Погода стояла мерзкая, вторым заходом Сэммиш на Зеленую Горку намечался буран. Сердились низкие тучи, и сырой ветер моросью осыпал булыжную дорогу.

Сэммиш предполагала, что с окончанием праздника жатвы, без красочных декораций и флагов, округ уже не будет казаться таким внушительным, но на деле отсутствие украшений видоизменило его только внешне. Будто кто-то весь вечер носил позолоченную маску волка, а потом снял, и под ней оказалась морда настоящего леопарда. В разгар страды Зеленая Горка гремела разноголосьем волшебства и иллюзий. На излете зимы Зеленая Горка воздвигалась под ненастным небом обширно и строго. Дома были сложены из камня, и не верилось, что по таким чистым улицам вообще разрешалось ходить, а мелких дворян, разгуливавших в тени пустых беседок и голых деревьев, и даже их слуг сочли б за настоящих красавцев в Долгогорье или Притечье.

Просто дыша одним с ними воздухом, Сэммиш чувствовала себя мошенницей и самозванкой. Кем, впрочем, и была.

Они с Саффой обходили стороной широкие проспекты, где ездили кареты и двигались паланкины, держась поближе к проулкам и черным ходам, предназначенным для дворни и мулов. Дом Братства замысливался для обозрения с фасада, но даже окольный его вид поразил Сэммиш. Это, собственно, было не здание, а сам по себе отдельный квартал. По стенам взбирался плющ, дворик, что вел к общему храму, был выложен резным мрамором. До сокровенных обрядов Дарис допускали лишь приглашенных, но богов в Китамаре водилось больше, чем воробьев, и большинство из них предлагали бесплатные пробные дозы религии для всех желающих. Фонтан в боковой части дворика не работал, трубы осушили перед зимними холодами. Летом он был бы наверняка потрясающим зрелищем.

По небогатому опыту Сэммиш, наиболее близко Братству Дарис соответствовала укромная крепость Тетки Шипихи в долгогорском подполье, но даже ту надо было водрузить на себя десять раз, чтобы сравняться с могучим поместьем. В любом другом китамарском районе оно являлось бы основой и осью всей округи. На Зеленой Горке лишь выделялось показным роскошеством в ряду таких же других.

Сэммиш пришла сюда в платье горничной, которое взяла взаймы у Аверита, – пролежавшем со времен, когда его сестра работала в купеческом доме в Речном Порту. Сестра скончалась в родах, но платье по-прежнему было добротным и пришлось Сэммиш почти впору. Саффа шла рядом, кутаясь в бурый плащ, капюшон скрывал ее волосы и лицо. Тревога чуялась в походке и ясно просматривалась в силуэте плеч старшей женщины. Сэммиш попыталась представить, каково это – подобраться так близко к дому своего врага. Что пересилит – тяга бежать прочь от опасности или вперед, в схватку? Однозначно не определишь, да и не суть.

– Лучше я тебя дождусь, – сказала Саффа.

– Лучше не надо, – сказала Сэммиш. – Пройдись со мной вдоль ограды поместья, как договаривались. Поищи какие-нибудь знаки, которые твой сын мог оставить для идущих на выручку. А потом возвращайся в нору на Камнерядье и жди меня там.

Саффа не ответила. Не было необходимости.

– У нас получится, – сказала Сэммиш. – Все прокатит как надо.

– Нельзя знать заранее.

Сэммиш пожала плечами. Конечно нельзя.

Речной Порт еще не был охвачен беспорядками, но напористая походка каждого встречного выражала общее напряжение и беспокойство. Сегодня, как и намечалось, магистрат рассматривал жалобу насчет зимнего каравана. Торговые дома и гильдии ополчились друг на друга. До захода солнца будут нажиты и потеряны целые состояния. Даже не окажись семья Гаррета Лефта в центре этого противостояния, его домашние все равно пошли бы наблюдать за развязкой. Там, похоже, соберутся все. И, таким образом, дом опустеет, будто по заказу милых любовников. Низкие иссиня-серые тучи темнели на небе, заслоняя солнце, а переплетения злого, плотного ветра давали Алис понять, что надвигается непогода. Возможно, новый снегопад. Или кое-что похуже.

