Пригульной
Скоро у дружинной стоянки явили себя следопыты, отряжённые боярином на совместный развед. Их пришло больше, чем ожидалось. Двое дюжих рынд сопровождали младшего боярича, Вогана.
– Бубенчиком звенеть станет, а мы стрелять, – обрадовался один из отроков. Тут же получил от Смешки заушину: придержи язык.
– Повеселу ли добрался, славный Кайден, – подошёл Окаянный. – Своё похотение привело или наказ батюшкин?
Из шатра выбрался Облак: красные глаза на сером лице. Посмотрел сквозь родовитого гостя, бросил шапку, молча принялся тереть голову снегом.
– Я лук принёс, – сказал Воган. – Вели поставить болвана, я покажу, что тоже в цель метко бью. – Хлюпнул носом, помялся. – Лук у меня не великой силы, потому что я сам не силён. Но если око цель видит, я попадаю.
Вблизи да на вольном свету парнишка был жалок. Худенький, голос однозвучный, гнусавый, по щекам чирышки. У Окаянного распоследний отрок был вдвое шире в плечах. Рынды стояли с деревянными лицами.
– Пожалуй в шатёр, сын царского сокольника, – сказал воевода. – Не побрезгуешь нашим хлебом да солью?
Воган благодарно нырнул под войлочный кров, суливший какое-никакое тепло. Смешко оживил костерок на железном поддоне. Воган тихо проговорил:
– Я правда в цель бить умею.
– Позволишь ли, боярич, лук посмотреть? – спросил Смешко. – Занятным изразцом у вас луки здесь ладят, нигде таких не видал.
Юнец доверчиво протянул налуч. В руках витязя оружие показалось игрушечным, но Смешко осматривал и испытывал его с подобающим уважением.
– Из такого ли, – спросил воевода, – твой пращур на охоте лося вдоль хребта прострелил, спасая царя?
– Из того самого, что батюшка белыми руками натягивает, – гордо подтвердил Воган. – Однажды его Вейлин натянет.
«А я издали на то посмотрю». Вслух жаловаться сторонним людям пригульной, понятно, не стал, но витязи услыхали.
Отрок с поклонами подал рыбу, лепёшки.
– Непосильный лук напрягать – только калечиться, – кивнул Смешко. – У вас, я смотрю, с перчатки стреляют?
Воган удивился:
– А как ещё?
Смешко снял через голову кольцо на тонком шнурке. Тяжёлое, с широким боковым лепестком и гладким зацепом. Воган повертел его так и этак, недоумённо поднял глаза.
– Смотри. – Смешко продел в кольцо большой палец, захватил тетиву. – Шишом запираешь, средним придерживаешь. Можно руку вот так поставить, а можно вот так…
С луком он управлялся, как Облак с гуслями. И умением делился без скупости.
Воган потупился. Он-то шёл показать, что гож и досуж.
– Я своим умишком стрельбе лучной учился, – проговорил он тихо. – Батюшка ждал, чтоб я здоровьем исправился, теперь уж не ждёт.
«А всё оттого, что я отродье чернавкино…»
Воевода молчал, слушал.
Смешко вернул бояричу лук:
– Всяк может выправиться, пока жив. Слыхано, Ойдриг Воин тоже по молодости осилком не звался. Лекарь толковый в крепости есть?
– Прежде измены чувары зелейщиков присылали. Батюшке с глазной мазью. Мне…
И вновь хлюпнул носом, гоняя непотребную зелень. Смешко улыбнулся:
– Истый воин сам себе лекарь. Себе и товарищам своим. Позволишь, боярич, к белому личику прикоснуться?
Воган заморгал, испугался, но трусости не явил. Подался вперёд, вытянул шею.
Пальцы Смешки приняли его голову, надавили на темя, примяли тонкую плоть над бровями, у переносья, затем на щеках и по сторонам подбородка. Воган распахнул глаза, удивился:
– Печёт…
– Запоминай, сын Кайдена, сам припекать станешь. И в себя не тяни, на снег бросай за порогом.
– И… вправду поможет? Ночами вольно дышать буду?..
– Делу время, потехе час, – сказал Окаянный. – Пора на развед идти, волю боярскую исполнять. Другой раз благословлю болвана воздвигнуть.
Покидая шатёр, Смешко слышал, как Воган спрашивал воеводу:
– А правду бают, что Ойдриг был совсем простого рождения? Одной смелостью в царственноравные поднялся?
– Правда.
– А правда, что при нём полонян под деревьями ставили и из луков мишенили?..
