Утро седьмого, крайнего дня нашей задачи, было пасмурным. Начинал накрапывать дождик, тихий и неторопливый, порой даже и не дождь вовсе, а морось, дождевая пыль, рассеянная в воздухе. И небо не такое серое и низкое, как обычно в это время года, а лишь немного нахмуренное.

В горах так бывает, когда облака цепляются за вершину, создавая иллюзию густого тумана.

Я проснулся, когда головняк уже вытащил свои вещи из-под тента и готов был уже его снимать. Старый нормально разрулил тогда. Он поменял порядок охранения, чтобы в дозор уходили целой четвёркой, а остальные в этот момент паковали рюкзаки.

Я тоже не стал особо тянуть, вытащил рюкзак и стал быстро забрасывать в него свои вещи.

— Командир, Филин зовёт, — сообщил мне Витас.

— Спасибо, сейчас подойду, — ответил я снайперу, застегнул свою «Атаку» и пошел к ротному.

Почти одновременно со мной подошёл Дрон. Мы все поздоровались. Филин стал доводить информацию:

— Так, мужики, Центр пока не сказал, куда нам выдвигаться, но сказал, что к двенадцати часам быть в готовности к движению. Поэтому, до двенадцати охранение не снимаем, собираем вещи, потом снимаем растяжки и усиливаем охранение ещё одной двойкой, понятно? — закончил ротный самым часто повторяющимся вопросом в армии.

— Уяснили, Филин, все шмотки собрали, добавили по двойке в охранение и ждём команду на начало движения, — ответил Дрон.

— Всё. Тогда идите, доводите группам информацию, ждём указаний от Центра.

Так как время позволяло, я решил перебрать свой рюкзак полностью, а то спускаться порой бывает тяжелее, чем подниматься. Я не торопясь перебрал рюкзак, под верхний клапан уложил тент нашей четвёрки и, в принципе, был готов возвращаться в ПВД.

— Командир, растяжки снимать? — подошёл ко мне Храбрый. Он знал, что в любом случае снимать всё ему, поэтому он не стал медлить и спросил сам, тем более что рюкзак он уже тоже собрал.

Храбрый был одним из самых возрастных и опытных разведчиков не только моей группы, но и роты в целом. После того, как он съездил на курсы по инженерной подготовке, он приехал оттуда с очень приличным багажом знаний и навыков, и даже какие-то интересные моменты, которые я не знал, он показывал на занятиях. Поэтому всё, что касалось инженерки в группе, я поручал ему. Он был адекватным и очень ответственным бойцом. С ним интересно было общаться как на военные темы, так и на гражданские. При этом он был молчаливым. Зато леща мог отвесить любому, кто косячит и подставляет его. Но за всю службу Храбрый меня ни разу не подставил. Поэтому тому моменту, возле муравейника, я не придал особого значения, т. к. знал, что это случайность и не больше. Тем более я видел, как Храбрый переживал. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А он делал много. Поэтому сейчас, практически на автомате, я ему просто ответил:

— Да, иди и снимай. Помнишь, где ставили?

— Помню, только туман густой, сука.

— Бля, на хер вообще снимать, сорвали бы их и все, — произнес я вслух и пошёл к Филину попробовать ещё раз убедить его в этом.

— Филин, туман очень густой, давай, может, их сорвем кошкой? Протралим и все! Неделю назад ставили, причем такой же туман был, давай сорвем.

— Юстас, ну что за разговоры? Сказал же, снимаем, нам их сдавать по возвращении. Ты же знаешь, потом списывать заебемся. Снимай.

— Бля-я-я, мы в командировке, а не на стрельбах, спишут. Мы этих гранат полвагона привезли. Кому там что сдавать?

— Снимаем. Точка! — ответил Филин и посмотрел как бы сквозь меня.

— Ну, снимаем, так снимаем, — ответил я и пошёл обратно к своему рюкзаку, у которого ждал меня Храбрый.