– Чего смурная? – окликнул Уллин.

– Я внимательная. Тебе бы тоже не мешало присматриваться.

Они прогуливались неподалеку от дома семейства Лефт, как будто собирались его ограбить: каждый раз, приближаясь, меняли повадку, подходили то вдвоем, то поодиночке и ни разу по одним и тем же дорожкам. Если бы она еще злилась – вообще-то уже не злилась, но если бы, – то только на то, что Сэммиш не участвует в тычке вместе с ними. Но Сэммиш занята по-горло попытками сделаться первосортным дерьмом, поэтому ну ее в баню.

А вот что было ненавистно, так это то, что бывшая подруга извратила ее средства и способы действия. Алис месяцами врастала в сапоги Дарро. Ходила его походкой, крутила дубинкой его приемами, вела себя сообразно его замашкам. А теперь стоило начать, и голосок Сэммиш лип к уму, как репей к шерстяной кофте. «Ты что творишь? Да на него это непохоже и близко!» Ей-то откуда знать? Дарро был не ее братом. Сэммиш не росла возле Дарро и его друзей. Сэммиш никто не любил. А теперь не любит и Алис.

Но до чего раздражало, что Сэммиш сумела ей подсыпать песочку в колеса. Попытка посеять сомнения в связи Алис и брата была непростительна, а хуже того, что она в некотором роде у Сэммиш почти удалась.

– Направо, – подсказал Уллин. Легким, будничным голосом, но все равно как отвесил пощечину. И да, впереди шел давешний синий плащ, только он не носил ни синего плаща, ни служебного жетона. Простой молодой человек с мечом у пояса и беспокойным взглядом. Алис потупила взор и начала считать шаги до пятидесяти, как учил Дарро. Как Дарро стал бы действовать сам.

– Девка? – приглушенно спросила она.

– Пока не заметил, – сказал Уллин. Она расслышала улыбку. – Еще попадется. Сегодня наш день.

Она представила, как рассказывает Андомаке о выполненной работе, как видит на лице бледной женщины удовольствие. Благодарность. И поняла, что должна сохранить при себе эту мысленную картину, если хочет продержаться до наступления сумерек. «Ты в жизни не пришибла никого крупнее крысы».

– Мы ребята суровые. Справимся, – проговорила она и покрепче сжала дубинку.

Сэммиш почувствовала утомление и небольшую обиду. По-нормальному это легко ей давалось. Перевоплощаться девушкой, находящейся в таком состоянии, как правило, было просто, как переодеть куртку. Сегодня же происходило с трудом. Ее до дрожи изводили страх, надежда и злость, до того неотвязная, что имелись сомнения, пройдет ли она. Взять весь этот клубок и поместить в другую себя, которая просто своим чередом проживает утомительно-нудный день в ожидании скучного вечера, было все равно что пробовать натянуть носок на бродячую кошку. Может, получится, а может, и нет. Не способствовало успеху и то, что за последние два дня на обед ей достались два черствых рулетика и сушеная рыбка в палец длиной.

Она добрела до дорожки ко входу для слуг, где какой-то мужчина разговаривал с женщиной. Не глядя на обоих, она двинулась дальше, словно по своим делам, обогнула мужчину и вошла в дверь.

– Эй! – окликнул тот, и это был недобрый знак. Он вообще не должен был ее замечать. – Куда это ты направилась?

– Надо забрать мою сковородку, – сказала девушка, пожимая плечами. Она вписалась в тень проема, и мужчина вернулся к разговору. Самая сложная часть позади. Она попала во владения Братства, а следовательно, была в полном праве здесь находиться. Шагала медленно и не особенно скрытно. Тихо и быстро движутся воры. Она никакой не вор. Она хочет забрать свою сковородку у служанки, которой ее одолжила. И только потому, что скромна, мала и незначительна, ступала негромко, однако нацеленно, будто знала, куда направляется, и не нуждалась ни в чьем разрешении или помощи посторонних. Не пряталась, а лишь старалась никого не задеть. Безвредный, насколько разбиралась Сэммиш, другое название невидимого.

