В доме лорда клана Лиса сидят одиннадцать человек.

Первый из них – худая, как тростинка, девушка, выросшая в сточных канавах, но твердая, как железное дерево. Золотисто-белокурые волосы, единственный глаз, горящий бледно-розовым светом, голос грозового тигра, эхом отдающийся в сердце. Впервые за все время, что она себя помнит, у нее появляется надежда.

Слева от нее – высокий мужчина, широкоплечий и сильный, с татуировкой Феникса на руке. Он что-то шепчет тихим голосом, а, когда смотрит на девушку, не может сдержать улыбку на губах.

Справа от них – воин из далеких земель, облаченный в доспехи. Нагрудник из расплющенного железа с изображением оленя с тремя серповидными рогами на лбу. Красивый, но уставший от забот. Золотоволосый, как и девушка, но волосы уже потемнели от грязи после нескольких недель пребывания под черным дождем. Он – чужой. Некоторые считают его врагом. А другом – немногие. Большинство вообще не знают, что с ним делать.

Рядом с ним – мужчина, тихий и настороженный. Лицо в шрамах, один глаз слеп, другой – голубой и льдисто поблескивает. Он все время посматривает на светловолосую девушку, сложив ладони вместе, будто молится. Когда она говорит, он замирает, как ребенок, впервые увидевший восход солнца.

Дальше сидит еще одна девушка. Прекрасная, как распустившийся цветок, несгибаемая, как клинок, твердая, как сталь. Длинные черные волосы, подведенные тушью глаза, за спиной скрещены мечи. Она редко вспоминает о том, у кого украла оружие, – о мужчине, который называл ее леди и своей любовью. Она не слишком часто погружается в мысли о том, что могло бы быть у нее с тем мужчиной. Не думает и сейчас, сидя за столом у лорда клана Лиса. Но позже, оставшись в спальне, накануне битвы, подумает об этом. И пообещает себе, что не станет плакать.

Рядом с ней – капитан неболёта. Грудь, смахивающая на бочонок с чи, и живот, похожий на барабан, соломенная шляпа с неправдоподобно широкими полями, нахлобученная на голову. У него острый взгляд и ум, а в сердце пылает жажда мести. Жажда крови Тигров.

Возле капитана стоит на коленях генерал клана Кицунэ. Доспехи покрыты черной эмалью, шлем с изображением рычащего лиса воин держит в руках. Подле него – еще три генерала из клана Лиса. Они упомянуты здесь, поскольку каждый должен сыграть свою роль – ведь армиями не руководят в одиночку.

Однако задерживаться на ком-либо означало бы вселить ложную надежду, ибо ближе к финалу повествования все трое будут мертвы, и история почти и не вспомнит о них.

История… жестокая, как бури. Безжалостная, как зимние ветры.

И последний. Во главе стола. Владыка Лис. Хозяин этого дома, края, клана. В его распоряжении есть армии. Самураи и бусимены, которые отдадут жизни, если он скажет лишь слово. Люди, которые смотрят с крепостных стен Йамы на приближающуюся гибель и не отступят ни на шаг, не дрогнут ни на мгновение. Как не дрожали его сыновья. Даже когда умирали.

Сызмальства он не знал ничего, кроме войны. Из-за нее он потерял все. Жену. Сыновей. Род. Свой мир. И теперь стоит на пороге другого мира. Последнего, который увидит перед концом. И его жизнь – последняя жизнь, которую он должен отдать.

В небе грохочут раскаты грома – громче, чем железомёты, и эхом разносятся по залам. Хозяин смотрит на своих людей, готовых сражаться и умереть во имя него. Он переводит взгляд на гостей, на капитана из стана захватчиков-гайдзинов, которые сейчас предлагают перемирие, на повстанцев Кагэ, собравшихся под его знаменем, на Танцующую с бурей, которая сидит напротив и, вполне возможно, дала ему оружие, необходимое для победы.

Но все, чего ему хочется, – просто уснуть. И не пробуждаться.

Скоро, повторяет он.

