Шатер был большим, как дом. Хане никогда прежде не доводилось видеть подобную конструкцию. Дворец из парусины, подвешенной на столбах шириной со стволы деревьев. Пол устлан грязными коврами и меховыми шкурами. В очаге, сложенном из почерневших камней, ярко горит огонь.

Хана моргнула, оторопев. Она едва могла вспомнить, когда именно сняла защитные очки, но теперь глаз привык к полумраку. В шатре разлилось слабое розовое свечение, снаружи пухла и раздувалась буря.

Приглушенный шепот. Голодный. Женский.

За спиной стоял Пётр, а гайдзин по имени Александр – рядом. Хане пока было трудно воспринимать его как дядю. Слишком уж странно смотреть мужчине в лицо и узнавать свои глаза и кривую улыбку Йоши.

Она оставила Кайю снаружи нести дозор, и тигрица, которая была на страже, взирала на десять тысяч воинов так, как кошка поглядывает на легион голодных мышей.

Хана различила несколько людей: мужчина в железных доспехах с лицом, слишком маленьким для головы в форме кирпича. Его окружали гайдзины-молотобойцы, закутанные в шкуры волков, медведей и других загадочных зверей. У его ног сидели шесть огромных гончих – таких собак она тоже видела впервые. Псы тихо рычали.

Хана подняла руку, коснулась их мыслей, и гончие моментально затихли, поджав короткие хвосты. Они жаловались на грязный дождь, отравленный воздух, на то, как скучают по родным местам. Она вселила в собачьи умы комфорт, мягкое, успокаивающее карамельное тепло, сдобренное ароматом зелени Йиши.

У горевшего очага она заметила двух женщин, стоявших друг к другу почти вплотную. Одна, лет тридцати, одетая в кожу гильдийцев из кованой латуни, с молниями, выжженными на щеках и подбородке, уставилась на Петра так, словно хотела выпотрошить его. Но заговорила вторая, лет пятидесяти, щеки – в шрамах, как будто от когтей, но слишком симметричных и потому вряд ли в действительности нанесенных зверем. В пепельно-светлые волосы вплетены кости и отшлифованные зубы, по плечам рассыпались черные перья.

Александр взял Хану за руку и, ободряюще сжав пальцы племянницы, подвел девушку к очагу. Собравшиеся в шатре пристально следили за ней, но ее взор прикован к женщинам, правые радужки их глаз сияли точно свежеполитые розы. Как и у Ханы.

– Хана Мостовая, – представил ее Александр, и девушка с трудом узнала в этом имени свое. – Представляю тебе Святую мать Наташу и Святую сестру Катю.

Несмотря на страх, Хана выпрямилась во весь рост, хотя ее ладони вспотели до запястий.

Старшая женщина что-то сказала, но Хана ее не понимала: речь на чужом языке путалась в выцветших обрывках детских воспоминаний.

– Святая мать говорит, что тебе здесь рады, – объяснил Александр. – Дочь Ани, дочери Саши, дочери Дарьи, матриарха дома Мостовых.

– Боги небесные… – выдохнула Хана.

Александр перевел, и женщины зашипели, качая головами. Вперед вышла старшая, сжала Хане руки, потыкала пальцами в ребра, как будто девушка была мясом на рыночном прилавке.

А затем, пока Хана вздрагивала от прикосновений, женщина стянула у нее с головы кожаную повязку, закрывавшую отсутствующий глаз.

Хана почувствовала себя обнаженной, к щекам прилил жар.

Старшая заговорила снова, а после зазвучал голос Александра:

– Святая мать сказала, что ты похожа на бабушку. Она видит в тебе ее силу. В будущем тебя ждут великие дела. Великие и ужасные.

– Моя бабушка? – Хана взглянула на Александра.

– Прославленная женщина. Истинная дочь Богини. Как и твоя мать. Зрячие. Так мы их называем. Те, кто видит.

– Что видят?

– Каждый видит свое. – Александр кивнул женщине свирепого вида, облаченной в кожу лотосмена. – Сестре Кате доступны тайны погоды, она чувствует импульсы солнечного света и бурь. Святая мать способна узреть то, что может произойти… и предупредить об опасности.