В общих чертах она представляла, кого искать. Бледную женщину, ее залатанного подручного, храм, где они служат, и тайные помещения – яму, темницу, заколоченную комнату, – где могут держать в заточении мальчика. Но поисков она не вела. Она шла вернуть свою сковородку, и посуда ждала ее каждый раз чуть впереди и на пару поворотов дальше. Она знала дорогу, даже если верный путь менялся за каждым углом и коридором. Вот так Сэммиш, поверх бурлящей паники утомленная и немного обиженная, пробиралась по Братству, откладывая в памяти каждый пройденный уголок, вникая в подробности своим неприметным, но очень внимательным взглядом.

Хайнчийка появилась вскоре, будто ее принесли первые порывы бури. Стоило девушке выйти из-за угла, как Уллин тут же на нее указал, хоть в этом и не было надобности. Надвинутый плащ скрывал лицо, и шла она как плохая актриса, изображавшая повседневную непринужденность. Выйди она на тычку, попалась бы стражникам, не успев вообще ничего. Алис представила, как ступает навстречу – остановить ее некому – и кончает девчонку посреди улицы. В сознании отпечаталась отдача дубинки, хрупнувшей в череп, одновременно твердый и мягкий.

Вместо этого она нагнулась, будто доставала что-то попавшее в сапог, тем временем девушка направилась к забору – видимо, к той же низкой части ограды, через которую ранее перелез ее любовник. Действительно, там она и остановилась, бросила взгляд взад-вперед по улице, а затем перевалилась через забор.

– Не самая умненькая головушка? – заметил Уллин. – Уберем ее, пока не размножилась, – окажем этому миру услугу.

– Сколько выжидаем? – Алис почувствовала себя глупо, задав этот вопрос. Ей полагалось знать заранее. Дарро точно бы знал.

Уллин пожал плечами.

– Магистраты заседают целый день. На их гнездышко посягать некому. Но истинная любовь задирает юбку по-быстрому, и, по мне, лучше застать их врасплох.

– Тогда идем? – выговорила Алис. Ей было худо. Обычно она вызывала мысленный образ Дарро, а потом воспроизводила его повадку, но тут ее крутило, мутило и темнело в глазах. Невозможно было представить брата даже скользящим по краешку такого дикого страха. Уллин опустил руку на навершие клинка. Глаза горели у него, как у пьяного.

– Идем, – подтвердил он.

Алис осмотрела улицу в одном направлении, Уллин – в другом. Когда оба убедились, что чисто, то выступили из ниши, пересекли дорогу и перемахнули ограду. Не бегом, но споро и слаженно. Сосредоточенность не так притягивает взгляд, как бестолковая суета.

По ту сторону забора был разбит огород. Грядки стояли ровные и пустые, готовые к новой посадке. К забору приткнулась глиняная печка и железная решетка для жарки. Алис вообразить не могла роскошь готовки на собственном дворе. Отношение долгогорцев к огню такого бы никогда не позволило.

Уллин подобрался к лакированной красной двери, подавшейся под его рукой. Вытащил меч. Оружие было чуть короче предплечья и не несло украшательств – грубое и жестокое. Алис тряхнула дубинкой. Уллин проник за дверь, она двинулась следом.

Внутри прихожая была облицована в теплую желтизну летнего солнца, омраченную сейчас низким, ненастным небом. Двигались они тихо. На гладком каменном полу Алис перекатывалась с носка на пятку, чтоб не стучать. До тошноты пробирал страх, что некий злополучный слуга отворит сейчас дверь и сунется перед ними, но дом безмолвствовал. Объяснимо. Опозоренный потомок семейства и выбрал для утех это время из-за того, что нынче тут пусто. Обстоятельства, покрывавшие его грех, покроют и их деяние.

Зал заканчивался двумя рядками голубых дверей и узкой лестницей наверх, где, по предположению Алис, размещались жилые комнаты домовладельцев. Когда Уллин опустил ладонь на ближайшую дверь и тихонько повернул ручку, Алис заметила кое-что на ступеньке. Смазанное пятно грязи, с палец, причем свежее, – той самой жирной почвы из сада. На миг она заколебалась. Если Уллин поведет неверным путем, они могут вовремя не успеть. Придется предпринимать другую попытку, подгадывать новый день. И в этом не будет ее вины. Сладкая мысль уйти, бросив дело незавершенным, почти перевесила будущую необходимость повторять все заново. Но только почти.

