Причиной повышенной сексуальной активности послевоенных женщин был феномен, ставший в то время притчей во языцех: преобладание женского населения над мужским. Было много красивых женщин и очень мало мужчин. Да и те пребывали в плачевном состоянии – ковыляли на костылях, хрипели и харкали кровью. Конечно, элегантные мужчины вроде Ганса Зёнкера или Дитера Борше существовали не только на киноэкранах, но на этот хорошо сохранившийся «товар» был слишком большой спрос: на каждого из них претендовали десятки женщин. Во всяком случае, так пессимистично представляла себе ситуацию прекрасная половина населения Германии, что подтверждало и бросающееся в глаза преобладание женщин на городских улицах. В одном из летних выпусков киножурнала 1945 года пожилая и, судя по всему, состоятельная супружеская пара прогуливалась мимо развалин домов на Унтер-ден-Линден. С респектабельным старцем то и дело заговаривают молодые женщины, и его супруге стоит немалых усилий отражать их атаки. Вполне вероятно, что это постановочная сцена, но она хорошо иллюстрирует упомянутый феномен, занимавший умы послевоенных немцев и особенно немок.

Более пяти миллионов немецких солдат погибли на войне. Шесть с половиной миллионов немецких военнопленных в конце сентября еще находились в плену у западных союзников. Более двух миллионов их товарищей голодали в советских лагерях. Еще в 1950 году на тысячу мужчин приходилось 1362 женщины. На первый взгляд ситуация не такая уж драматическая, однако картина существенно меняется, если обратить внимание на самые «перспективные» возрастные группы: из каждых пяти солдат 1920–1925 года рождения не вернулись с войны как минимум двое. Особенно ощутимым было численное несоответствие двух полов в больших городах. То, что, судя по многим рассказам, в Берлине на одного мужчину приходилось шесть женщин, очень похоже на правду.

«Шесть женщин на одного мужчину, шесть женщин на одного мужчину» – эти суггестивные, многократно повторяющиеся слова воспринимаются как своего рода музыкальный лейтмотив художественного фильма «Берлинская баллада» 1948 года, звучащий то как обещание, то как грозное предостережение. Герой фильма – вернувшийся с войны изможденный солдат Отто, роль которого исполняет Герт Фрёбе, изумленным призраком блуждает по разрушенному городу. Наконец он находит в этой каменной пустыне, в районе Берлин-Митте, свой дом, поврежденный, но уцелевший. Однако в его квартире обосновалась брачная контора «Аморцентрале фрау Холле». Хозяйка знакомит его с новыми нравами. Отто продолжает свои странствия по Берлину, мучимый сюрреалистичным видением, в котором шесть пухленьких женщин чуть ли не дерутся за его тщедушную фигурку. «Слишком много женщин! Слишком много женщин!» – звучит за кадром. Однажды скитания привели Отто в ночной парк, который кишел любовными парами и напоминал «Парад любви», вошедший в моду полвека спустя. Они сидели под деревьями, на пнях; в распоряжении одной из них был даже американский джип. Эти двое счастливчиков увлеченно беседовали, не понимая ни слова из того, что говорит собеседник: она на немецком расписывала ему предстоящую свадьбу, он же, молодой американский солдат, на английском рассказывал ей о бойне и консервной фабрике своего отца в Детройте. «Тысячи сердец ищут любви, многие люди так одиноки, – звучит за кадром. – Тысячи сердец ищут любви, и эти поиски не кончаются». Но даже такой заманчивый призыв, как «У меня есть старая походная кровать. В ней так хорошо вдвоем мечтать», не мог подвигнуть робкого Отто броситься в дамские объятия.

Этот проклятый численный перевес отравлял женщинам жизнь. Он больно ранил их женское достоинство. Журнал Constanze в 1949 году попытался подбодрить своих читательниц посредством шуточного стихотворения, в котором высмеивался один черный «бимбо», вообразивший, что в условиях профицита женщин секс даже для такого, как он, – не проблема. С помощью этой расистской «Очень печальной баллады о слишком многочисленных одиноких женщинах» редакция Constanze упрямо стремилась доказать, что женщины разборчивы и прихотливы даже «на безрыбье». Но как раз эту гордость они постепенно утратили.

Какими бы самостоятельными ни стали женщины, многие из них мечтали о покое, который мог бы внести в хаос их неустроенной послевоенной жизни мужчина. Однако не нужно иметь особых арифметических навыков, чтобы понять, что этого счастья женщинам было не видать как своих ушей, хотя бы только по статистическим причинам. А за тех, кому было лень считать, это делали газеты, с готовностью тиражировавшие мрачные прогнозы с доставкой на дом. Rhein-Neckar-Zeitung 8 апреля 1951 года сообщила, что «у полумиллиона женщин в возрасте от 25 до 40 лет не будет возможности выйти замуж и поэтому они на годы и даже на десятилетия обречены заниматься трудовой деятельностью».

