4. «Но разведка доложила точно…»
Старик привык чутко слушать партию, слушать Ленина.
20 августа 1921 года в статье «Новые времена, старые ошибки в новом виде» Владимир Ильич так обрисовал положение Советской республики:
«…Антанта вынуждена прекратить (надолго ли?) интервенцию и блокаду. Неслыханно разоренная страна едва-едва начинает оправляться, только теперь видя всю глубину разорения, испытывая мучительнейшие бедствия, остановку промышленности, неурожаи, голод, эпидемии».
Всемерно усиливать обороноспособность страны, бдительно стоять на страже завоеваний революции — вот чего требовал Ленин.
Старик погрузился в сложную, трудную работу. От него ждали почти невозможного: он должен был безошибочно и вовремя информировать советское командование о любой попытке нового нашествия врагов. Более того, он обязан был знать, какие козни плетутся в генеральных штабах вероятных противников. Ему необходимо было знать как можно больше о военном потенциале агрессивных государств, знать, какое новое оружие куют враги, какие воинственные сговоры вынашиваются в Берлине, Лондоне, Париже, Риме, Токио…
Все это требовалось для обеспечения безопасности Страны Советов в условиях капиталистического окружения. Без точной и своевременной информации о военном положении молодого рабоче-крестьянского государства невозможно было правильно планировать восстановление и развитие народного хозяйства, государственный бюджет, направление индустриализации страны.
Но откуда взять силы для такого богатырского подвижничества? С фронта тридцатилетний Старик привез шрамы нелегких ранений, невралгию, хронический бронхит, у него начинался, как на грех, активный процесс туберкулеза легких. Давали себя чувствовать партизанское лихолетье, царская тюрьма и ссылка, фронт. А лечиться некогда, не затем его в Москву вызвали…
Не рыцарем плаща и шпаги мнил себя Старик — он видел себя часовым Родины. И не было в его глазах почетнее службы.
В далеком 1905 году милиционер-дружинник Петер Кюзис стоял с винтовкой на часах у дома Распорядительного комитета. В доме собрались революционеры, а он, Петер, охранял их. И теперь стоял Павел Иванович Берзин на страже революции, только дом, который он охранял с товарищами по службе, вмещал всю Советскую страну…
Берзин понимал, что ему не хватает образования. Пришлось поступить в Пролетарский университет, выкраивать часы для занятий, читать по ночам до цоканья первого извозчика за окном, до серого московского рассвета.
Старик понимал, что не хватает ему и знания чужих стран, непосредственного и живого знакомства с «закордонными» условиями.
Его отговаривают в штабе РККА, не хотят рисковать им — зачем, мол, совать голову в пекло. Но он, как обычно, умеет поставить на своем. В 1922 году отправляется в довольно продолжительную поездку — в Берлин, Прагу, Варшаву. Приходится принять совершенно новый облик: на носу золотое пенсне, одет по западноевропейской моде. Фамилия — Дворецкий…
В служебной анкете 1922 года появляется многозначительная запись:
«В о п р о с: Какие государства изучал и каким образом? О т в е т: Западные, по долгу службы в Разведупре».
23 марта 1924 года Берзин назначен на должность начальника Разведупра.
Документы, оставленные Стариком, имеют сегодня большую историческую ценность. Целиком сохранилось
«Дело тов. Берзина Я. К. Московской организации РКП (большевиков) Хамовнического района. Начато 9 февраля 1922 года…»
От пожелтевших, хрупких бумаг с поблекшими чернильными строчками, написанными самим Стариком, веет грозовой весной революции. Дорога здесь каждая деталь, каждая крупица информации, помогающая воссоздать благородный образ одного из первых разведчиков Красной Армии.
В анкете Всероссийской переписи членов Российской Коммунистической партии (большевиков) № 76/1727 указывается номер партбилета Старика, выданного политотделом XV армии, — 729826. К тому времени Ян Берзин состоял членом партии уже шестнадцать с половиной лет, был членом Общества старых большевиков.