– Пётр упомянул, что ваша правительница тоже Видящая.

– Императрица, – подтвердил Александр.

– Что она видит?

– Истину человеческих душ.

– Что буду видеть я?

Александр повторил вопрос, и Святая мать улыбнулась и ответила на морчебском. Язык больше не казался Хане грубым или резким. Сейчас, в окружении этих людей, она погрузилась в произносимые ими звуки и почувствовала глубокую музыку в ритме и тоне, погружаясь в запутанные впечатления о днях детства, когда отец напивался в стельку, а мать пела детям колыбельные.

– Святая мать говорит, что все решит Богиня.

– Ты сказал, что моя мама была дочерью Зрячих. Но ее глаза не светились.

– В нашей семье течет кровь Богини, – ответил Александр. – Но дар проявляется только раз в несколько поколений. Дарья, твоя прабабушка, была Зрячей. Жрицей. После многих лет служения она покинула Святой орден, чтобы принять на себя управление домом Мостовых и передать дар Богини пока что нерожденным детям. Возникла необходимость сохранить родословную.

– Не понимаю…

– Это древняя традиция, Хана. Ты – Тронутая богиней. Мы считали, что родословная Мостовых прервалась. А дар передается только дочерям. Вся надежда была на твою мать. Мою сестру. Когда ее похитили… – Александр покачал головой. – И теперь, когда мы нашли тебя среди свиней-убийц, не только живую, но и Тронутую… – Он погладил Хану по правой щеке, нежно, как касаются щек первые снежинки. – Хвала Богине, случилось чудо. – Он повернулся к гайдзинам и прокричал что-то вроде краткой молитвы.

Мужчины повторили славословие вслед за ним, жрицы пробормотали то же самое, но вполголоса. Каждая обняла Хану, целуя девушку в щеки и губы, сияя глазами, согревая любящими улыбками.

Как давно потерянные сестры.

Как семья.

– Боги, я ничегошеньки не понимаю, – опять выдохнула Хана.

Александр взял ее за руки и ободряюще сжал пальцы.

– По крайней мере, ты в безопасности, кровинка моя. Ты – дома.

– У меня есть брат. Йоши…

– Ему тоже будут рады. Ты – моя кровь, а я – твоя. И когда мы очистим землю от работорговцев, мы…

– Очистите? – нахмурилась Хана. – Что это значит?

– Когда шиманцы будут мертвы…

– Мертвы? Нет, здесь есть хорошие люди…

– Нет. – Александр нахмурился. – Те, кто поработил наших женщин и детей? Кто превратил свой остров в пустошь и теперь пытается украсть наши земли? В этом нет ничего хорошего, Хана.

– Нет, Алек… – Хана замолчала. – Дядя. Послушай. Тут и правда есть зло. Группа, которая называется Гильдия Лотоса, – клан под флагом Тигра. Именно они толкнули нас начать против вас войну.

– Нас? – моргнул Александр. – Хана, но ты ведь не одна из них…

– Здесь есть хорошие люди, – упорствовала Хана. – И клан, который противостоит Гильдии. Некоторые рискуют всем, готовясь к борьбе с торговцами проклятым чи даже сейчас. Вы должны им помочь.

Александр взглянул на командира, Святая мать следила за происходящим, склонив голову набок, сестра Катя покачивалась, будто слушала скрытую музыку.

– Помочь? – Во взгляде Александра вспыхнула ярость. – Хана, мы пришли как раз для того, чтобы уничтожить их. Сделать максимум, чтобы они более никогда не украли у нас ни одной дочери. Ни одной сестры и сына.

Хана оглядела группу – горящие глаза Зрячих, черные, как кремень, – воинов. И, взяв Александра и Святую мать за руки, подвела к очагу и усадила подле себя.

– Вам следует устроиться поудобнее. Это долгая история…

– Да ты совсем рехнулся, óни тебя дери!

Блэкбёрд стоял на палубе прекрасного корабля «Куреа», сложив руки на животе, широком и круглом, как барабан. Он очутился нос к носу с разъяренным, краснолицым Акихито, отказываясь даже просто моргнуть глазом. Между ними повисли замерзшие облачка выдыхаемого пара, а гул корабельных двигателей лишь подчеркивал крики мужчин.