– Численность армии гайдзинов превышает девять тысяч человек, но только шесть тысяч действительно готовы к бою. – Хана посмотрела через стол на Исаму. – Черный дождь нанес им сильный урон. С вашего разрешения, даймё, мы могли бы перевезти раненых в Йаму, чтобы укрыть от непогоды.

– Весьма неразумно, даймё, – встрял Гиндзиро. – Мы приглашаем тех, кто уничтожил клан Дракона, в наши дома?

– У них не будет оружия, – ответил Александр. – Клянусь, они не проявят никакого насилия. Зрячие высказались. Похоже, мы ведем войну с Гильдией.

– Расскажите это самураям из клана Дракона, – заявил Гиндзиро.

Акихито вздохнул.

– Генерал, Землекрушитель находится в дне пути от ваших крепостных стен. Ты и впрямь хочешь плюнуть в лицо шести тысячам воинов-гайдзинов, готовых встать рядом с тобой?

– А разве они не нападут на нас, когда битва закончится?

– Для морчебцев клятва имеет большое значение, – объяснила Хана. – Если мой дядя клянется, что его войско не принесет никакого зла к вашим дверям, значит, так и будет.

Гиндзиро нахмурился и покачал головой.

Хана уставилась на Исаму, убирая с лица выбившуюся прядь светлых волос.

– Даймё, мы, собравшиеся здесь, должны как-то начать доверять друг другу. Кто-то должен решиться на первый шаг. Иначе завтра вечером Тора и мастера-гильдийцы отпразднуют за этим столом вашу смерть.

Исаму пристально посмотрел на Хану: так гадюка наблюдает за особенно пухлой мышью.

– А тайна твоей… – Он помахал рукой перед ее личиком. – …особенности теперь раскрыта?

Хана смерила старого военачальника строгим взглядом. Она чувствовала, как в голове притаилась Кайя и внимательно следит за происходящим. А в жилах у девушки текла кровь Богини.

– Я принадлежу к роду Зрячих. На нашем языке мы бы назвали их Видящими.

– Правда? – Исаму изогнул бровь. – И что же ты, Видящая, успела узреть?

– Пока ничего. Мне только должны пробудить сакральное зрение или видение. Зрячие проведут ритуал завтра перед наступлением.

– Разумно ли такое? – спросила Мичи. – И зачем ждать?

– Ритуал должен быть совершен на рассвете. В час Богини.

– Не нравится мне это, Хана…

– И мне, – пробормотал Акихито.

– Прабабушка могла видеть людей, которых знала, независимо от того, где они находились, – сказала Хана. – Она могла закрыть глаза и как будто очутиться рядом с ними. Представьте, если бы я могла заглядывать в грядущее? Или различать путь, ведущий к будущему, к которому мы стремимся?

– А в конечном итоге ты сможешь всего-навсего видеть в темноте, – буркнула Мичи. – Или что у людей надето под кимоно.

– Хвала Богине… – пошевелил бровями Блэкбёрд.

Мичи ухмыльнулась, показав капитану особенно непристойный жест. Мужчина разразился хохотом и хлопнул по столешнице так, что задрожал чайный сервиз.

– Я сделала выбор. – Хана повернулась к Акихито. – И мне нужно, чтобы ты мне доверял.

– Понимаю, – кивнул здоровяк.

Девушка обратилась к лорду Кицунэ.

– Мне также необходимо ваше доверие, Исаму-сама. Но оно должно быть между каждым из нас, включая гайдзинов и мятежников-гильдийцев. Тогда у нас появится шанс уничтожить Гильдию раз и навсегда.

– Есть новости от Мисаки и ее людей? – спросил Блэкбёрд. – По-моему, у них практически нет шансов провернуть все это.

– Мы совсем недавно получили от них сообщение, – ответил Гиндзиро. – Завтра они доберутся до Главдома. Корабль экипирован в цвета капитула Тора. Вчера они установили радиосвязь с мятежниками на борту Землекрушителя и получили доступ к кодам приоритетной системы трансляции и паролям. Благодаря этому они смогут проникнуть в Главдом. И, очутившись там, если повезет, сумеют взорвать запасы чи. Взрыв до небес разнесет гиблое место в пыль.

