На очередном вечернем совещании у ротного меня ждала неожиданная новость, в этот раз с положительным значением. В канцелярию очень медленно, сильно прихрамывая, на перебинтованную эластичным бинтом ногу, зашёл Стажёр. У ротного округлились глаза.

— Что случилось? — спросил ротный.

— На баскетболе ногу подвернул, приземлился неудачно, — ответил группник, немного корчась от боли, когда пытался сесть на стул.

— Не порвал, не сломал? — уточнил Филин.

— Да вроде нет, шевелится немного, — ответил Стажёр.

— Иди в санчасть, прямо сейчас. Мне надо знать диагноз, доложить комбату о травме и понять, сможешь ли ты пойти на задачу, или документы на Юстаса делать. Хотя, навряд ли нога за два дня заживет, — спрогнозировал ротный и Стажёр, еле-еле наступая на больную ногу, вышел из канцелярии.

— Да не сможет пойти он на задачу. Не сможет. Нога сильно опухла, он даже в берец стопу не просунет — вставил своё слово Фазан.

Фазан и Стажёр были родными братьями, только Фазан, по-моему, старше на год. Друг за друга были горой, и всегда помогали друг другу.

— Хорошо — задумчиво произнёс Филин, — Юстас, ты идёшь вместо Стажёра, готовь группу, — приказал ротный, что-то записывая в свой блокнот, и тут же добавил:

— Юстас, ты идешь вместе с Дроном одним разведотрядом, а Фазан идёт в составе разведотряда с третьей ротой.

Все молчали, появилась непонятная десятисекундная пауза. Понятное дело, что в тот момент у меня присутствовали положительные эмоции из-за того, что я все-таки иду на выход, но в тоже время, я сопереживал Стажёру из-за его травмы. Ещё раз повторюсь, коллектив тогда был практически идеальным, все в нем было хорошо и за каждого переживали как за себя. Но это уже случилось, ничего не поделаешь.

— Парни, завтра получение всего необходимого, отправляйте своих замков к старшине, пусть получают пайки, воду, инженерку, гранатометы и прочее. Вам получить трамадол у медика, навигаторы в секретке и радиостанции PILOT для связи с авиацией. Получаем один БК, пулеметчики получают 1000 патронов, всем остальным согласно своему штатному оружию. Второй ствол — на своё усмотрение. Уходим на семь дней, пайков дают на четыре дня, остальное подвезут позже. В каждой группе по две МОНки МУВы, капсюль-детонатор, провода, подрывные машинки и т. п. Вопросы есть ко мне? — спросил ротный.

Мы промолчали. Выйдя из канцелярии, меня догнал Дрон и весело сказал:

— Ну что, братка, вот и дождались, вместе идём на задачу.

— Приходи ко мне на чай минут через тридцать, карту посмотрим, где бродить-то будем, рельеф изучим, — ответил я с улыбкой, и каждый разошелся к своим группам ставить задачи.

Дрона я знал как никого другого. Мы с ним вместе проучились пять лет в одном отделении. На каждом занятии сидели рядом. Мы даже когда поступали, когда ещё шла абитура, мы тоже были в одном взводе, терпели все испытания поступающего. Мне было комфортно с ним идти в одном разведотряде, так как очень хорошо его знал, и знал, что если что, он не слабанет — не из таких он. Да и группа у него была неплохо подготовлена, все бойцы были адекватные.

Через тридцать минут, как и договаривались, он сидел рядом со мной на кровати, мы пили чай и смотрели в топографическую карту Генштаба, которая, как и всегда, была 1984 года. Новее карты нам почему-то не выдавали. А то, что за тридцать лет местность и рельеф могут поменяться — это было не важно. Для спецназа ведь нет задач невыполнимых. Мы знали примерно район, куда пойдём. Больше нам ничего не доводилось. Поэтому мы сидели и прикидывали, где нас будут выбрасывать, где можно организовать дневку, смотрели высоты, на которые нам предстоит подняться.

Всю информацию знал только командир разведотряда, наш ротный, так как всю ответственность за выполнение задачи несет он. Он принимает решение, как будет выполняться задача, докладывает это решение командиру отряда, и на протяжении всей задачи рулить будет он, а мы, группники, будем ему в этом помогать, если это можно так назвать, выполнять те задачи, которые он посчитает нужными.

Мне в принципе никогда не нравилось выполнять задачи в составе разведотряда. Во-первых, большое количество людей, а во-вторых, тебе и твоей группе ставят задачи, которые, по твоему мнению, не самые уместные, но выполнять их надо, это и есть принцип единоначалия.