Мичи прислонилась к перилам неподалеку, спрятав руки за спину. Здесь, наверху, над облаками, небо было ярким, кроваво-красным, но температура оказалась довольно низкой, и слезы у нее на глазах почти сразу превращались в льдинки. Ветер разметал волосы, защитные очки забрызгали остатки выхлопных газов «Куреа». На досках поблескивал черный лед.

Акихито и Блэкбёрд оба были размером с небольшие дома и грохотали, как пара сердитых моторикш. Акихито – сплошные мускулы под зимней шерстяной одеждой – из-за ноги мог быть в невыгодном положении, если бы ему пришлось драться на раскачивающейся палубе.

Однако если бы ссора переросла в драку, Мичи, честно говоря, сомневалась, на кого бы она поставила.

– Хана среди гайдзинов! – крикнул Акихито. – Мы должны помочь ей!

Блэкбёрд изогнул бровь и сплюнул, и слюна мгновенно превратилась в комок льда.

– Во-первых, послушай меня, ты, изнеженный ублюдок из Феникса. Никто не смеет говорить мне, что я должен делать на моем корабле. Во-вторых, мы даже не знаем, действительно ли Хана внизу, среди круглоглазых…

– Но не хочешь подлететь поближе, чтобы посмотреть…

– В-ТРЕТЬИХ, если твоя маленькая проказница настолько глупа, что умчалась одна и приземлилась среди десятка тысяч берсерков-гайдзинов, это ее собственная вина. Я не собираюсь лететь на корабле туда, где нас могут достать чертовы топтеры, и я уверен, что не поведу «Куреа» ниже облаков в такую бурю!

– Маленькая проказница? – Глаза Акихито чуть не вывалились из орбит. – Ах ты, мерзкий сын шлюхи ронина…

– Оставь мою мать в покое, малыш. Иначе заденешь мои чувства.

– А вдруг она попала в беду? Она может быть мертва.

– Тогда лучше прихвати зонтик, Акихито-сан. На тот случай, если с неба посыплется дерьмо, на которое мне начхать.

– Джентльмены. – Мичи успокаивающе опустила руки им на предплечья. – полагаю, вам обоим не помешает глубоко подышать и подумать о чем-то приятном. О весенних деньках… О смехе беззаботного ребенка… О женщине с декольте, в котором можно спрятать лодку…

Акихито проигнорировал Мичи, гневно глядя на капитана.

– Зачем было везти нас сюда, если ты собирался обделаться за пять миль до цели?

– Ты можешь проваливать и пройти остаток пути пешком, если считаешь, что нога выдержит.

– Она выдержит все, что ты подашь мне на блюде, и даже больше, жирный ублюдок.

– Вот как? Как думаешь, не придется ли тебе встать на колени, чтобы…

– Ребята, может, вы просто расцелуетесь в щеки и покончите с этим? – закричала Мичи.

Блэкбёрд покосился на нее, кивнул Акихито, но с ритма не сбился:

– У него колючая борода. А у меня очень нежная кожа.

Лицо Акихито исказилось, когда он попытался сдержать ухмылку. Блэкбёрд не стал притворяться, разразившись громким хохотом. Облакоходы вокруг них расслабились и, ссутулившись, вернулись на посты, – похоже, сегодня никаких прогулок по доскам в небе не предвидится.

В облачном покрове прогремел гром, и напряжение исчезло вместе с эхом.

– Мне жаль, друг мой. – Блэкбёрд похлопал Акихито по плечу. – Но подлететь еще ближе к лагерю – самоубийство. «Куреа» – быстрый корабль, но у нас нет вооружения для войны. Если мы полетим достаточно низко, топтеры разрежут нас на куски. А учитывая, что ты находился на борту «Сына грома», когда он разбился, мне не нужно объяснять, что произойдет, если Сусано-о решит слегка поцеловать наш надувной шар.

Акихито вздохнул, проводя рукой по своим косичкам.

– Мы должны спасти ее.

