Кагэ на языке шиманцев означает «тень».

Тень – не просто отсутствие освещения.

Тени рождаются вслед за светом, в пространстве между источником света и поверхностью. Они не могут существовать в вакууме и не способны возникнуть сами по себе.

Любую необходимо создать.

Две дюжины теней стояли сейчас на неболёте Феникса, который пристроился на холодной груди ночи. С западного океана дул пронизывающий ветер, укачивая судно, как орущего младенца. Не замолкая рычали двигатели, металлические звери с пустыми желудками, а под килем катились моря грозовых туч. Каори замерла в центре палубы, и из-под капюшона, закрывавшего лицо, вырывались белые облачка пара.

Девушка смотрела на небо и на надувной шар. Даже несмотря на шторм, ночь была черна как смоль, да еще пелена выхлопных газов накрывала все, кроме самых упрямых звезд.

Маро встал рядом с ней. Лейтенант Кагэ кутался в темные одеяния. Меч с прямым лезвием и боевая дубинка за спиной, дымовые шашки и сигнальные ракеты на поясе.

– Капитан говорит, что скоро мы должны спуститься ниже облачного покрова, – сказал Маро. – Тогда сориентируемся, чтобы лететь на Главдом.

Каори кивнула. Девушка не сводила глаз с того места, где еле-еле теплились звезды.

– Воины готовы, – добавил Маро. – Снаряжение проверено трижды.

Каори услышала в его голосе ярость, подчеркивающую каждое слово. Свежая скорбь, рожденная после того, как осенью погиб его брат, принеся известие о строительстве Землекрушителя. Маро и Рюсаки были неразлучны – оба железных самурая служили под началом ее отца, присоединились к нему в знак протеста, оставили службу у Йоритомо и потом влились в ряды Кагэ…

Потом. После.

Но ярость – это хорошо. От нее исходит невероятная сила.

Им понадобится каждая капля ярости, когда они сознательно шагнут в пасть к змеям.

– Пора снижаться.

Басовитое шипение компрессоров толчком отдалось в надувном шаре, и по экипажу прокатилась команда на спуск. Быстроходное торговое судно под названием «Огненный шторм» принадлежало капитану по имени Нори. И Нори стал союзником Кагэ, когда его сына заключил в тюрьму коррумпированный магистрат, запавший на невесту юноши.

Теперь Нори стоял на капитанском мостике, крепко держа штурвал обеими руками, когда «Огненный шторм» проскользнул сквозь облака.

– Приготовьтесь, друзья! – крикнул он. – Внизу сильный ветер!

Торговое судно нырнуло в черное небо, по правому борту темноту разорвала молния. Облакоходы, работающие с парусами, ругались, некоторые выкрикивали молитвы Сусано-о и мстительному сыну Райдзину. Мысль о Боге Грома вызвала в памяти Каори нежелательные образы Юкико и Буруу и – подобный легчайшей тени – призрачный облик Кина с его сверкающими, как ножи, глазами и тягой к изобретательности.

Снова вскипел гнев, яркий, горячий, пальцы сжались в кулаки. Она прошествовала по палубе, перепрыгивая через две ступеньки, и поднялась на капитанский мостик.

Нори смотрел в телескопическую подзорную трубу, вглядываясь в ночь.

– Очень много огней на северо-востоке, – кивнул он, передавая Каори устройство. – Боюсь, прекрасная леди, что именно там и отдыхает ваш Землекрушитель и его армия.

Каори проигнорировала жеманство в речи Нори. Мужчина изъяснялся с акцентом аристократа. Даже здесь, по ту сторону от даймё Тигра и закона Гильдии, капитан из Фениксов не мог не играть роль щеголя. Несмотря на ураганный ветер, даже шляпу ухитрился нахлобучить под залихватским углом.

Каори всмотрелась в окуляр подзорной трубы, заметив сквозь пелену дождя скопление огней. Ей удалось различить силуэт гиганта, возвышающегося над изрытой землей.

– Подвези нас максимально близко к Главдому и высади возле трубопровода чи.

– Леди, вы понимаете, что Главдом – гора-бастион? Вы планируете отрастить крылья, когда доберетесь до него?

– Нам не нужны крылья, капитан, у нас есть руки. И еще желание ими пользоваться.

– А Пятно? Трещины в земле тянутся на мили вокруг, испарения не сносит ни на фут и при сильном ветре. Это самый старый участок мертвых земель в Империи. Любой, кто попадет туда, умрет, леди. Как, во имя богов, вы собираетесь пройти его невредимыми?

Ее улыбка была загадочной, как безлунная полночь, и ледяной.

– По дороге, которую Гильдия построила для нас.

