Мы сели в машины и поехали в ПВД. От места эвакуации до нашего временного места дислокации было недалеко. Минут за сорок мы доехали. Доехали спокойно. У бойцов было приподнятое настроение, они обсуждали наш десятидневный выход, вспоминали ситуацию с Храбрым, но не как трагедию, а уже как военный юмор, искренне радуясь, что у него всё хорошо и что он уже скоро поедет домой.

Дальше всё было по обычному плану. Мы выгрузили снаряжение. Ротный приказал сразу чистить оружие, потом его сдать, сдать боеприпасы и только потом уже стираться, бриться, мыться. Всё по-военному, всё правильно.

Перед комнатой нашей группы, в которой мы жили, был очень большой коридор. Мы сбросили там рюкзаки, разгрузки, грязные ботинки, оружие и пошли к своим койкам брать принадлежности для чистки оружия. В тапочках, в подвернутых брюках, без маек, бородатые и грязные, мои бойцы тщательно чистили оружие, которое было покрыто ржавчиной и пылью. Кто-то слушал музыку в наушниках, кто-то «висел» на телефоне. Разговоров не было, была рабочая тишина. Я пошел к кровати за ВДшкой и вдруг, в коридоре раздался выстрел. С чётким звоном рикошета. Я выскочил и увидел испуганного Сурана с АПСом в руках.

— Ты въебал?! — спросил я у пулеметчика.

— Да-а-а… — коряво и заикаясь, ответил Суран, показывая, куда полетела пуля.

По самой распространенной ошибке он не отсоединил магазин, передёрнул затвор, и, НЕ ЗАДУМЫВАЯСЬ, нажал на спусковой крючок. Произошёл выстрел. Благо, ствол он направил в пол. Пол был бетонный, образовалась небольшая воронка, а сама пуля куда-то делась. Хорошо, что этого не слышали в других группах, поэтому все осталось внутри коллектива, а то я бы ещё и за это получил пизды. Потом, чтобы такого не повторялось, я придумал другой способ разряжать оружие, который применил уже на следующей задаче.

— Почему ты его не разрядил вместе с пулеметом, когда вся группа разряжалась?!

— Он был в рюкзаке, я про него забыл, командир, — ответил пулеметчик.

— Бля, Суран, ты заебал, давай ответственнее! Один чеку не вставил, второй пистолет не разрядил. Я так своей смертью не умру с вашей невнимательностью, — высказал я Сурану. Он ничего не ответил, так как понимал, что накосячил, хуле тут оправдываться.

— Товарищ старший лейтенант, Вас комбат вызывает, — доложил мне дневальный.

— Мишаня, вызывают проституток и такси, а нас приглашают, — с улыбкой ответил я дневальному и продолжил, — хорошо, спасибо, сейчас иду. Старый, дочистите мой ствол, а я пошел. Наверное, по Храброму будут спрашивать, что да как.

Я поднялся на третий этаж. Там у нас было всё начальство.

— Юстас, пройди в комнату для совещаний, там тебя помощник следователя ждёт. Потом ко мне.

— Принял, — ответил я и пошел давать нужные ответы на ненужные вопросы.

— Разрешите? — обратился я по-военному к человеку, который сидел ко мне боком.

— Да, конечно, проходи, присаживайся.

Это был тоже старший лейтенант, местный, который плохо говорил по-русски, с сильным-сильным акцентом.

— Приветствую, я старший лейтенант Юстас, — сказал и сел на стул.

Он тоже представился, но я ничего не понял из его слов.

— Ты только приехал? — спросил он, глядя на мою щетину и на мой вид в целом. Да и, наверное, запах от меня был тоже не самый приятный в тот момент.

— Да, оружие сели чистить, — спокойно ответил я.

Он начал издалека: «Как дела?», «Как состояние у бойцов?» — и тому подобное. Потом он спросил про саму ситуацию. Я ему твердо и убедительно всё ответил. Видимо, он с такой ситуацией работал первый раз, так как мне пришлось объяснить, что такое головняк и прочее. Я так понял, что он не приехал меня пытать или ещё что-либо разнюхивать, а просто запротоколировать факт произошедшего. Поэтому наша беседа была недолгая, где-то около часа. В конце нашей беседы он пожал мне руку, пожелал удачи и сказал быть поаккуратнее со взрывчатыми средствами.

— Спасибо, — ответил я и вышел из комнаты. Я сразу же пошел к комбату, который спросил у меня, как всё прошло, что он спрашивал и что я ответил. Комбат тоже задерживать меня не стал, и в итоге, примерно через час я уже был в кубрике. Бойцы дочищали оружие, некоторые уже в тазиках стирали вещи. Тазиков было всего четыре в группе, поэтому все стирались по очереди.

— Я забиваю таз с двадцати двух ноль-ноль, все услышали? — задал я вопрос в толпу.

— Будет тебе таз, не переживай, — ответил за всех Старый.