– Возможно, Хану и не нужно спасать, Акихито, – сказала Мичи. – С ней Пётр. Ты же видел, как он говорит о ней… и с ней. Навряд ли бы он по доброй воле повел девушку навстречу опасности.

– Можем ли мы хотя бы на мгновение спуститься ниже туч? – взмолился Акихито. – Посмотрим получше, вдруг сумеем разглядеть Кайю среди толпы? Ее наверняка невозможно не заметить.

Блэкбёрд оглядел здоровяка с головы до ног.

– Ну-ну. Совсем припекло, дружище?

– Да бедный пацан места себе не находит, – кивнула Мичи.

– Прекрати болтать глупости! – прорычал Акихито.

Блэкбёрд и Мичи обменялись понимающими полуулыбками, девушка покачала головой. Блэкбёрд повернулся и рявкнул на рулевого – в том не было особой необходимости, учитывая, что мужчина стоял в паре футов от него. Включились компрессоры, внутри надувного устройства с пустым шипением сплющился водород. Корабль начал спуск, а экипаж зажег работающие от энергии чи фонари, когда тучи поднялись над бортами судна и затопили палубу.

Мичи заступила на дежурство рядом с Акихито, и теперь они вместе стояли и дрожали под плащами. Туча дышала ей в затылок и щипала липкими пальцами. После того что и так уже казалось невыносимым, они ворвались в самую гущу сильного шквала. Корабль раскачивался, как маятник, палубы заливало грязным черным дождем.

Мичи выругалась и поправила платок на лице. За семнадцать лет она ни разу не видела настолько ядовитого дождя. Даже завернутая в плотную клеенку, девушка все равно чувствовала себя грязной.

Нет. Не грязной. Неправильное слово.

Мичи чувствовала себя омерзительно.

Выглянув за борт, она сквозь пелену ливня увидела лагерь гайдзинов: тысячи грязно-серых палаток, огромные машины на гусеничном ходу, на которых рядами стояли винтокрылые топтеры, похожие на гигантских металлических насекомых с выводками, прижимающимися к их спинам. За ними тянулись черные борозды, грязь, взбитая тысячами ног, металлическими гусеницами, резиновыми шинами. Боевая техника неумолимо приближалась к городу Йама. В сотне ярдов по левому борту небо разорвала молния, и Акихито вздрогнул.

– Ты что-нибудь видишь? – заорала Мичи, перекрывая вой ветра.

– Ничего!

– Но они, черт возьми, точно нас заметили! – Блэкбёрд разглядывал лагерь через механическую подзорную трубу. – Пилоты уже пытаются добраться до топтеров!

– А где Хана? Кайя?

– Все, что я вижу, – десять тысяч пар круглых глаз, готовых разодрать наши трупы! Рулевой, набери высоту сто и переводи нашу курочку на полный вперед! Расходимся по-быстрому, как шелковые юбки новобрачной!

Мичи повернулась к капитану и прищурилась.

– Юбки?

– Ну или как вы их там называете?

– Подождите! – воскликнул Акихито. – Вон они!

Мичи выглянула за борт и увидела в черноте белую вспышку. Сердце забилось сильнее, когда она узнала Кайю и маленькую всадницу, которая могла быть только Ханой. Тигрица поднималась сквозь ливень. Но пилоты топтеров заводили двигатели, солдаты-гайдзины выскакивали из палаток, тыча пальцами в небо, и по лагерю разносился шум.

Неужели Хана убегала от них? Они что, преследовали ее? И где же Пётр?

Стиснув зубы, Мичи обнаружила, что одна рука тянется к цепной катане на талии. Грозовая тигрица поднялась еще выше, Акихито расхаживал взад-вперед по палубе, в нетерпении, как будущий отец. Когда Кайя поравнялась с неболётом, Мичи смогла разглядеть Хану, закутанную в тяжелую одежду, с близкого расстояния. Голову девушки покрывал капюшон, на лице – косынка, глаза скрыты за очками, а выражение лица толком и не поймешь.

Экипаж расчистил место на палубе, когда Кайя подлетела ближе, некоторые до сих удивленно перешептывались при виде великолепного зверя в полете.

