страну. Сожгли город Кава. Женщин и детей…

– Шиманцы забирали наших женщин и детей в рабство! – зарычал Мостовой. – Мою мать. Сестру. Во имя любви Богини, Хана, ты – дочь изнасилования. Надругательства над моей семьей и родиной – и это дело рук свиней-работорговцев!

Юкико обхватила себя руками, дрожа от пронизывающего холода.

Девушка посмотрела на Мостового, на окружавших ее солдат. Пришедших сюда, в такую даль. За сотни миль от своего дома. Но каждым движет жажда мести, втягивая всех в одну и ту же нисходящую спираль. И она не сомневалась, к чему приведет противостояние…

– Да, мы были неправы и принесли вам много горя, капитан. – Она смягчила голос, развернув ладони вверх. – Если бы я могла все отменить, так бы и поступила. Но вы должны знать – содеянное уже никогда не повторится. Гильдия Лотоса уничтожена. Сегодня. Моим народом, моими друзьями – мужчинами и женщинами, которые не могли жить в стране, построенной на крови вашего рода. Я действительно сожалею о ваших потерях. Но сейчас мы сталкиваемся с еще большей угрозой, чем вы способны вообразить. И нам нужна ваша помощь, чтобы ее ликвидировать.

Мостовой выдержал долгую паузу, прежде чем перевести речь Юкико. Девушка заметила, как сузились глаза Кати, а с губ жрицы сорвался горький смешок, обнажив заостренные зубы.

Слова Кати были подобны шипению гадюки:

– Хана убила Святую мать. Руку Императрицы. Между нами не может быть мира, девочка.

– Тогда мы умрем, – выплюнула Хана. – Все мы. И вы тоже.

– Угрожаешь, моя кровь? Такова ваша увертюра к миру?

– Хана никому не угрожает. – Юкико покачала головой. – На юге растет и поднимается из земли зло. Рана на теле мира, извергающая демонов. Пока они слабы. Ошеломлены рождением. Но скоро дозреют и восстанут. Заполонят все – от оконечности Сейдая до острова Шабишии. От восточных морей до Йотаку. Дети Эндзингер, вестницы конца, выступят в поход, и все, что было до них, погибнет.

– И как это касается нас?

– У тебя нет флота, дядя, – сказала Хана. – Ты здесь в ловушке, как и мы.

Юкико шагнула вперед, умоляюще глядя на сестру Катю.

– Мы причинили вам зло, боги знают это. Но, если вы не найдете сил простить нас, все живое на острове погибнет. – Юкико посмотрела на свой живот, почувствовала тепло нерожденных детей, растущих с каждым днем. – Я… – Но фраза застряла в горле. Из-за невозможности ситуации.

Чудовищности происходящего.

– Я стану матерью, – добавила она. – Мои дети придут в мир, который я тоже помогаю создавать. И мысль о жуткой опасности приводит меня в абсолютный ужас, Катя. Но больше всего меня пугает иная мысль: ведь у них, возможно, вообще никогда не будет шанса. И какая-то часть меня удивляется, почему я не могу просто улететь, оставив кошмар позади. Сказать себе, что я старалась, и надеяться, что ложь позволит мне спать по ночам. Но я думаю о других матерях и отцах на островах, которые, безусловно, сыграли свою роль в страданиях вашего народа. Они тоже любят своих дочерей и сыновей. А их отпрыски заслуживают будущего не меньше, чем мои. Если же я продолжу бороться, чтобы дать им это, если потеря моей жизни и жизни моих детей будет равносильна спасению сотни тысяч… – Юкико смахнула выступившие слезы, прижалась к Буруу. – Простите.

Собравшиеся гайдзины смотрели на нее.

– Все вы, простите. Я сожалею о том, что с вами сделали. И хотя не имею права, я умоляю вас помочь нам так, будто вы помогаете себе. Хотя очень немногие из нас заслуживают поддержки… Однако я бы назвала по крайней мере двоих, кто ее заслуживает. – Девушка снова посмотрела на Катю и с трудом сглотнула. – Пожалуйста.