Я пошел сдавать карты, навигатор, трамадол и прочее. Старый занялся сдачей оружия и боеприпасов. Так время подошло к обеду. Я успел только помыться, даже не брился. Наконец-то поели горячей пищи в столовой. После десяти дней на гребанной гречке вкусная горячая пища в нормальной тарелке и куском свежего хлеба была бесценна.

На семнадцать часов было назначено подведение итогов этой задачи. То, что меня там будут ебать, я знал, но что так сильно и ни за что, вот этого я не ожидал.

Командиры групп и рот уже расселись за столами в комнате для совещаний, потихоньку приходили штабные офицеры и наше начальство. Некоторые были с лёгким запахом перегара, некоторые прилетели на «синей ракете». Это было в порядке вещей.

— Товарищи офицеры! — скомандовал комбат. Мы все встали, так как вошёл тот самый «командир», который «чехвостил» нас по прибытии с горы и забирал Храброго на вертолете.

— Товарищи офицеры! — произнёс самый старший на тот момент начальник, и мы сели.

Пошел разбор, сначала говорили о том, кто и что должен был сделать, а потом, собственно, кто что сделал.

По моему мнению, мы отработали нормально. Да, с Храбрым ситуация была неприятная, но я был уверен в том, что за это будет отвечать ротный, так как эта была его команда. Но обо всем по порядку.

— Юстас, Дрон! — неожиданно назвал он меня и моего кореша. Военнослужащий, услышав свою фамилию, должен встать. Мы встали. И не садились минут сорок.

— Вы куда, блять, пропали в первую ночь?! — стал он орать с первых слов.

«Нихуя себе поворот!» — подумал я.

— Никуда не пропадали, товарищ подполковник, — ответил Дрон, тоже не понимая, что он от нас хочет.

— Вы, блядь, должны были выйти на связь, а вас, блядь, не было в эфире до самого утра. Мы уже с комбатом волосы рвали на голове, думали резерв отправлять на ваши поиски! — продолжал он излагать свои непонятные мысли.

— Так мы шли разведотрядом. У нас был назначен командир, который непосредственно отвечал за выполнение задачи в целом, и он же качал связь с Центром, — рассудительно ответил я разгневанному командиру.

— Ты долбоеб, Юстас? Ты чё несешь? А ты не должен был в эфир выходить?! — продолжал он доказывать непонятное.

— А что я должен был передавать? Те же координаты, что и Филин? Мы же в одном месте находились, иногда в десяти метрах друг от друга. Зачем повторяться? — ещё пока что спокойно, но немного закипая внутри, ответил я.

— Бля, комбат, он вообще адекватный? — говорил подполковник, который сам был под нормальным градусом.

— Адекватный, товарищ подполковник, — ответил комбат.

Пьяный начальник продолжал меня хуесосить.

— А за личный состав не надо докладывать? Я, блядь, откуда знаю, что у тебя там творится? Может, там у тебя кто-нибудь со скалы улетел. Я откуда знаю? Вот поэтому у тебя там и подрываются бойцы.

Тут меня немного переклинило.

— Блядь, а командир разведотряда нахуй тогда пошел с нами? В чем была его функция? А что он вам в радиограммах передавал? Наверное, ситуацию за личный состав всего отряда, а не только себя и радиста! — я стал повышать тон и продолжил, — А про подрыв Храброго могу рассказать в подробностях, как всё было.

— Ты, блядь, не забывайся, товарищ старший лейтенант, с кем разговариваешь. Не надо повышать тон, — начал нравоучения мой начальник. Но мне было уже похуй.

— Ну, давай, расскажи, как же так получилось, что у тебя боец подрывается на СОБСТВЕННОЙ растяжке, — сделал он акцент на это слово то ли ехидно, то ли нервно улыбаясь.

— По прибытии на место организации базы Филин распределил сектора между мной и Дроном и лично указал, что куда ставить. Я растяжки поставил лично вместе с Храбрым. Он знал, где они находятся. На седьмой день Филин приказал снимать растяжки. Я к нему обратился с вариантом сдернуть их кошкой, но он настоял на своем и приказал снимать. В итоге Храбрый снял все растяжки, кроме крайней, которую и сорвал, — объяснил я, всё как было. И почему-то я ждал, что Филин меня сейчас поддержит, так как я сказал правду. Но он этого делать не собирался и просто сидел.

— Ну, так, а хуле ты не переубедил своего командира, если ты понял, что это плохая идея? — задал подполковник вопрос, от которого я вообще охренел.

— Стойте, подождите. А разве армия держится не на единоначалии? Он мой прямой командир, приказы которого я ОБЯЗАН выполнять. Я ему могу только предложить что-то. Или я не прав? — теперь уже я начал задавать вопросы.

Пьяненький начальник задумался и посмотрел сквозь меня. Наступила гробовая тишина. Дрон посмотрел на меня непонимающими глазами. Он тоже не понимал, что за тупые пьяные идиотские вопросы нам задают. Больше всего меня в таких ситуациях бесит одна вещь. Все эти «большие командиры» были такими же группниками, выполняли такие же задачи. А сейчас задают такие вопросы, как будто они с другой планеты. Но это всё «синее топливо» в больших количествах. Оно съедает мозг и адекватность.