Блэкбёрд застонал в сочувственной агонии, когда грозовая тигрица приземлилась, выдирая когтями щепки из досок «Куреа». Акихито спустился на главную палубу, несмотря на раненую ногу, проталкиваясь сквозь толпу, когда Хана соскользнула со спины арашиторы. Кайя встряхнулась, как мокрая собака, забрызгав собравшихся вонючей мокрой сажей. Хана стянула косынку, сдернула капюшон.

Акихито остановился как вкопанный. А у Мичи перехватило дыхание.

Хана смыла краску с волос, и они стали сияюще-светлыми.

Среди членов экипажа пробежал тревожный ропот, руки потянулись к оружию, некоторые попятились. Девушка была бледна, как призрачный свет, стройна и свирепа. Что, черт возьми, она делала среди армии круглоглазых? И почему все еще жива?

– Хана? – Голос Акихито потерял твердость, как наждачная бумага, истончившаяся по краям.

Девушка подняла защитные очки, оглядела экипаж, и ее странный светящийся глаз уперся в Акихито.

Голос был холоден, как штормовой ветер.

– А вы все тут зачем собрались?

– Вы улетели, никому не сказав…

– А мы не должны отчитываться перед тобой, Акихито.

Здоровяк оторопел, застигнутый врасплох.

– Мы просто беспокоились о тебе.

Сияющий взгляд Ханы метнулся к Мичи. Вернулся к Акихито.

– Не сомневаюсь.

– Что ты там делала?

– Пыталась спасти то, что осталось от адской дыры. – Хана пожала плечами. – Убеждаю гайдзинов не стирать нас с карты.

– Пётр подбил тебя на такое?

– Подбил меня? – Хана нахмурилась. – А разве это не то, что от меня ждут? Быть Танцующей с бурей? Изображать из себя героиню и спасать чужие задницы? Мне бы хотелось, чтобы вы, народ, уж определились со своим чертовым мнением, какой вы хотите меня видеть.

Мичи прочистила горло.

– С чего бы гайдзинам слушать тебя, Хана?

Девушка указала на свой глаз.

– Я – носительница знака Богини. Мой дядя, брат женщины, которую отец притащил сюда, в Шиму, – он один из командиров. Мы проговорили большую часть дня. Он. Я. И маршал. Видящие – это и есть Зрячие. Как и я – маленькая старушка Хана.

Акихито взглянул на грозовую тигрицу, маячившую за спиной Ханы.

– И что они сказали?

– Много чего, – отчеканила Хана, смерив его ледяным взглядом. – Но они в замешательстве. Найти кого-то, кто носит знак Богини… отыскать девушку, рожденную от отца-шиманца… это изменило их отношение к нам. То, как, по их мнению, Богиня видит нас. Я поведала им о Юкико, о Кагэ, о повстанцах в Йаме. И сейчас они не очень понимают, что надо делать.

– Они собираются продолжать наступление? – спросила Мичи.

– Против Гильдии? Совершенно точно. Но что касается остальных? – Хана пожала плечами. – Если честно, они не знают. Теперь.

– Боги небесные… – пробормотал Акихито.

– Вот так. – Светящийся глаз метался между Мичи и Акихито. – Вы двое, в крайнем случае, могли бы сыграть в счастливую семью.

Акихито моргнул от вспышки молнии.

– Что? – переспросил он.

– Я в курсе, Акихито. – Хана сделала глубокий вдох, подбирая нужные слова. – Не могу сказать, что мне не больно. Но я понимаю. Мне нужно быть выше сложившейся ситуации и следует стать чем-то большим.

– Подожди-ка, о чем ты вообще? – Мичи не поверила своим ушам. – Ты думаешь, что он и я?..

– Я и она? – Акихито в ужасе воззрился на Мичи.

Поднявшись на рулевую палубу, Блэкбёрд закатил глаза, повернулся к первому помощнику и покачал головой.

– Я видела вас, – сказала Хана. – И подарок, который ты ей преподнес в знак ухаживания…

– Ухаживания?.. – Акихито наморщил лоб, припоминая. – Обычный футляр для ее книги, Хана. Она пишет историю войны. Я считаю, что она делает важное дело. Вот и все.

Мичи протянула руки, словно хотела взять мир за шиворот и усмирить бурю.