По темнеющему небу прочертила дугу молния, ветер доносил до ушей глухие звуки панихиды. Святая сестра уставилась долгим и пристальным взглядом. На солдат, сгрудившихся вокруг. На девушку и грозового тигра, на блестевшие в ее глазах слезы. На капитана, наклонившегося поближе и шепчущего ей на ухо.

– Пожалуйста… – Юкико обняла Буруу за шею и еще крепче прижалась к нему.

Сестра Катя заговорила тихим и размеренным голосом, не сводя взора с Юкико.

Девушка повернулась к Мостовому, наблюдая, как он выдыхает, как опускаются его широкие плечи.

С разочарованием?

С облегчением?

– Сестра Катя считает, что, если мы объединимся с вами против зла, которое вы сотворили, это опозорит память о нашей Зрячей, обо всех тех, кто пал в борьбе против вашего народа. Она запрещает войскам, верным Императрице, сражаться на вашей стороне.

Юкико содрогнулась, отказ жрицы холодным ножом вонзился ей в живот. Хана стиснула челюсти, сдерживая упрек.

Катя плюнула на землю, указав на небо.

Сердце ухнуло куда-то вниз, Юкико забралась на плечи Буруу.

– Мне очень жаль, – заявил Мостовой. – Народ Морчебы не славится склонностью к прощению. Мы двадцать лет страдали от зверств, творившихся под флагом вашего сёгуна.

Голос Ханы прозвучал напряженно, губы почти не шевелились:

– Где он?

Мостовой буркнул что-то своим людям, и море мечей и молотов медленно расступилось. Капитан указал на тело, которое лежало возле недавно возведенного командирского шатра, завернутое в пропитанную кровью ткань.

– Подождите! – Сквозь толпу проталкивался Пётр, прихрамывая на ходу, ругаясь и пихаясь. Он остановился перед Юкико и уставился на нее. – Я иду с ней. – Он обвел взглядом толпу. – Если нет другие.

Юкико улыбнулась, несмотря на печаль. Пётр помог взвалить тело Акихито на Кайю, затем с трудом взобрался на Буруу, устроившись позади Юкико. Мостовой придвинулся ближе, но низкое рычание Кайи заставило его попятиться.

Александр посмотрел на Хану, в его глазах светилась явная печаль.

– Я искренне сожалею о твоем мужчине, моя кровь…

– Ты говорил, что морчебцы не славятся склонностью к прощению, дядя, – пробормотала Хана. – Возможно, во мне больше от матери, чем кто-либо из нас подозревал.

Стремительный рывок по замерзшей земле. Порыв ветра, пронизывающий насквозь.

Полет.

В Палате совета Кицунэ заседали пять человек – старый вояка, капитан облакоходов, мятежница-гильдийка и две девушки, изменившие облик мира. Место во главе стола осталось пустым.

Как и остальные места.

– Два дня уйдет на ремонт флота, – сказала Юкико. – Затем мы выступаем на юг со всем, что у нас имеется, и встретимся с óни в поле.

– Звучит как великолепный способ умереть, – вздохнул Блэкбёрд, опрокидывая в себя полную чашку саке.

– Здесь мы сможем укрыться в крепости, Танцующая с бурей, – ответил генерал Гиндзиро. – Зачем покидать эти стены, когда гайдзины ждут за рекой?

– Думаю, что Вратам ада не суждено было открыться сейчас. Пятно начало разрушаться из-за взрыва Главдома, а не из-за ритуала, который планировали Змеи. Если мы нанесем удар сейчас, у нас есть шанс. Если станем выжидать, они просто соберутся с силами и двинутся на нас, когда будут готовы. Кроме того, стены крепости уже проломлены. Когда гайдзины наведут мост через Амацу, им нужно будет только подойти ко входу и постучать.

– Глупцы, – пробурчал Гиндзиро.

– Они не глупцы, – возразила Юкико. – Они злы. Ведь они потеряли столько же, сколько и мы.

– На нас собираются напасть легионы чудовищ из преисподней, которые уничтожат всех, а они продолжают лелеять старые обиды? Не то время и место.

Хана с горечью заговорила, и ее голос прозвучал мрачно и низко:

– Если бы вашу мать превратили в удобрение, вы, наверное, запели бы по-другому, генерал.