И вот наступил день подготовки. В нашу комнату начали заносить группное имущество. Его становилось всё больше и больше. Глядя на все это, я задумался, как все это грамотно распределить по группе, чтоб никого не перегрузить и чтоб никто не сдох там, на склоне горы. Стоит добавить, что благодаря этой командировке, я научился правильно распределять групповое снаряжение и укладывать свой рюкзак. Это был хороший и нужный опыт, который я использую до сих пор.

Но в тот момент чтоб собрать снаряжение у меня ушла половина дня. То меня расположение подсумков на разгрузке не устраивало, то что-то не помещалось в рюкзак. Конечно же, основной проблемой были питание и вода на четыре дня. Это весит больше всего. На один день дают один паек и литр воды. Было сразу понятно, что полностью жрачки на четыре дня нам не взять. В итоге мы раздербанили коробки из-под пайков, взяли оттуда самое необходимое: какие-то каши, чай, сахар, докладывали свои сникерсы и прочее. Короче, вышло так, что взяли мы примерно по два с половиной пайка на четыре дня и по пять литров воды каждый. То есть, примерно два приема пищи в день.

Большой объем в рюкзаке занимал спальник Алексика. Очень хороший спальник, через пару лет буду спать в нем на задаче в минус двадцать градусов. До сих пор им пользуюсь. С заходом солнца в горах, на высоте свыше двух с половиной тысяч метров, становится пиздец как холодно. А когда там начинали дуть сумасшедшие ветра — то становилось просто зябко. И вот это стало для меня дилеммой, как засунуть все это в мою Атаку. Но с третьей или четвёртой попытки я вроде сложил этот пазл, и рюкзак застегнулся. Я ещё раз проверил, не забыл ли я что-нибудь важное. Вроде все взял, от булавки и изоленты до РОПов, компаса и БК. Рюкзак получился очень тяжёлым, таким я его ещё никогда не таскал. Начались разговоры о весе наших рюкзаков. Кто-то из бойцов принес весы, где он только их откопал, хрен его знает, но, в тот момент, мне это было не интересно. Каждый начал взвешивать свои рюкзак. Вес моего рюкзака оказался один из самых легких в группе. Но это нормально, так должно быть, потому что группник не носит групповое снаряжение в том объеме, в котором носят его другие бойцы. Это связано с тем, что командир группы это, в первую очередь, мозг группы. Он должен ДУМАТЬ на протяжении всего выполнения боевой задачи, вне зависимости от обстоятельств. Это может быть дикая усталость, это может быть боестолкновение, это может быть подрыв или ранение кого-либо из бойцов и оказание ему первой медицинской помощи, это может быть долгая и тяжелая эвакуация этого раненого, это может быть преследование противником, с параллельным наведением группником артиллерии или авиации. И этот список можно продолжать долго, выполнение задачи может пойти не по сценарию и предугадать все невозможно. В любой ситуации у командира должны работать мозги. Ошибись в координатах, ошибись в маршруте по карте, ошибись в действиях при первой помощи, всё может закончиться плачевно, для всей группы в целом. Вот почему командира берегут всегда. Если его убьют и не будет грамотного замка, то скорее всего, группа будет обречена. Вот поэтому, группник несёт чуть меньше, чем все, так как его мозговая деятельность во время выполнения задачи в несколько раз активнее, чем у всех остальных в группе. Кто ходил на большие расстояния или просто очень сильно уставал, тот знает, что мозг вообще не хочет воспринимать какую-либо информацию, появляется безразличие ко всему на фоне дикой усталости. А на задаче так нельзя, иначе случится непредвиденный пиздец. Но это не значит, что группник вообще не вникает в распределение веса. В одной из командировок мне достался не очень крепкий пулемётчик, и на очередной задаче силы его оставили, мы его разгружали как могли, и я взял ленту на двести патронов. На другой задаче я таскал ВОГи от АГСа, и ничего в этом такого нет.

В среднем, рюкзаки весили около тридцати килограммов, плюс разгруз весил около десяти килограммов и ствол. Получался приличный вес. У пулеметчиков, конечно, вес был больше, но это из-за большего количества патронов. Но такова судьба пулеметчика, так было есть и будет. При этом четверки (да, группа делилась у меня на четыре четверки), в которых находились пулеметчики (а в группе два пулеметчика), по максимуму разгружали его. Забирали спальники, еду, теплые вещи и т. д. У меня в группе пулеметчики носили тысячу патронов сами. Их боеприпасы я никому не давал. Не видел в этом смысла. Просто если раздать его патроны какому-нибудь бойцу, этого бойца не будет в самый нужный момент, по закону подлости. Самое банальное — во время боя ранили бойца, у которого были патроны 7.62мм на пулемет. Где его ранили, а где его рюкзак, а как эти патроны во время боя отнести к пулемету? Слишком много задач появляется, а пулемёт при этом не стреляет. Зачем нужен пулемётчик без патронов? Пулемёт может замолкнуть в трех случаях: либо он заклинил, либо закончились все патроны, либо пулеметчик уже не может стрелять, и то его можно заменить. Всё, другого быть не может и не должно быть. Поэтому мои пулеметчики носили свой БК сами. У них рюкзак вышел тридцать пять килограммов и выше.