— Да, Юстас, ты меня удивил. Вроде окончил приличное военное училище, а несешь такую чушь. Поэтому у тебя и подрывы в группе, — продолжил подполковник, облокотившись на стул и смотря в пол. Среди командиров групп пошел шепот и тихое негодование.

— Рот закрыли, товарищи офицеры! — крикнул начальник штаба, который в дальнейшем оказался тем ещё «спецназёром».

После этих слов я успокоился и понял, что наш разговор — это пустая трата времени и доказать что-то этому синему хамлу мне просто нереально.

— Садитесь, — сказал комбат, и мы с Дроном сели.

Дальше стали разбирать другие группы, там тоже были какие-то непонятные претензии. И ни одного плюса. Всё плохо, все пидорасы. Отличная мотивация! И это была только первая задача. Дальше — больше.

— Товарищи офицеры! — сказал комбат, и мы разошлись. Я написал объяснение на имя главного начальника и возвратился в группу. По пути мы зашли ещё к ротному, он поставил задачи на следующий день, и мы разошлись по кубарям.

Подведение итогов или разбор полётов длились около трёх часов. Когда я вернулся в кубрик с не очень добрым настроением, я увидел накрытую поляну. Там были салатики, картошечка, жареная курочка — все, как учили в «автошколе».

— Это что за праздник? — спросил я у Старого, который уже был немного «подшофе».

— Юстас, с днём рождения тебя! Вот решили тебе праздник устроить. Давай к столу.

Я сел. Витас поднял стакан с соком и произнес приятные слова. После этого мне подарили подушку, которой пиздец как не хватало в командировке (я спал на свитере), и подарили туалетную воду. В общем, я был приятно удивлён.

— Давай по пять капель. Чисто символически. Ну, праздник же! — как ребенок стал приставать замок.

Сейчас я не разрешил бы, сто процентов. А вот тогда, в силу своей молодости, да и ещё после этих предъяв, которые нам накидал подполковник, сделав меня последним пидорасом и самым хуёвым группником в отряде, я согласился. Мы выпили за день рождения, за группу мою, и третью… Не чокаясь.

После этого постарались доесть всё, что бойцы приготовили, пока меня обливали говном и я, поблагодарив за этот неожиданный праздник и подарки, пожал руку каждому разведчику и ушел в другую роту к офицерам.

— Старый, уберите тут всё. Ты за старшего, я пошел во вторую роту. Смотри, не накидывайся сильно, — сказал я с улыбкой и ушёл.

Всё было в норме, никто не напился, вкусно покушали. Ничего не предвещало беды.

Я ушёл к офицерам, у которых тоже было какое-то мероприятие. Там мы сидели ещё пару часов, пока не пришел один из моих бойцов.

— Командир, замкомбата вызывает.

— А что случилось? — спросил кто-то из офицеров.

— Да там Фляга нажрался, буянить начал, на замкомбата кидался.

— Бля-я-я, началось! — произнес я и пошёл получать очередную порцию пиздюлей за сегодняшний день.

Мне повезло, что замкомбата был в хлам, поэтому он сильно не ругался, просто приказал уложить спать Флягу.

Я спустился в группу.

— Где Фляга? — спросил я у стоявших бойцов.

— В туалете нос моет, я ему ёбнул, а то совсем охуел и на меня кидаться стал, — сказал Старый, который был пьянее меня в разы.

Я зашёл в умывальник, там вся раковина была в крови, и Фляга, еле держась на ногах, промывал свой опухший нос. Он посмотрел на меня через зеркало и опустил глаза.

— Фляга, сейчас тут всё отмываешь и идёшь спать, через десять минут дневальный мне докладывает, что ты уже храпишь. Не делай так, чтобы я пришел второй раз к тебе. Пожалеешь.

— Я понял, командир, буду спать.

— Вот и молодцом! А завтра придумаем тебе наказание, — сказал я и ушёл обратно на офицерское «собрание», попутно сказав дневальному, чтобы через десять минут доложил мне по Фляге.

Как говорили у нас в училище, что нас ебут не за то, что мы делаем, а за то, что мы палимся. Спалился — придумай себе наказание сам, или будет хуже. Все просто.

Фляга спалился. Я сам в тот вечер прибухивал, поэтому я не мог предъявить бойцу за «синьку». А старшие командиры так могут, к сожалению.

В итоге вечер перестал наполняться активными действиями, мы с офицерами тихо сидели в канцелярии, обсуждали подрыв Храброго и сегодняшнее подведение итогов. Все были в ахуе от такой «приятной» встречи после десятидневной задачи в высокогорье. В кубрик я вернулся уже ночью. Не спали пару человек, тыкаясь в телефоны, остальные тихо сопели, и Фляга, в том числе.

Я подошёл к кровати и увидел тазик с порошком под кроватью. Хотя Старый и накидался в хлам, но про тазик не забыл. Я это оценил. Я лег на новую мягкую подушку, которая была прямо то, чего так не хватало в тот момент, посмотрел на горы на фоне луны и звёзд и уснул.