Так называл Берзин направляемых за кордон собранного, сосредоточенного Рихарда Зорге, умело скрывающего волнение Маневича, экспансивного, отважного болгарина Ивана Винарова…

Год за годом нескончаемой чередой проходили через его кабинет никому не известные, самоотверженные, до конца преданные делу партии и Родине люди, рыцари без страха и упрека.

Они уходили за кордон, как ныне улетают в таинственный, полный неизведанных опасностей космос первооткрыватели Вселенной. И Старик ночей не спал, пока на стол его не ложилась долгожданная радиограмма. Лиха беда начало! А сколько еще бед подстерегало смельчаков, которые, оставив дома имя и биографию, ушли навстречу смертельным опасностям.

Неуловимые, неустрашимые наши разведчики бросали дерзновенный вызов всесильному, казалось бы, военно-полицейскому аппарату враждебного государства, храбро вступали в неравный бой, свято веря, что и один в поле воин.

У этих бойцов невидимого фронта не было и не могло быть ничего общего ни с агентами ЦРУ или сикрет интеллидженс сервис, ни тем более с «героями» Флеминга.

Кто такой советский военный разведчик? Прежде всего это советский человек, патриот и интернационалист, выполняющий ответственное задание во имя идеалов мира и прогресса. Его мораль всецело подчинена интересам рабочего класса, интересам социализма.

Когда на допросе в японском застенке Рихард Зорге, интеллектуал и убежденный антифашист, заявил следователю, что его разведывательная деятельность в Японии никак не являлась подрывной деятельностью против японского народа и государства, а соответствовала высшим интересам Японии, поскольку возглавляемая им группа старалась не допустить гибельной войны с Советским Союзом, он говорил чистейшую правду — то, что вытекало из долгих задушевных разговоров в Москве со Стариком о высоких целях их общей работы.

Берзин глубоко уважал и любил своих лучших помощников. Можно сказать, преклонялся перед ними. И делал все, что в человеческих силах, чтобы помочь им, выручить из беды. С большим вниманием и чуткостью опекал он на Родине родных и близких тех, кто находился далеко от нее в «длительных командировках». Он понимал, как важно людям, ежечасно, ежеминутно рисковавшим на чужбине головой, знать, что дома, в семье у них все в порядке. Старик за всем присмотрит, по-отечески позаботится. Искренне сочувствовал он женам и матерям своих сотрудников, их детям, никогда не забывал послать им весточку о том, кто сам годами, бывало, не мог писать домой.

Не из психологического расчета, пусть и верен был бы такой расчет, а по велению сердца обнимал Старик на прощание своих посланцев — все они были его воспитанниками — и как сыновей отправлял он их на бой. При этом он всегда давал понять, что верит в них, как в самого себя. И эта душевная смычка была жизненно необходима тем, что уходил на задание, так же как теплое напутствие Старика.

Берзин уделял первостепенное внимание архиважному делу подбора и расстановки кадров, пользуясь при этом испытанными партийными мерками. На передний план выдвигал он патриотизм работника, его преданность Родине и Коммунистической партии, его политическую идейность. Он ценил в работнике силу воли, твердость характера, неподкупность, готовность к самопожертвованию. И конечно, наблюдательность, умение тонко анализировать и оценивать увиденное и подмеченное в стане врага.

Лучших своих помощников Старик тщательно отбирал из героев революции, из когорты бойцов, закаленных в огне Октября и гражданской войны. Ему требовались не просто отчаянные смельчаки, люди действия, а незаурядные, выдающегося ума борцы, с фантазией и воображением, умеющие самостоятельно мыслить, ориентироваться в любой, самой сложной обстановке.

Благодаря огромной собранности, удивительной работоспособности и редкой памяти Берзин ежедневно с феноменальной скоростью прочитывал многочисленные донесения и сводки и держал в голове весь этот сложный и изменчивый — и такой важный — калейдоскоп. Он умел сохранять невозмутимое хладнокровие и внешне абсолютное спокойствие и при неудачах, когда они случались.

Когда от перенапряжения в работе совсем становилось невмоготу, когда в безбрежном эфире внезапно умолкал далекий голос или случалась другая беда, Старик выходил из кабинета со словами: «Пойду-ка я тряхну стариной!» Спускался в подвал, где работал в своей мастерской слесарь Славин, и, отводя душу, мастерил там что-нибудь у станка, постепенно успокаиваясь…

Неверно, что Берзин был простым человеком, каким часто с восхищением описывают его бывшие подчиненные. Да, он был прост в обращении, чужд всякого высокомерия и зазнайства, не любил приказного тона, поддерживал со всеми сотрудниками товарищеские, дружеские отношения, даже когда выпадала возможность, выезжал с работниками управления по выходным за город, играл с ними в городки и волейбол, веселился и шутил. Все это верно. Но как военный руководитель, занимавший важный и ответственный пост, как организатор многотрудного дела большого масштаба и большой государственной важности, он был отнюдь не прост. Это был человек огромных, многогранных способностей, блестящего ума, словом, недюжинный человек. И недаром многочисленные аттестационные комиссии Наркомата обороны, всесторонне проверив работу начальника управления, неизменно делали один и тот же вывод: «Вполне соответствует занимаемой должности». Звучит вроде суховато, но вспомните, о какой должности идет речь и легко ли подобрать человека, который бы ей «вполне соответствовал». А Берзин соответствовал…

Ян Карлович Берзин постоянно чувствовал, какое огромное внимание уделяет партия его управлению, и умел направить все действия и помыслы руководимого им коллектива на выполнение партийных указаний.