— Снимай, Храбрый, — сухо ответил я и сел на рюкзак.

— Понял. Я тогда пошёл, — ответил разведчик-сапер и стал уже уходить, как я его остановил:

— Возьми Михалыча с собой. Пусть стоит в стороне и смотрит. Распиздяй-распиздяем, а так хоть что-то увидит и посмотрит.

— Хорошо, — сказал Храбрый, позвал Михалыча, объяснил ему порядок действий, определил, что и зачем, всё это вперемешку с матом, по-военному, и они оба пошли вниз, туда, где у нас стояли растяжки. Я решил ещё раз что-то переложить в рюкзаке, тут подошёл Старый, которого я определил по запаху кофе.

— Ты где кофе взял? — не поднимая головы, спросил я у своего замка.

— Да пайковый собрал у всех, вот заварил, — ответил Старый.

Я сделал глоток и передал кружку Старому. И в этот момент произошло то, что чуть не завершило мою военную службу.

В метрах тридцати-сорока, где-то на подъёме к нашей базе, произошел взрыв. От неожиданности этот взрыв был больше похож на выстрел гранатомета, чем от гранаты.

— Михалыч, сука… — почему-то вырвалось у меня и я, схватив ствол и на ходу забросив его за спину, рванул к месту взрыва. Я подбежал один из первых, пара бойцов бежала параллельно со мной. Когда я подбежал, то увидел, что с одной стороны склона лежит Храбрый, с другой стороны, но подальше, в метрах пятнадцати-двадцати от воронки, лежит Михалыч. Пахло порохом, дым ещё не рассеялся, густой туман, и два бойца лежали без движения. Приятного мало.

— Живые?! — подбежал к Храброму ротный.

— Живой, — ответил Храбрый, слегка повернув голову в нашу сторону, — только нога сильно болит, — добавил он.

— Михалыч, бля, — побежал я в его сторону.

Но Михалыч, к моему большому счастью, был цел и невредим, слегка контуженный и охуевший от всего произошедшего. Хотя контуженный он был и до армии, что греха таить. В тот момент я был уверен, что это он сорвал растяжку, и начал гнать на него, за что потом извинялся перед ним.

— Ты сорвал, блять?! Чё молчишь? — ждал я от него каких-то объяснений. Но Михалыч был в каком-то ступоре, ошалело смотрел на меня, хлопая выпученными глазами. Через некоторое время он заговорил, запинаясь:

— Нет, это Храбрый долго искал, а потом пошел и…

— Точно? — прервал я Михалыча, — Иди к Старому. Жди меня там.

— Ты цел? Ничего не болит? — спросил я вдогонку у Михалыча.

— Все норм, в ушах шумит слегка, — ответил Михалыч и пошел в сторону замка.

Я вернулся к Храброму и увидел, что все две группы стояли и смотрели, как Филин пытался снять с раненой ноги ботинок, а Храбрый нервно корчился от боли и издавал стон.

— А ну, съебались все отсюда, заняли круговую, сука! В цирке что ли?! Все до единого в охранение по периметру базы, и наблюдаем.

Бойцы поняли, что у меня сейчас не самое подходящее настроение, чтобы не делать того, что я сказал, и быстро разошлись.

— Храбрый, ты как? — обратился я к своему сапёру, который лежал на животе.

— Да я норм, вроде, только в районе лодыжки болит, левая нога.

— Сейчас посмотрим, что там у тебя с ногой, а ты пока рассказывай, как так получилось, — сказал я для того, чтобы Храбрый постоянно говорил, и я смог бы заметить, если он отключится. В этот момент ротный снял берец, мы разрезали носок и увидели слегка опухший голеностоп, из которого немного вытекала кровь.

— Посмотри с другой стороны, — попросил я ротного. Он аккуратно заглянул за ногу и сказал, что дырка есть, но такая же маленькая, крови практически нет.