Один пулеметчик у меня был борцуха и рукопашник, и через пару лет он станет чемпионом вооруженных сил по АРБ. Руки и спина у него были железные. Чтоб вы понимали, он ещё под клапан себе пять литров воды засунул и ни разу не остановился вне привалов. Машина, одним словом, таких сильных людей я не встречал. А вот второй пулемётчик, Суран, был щупленький парень, весил килограмм шестьдесят пять, наверное, не больше. Ему было куда тяжелее, но что удивительно, он сам попросился на эту должность, придя ко мне в группу из другой группы. Но парень с характером, пёр в гору без нытья и соплей.

И вот когда кто-то начинает рассказывать, что он, да с семидесятикилограммовым рюкзаком прошёл не один десяток километров, то я таких людей считаю пиздоболами. Исключения, наверное, есть, но это очень сложно, и надо иметь спину как у моего борцухи, минимум. Конечно, сдуру можно и хер согнуть в запятую, но адекватно думать с таким весом ты не сможешь, не говоря уже о проведении поисковых мероприятий или о внезапном боестолкновении.

В шесть часов вечера, а по-военному в восемнадцать часов был назначен смотр готовности групп к выполнению задачи. Смысл этого мероприятия прост: группы стоят в строю, а толстожопые майоры и подполковники ходят с умным лицом и проверяют у тебя всякую ненужную хрень, которая после смотра, не без помощи старшины, быстро возвращалась в казарму. В основном эта какая-нибудь уставная вещь, которая тяжелая, габаритная и зачастую хреново работающая.

Мы с Дроном стояли в одном строю, справа от нас стоял Филин, командир нашего разведотряда. Смотр закончился относительно быстро. Но это и не удивительно, при наличии качественного запаха перегара из уст проверяющих. Наверное, хотели быстрее отправить группы и продолжить употреблять хмельной напиток. Это было нормально для нашего большого подразделения. Мы это называли «улететь на синей ракете». Некоторые так летали несколько дней. А кто-то и всю командировку, иногда производя дозаправку в разных местах и смену топлива. Поэтому мы были не удивлены.

Ротный дал команду убрать все снаряжение обратно в рюкзаки, и подозвал меня и Дрона к себе:

— Так, мужики, выезжаем в двадцать два часа, на гражданских машинах. Особое внимание обратить на соблюдение тишины во время движения. Будем проезжать пару сел, не надо палиться раньше времени. Нас проводят по темноте наши коллеги. Они уже тут давно ползают, местность неплохо знают, немного проводят, а дальше мы сами. Все понятно?

— Да, Филин, все ясно.

— Группы обратно в казармы, рюкзаки укомплектовать. Строимся у казармы в двадцать один тридцать — добавил он.

— Понятно. — ответил Дрон.

Мы надели свои рюкзаки и повели группы в казарму, надо было довести информацию по поводу вывода на гражданских машинах.

В назначенное время мы были у казармы. В двадцать один час пятьдесят минут группы находились на месте погрузки. Загрузились в обратной последовательности: сначала залез тыльник, потом ядро, потом головняк. Я дал команду на перекличку, и тут, внезапно, появилась ещё одна машина, оттуда вылез наш оперативный офицер и еще несколькими бойцами. Уже в заполненную моим личным составом машину эти солдаты начали активно закидывать нам коробки с пайками.

— Это что ещё за хуйня?! Зачем на эти пайки, сказали же, что через четыре дня привезете?! — громко начал я ругаться.

— Планы поменялись. Сказали сразу вам выдать еще на три дня каждому — ответил оперативный офицер.

— Они там совсем ебнулись что ли?! Куда мы их денем, в зубы?! Почему именно сейчас, почему не в казарме?

Оперативный офицер просто пожал плечами, посмотрел, что все пайки загружены, махнул мне рукой, сел в машину и уехал.

Мягко говоря, я охуел. Неадекватность нашего командования уже переходила все грани. Вот, собственно, их отношение к личному составу. Как мы это попрем, куда мы это положим?! И самое что интересное, воды они не дали. В общем, военный дебилизм опять победил, а нам приходилось быть в роли терпил.

Мы перегнулись с Дроном, сказали пару матерных слов и разошлись по машинам, думать уже было поздно. Машины захлопнулись, и мы начали движение по ночной горной дороге. Выполнение боевой задачи уже пошло не по плану, к сожалению, но в столь ничтожном звании, ты практически ничего не решаешь. Поехали…