Она положила руку Уллину на плечо и, когда он обернулся, указала на лестницу. Подельник кивнул, затем осторожно они поднялись наверх по ступеням.

Ей в самом деле требовалась ее сковородка. Что той не существовало ни тогда, ни сейчас, не значило ничего. Это была ее вещь, без которой не обойтись, и Сэммиш хотела ее назад. Если горничную сейчас остановят, она даже не солжет. До волшебных ножей, иностранных волшебниц и похищенных мальчиков ей дела нет. Верните ей сковородку!

Под этим прикрытием страх понемногу спадал. Сэммиш попала в свою стихию, обыденную, как пыль, и гораздо более привычную. Братство складывалось в голове воедино – комната за комнатой, коридор за коридором, окно за лестницей за проходом во двор. Здесь стояла мраморная скульптура скованного божества, чьего имени она не знала. Там сквозь ставни за улицей подсматривало окно, стекло туманили износ и время. Тут была дверь с хитрым медным замком и встроенным сбоку в стену сиденьем. Указатели. Она наносила их на карту, которую держала в уме.

И пользуясь той же картой, она начала подмечать несообразности. Изогнутые и прямые проходы, соединенные, но не перегороженные дверьми. Их контуры напоминали ей улицы Долгогорья, выстроенные так, чтобы усмирять ветер. За всем этим, вероятно, стоят религиозные соображения. Часть сознания, хотевшая обратно свою сковородку, не особенно оживилась, но ее засекреченная самость навострила уши и повлекла Сэммиш вглубь. Она слыхала о храмах, построенных таким способом, – открытых и одновременно нет.

Стены тут были из палисандра, а фонари с виду из олова и стекла, но в действительности, наверно, серебряные и хрустальные. Сзади донеслись голоса, но то был обычный разговор. Не тревога.

В очередной раз свернув, она вошла в широкое круглое помещение. Даже не будь здесь алтарного постамента, Сэммиш признала бы храм. Со стен свисали гобелены, вытканные картины. На одних жутковатые, получеловеческие обличья. Другие походили на чертежи, которые университетские преподаватели рисуют, когда рассказывают о соотношениях между числами, формами, звездами и музыкой. Пол был выложен завитками белого камня, образующими взаимосвязанные круги и эллипсы, и где пересекались их линии, горели лампы. Она практически ожидала обнаружить тут бога, сидящего в тени и увлеченного игрой в кости.

Вместо этого она обнаружила мальчика.

Он сидел на алтаре, будто на столе, и играл в какую-то игру, только это были не кости. На нем был надет простой теплый халат, защищавший от прохлады в воздухе. Рядом стояла жаровня на железных ногах, испуская благоуханный дымок. Сэммиш повернула обратно, и тут он поднял взгляд. В нем выражалось рассеянное любопытство.

«Простите. Мне надо забрать сковородку», – замерло на губах, когда она рассмотрела его глаза и овал лица. Цвет волос. Он был старше, чем представлялось ей по рассказу Саффы.

Сердце взметнулось ударами птичьих крыл, и всякую мысль о фальшивом прикрытии развеяло, как по ветру пепел. Брови мальчика приподнялись, когда он получше разглядел вошедшую.

– Тиму? – проговорила она.

– Ты кто? – И голос его немного напоминал Саффин. Тот же камышиный шелест, только без южного акцента.

– Меня прислала твоя мать, – сказала она. – Я пришла забрать тебя домой.

Зазвучали голоса. Алис услышала их с площадки верхнего этажа. Мужской и женский, размытые, не выделить слов, но интонация не напоминала любовную. Надежда застичь их в разгаре страсти если и была, то, видимо, не оправдалась.

Полы на этом верхнем ярусе были из темного дерева, пропитанные маслом и навощенные, – и сияли, как речные голыши. Окна из дюжин стеклянных вставок выходили на грядки, наполняя зал мягким свечением. Подоконники с живыми растениями в облаках света создавали ощущение сада в закрытом от свиста ветров пространстве. Настоящая красота.