– Между нами ничего нет, Хана. Боги небесные, абсолютно ничего.

Акихито покосился на нее.

– Ты не должна говорить… так…

– Нет. Действительно. Я знаю.

Хана облизнула губы, светлые пряди волос прилипли к лицу.

– То есть…

Кайя, прищурившись, наблюдала, как Акихито похромал к девушке. Палуба ходила ходуном, раскаты грома наполняли небеса.

– Я хочу сказать… – Акихито провел ладонью по затылку. Он смахивал на рыбу, которую только что вытащили из воды. – Я по-настоящему беспокоился о тебе. – Здоровяк наклонился, обхватив своей неуклюжей лапой руку Ханы.

Девушка вскинула голову, посмотрев на Акихито, на ее лице отразилась неуверенность, а голос превратился в шепот, почти затерявшийся в свисте ветра:

– Но почему?

Акихито оглядел собравшихся облакоходов, Мичи, Кайю.

Посмотрел вниз, переминаясь с ноги на ногу, потом глянул на маленькую руку в своей ладони и переплетенные пальцы.

– Ай, да к черту все. – Здоровяк наклонился и, приобняв Хану за талию, осторожно приподнял над палубой.

Ветер заполнил пространство вокруг них. Теперь их ничто не раздело. Глаз Ханы широко распахнулся, а уголки рта изогнулись в довольной улыбке, когда Акихито прижался ртом к ее губам. Она смотрела еще мгновение, словно парализованная недоверием. А затем ее веко затрепетало, закрываясь, и она прижала руки к щекам здоровяка, прильнув к нему всем телом, целуя в ответ, утоляя долгий ненасытный голод и впитывая вздохи Акихито.

Мичи поймала себя на том, что улыбается и отворачивается вместе со всеми, кроме самых отъявленных типов из членов экипажа, оставляя пару наедине среди толпы.

Наверху, на палубе рулевого, вежливо зааплодировал Блэкбёрд.

– В принципе, черт возьми, вовремя.

Ясуо снова вдохнул дым лотоса, положив ноги на рычаги управления локомотива. На станции Киген эхом отдавался слабый лязг инструментов, гулкое рычание электрогенераторов. Оставалось еще десять минут, а после перерыва придется перевести поезд на платформу номер два для доставки очередной группировки войск.

Ясуо не мог не заметить, что солдаты становились все моложе с каждым разом, когда на север отправляли грузы, но счел лучшим держать мысль при себе.

Налитыми кровью глазами он изучал газету с новостями, пока кабину машиниста заполняли клубы дыма из трубки. Заголовки кричали о великой армии Тора, выступающей под командованием даймё Хиро, чтобы сокрушить даймё Лисов и его союзников Кагэ.

Передовица намекала на причастность Исаму к убийству леди Аиши, на его желание захватить все четыре трона Шимы.

– Ублюдки, – пробормотал Ясуо. – Мудрый человек никогда не доверится Лису…

И тут он услышал тихий шорох шагов за спиной, почувствовал, как к затылку прижалось что-то твердое и холодное.

Взглянув в лобовое стекло, Ясуо увидел отражение юноши с бритой головой и кривой улыбкой. Рядом стояла горстка других людей – высокий мальчик с перекошенным лицом, еще один – с острыми чертами, старуха, под плащом которой поблескивало серебро.

– Как дела, друг? – спросил юноша.

Ясуо вытаращил глаза, ничего не ответив.

– К твоему затылку прижат железомёт. Это так, к слову, если ты вдруг размышляешь, что делать.

Ясуо медленно поднял руки.

– Двигатель машины, на котором мы сейчас поедем, заправлен полностью?

– Хай, – кивнул Ясуо.

– Добраться до города Йама хватит?

– У меня нет разрешения…

Давление на затылок Ясуо усилилось.

– Кажется, целая пригоршня разрешений покоится у тебя за головой, уткнувшись в твой капюшон, друг.

– Хай, – быстро выпалил машинист. – До Йамы доберемся.

Давление ослабло, отражение юноши в стекле ухмыльнулось – так щерится кицунэ, выпущенная на волю в курятнике.

– Заводи, друг. И счастливого нам пути.