– Вы послали с ними кого-нибудь из своих? – уточнил Блэкбёрд. – Полагаю, им понадобится немного старомодной удачи Кицунэ, чтобы остаться в выигрыше.

– Не стоит забывать о том, что нападением на Главдом дело не ограничится. У нас уже есть Землекрушитель, – сказал Гиндзиро. – Мятежники на борту взорвут двигатели как раз в тот момент, когда начнется сражение, и тем самым уничтожат наземные силы Тора. Затем мы атакуем из Кицунэ-дзё, гайдзины поведут наступление с востока. Таким образом, мы настигнем их на двух фронтах, прикрываемые нашими неболётами и ротор-топтерами.

– Тора по-прежнему сильно превосходят нас в воздухе, – промолвил Исаму.

– Нам нужна Юкико, – вздохнула Мичи.

– Никогда раньше она нас не подводила, – вклинился Акихито. – Но и шансы никогда раньше не были настолько плохими.

– А если у нее ничего не получится? – забеспокоился Блэкбёрд. – Что тогда?

– Будем надеяться, что Кицунэ приглядит за своими. – Исаму пригладил усы и пожал плечами.

Акихито стоял у окна, наблюдая, как гайдзины просачиваются во двор Кицунэ-дзё. Солдаты Лиса настороженно наблюдали за круглоглазыми, но было очевидно, что никакой засады не ожидалось. Гайдзины были в ужасном состоянии – многих несли на носилках, кожа оказалась обожжена до волдырей. Слуги даймё принесли одеяла и горячий рис, языковой барьер между двумя народами преодолели с помощью доброжелательных жестов и благодарных улыбок.

Здоровяк покачал головой. Несколько дней назад этим людям приказали уничтожить жителей острова. А теперь они собирались уничтожить содержимое кладовой даймё.

И все благодаря…

– Вот ты где.

Он обернулся на звук ее голоса. Хана стояла, прислонившись к дверному косяку. Она пригладила непослушные светлые пряди настолько, насколько смогла, однако волосы все равно торчали в разные стороны, неровная челка нависала, прикрывая кожаную повязку. Хана уже облачилась в нагрудник с темными полосами железа. Очки и косынку она стянула на шею, а слишком круглый глаз пристально наблюдал за Акихито и не мигал.

– Где Кайя? – спросил Акихито.

В ответ она постучала костяшками пальцев по нагруднику.

– У кузнецов. Они подгоняют… в общем, кое-что, чтобы защитить тигрицу от стрел. Они и для Буруу тоже что-то делают.

– Хорошая мысль.

– Ты правда так думаешь? – Она провела рукой по доспехам, по едва заметному изгибу бедра.

– Да, – тяжело сглотнув, выдавил Акихито.

– Дядя вернулся в лагерь, чтобы доложить маршалу и Святой матери о достигнутом. Хотел, чтобы я пошла с ним готовиться к рассветному ритуалу. Фактически настаивал.

– И почему ты осталась?

– А ты разве не догадываешься?

Стропила зловеще заскрипели. Пол дрогнул под ногами. Вибрация исходила откуда-то из глубины. Задребезжали стекла, ваза с цветами упала и разбилась. Поморщившись, Акихито доковылял до дверного проема и втиснулся рядом с Ханой, когда землетрясение набрало полную силу. Потолочные вентиляторы сильно раскачивались, дрожь передавалась от подошв ног к основанию черепа.

Здоровяк взял Хану на руки и прислонился к косяку, когда дворец будто сдвинулся с места и качнулся, словно на волнах.

Все закончилось в считаные мгновения, с балок слетала пыль, вдалеке раздавались крики слуг. Не самый страшный толчок из всех, какие Акихито довелось пережить за последние месяцы, однако их частота нервировала. Казалось, остров пытался стряхнуть людей со своей поверхности.

Хана прижималась к Акихито, впиваясь пальцами ему в поясницу. Она посмотрела на здоровяка сквозь спутанную челку, одарив озорной улыбкой, когда земля, наконец, перестала вибрировать.

– Тебе тоже было хорошо?

Он рассмеялся и опустил ее на пол.