Алис проняло мыслью, что это просто-напросто дом. Здесь, меж крепких стен со светлыми окнами, живут люди. Величественные залы Зеленой Горки никогда не впечатляли ее чисто по-человечески. Они были слишком огромны, слишком чужды. Но таким, как здесь, вполне могло стать и Долгогорье – наберись оно достатка, уверенности и избавься от безнадеги. Поэтому дом казался неприлично роскошным.

Уллин бросил на нее сердитый взгляд – оказалось, у нее из горла вырвался негромкий звук: ворчание, рык или смех. Она кивнула, больше признавая допущенную ошибку, чем извиняясь. Но неотчетливый говор не утратил прежнего ритма. Покамест их с Уллином не обнаружили. Они крались вперед, стараясь не скрипеть половицами. Сводило руки.

Чем ближе они подбирались, тем яснее слышались голоса. Оба звучали расстроенно, но на разный манер. Стражник говорил спокойным, взвешенным тоном, не гневным, а скорее натянуто-недовольным. Или опасливым. Нотки девушки были повыше. Не визгливы, не обвинительны, но наполнены болью на грани отчаяния. Кем бы они ни приходились друг другу, отношения пары протекали не очень удачно.

– Для меня это одно и то же, – произнес парень.

– Для нас одного и того же не существует, – сказала «мертвая» девушка. – Не бывает на свете. Мы – разные.

– Я не о том.

– Я поняла. – А потом, спустя долгий вздох, уже мягче: – Поняла.

Уллин подступил к двери, откуда исходили голоса, хоть те пока и примолкли. Послышался тихий звук. Шорох ткани. Может, пара бросила наконец болтать и приступила к постельным обязанностям. Алис едва не шаталась от головокружения, росло чувство, будто она не в своем теле.

– Заходим? – шепнула она, и по ту сторону двери парень проговорил: «Что это?»

Уллин тонко скривился – разочарованно и раздраженно. Она опять оплошала. Извиняться не было времени. С шагом назад Уллин распахнул дверь пинком и кинулся внутрь. Алис – пристыженная, напуганная, оторванная от себя и готовая на убийство – ввалилась следом.

Тиму заморгал, покачал головой и вдруг рассмеялся, точно над никем не понятой шуткой. В этот напряженный момент ей померещилось, что он собирается отказаться. А потом мальчик взял ее за руку, и Сэммиш улыбнулась, стараясь внушать своим видом уверенность. Изначальный план в корне был не таков. «Прокрасться внутрь, составить карту, выскользнуть обратно, а после продумать порядок действий» серьезно отличалось от «прокрасться внутрь, схватить мальчишку и драпать как полоумная».

– Если кого встретим, говорить буду я, – сказала она.

– А что ты им скажешь?

– То… – заплясал ее ум, – то, что у тебя в волосах завелись вши и Андомака велела мне выкупать тебя и побрить.

– Здорово, – сказал Тиму. – Ты знаешь ее имя.

– У нас с нею общие друзья, – сказала Сэммиш и повела его назад по пройденному пути. – Пускай друзья не всегда нам нравятся, но какие уж есть.

– Не сюда, – сказал Тиму, – за мной.

Он потянул ее на тыльную сторону храма. Сэммиш это не понравилось. Отступление – не время для новых исследований. Но мальчик пробыл в этом доме дольше нее и, по-видимому, пользовался достаточной свободой, раз его не сторожили. Что, кстати, было странно.

– Скорее, – поторопил он, и Сэммиш, не возражая, шла за ним в глубь дома Братства. Мальчик поднырнул под один гобелен, юркнул в скрытый проем и опять оказался в зале с завитками. Она обогнала его, выдвигаясь вперед. Для правдоподобной истории это ей полагалось тащить за собой мальчишку. У него вши. Она ведет его мыться. Сэммиш попыталась в это поверить, но что-то было не так. Новая легенда не хотела укладываться в уме.

– Где она? – тихо спросил Тиму.

– Что?

– Моя мать. Где она? Здесь, в городе?