Ведь дело было не только в любви, но и в средствах к жизни, а наемный труд многие женщины считали далеко не самым великим счастьем на земле, тем более что ситуация на рынке труда вскоре снова изменилась не в лучшую для них сторону. Там женщины опять вступили в жесткую конкурентную борьбу друг с другом. Одинокие оказались в выигрышном положении: если женщина уже была «обеспечена», то есть была замужем и тем не менее хотела зарабатывать деньги, ее клеймили как ненасытную паразитку, отнимающую хлеб у других. Власти, ссылаясь на огромное количество незамужних женщин, которых необходимо было обеспечить работой, развернули настоящую кампанию против «двойных заработков» и граждан, стремящихся к непропорциональному обогащению. 5 мая 1952 года Kölnische Rundschau писала: «Женское население настолько превышает мужское, что это вызывает серьезную тревогу. Поскольку не все могут выйти замуж, многим приходится искать работу. Разве можно мириться с тем, что хорошо обеспеченные замужние женщины отнимают у необеспеченных женщин рабочие места?» Во многих федеральных землях женщины-чиновницы, чьи мужья тоже занимали административные должности, были уволены по причине их материального благополучия – якобы с целью дать им возможность заниматься воспитанием детей, а также «упрочить их семейное счастье».

Женская солидарность, выдержавшая серьезные испытания на прочность в тяжелые времена, постепенно сходила на нет. С первыми скромными успехами в достижении материального достатка и образовании семейных уз усиливались недоверие и враждебные чувства женщин друг к другу. Прошло то время, когда они мирно делили малочисленных кавалеров в танцевальных барах, меняя партнеров в танце по хлопку в ладоши. Особенно опасными считались молодые солдатские вдовы. Дочь одной такой вдовы вспоминала: «Для меня было тяжелым испытанием видеть, как „нормальные“ семьи сторонятся моей матери. „Нас, солдатских вдов, никогда не приглашали в гости семейные пары, – писала она потом в своих воспоминаниях. – Мы были как прокаженные. Нас все старались избегать“… Женщины, мужья которых вернулись с войны, отгораживались от тех, кому в этом смысле не повезло; безмужние женщины оказались в изоляции; бездна, разверзшаяся между „санированными“ и „тяжело травмированными“, так и осталась непреодолимым препятствием. Подруги у моей матери были лишь среди других солдатских вдов».

Ситуация обострялась по мере нормализации жизни. За волной разводов последовала волна бракосочетаний. Свежеиспеченные семьи въехали во вновь отстроенные квартиры и принялись налаживать свою нормальную жизнь. Те, кто остался один, имели все шансы навсегда сохранить этот статус.

После войны количество разводов выросло вдвое по сравнению с довоенным периодом и к 1948 году побило все рекорды. В это же время поиски новых партнеров тоже приняли широкий размах. Небывалый брачный бум в 1950 году привел к тому, «что рынок брачных партнеров был почти полностью исчерпан». Из поколения мужчин 1922–1926 года рождения женились почти 100 %. Параллельно с этим упали шансы женщин на рынке труда; мужчина снова утвердился в роли главы семьи.

Преобладание женского населения над мужским серьезно деформировало самосознание женщин, мужчины же успешно пользовались преимуществами своего положения. Их самооценка, сильно пострадавшая после возвращения домой в связи доминированием женщин, вновь резко возросла. Мужской идеал того времени вновь прибрел черты кавалера старой школы, который упорно, несмотря на капризы и своенравие женщины, добивается ее благосклонности при помощи рыцарских приемов обольщения. Не случайно в характеристике особенно привлекательных женщин вдруг снова появляется слово «дерзкая». «Дерзкое, вызывающее поведение» такой «сорвиголовы» считалось особенно сексапильным, ведь оно предполагало возможность воспитательного воздействия со стороны мужчины. А воспитательный момент настоящий кавалер охотно включал в свой план завоевания дамы, поэтому во многих фильмах того времени вдруг стали привычными фразы вроде: «Выпороть бы тебя как следует!»