Персонал рубки управления собрался в полном составе. Матово блестели свеженачищенные атмоскафандры. Кин стоял в конце шеренги рядом с командором Реем. Вся группа устроилась на опоре Землекрушителя среди завывающего ветра. Сверху завис броненосец, двигатели его взметали в облака черный дождь, а среди туч потрескивали молнии.

Двигатели взревели, перекрывая шторм, когда броненосец пришвартовался. Кину показалось, что он слышит, как дождь хлещет и хлопает по раскаленным докрасна корпусам. Капитан наверняка гнал машину большую часть пути, ускоряясь настолько, насколько хватало смелости.

Кин мог представить себе тень, нависшую над плечом капитана, глаза, горящие жаром скрытого солнца, устремленные на горизонт по мере того, как они подлетали все ближе.

И вот теперь эта тень появилась на палубе, перешагнула через перила броненосца и с помощью лебедки спустилась на лонжерон-наплечник Землекрушителя.

Тень примчалась, чтобы повести свое творение к полной и окончательной победе.

Сятей-гасира Кенсай. Второй Бутон. Рупор Гильдии в городе Киген.

Кин недоумевал, почему Второй Бутон просто не слетел вниз, к платформе: когда он приземлился, было видно, как он оседает, опираясь на мастера-политехника, который поспешил ему на помощь.

Затем Кин понял, что взрыв, пожалуй, причинил больше вреда, чем кто-либо мог предположить.

– Сятей-гасира Кенсай, для нас огромная честь приветствовать вас на борту Землекрушителя!

Кин хлопнул ладонью по кулаку в унисон с другими гильдийцами. Толпа поклонилась одним плавным движением.

А командор Рей явно был вне себя от радости из-за присутствия сэнсэя, хотя в голосе сквозило легкое беспокойство, когда он начал говорить, стараясь перекричать бурю.

– Вы в порядке, Второй Бутон? Как ваши травмы?..

Кенсай медленно выпрямился. С броненосца во вспышке бело-голубого света спрыгнули несколько лотосменов и, приземлившись на платформу, застыли рядом со Вторым Бутоном, намереваясь помочь в случае необходимости, но все же стараясь не прикасаться.

Кенсай ответил сдавленным от боли голосом:

– Простой царапины недостаточно, чтобы удержать меня от триумфа, Рей-сан.

– Если вам что-то понадобится…

– У вас есть свои прямые обязанности, командор. Но, вероятно, мое присутствие на борту делает, по крайней мере, одного из ваших сотрудников лишним. Возможно, он окажет любезность, чтобы сопровождать меня, пока я пребываю здесь? – Кенсай перевел взгляд в конец шеренги. – Найдется ли у вас время, Кин-сан?

– Для меня было бы честью служить вам, Второй Бутон.

– Не сомневаюсь. – Кенсай похромал к Кину, хрипло дыша.

Дождь барабанил по коже ударами тысячи металлических барабанов. Как учащенный пульс в груди Кина.

Кенсай положил ему на плечо тяжелую руку, будто нуждался в опоре.

– Давайте же, Кин-сан.

Высоко подняв голову, Кин повернулся к зияющему люку и повел Кенсая внутрь.

Он не кашлял четырнадцать минут и одиннадцать секунд.

В голове Даичи шел отсчет, мгновение за мгновением, сухой язык скользил по потрескавшимся губам. Каждый вдох отдавался тупой болью, чернота расползалась по легким. Тряпка, повязанная вокруг лица, служила единственным фильтром, но воздух в брюхе неболёта, наверное, был чище, чем на верхней палубе, за что Даичи испытывал благодарность по отношению к тюремщикам.

Странно, как быстро неделя мучений может заставить тебя быть признательным за малейшее милосердие. Когда он согласился помочь Кину попасть на борт Землекрушителя, Даичи знал, что обрекает себя на смерть. Но он не мог вообразить, какую форму она примет. Теперь он видел, как катастрофа разрастается у него на глазах, размышлял, каким мучениям может подвергнуть его Первый Бутон забавы ради…

Он заставил себя успокоиться, смежил веки и подумал о Каори. О той жизни, которая может быть у нее, когда все будет сказано и сделано.

Гул двигателей понизился на октаву, пропеллеры замедлили скорость вращения. Даичи поднял голову, прислушиваясь к тяжелым шагам наверху, к скрежету слабых металлических голосов. И там, во мраке трюма, почувствовал их. Ставшее уже знакомым отсутствие присутствия, сгущающуюся тьму, наполненную печалью цветов без солнечного света.

– Время пришло, – сказал первый Инквизитор.

– Я готов, – прошептал Даичи.

Раздался смех, пронизанный холодом, чем-то не вполне человеческим.

– Нет. Ты не готов.

Смех быстро стих, Даичи надеялся, что и он сам затихнет столь же быстро.

– Никто и никогда не бывает готов.