– Да, – ответила Сэммиш. Выбравшись из поместья, им предстоит отправиться или на юг – на Камнерядье через Зеленую Горку, – или на север, до моста в Речной Порт. Первое приведет к Саффе быстрее, но придется пересечь большую часть Зеленой Горки. Может, лучше поскорее покинуть район, даже если потом полдня идти пешком через восточную половину города. Но думать надо сейчас не про то. А про сковородку, вшей и тому подобное. Она мыслила как беглец в поисках выхода, и кто бы ее ни увидел, сразу это поймет.

– И где? – спросил мальчик.

– В безопасности. Я тебя к ней отведу.

– Но где она?

Они снова свернули за угол, и за коридором открылся тесный внутренний дворик, по плоскости стен взбирался побитый морозом плющ. Там не было ни души. Долго такое везение не продлится. Небо было слюдяным, иссиня-серым и сумрачным, хотя солнце не закатится еще не один час. Пророкотал в отдалении гром. Первая настоящая гроза в этом году. Помогла бы – разогнала народ по домам и питейным. Но до этого еще надо выйти в город.

– Как мы выберемся на улицу?

– Отсюда недалеко. Так где же она?

Сэммиш не хотелось отвечать самой неведомо почему. Может, лишь потому, что, будучи в сердце вражьей крепости, она боялась накликать неудачу. Да, а еще это отвлекало ее от мыслей про вшей. К счастью, мальчик не унывал. Хреново, что расклеилась она, но, если бы и он вел себя как изможденный цепями узник, их наверняка бы поймали.

А он так себя не вел. Нисколечки.

Кожа Сэммиш покрылась мурашками, когда она поняла, о чем истошно вопил задний ум, как только она вошла в храм. О том существе, что глядело на нее из совершенно невинных мальчишеских глаз.

Перед Алис предстало все сразу. Спальня больше любой другой в ее жизни – бывшее жилище Дарро поместилось бы в ней. Кровать о четырех столбиках, поддерживавших тонкую, прозрачную сетку-вуаль. Письменный стол у окна с бумажными шторами, что пропускали мягкий свет и прятали комнату от любопытных глаз. Стены с нарисованными цветами.

Девушка, на своем конце кровати, сидела без плаща, в белом платье. Городской стражник, ее любовник, был в холщовых штанах и обнажен выше пояса. И в руке держал меч.

Все это она впитала за один стремительный шаг. А потом разверзся хаос.

Уллин напал на парня, метя под ребра тяжелым замахом. Тот отразил на скорости инстинкта, бросаясь навстречу атаке, чтобы проникнуть за защиту противника. Девушка – мишень, цель, ради которой они сюда ворвались, – встала, будто хотела приказать им остановиться.

Алис с размаху треснула девку дубинкой в плечо, швыряя на пол. Справа от нее бились солдат и Уллин, и кто-то из них кричал. От нанесенного удара заныли ладони. Девушка с пола посмотрела на нее с изумлением, страхом и чем-то еще. Вроде разгневанно. Алис подняла дубинку, готовясь опустить на девкину черепушку, но, пока замахивалась, жертва дала деру к двери. Алис успела переместиться, но лишь наискось попала по шее, и то только древком. Будь у нее клинок, вспорола бы глотку.

Уллин что-то крикнул, но Алис в это время ухватила девку за ворот, пытаясь подтащить обратно. Если получится снова сбить на пол, дело будет закончено. Обе тянули друг друга, как возюкающиеся на улице дети, только это была не игра. Сумев выскользнуть, девушка рванула в дверь, Алис, закричав, понеслась следом. Девушка, наклонив голову, как бегунья, припустила по коридору, Алис вприпрыжку кинулась следом. Они сбежали, сверзились с деревянных ступенек и оказались в саду. Девушка устремилась к нижней точке забора, но Алис знала об этом заранее. Дубинка описала быструю, подлую дугу чуть впереди беглянки. Камень наверху ограды треснул под ударом. Девушка отпрянула, и Алис, став к забору спиной, отрезала ей путь к бегству.