– Мой господин и повелитель мертв. Или тебе этого мало, девочка?

– Не называй меня девочкой, ублюд…

– О боги! Прекратите! Мы на одной стороне! – Юкико хлопнула ладонями по столу. – Если мы не отложим в сторону прошлое и не начнем смотреть в настоящее, завтрашнего дня не будет ни для кого из нас. – Она перевела взгляд с Ханы на Гиндзиро. – Неужели вы не понимаете?

– У Ханы дурной характер, – раздался знакомый сиплый голос. – Папашино наследие.

Хана подняла голову и увидела брата, который стоял в дверях и криво ухмылялся.

Рядом была Мисаки, раскинув хромированные конечности, держа на руках дочь.

– Йоши! – Хана пролетела через зал, едва касаясь ногами пола, и бросилась в распростертые объятия брата.

Кружась на месте, они как будто танцевали, по лицу девушки потекли слезы, когда Йоши засмеялся и крепко сжал ее.

Время остановилось, она цеплялась за брата изо всех сил, пока гнев не сменился облегчением, а потом отстранилась, ударив Йоши кулаком в грудь, вытирая лицо рукавом.

– Где, черт возьми, тебя носило?

– Почти такого же размера. – Йоши пристально посмотрел на нее и нежно провел большим пальцем по щеке сестры. – Мне нравится твой новый облик. Очень привлекательно.

– Позже, хорошо?

Юкико присоединилась к ним в дверях, прикрыв кулак и низко поклонившись Мисаки.

– Танцующая с бурей. – Женщина поклонилась в ответ. – Я рада, что ты жива. Я бы поприветствовала тебя должным образом, но мои руки благословенно заняты.

– Привет, малышка. – Юкико пощекотала подбородок маленькой дочери Мисаки. – У тебя храбрая мама. Ты знала об этом?

Девочка улыбнулась и уткнулась лицом в грудь матери.

– Главдом разрушен. – Юкико перевела взгляд на Мисаки. – Первый Бутон мертв. Вся Шима в долгу перед вами, Мисаки-сан.

– Мы действовали не одни, – сказала Мисаки.

Из тени выступила девушка. Серо-стальные глаза, высокие скулы и пухлые губы, челка коротко подстрижена и не скрывает шрама на лице.

– Каори, – выдохнула Юкико.

– Он мертв, Юкико. – На ресницах Каори заблестели слезы. – Мой отец мертв.

Юкико заморгала, обмякнув.

– Боги…

– А Кин? Он жив? – В серо-стальных глазах мелькнул проблеск надежды.

– Жив. Но едва дышит.

– Мне была известна правда обо всем. – Каори уставилась на свои руки, сжимая и разжимая кулаки. – О плане, который он разработал вместе с отцом. Но я молчала. Мой обман мог стоить ему жизни. Тебе. Кому угодно. – Девушка покачала головой. – Простите меня. Я не понимала…

Юкико взяла руки Каори в свои.

– Прошлое осталось в прошлом, сестра.

– Сестра?

– Всегда, – улыбнулась Юкико.

Девушки крепко обнялись, закрывая глаза, чтобы сдержать слезы. Буря, бушевавшая снаружи, прекратилась, но черный снег по-прежнему падал, словно для того, чтобы дать людям время хоть на мгновение успокоиться перед последним рывком.

Пятеро вернулись к столу совета, и Юкико обратилась к Гиндзиро:

– Генерал, это Каори, лидер Кагэ. С Мисаки-сан, лидером мятежников Гильдии, и Йоши-сан, братом Ханы, вы уже знакомы.

– Боюсь, у меня не очень получается быть лидером чего бы то ни было, – криво улыбнулся юноша.

Йоши опустился на колени возле сестры, приобняв Хану за плечи.

Затем уставился через стол на Блэкбёрда, на бутылку саке перед ним.

– Как дела, капитан-сан?

– Жив, – проворчал Блэкбёрд. – А значит, лучше, чем у большинства.

– Точно.

– А у тебя?

– В горле пересохло.