— Навылет. Кость перебита, но осколок был мелкий и плоский, судя по ранению. Сейчас наложим тугую повязку, вызовем эвакуацию и полетишь в госпиталь.

— Лебедь, — позвал я своего радиста, — иди сюда с радиостанцией, выходи на Центр. Как выйдешь, дай знать.

— Храбрый, ты как? Обезбол нужен? Или без наркоты обойдёмся?

— Терпимо, нога ноет просто, боли сильной нет, поэтому обезбол пока не нужен. Дайте попить лучше, а то во рту пересохло.

Кто-то дал флягу с водой Храброму. Мы наложили повязку на ногу, кровь не проступала через бинты, это уже было легче, укутали ногу, так как нога у него замерзла сильно.

Когда произошел взрыв, я как раз убирал свои шерстяные носки в пакет, чтобы засунуть в клапан рюкзака. Поэтому побежал прямо с ними в руке, убирая на ходу в боковой карман своих брюк. Я достал носки, и мы очень аккуратно, слегка разрезав носок сверху, безболезненно надели на ногу.

— Командир, Центр на связи, — сказал за спиной Лебедь.

— Центр, я Юстас, приём.

— Юстас, это Центр, это у тебя там взрыв был? — уточнил у меня информацию связист, дежуривший в Центре.

— Да, у нас подрыв на своей гранате, на базе. Подорвался Храбрый, трёхсотый лёгкий, в ногу, кровь остановили, перебита кость, состояние нормальное. Приём, — доложил я обстановку.

— Ожидай, — услышал я в ответ.

Я отдал гарнитуру Лебедю.

— Сиди и слушай, сейчас что-то должны ответить по эвакуации.

— Принял, — ответил радист и сел на камень за моей спиной.

— Я снял все растяжки, осталась крайняя. Помню, что мы с тобой где-то у основания подъёма ставили, но найти ее так и не смог. Вернее, нашел, но не так, как хотел, — говорил Храбрый, пытаясь шутить. Он продолжил:

— Я сел перед началом подъема и секунд тридцать-сорок искал ее глазами, всматривался между камнями и в подъем, нет её и всё. Командир, чёткая у тебя леска. Её реально ни хуя не видно, а я сидел прямо перед ней, я её с первого шага сорвал. Поэтому, если останется леска, подари мне её, она, сука, чёткая. Я понял, что сорвал, крикнул: «Вспышка!» — и прыгнул в сторону. Михалыч целый? — спросил Храбрый.

— Целый. Красавчик, что среагировал и команду подал, а то Михалыч так бы и стоял там, наверное.

— Центр, я Юстас, на приёме, — произнес Лебедь и передал мне гарнитуру.

— Юстас, слушай меня внимательно, — узнал я голос одного из моих старших командиров, — подрыв произошёл не на вашей растяжке, а на растяжке при поисковых мероприятиях. Как принял меня? Приём.

Я сделал паузу, чтобы переварить это всё, потом ответил:

— На растяжке противника, правильно? Приём.

— Да, да, всё верно, Юстас. И готовь там площадку приземления для вертолёта, заберём Храброго, а вам сбросим пайки, вам задачу продлили ещё на три дня, как принял меня? Приём.

— Задачу продлили на три дня, готовить площадку для вертушки. Приём.

— Всё верно. Включи «PILOT» и, как увидишь вертушку, выйди с ними в связь для взаимодействия.

— Принял. Есть ещё что-нибудь для меня?

— Да, смотри, к нам уже едут следователи местные по твою душу, поэтому в твоих интересах, чтобы люди в группе говорили одно и то же. До связи.

— До связи, — ответил я и отдал гарнитуру Лебедю, — запиши всё, что мы сейчас получили, поставь время, распишись сам и принеси мне, я распишусь. И да, Лебедь, в группе пока никому ничего не говори, я сам всё доведу, когда Храброго отправлю.

Вот в этот самый момент в голове у меня возникли вопросы, ответы на которые я пока не знал.