Лицом к лицу, они обменялись ложными выпадами то в одну сторону, то в другую. Алис впервые действительно ее рассмотрела. Узкое ханчийское лицо. Светлые волосы. Она казалась знакомой, но не настолько, чтобы Алис ее узнала. В доме кто-то заорал, но Уллин или стражник, ей было не разобрать.

Поверни девка к дому, Алис вскинет дубинку и хватит ей по затылку. Рвани перелезать ограду, Алис сшибет ее оттуда. Других выходов нет. Девушке осталось лишь выбрать, какая из дорог поведет ее к смерти.

Только она не двигалась. Ее рука криво болталась под плечом. Верно, сломана после удара, что отвесила Алис. На лице полоски грязи. Незнамо когда она успела измазаться. Девушка стояла, глядя Алис в глаза. Где-то далеко пророкотал гром.

«Тебе придется ее убить, – подумала Алис голосом Трегарро. – Выбора нет».

А затем Дарро: «Почему ты не глядишь мне в лицо?» Облик девушки источал отчаяние.

Алис отступила вбок, открывая проход к забору – путь в город. Девушка не клюнула на приманку, и Алис потрясенно осознала, что это никакая не приманка. Неважно, чего хотели Трегарро и Андомака. Неважно, как бы поступил на ее месте Дарро. Их не было здесь, в саду, – а Алис была.

– Чего ждешь? – прикрикнула Алис. – Беги!

– Мы выбрали не туда, – сказала она, стараясь не подпускать в голос дрожь. – Нам в другую сторону.

– Нет, – ответило нечто в теле мальчика его голосом. – Все правильно. Пошли дальше.

– Тогда спасайся сам. Я тебе низачем. Ухожу обратно.

Сэммиш попыталась выдернуть руку, но хватка мальчика усилилась, а глаза сделались жесткими. Игра в притворство окончена. Он заговорил уже более низким голосом:

– Ты пойдешь со мной и расскажешь, где она.

– Договорились. – Сэммиш шагнула к нему, а потом навалилась всем весом на его кисть, давя там, где большой палец смыкался с указательным. Точно так, как боролась бы против хватки синего плаща при задержании. Чем бы ни было существо, оно не отрабатывало навык ловли с поличным долгогорских воришек. Высвободив руку, она повернулась и побежала. Сзади разнесся крик существа, созывавшего стражу. Хорошо, что оно зовет на помощь, а не пустилось в погоню. К тому времени, как подручные поймут, кого им искать, Сэммиш покинет это место. Или умрет. Это она осознавала непреложно.

Она добралась до храма, запрыгнула на алтарный камень, рассыпала игровые фишки-бусины и на ходу сшибла лампу. Если повезет, охрана задержится, чтобы предотвратить пожар в доме. Карта, составленная в сознании, показывала места, которые Сэммиш видела только раз, и то с другого направления. Карту пачкали кляксы страха. Ошибочный поворот мог завести в тупик – или в караулку охраны. Она не думала ни о чем. Только бежала.

Сэммиш достигла окна, встроенного в храмовый лабиринт. Того, с мутным стеклом и ставнями. Сюда она и неслась. Позади нарастал гул голосов. Затрубил рожок, возвещая тревогу. Звук не обогнать, как ни беги. Окно прямо перед ней. Не настолько широкое, как помнилось, но стекло было старым, а ставни из толстой древесины. Она дернула доску, налегая всем весом на петли, те согнулись и подались. Деревянный щит шириной в пол ее тела, с торчащими щепками по краям. Она примерилась к деревяхе и ринулась с разбегу, поджимая плечи за доску, вопя, словно могла разбить стекло одним криком.

Высадив окно, она выкарабкалась в дыру. До земли лететь будет дольше, чем представлялось. Эту часть крепости Братства возвели на холме, и переулок проходил ниже обычного уровня. Она не мешкала. Падение заняло долгую, ужасную секунду. Как раз на подумать, лучший ли это был выход.

Переулок врезался ей в подошвы. Колени рывком въехали в грудь, выколотив дыхание. Надо бежать, но она и встать-то не могла. Позади опять затрубил рожок, и прокатился гром.