Блэкбёрд улыбнулся, наполнил чашку, наблюдая, как Йоши залпом ее выпивает.

Поморщившись от жгучего вкуса, юноша вытер губы и покачал головой.

– Оно лучше, чем сэппуку – то пойло с коричневым рисом, которое мы с Джуро обычно пили. – Он улыбнулся сестре. – Помнишь?

Хана улыбнулась в ответ.

– Конечно.

Йоши моргнул, хмуро оглядел зал.

– Кстати, а где Акихито?

Улыбка Ханы сползла с лица, а сердце вновь разлетелось на миллион осколков. Юкико положила ладони на колени, опустив голову, волосы черной завесой закрыли ей лицо.

Йоши переводил взгляд с одной девушки на другую.

– Черт возьми, нет…

– Нам нужно о многом поговорить, Йоши, – прошептала Хана. – Но позже, хорошо?

Йоши крепко обнял сестру и поцеловал в лоб. Хана прильнула к нему, закрыла глаза, чувствуя огромное облегчение, что брат рядом. Она едва могла дышать.

– Мы все дорого заплатили, – заметила Каори. – Но сейчас должны отбросить скорбь и горе. Не думаю, что Эндзингер и орда Йоми раздобрятся и дадут нам время на жалость к себе.

– Ты их видела? – спросила Юкико.

– Я просто оглянулась через плечо, когда мы бежали, и с трудом удержалась от паники. В голове будто заскреблись обжигающе ледяные пальцы. В позвоночнике, впечатываясь, вибрировала мелодия без звука. Тьма. – Каори покачала головой. – Бесконечный голод и холод.

– Врата ада, – выдохнул Блэкбёрд, когда наконец-то вернулся в реальность. – Дыхание Великого Создателя…

Мисаки крепче обняла дочь, убрала волосы со лба ребенка.

– Не могу поверить, что мы одержали победу над Гильдией и Тора только для того, чтобы быть поверженными безумной богиней.

– На самом деле я не могу ее винить, – пожал плечами Йоши.

– Что?

– Ну сами подумайте. Она умирает, давая жизнь творению мира, а муж оставляет ее гнить в преисподней.

– Господь Идзанаги пытался спасти супругу, – возразила Каори.

– И потерпел неудачу, – встрял Йоши.

– Значит, ты считаешь, это правильно, если она уничтожит мир в отместку?

– Ведь ей пришлось выдавливать из себя все это. Можете себе представить, каково вытолкнуть семь островов из своих восхитительных чресел? Черт возьми, проявите к женщине хоть каплю сочувствия.

– Сумасшествие, – проворчал Гиндзиро. – И богохульство.

– Я только хочу сказать, что подобное предательство оставляет шрам в душе, – откликнулся Йоши. – Если бы с кем-нибудь из вас приключилось такое, вы, наверное, тоже бы повредились умом. Я не говорю, что полностью за то, чтобы умереть или провалиться в преисподнюю. Но мне ее жаль, правда…

Хана наблюдала за братом, в глазу девушки отражались отсветы огня.

– Ты нашел то, за чем отправился в Киген? Помогло?

– Не-а. Но кое-что я действительно отыскал. Возможно, ответ.

– На какой вопрос?

Йоши пожевал губу и помолчал. Затем передал свою чашку Блэкбёрду, чтобы тот вновь наполнил ее.

– Ладно, – начала Каори. – Что мы знаем о Вратах ада?

– Легенды, – подал голос Блэкбёрд. – Детские сказки.

– Тора Такехико, – кивнула Юкико. – Одна из любимых легенд отца.

Пётр наконец-то выбрался из облака дыма, пахнущего медовыми травами.

– Он – Танцующий с бурей?

– Да, – подтвердила Юкико. – И он закончил последнюю войну с адом. Госпожа Идзанами обманом заставила мальчика сдвинуть валун у входа в Йоми и обрушила орды демонов на мир. Тора Такехико влетел во Врата ада и закрыл их.

– Закрыл собой и погиб, – пояснила Каори. – Но благодаря ему спасены Семь островов.

– Жертва, – подытожила Хана.