Старик любил свое дело, был беззаветно предан этому делу и отдавал ему всего себя целиком, отчетливо сознавая всю его важность. И еще — он очень любил людей, верил в них, знал, на кого какой груз возложить, и постоянно руководил повышением политических, военных и специальных знаний всего коллектива в целом и каждого сотрудника в отдельности. Все это обеспечивало успех ему и его управлению. Старик был убежден, что каждый год приближает мир к большой войне, и он многое сделал, чтобы его служба оказалась на высоте и в этом главном испытании…

В апреле 1935 года корпусной комиссар Ян Карлович Берзин неожиданно получил новое назначение — нарком обороны подписал приказ о назначении его на должность заместителя командующего ОКДВА — славной Особой Краснознаменной дальневосточной армии. Назначение было, безусловно, почетное. Старик давно мечтал познакомиться поближе с Востоком. Мысль о Востоке все чаще стала возникать у него еще с того времени, когда послал туда Рихарда Зорге, когда читал первые радиограммы Рамзая… А теперь над дальневосточным пограничьем все явственнее сгущались грозовые тучи… Но как он оставит управление — дело, к которому он прирос всем сердцем за пятнадцать лет!

Нарком обороны К. Е. Ворошилов дал такую оценку Берзину:

Приказ есть приказ — надо ехать.

Четырнадцатилетний сын Старика, Андрей, голубоглазый, темноволосый, такой похожий на отца, умолял взять его с собой: тайга, уссурийские тигры, женьшень, все, как у Арсеньева в «Дерсу Узала»!

— Нет, Андрюша! — отвечал отец, ероша седой бобрик. — Тебе учиться надо. Да и еду я не на тихоокеанский курорт…

Жена смотрела на мужа с немым укором. В течение многих лет все время и всего себя отдавал муж работе, первым приходил на службу, последним — часто глубокой ночью — уходил. И вот — разлука.

— Сядем перед дорогой! — тихо сказала жена.

Старик сел у окна, остановил взгляд на настенной карте обоих полушарий. На Европейском континенте зловеще темнело коричневое пятно фашистской Германии. Надолго ли удастся оттянуть войну? Он не мог знать, что судьба отмерила ему, еще не старому, сорокапятилетнему генералу, всего года два-три, что доброволец Андрей Берзин, двадцати лет, добьется зачисления в армию и погибнет смертью героя в этой войне.

Берзин встал, торопливо застегнул ворсистую темно-серую шинель с тремя «ромбами» в красных петлицах.

У подъезда внизу ждала генштабовская «эмка».

Стоя у окна вагона в поезде Москва — Владивосток, он молча смотрел на проплывавшие мимо городские окраины.

Неужели пора уже подводить итоги работы в управлении?

Что ж, он мог с полным основанием, положа руку на сердце, сказать себе, что выполнил свой долг сполна, сделал и то, что порой казалось невозможным. Он оправдал доверие партии и командования, доверивших ему и его людям неслыханно сложную и жизненно важную для государства, для судеб социализма задачу. Их работа была одним из главных звеньев в обеспечении безопасности Родины. Была создана крепкая, основанная на ленинских принципах служба, которая с самого начала явилась службой нового типа, зорким и надежным часовым первой в мире социалистической державы. И теперь у нее крепкие традиции.

За окном — Хабаровск.

Долго не оставляли его думы о своем главном деле, о бойцах невидимого фронта, хотя он исправно, со всегдашним своим тщанием и блеском работал на новом посту. Много читал, детально знакомился с новым для него краем.

В Хабаровске Ян Берзин близко сошелся с прославленным героем гражданской войны и видным военачальником Красной Армии Блюхером. Восхищался, какой успел пройти путь Василий Константинович. Старый большевик, подпольщик, председатель ревкома Челябинска. Четыре ордена Красного Знамени за гражданскую войну. Боевых ран не сосчитать. Жизнь — песня!

Старик крепко полюбил Блюхера, человека редкой, красивой души, бесстрашия и большого полководческого таланта. А Блюхер в Берзине ценил партийный опыт, масштабность военного мышления, исключительную эрудицию во всех вопросах, касающихся иностранных вооруженных сил, в особенности армий вероятных противников СССР. Они часто встречались на даче Блюхера, вели нескончаемые разговоры, так или иначе касавшиеся надвигавшейся войны…

Прошел год, и опять резкая перемена в жизни Берзина. Осенью 1936 года прибывающих в Испанию советских добровольцев встречал главный военный советник республиканской армии. Это был Ян Карлович Берзин. Только здесь у него была другая фамилия — Гришин. А вместо гимнастерки с тремя «ромбами» — хорошо сшитый штатский костюм…