Полуволоком, она кое-как встала, выставила ногу, перенесла на нее вес. Идти можно. На ходу стянула плащ, вывернула рукава, чтобы наружу торчала полинялая ткань изнанки. На углу, где переулок примыкал к большой дороге, она уже была одета в совсем другой с виду плащ. Достала из кармана нитку и перевязала волосы сзади. Она хромала, но так даже лучше. Кажется, стекло не оставило порезов, или же они не сочились кровью так, чтобы было заметно.

Дом Братства Дарис забурлил охраной и слугами, как сбитое осиное гнездо. Она равнодушно обернулась, лениво размышляя, из-за чего такой шум. Что бы там ни стряслось, к ней это никак не относится. Она повернула на юг и поплелась вдоль улицы. Ушиблено колено. Ломит ступни. Надвигается буря.

Да, и еще ей по-прежнему надо забрать свою сковородку.

Синие плащи подоспели еще до возвращения семьи. На свистки сбежалась как стража, так и любознательные горожане. Даже когда упали первые разбухшие капли, мещане Речного Порта забивались под козырьки и накидывали капюшоны, но зрелища не покидали. Торговый дом, замешанный в делах с зимним караваном, обещал начало нового скандала. Ледяной дождь не помеха торжеству любопытства.

Когда вернулись хозяева, их не пустили в собственный дом. Пока нельзя. Натянули веревки, и синие плащи прилаживали их к железным стойкам, воспрещая проход. Старый дед – глава семьи, посчитала Алис, – отказался укрыться от непогоды, даже когда молодой родственник попытался навесить над его головой бесполезное покрывало. От воды белые волосы липли к старческому лбу. Красивая инлиска рыдала, а худосочная тетка, казалось, была готова ткнуть кого-нибудь ножом. Алис наблюдала за ними из толпы зевак, опираясь на дубинку, словно на трость.

Мудрым поступком было бы послушаться наставления Дарро: опустить взор и пойти прочь. Уллин, если что, и так будет знать, где ее искать. Выстаивать тут бесполезно, а если, не ровен час, Гаррет Лефт выжил, он может указать на нее как на участницу покушения. Хотя, поскольку кругом так много народа, вряд ли укажет.

«Она оторвалась от меня на лестнице, – репетировала Алис, подбирая правильную интонацию и жесты. – Когда я подбежала, эта тварь уже выскочила на улицу. Ничего, мы ее еще найдем. В следующий раз не убежит».

Сейчас, по прошествии тех минут, она жалела, что отпустила девку живой. Не то чтобы Алис внезапно обуяла кровожадность, просто хвати она дуру по башке, все это уже б кончилось. Не пришлось бы страшиться того же по новой. Или стыдиться, что дала хорошенькой ханчийке улизнуть. Устыдилась бы она другого исхода или нет – рассусоливать без толку. Голова болит от сегодняшних бед.

Шепоток, пронесшийся по толпе, вернул ее в чувство. На улице показался Гаррет Лефт. Широкоплечий синий плащ с огроменной служебной бляхой на поясе и гримасой прогулявшегося в обнимку со смертью. Молодое лицо было совершенно бледным. Он ступал осторожно, словно ходьба причиняла боль, и кровь запеклась в волосах над его левым ухом.

Старый хозяин что-то сказал, но среди толкучки и шелеста капель она не расслышала что. Парень выпрямился и ответил. Из дверей выдвинулись еще двое синих плащей, выкатывая за собой ручную тележку. Стремясь разглядеть поближе, толпа, как течение купальщика, потащила ее вперед.

На тележке, покрытый кровью, лежал Уллин. Напарник не двигался, но, сказала Алис себе, может, был только ранен или потерял сознание. Тележку остановили перед дедом, и лицо Уллина ополоснули в ведре исходящей паром воды. Старый дед минутку присматривался, затем покачал головой. Уллин так и не двинулся. И больше не двинется никогда.

С накрывшим ужасом и горечью было не совладать, но внутри них теплилось слабое облегчение. Ей не придется, во всяком случае, ему врать. Отвернувшись от купеческого дома, она выбилась из гущи толпы, а далее побрела на юго-восток, где ждала ее комната и прах Дарро, и буря в затылке гремела под стать раскатам над улицей.