– Мой отец однажды сказал: «Когда-нибудь ты поймешь, Юкико. Когда-нибудь ты узнаешь, что иногда нам приходится чем-то жертвовать ради самого важного», – продолжала девушка. – И я не могу вообразить ничего более важного, чем жизни мужчин, женщин и детей Шимы.

– Вот что ты собираешься сделать? – Каори нахмурилась. – Влететь во Врата ада?

– У тебя есть другие предложения? Получше?

– Но как ты их запрешь, оказавшись внутри? – покачала головой Мисаки.

– Не представляю, – вздохнула Юкико. – Нигде в легендах не объяснено, как Такехико такое удалось.

– Юкико, ты беременна. И ты – не единственная Танцующая с бурей.

Взоры собравшихся обратились к Хане. Девушка встретилась взглядом с каждым по очереди, повернулась к Юкико и кивнула, сжав челюсти. Бесстрашная.

– Мы с Кайей можем попробовать.

– Нет, – отрезала Юкико.

– Юкико…

– Нет, Хана. Я втянула тебя во все это. И мы с тобой сейчас не будем спорить о том, кто покончит с собой.

– А кто говорит, что я планирую умереть? Да, Тора Такехико пал, но это не значит, что один из нас…

– Мы ставим повозку впереди рикши, – вклинился генерал Гиндзиро. – Вопрос можно обсуждать, если у нас не будет армии, чтобы сражаться с ордами Йоми. Запечатывать ворота в одиночку бессмысленно. Судя по вашим речам, легиона, уже выплюнутого через врата, достаточно, чтобы посеять неописуемый хаос. С теми тварями тоже нужно разобраться.

– Два дня, – отозвалась Юкико. – Как я упоминала, мы ремонтируем флот и отправляемся на юг со всем, что у нас есть. Мы с Буруу разберемся с вратами, как только доберемся туда. Согласны?

Воцарилось неловкое молчание, в глубине которого бурлил протест. Бесспорно, никому из сидящих за столом не нравилась мысль, что Юкико или Хана пожертвуют собой в самоубийственном порыве, но другого выхода пока не предвиделось.

Блэкбёрд залпом допил саке.

– Долгий выдался день. Полагаю, решение надо отложить до завтра.

Участники совета покинули зал в молчании, каждого обуревали мрачные предчувствия. Лишь Йоши остался за столом, уставившись в пустую чашку.

Хана замерла у двери, бледная и хрупкая.

– Брат?..

– Хай. – Йоши провел ладонью по отросшей на голове щетине, тяжело вздохнул, взял бутылку саке и отправился на поиски сна, который, как он знал, вряд ли придет.

Из рук Райдзина летят молнии, запечатлевая бело-голубые строфы на тучах над головой. Самцы, черные и белые, собрались рядом, как вороны на пир, примостившись на карнизе дворца даймё. Глаза сверкают, когда небо пересекает очередная дуга. Они наблюдают, как медленно спускаются самки, заходя на посадку на крышу напротив сада Кицунэ. Сердитое рычание. Грохочущее недовольство. Бесконечная печаль во взорах тех, кто потерял друзей или родных.

Насмешливое веселье во взгляде Сукаа.

Буруу уставился на Шай, которая устроилась на крыше, оправляя перья клювом, похожим на саблю. Подергивая хвостом, размеренно дыша, как будто это обычный и ничем не примечательный день.

Он рявкнул, что приказал самкам оставаться в Краю вечных бурь. Ведь сражаться – не женское дело. Они подвергли опасности будущее расы, прилетев сюда.

Шай взглянула на Кайю и ничего не ответила.

Буруу взревел.

ЭТО ДРУГОЕ. КАЙЯ – ИНАЯ.

Буруу взглянул на стаю, тихо зарычав.

Глаза Шай заблестели.

Пара взмыла в небо, кружась в буре, вдоль оперения взрывалось скопившееся статическое электричество.

Шай подлетела довольно близко, чтобы кончики их вытянутых перьев соприкоснулись.

Гром сотряс небеса, отдаваясь в костях Буруу.

Она опустила крыло и подлетела совсем близко.

Шай посмотрела на юг, в холод и сгущающуюся тьму.