Наряду со своей адски нелегкой военной службой Старик активно участвует в партийной жизни. Партийная ячейка управления, в которую он входит, занимает твердокаменную ленинскую позицию в разгоревшейся драматической и упорной, как на фронте, борьбе с Троцким. А Троцкий сидит прямо над головой — в Реввоенсовете Республики. Еще в дни горячей дискуссии о профсоюзах основная масса ячейки пошла за Стариком — против Троцкого. В 1923 году Берзин повел коммунистов в еще более решительное наступление на троцкистов — к этому звала его верность делу Ленина, страстная убежденность настоящего коммуниста-большевика. К его слову, спокойному, взвешенному, мудрому, прислушивались и те, кто в отцы ему годились. Сказывалась, конечно, непрерывная, упорная, целенаправленная учеба, намного расширившая кругозор.
Партийность — вот что прежде всего отличало и рабочий стиль Старика. Однажды на совещании в управлении, подводя черту под очередным обсуждением оперативных вопросов, Старик оглядел собравшихся и тихо, раздумчиво сказал:
— Я верю вам, товарищи, как коммунистам, и убежден, что и на той стороне, где бы вы ни были, вы всегда и всюду останетесь коммунистами, не сдадите своих позиций.
Слово Старика было законом для каждого работника. Старик не командовал, не приказывал. Он просил… И этого было достаточно.
Жизнь Берзина в это время год за годом складывалась как бы из ежедневных сеансов одновременной шахматной игры на множестве досок. Часто игра была чисто интуитивной. Самые лучшие шахматисты, гроссмейстеры международного класса, знают, как изматывают духовно и физически такие сражения. Но в игре, которую вел день за днем Старик, он имел дело не с пешками, а с людьми, каждый из которых был по-своему мастером. А противниками Старика в этой «игре», в этой битве умов, выступали зубры британской сикрет интеллидженс сервис, германского абвера и СД, французской сюртэ, белопольской дефензивы и «двуйки», румынской сигуранцы. Всех своих противников Старик знал досконально.
Когда Яна Берзина провожали из Особого отдела ВЧК XV армии, его сотрудники-чекисты всерьез пригорюнились. Жаль было расставаться с хорошим, умным начальником. На прощание они подарили ему именной портсигар и художественно оформленный адрес, в котором эти суровые люди не очень умело, но без лести говорили о высоком уважении к своему начальнику. И несколько странно звучала по тем временам фраза в этом адресе о «большом гуманизме» товарища Берзина. Он и впрямь славился редкой душевностью, скрупулезной осмотрительностью в разборе всякого дела, уважением к людям; но все это сочеталось у него с полной безжалостностью к настоящему и неисправимому классовому врагу. Но Берзин никогда не допускал ни малейших нарушений революционной законности и гневно осуждал такие случаи.
Берзин высоко ценил и любил Феликса Эдмундовича Дзержинского — кристально чистого рыцаря революции — и с самого начала сознательно подражал тому, по чьей рекомендации возглавил военную разведку. Уважал он председателя ВЧК безмерно, на Дзержинского равнялся в борьбе с Троцким, с ним держал постоянно совет. Неоценимые плоды давало такое деловое, товарищеское сотрудничество. Множество раз приходил ему на выручку Дзержинский, подбрасывал идеи, решал, казалось бы, неразрешимые головоломки, исподволь приучая понравившегося ему боевика-латыша делать большое дело без посторонней помощи.
Как военачальник, Старик рос вместе с Красной Армией, с ее штабом, со всей страной, семимильными шагами отмеривая пройденный путь. Все чаще привлекали его для выступлений от МК и МГК на фабриках и заводах. Немногие слушатели знали, конечно, чем занимался этот красный командир, присланный горкомом, какие документы и радиограммы по специальной линии подписывает он служебным псевдонимом Старик.
В день десятилетия РККА, 23 февраля 1928 года, Берзин Ян Карлович был награжден орденом Красного Знамени. В тот день во всех уголках шестой части света славили родную армию, пели песни в ее честь: «Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!» И почти никто, разумеется, не знал, кто шел тогда в головном дозоре армии…