Хана, быстрая, как жидкое серебро, привстала на цыпочки и прильнула к его губам, обвив руками за шею. Голодная. Неистовая. Акихито обхватил ее за бедра, а она обвила его ногами, притиснув к дверному проему. Ее язык скользил у него по языку, дыхание здоровяка стало тяжелым, он потерялся в ощущениях и самозабвенно ответил на поцелуй.

В своей жизни он знавал много женщин, по правде говоря, больше, чем положено. Но, хотя он и раньше терялся в желаниях, за этим никогда не стояло истинное чувство. То самое, которое сейчас заставляла его испытывать Хана. Девушка вплела пальцы ему в волосы, запрокинула голову Акихито назад, прикусила ему губу, причем довольно сильно – он почувствовал вкус крови во рту.

Губы Ханы коснулись его щеки и, покусывая, скользнули к горлу, а ее рука поползла за пазуху уваги, потом по груди и вниз по мышцам живота, стягивая тунику с плеча.

– Остановись, – выдохнул Акихито, обхватывая ладонью ее раскрасневшуюся щеку. – Хана, хватит.

Она подняла на него остекленевший от вожделения взор.

– Что? Боги, что такое?

– Ты уверена? Я имею в виду, ты когда-нибудь…

Она задыхалась, губы стали ярко-розовыми от прилива крови, а щетина Акихито царапала ей кожу.

Но она нашла в себе силы рассмеяться, игриво хлопнув его по полуобнаженной груди.

– Вы, мужчины. Вы проклятые идиоты!

– Что? – моргнул он. – Почему?

– Разве ты не чувствуешь, уверена я или нет? – Хана вцепилась ему в волосы, притянула к себе для нового поцелуя, а затем на мгновение откинулась.

Но вскоре ее губы опять касались его губ с каждым словом, которое она выдыхала.

– Мы оба можем погибнуть завтра. Сегодняшняя ночь может стать первой и последней, которую я могу провести хоть с кем-нибудь. И я хочу, чтобы это был ты. Или тебе нужен герольд, чтобы провозгласить приглашение?

– Я просто не хочу причинять тебе боль…

Она устремила на него пылающий взгляд, скрытый под угольно-черными ресницами.

– Но ты меня хочешь?

– Конечно, хочу.

Хана снова поцеловала его, приоткрыв голодный рот, прижимаясь к Акихито изо всех сил. Ее губы были горячими, почти обжигающими, и от ее жара он вспотел, несмотря на холод.

Руки Акихито пробежали вверх по ее ребрам, по спине, и он проклял металл, в который она была заключена. Кровь стучала в висках, когда она вновь отстранилась и откинула с лица волосы, тяжело дыша.

– Скажи это, – прорычала она. Движения Ханы стали как у хищника, а перед ее внутренним взором промелькнула тень арашиторы, когда ее губы на миг коснулись его губ.

Но она тут же отвернулась, когда он попытался ее поцеловать.

– Скажи, что хочешь меня…

– Да хочу же!

– Вот и скажи.

– Я тебя хочу.

– Тогда перестань думать. – Она опалила ухо Акихито своим горячим дыханием. – Прекрати болтать лишнее. Завтра становится ближе с каждой минутой, ты мог бы использовать рот для каких-нибудь других вещей, поинтересней…

Он поднял ее, с грохотом захлопнул дверь так, что в пазах задрожали доски. Покачиваясь, они добрались до кровати единым целым – Акихито держа ее на руках, а Хана обвив его ногами. Она сорвала с него уваги, а потом долго возилась с ремешками и пряжками своего нагрудника, пока он ругался, а она смеялась, яркая, как летнее солнце.

Медленно, велел себе Акихито.

Она прильнула к Акихито всем телом и выдыхала вздохи ему в рот. И каким бы нежным он ни старался быть, ей не хотелось медлить, ей хотелось всего – быстро и сразу. И она толкала его вниз, чтобы он, возможно, утонул, а затем вытягивала наверх, в пропитывающее тепло, впиваясь зубами в горло Акихито и царапая ногтями спину.

– Хана, – шептал он. – О боги…

Акихито видел ее улыбку в темноте, отраженную розовым сиянием, падающим с ресниц.

– Богиня, – выдохнула она.