Кинозрители послевоенных лет стали свидетелями настоящей войны полов. Инге Эггер, Барбара Рюттинг, Эрика Бальке, Хильде Краль, Хильдегард Кнеф – вот те сорвиголовы, которые ничуть не уступали сегодняшним строптивицам вроде Умы Турман. Хильдегард Кнеф в роли Альрауне в одноименном фильме режиссера Артура Марии Рабенальта (1952) – персонифицированное мифическое зло – отправляет на тот свет четырех своих любовников. Она не может не творить зло: она то провоцирует по пояс голого коренастого рабочего, моющегося у фонтана под ее окном, бросая в него вишни, то позирует с хлыстиком своей следующей жертве, а потом печально сидит у пруда, потому что снова стала причиной гибели человека, – в этом есть что-то зловещее. И в финале она не находит пути в лоно счастливой любви, ее сердце не покоряет состоятельный джентльмен – она уносит с собой во мрак погасшего экрана свое незыблемое одиночество.

Воинствующее начало в эротике то и дело прорывалось наружу. За галантной маской благородного кавалера скрывались агрессивность и высокомерие. В мужском журнале Er в мае 1951 года появилась статья под названием «Военная школа любви». Автор советовал читателям брать «крепость» штурмом. «Ничто так не радует женщину, как ловкая стремительная атака, освобождающая ее от необходимости улучшать свою нарочито неловкую защиту». И далее: «Внезапный штурм без дерзости, сила без грубости – это дело нюансов. Дипломаты говорят о человеке, способном инстинктивно верно оценить ситуацию во всех ее деталях: у него верная рука».

Сила – да, но не грубость. И никаких извинений! Сегодня это звучит как инструкция для тех, кто ставит себе целью внушить женщине отвращение. Впрочем, в конце автор признает, что в случае настоящей любви все «военное искусство» оказывается бессильным: «Перед женщиной, которую любишь, теряешь все свое мужество».

Война полов проявлялась не в последнюю очередь и в конкуренции по поводу «меры страданий»: кому выпало больше боли – мужчинам или женщинам? В фильме «Любовь ’47» Вольфганга Либенайнера по мотивам пьесы Вольфганга Борхерта «На улице перед дверью» на берегу Эльбы случайно встречаются мужчина и женщина. Они незнакомы друг с другом, но оба одинаково устали от жизни и готовы с ней расстаться. Вокруг – зловещий туман, разрушенные бомбами и снарядами фабрики, в воде плавают дохлые рыбы. «Какая грязища, – говорит женщина. – Здесь даже умирать противно». «Может, мне отойти в сторонку?» – спрашивает мужчина. «Зачем? – отвечает женщина. – Вы мне не мешаете». Он выражает понимание – мол, на войне человек тоже ни на минуту не остается один. «Один!.. Что вы об этом знаете? – резко отвечает ему женщина. – Это нас вы оставили одних! Пока вы там ползали по Уралу, нам на головы сыпались бомбы». В отличие от пьесы, фильм заканчивается на примирительной ноте – состязание за статус наиболее пострадавшей стороны заканчивается вничью, каждый по-своему прошел через ад. В конце концов они соединяются, и у них появляется шанс обрести крышу над головой. Квартирная хозяйка даже жертвует им настоящее яйцо.

Яйцо, хлеб, пристанище – вот главные заботы героев того времени. «Я – кормилица своего мужа!» – под таким гордым заголовком журнал Konstanze представляет своим читательницам женщин, которые в поте лица зарабатывают на хлеб себе и мужу. «Я своего подобрала на улице, – рассказывает одна из них. – Он просто плыл по течению, беспомощный, как ребенок. Да он и есть почти ребенок – на пять лет младше меня». Подобные рассказы служили читательницам моральной поддержкой. Слабость к мужчинам, которые «плывут по течению», была альтернативой поискам сильного мужчины. Уж лучше сразу взять кого-нибудь из покалеченных. Konstanze призывала искать спутника жизни среди полутора миллионов мужчин, покалеченных на войне, советовала «видеть в мужчине не Адониса, а будущего товарища». На страницах журнала широко обсуждались первые впечатления от вида обрубка ноги.

Женская готовность к жертвенной заботе о ближнем была идеальным средством для мужчин в конце концов добиться победы в войне полов. В июле 1946 года в передовице мюнхенской Ende und Anfang, считавшейся «газетой молодого поколения», некий доктор Ларос писал о «вечной миссии женщины в наше время». Сейчас, когда «звериное начало в человеке прорвалось наружу с невиданной, чудовищной силой и явило миру эгоизм и насилие, от которых стынет кровь в жилах», на долю женщин выпала судьбоносная задача вернуть общество в лоно гуманизма: «Силой своей великой, присущей только им любви они должны по-новому взглянуть на мужчину и дать ему душевный приют, в котором он снова обретет себя и после многих лет разрушительного безумства вновь почувствует в себе стремление к созидательному труду». В конце доктор Ларос переходит к угрозам: «Горе вам, если вы сейчас не захотите услышать и понять это! В ваших руках – судьба нашего народа!»