Казы-Кермень

7 июня 1680 года

– Держать строй! Держать!

Есаул Степан Алексеев громко командовал, почти кричал, старательно надрывая глотку – чтобы стрельцы услышали его приказы. За эти полгода он почти без отдыха всячески натаскивал новобранцев, которых было без малого две сотни – почти половина личного состава батальона. И сейчас видел, что труды его окупились сторицей – все три роты стрельцов, вооруженных штуцерами, действовали слаженно, продвигались вперед быстро, и при этом давали в минуту один, а то и два залпа.

Дальнобойные пули буквально косили турок – три сотни нарезных ружей в умелых руках являлись страшным оружием, могущество которых на поле боя оценили по достоинству.

– Первая шеренга с колена, вторая стоя! Целься! Огонь!

Сотник Никифоров взмахнул рукой, громко крикнув – его рота из девяти десятков стрельцов, вытянувшаяся длинной линией, окуталась густым пороховым дымом. Через несколько секунд последовал слитный залп слева, а потом и справа – две других роты также старательно расчищали путь перед собой, опрокинув визжащих людей в красных одеяниях.

– Заряжай! Первая шеренга – примкнуть штыки! Добить неприятеля! Янычар в плен не берем!

Таковы жестокие реалии войны, в которой уже установились суровые, написанные кровью правила. Во время стремительной атаки, когда стрельцы проходят с боем больше трех верст в час, нецелесообразно связывать продвижение вперед пленниками. И оставлять живого врага в тылу тоже нельзя – велик риск получить пулю в спину. Тем паче, когда перед тобой янычары – те жалости и пощады никогда не просили, так как сами милосердия к противнику никогда не проявляли. Тем более к нечестивым гяурам, которых за людей не принимали – так что долг платежом красен!

– Провести зачистку!

Сотник громко отдал команду, что была прописана в уставе – серебристая сталь длинных ножевых клинков играла бликами заходящего за горизонт яркого летнего солнца.

Хриплые стоны умирающих людей раздавались слева и справа, но, по мере того, как стрельцы шли вперед, замолкали. Только порой предсмертные вскрики раздавались, когда человеческая душа, пусть враждебного к православным магометанина, тяжело с телом расставалась, прекращая свой жизненный путь, завершившийся на бранном поле.

– Вперед, стрельцы, вперед!

Степан осмотрелся по сторонам, внимательно окидывая взглядом поле битвы, благо небольшие овраги и балки не мешали стремительному продвижению пехоты вперед. Сражение шло уже пятый час, вперед его полк продвинулся на добрых двенадцать верст, никак не меньше, скорее всего на пару верст больше.

В глотке давно пересохло, но есаул стоически терпел – и так уже дважды разрешал выпить воды, смешанной с вином, и фляги у стрельцов наполовину опустели. Но никто из служивых не роптал – все шли быстрым шагом, зло и радостно – понимали, что вековой враг не просто опрокинут и разбит. Нужно говорить прямо – разгромлены османы!

Теперь нужно преследовать их безостановочно, памятуя, что недорубленный лес вырастает. Степан помнил приказ, а потому подгонял стрельцов, хотя видел, что те измотались и держатся на одной силе воли. Но нельзя было останавливаться – впереди виднелось множество повозок, которые турки уже выстроили кольцом. Янычары в красных одеяниях не бежали с поля боя, и тем более не сдавались, а решили сражаться за этим импровизированным укреплением до конца.

– Артиллерию вперед!

За спиной послышался звонкий выкрик, и в интервалах между ротами промчались четыре орудийные запряжки, которые сопровождались полусотней канониров, посаженных на лошадей.

От сердца отлегло – теперь не нужно будет под неприятельским огнем приближаться к повозкам. Хоть османы и стреляют коряво (он сам за такую стрельбу с погон урядников лычки бы собственноручно сорвал), но выпущенные ими пули все же находят свои жертвы.

Впрочем, потери для такого сражения, где на поле боя сошлись огромные массы людей, в батальоне ничтожные – несколько стрельцов убито, с десяток ранено. И все дело в артиллерии – полторы сотни единорогов буквально расчищали от неприятельских скопищ путь вперед своей пехоте шрапнелью и гранатами.

Взять вот эти орудийные упряжки, где прислуга передвигается на лошадях – они быстро перемещались по степи, вовремя прибывая туда, где уставшей инфантерии требовалась поддержка огнем. Как сейчас – батарея выдвинулась на три сотни саженей вперед, и живо встала на позиции. Единороги отцепили от зарядных ящиков, упряжки из четверки лошадей тут же отвели за невысокую складку.

До вражеских повозок оставалось еще с тысячу шагов – убойная дистанция. И даже отчаянный бросок янычар бесполезен – его роты успеют подойти к огневым позициям гораздо быстрее и выставить прикрытие, А плотный ружейный огонь с картечью моментально всех живых врагов превратит в лежащие на траве мертвые тушки.

Единороги изрыгнули густые белые клубы с яркими языками пламени – орудия были предусмотрительно заряжены, как того требовал устав. В небе над повозками вспухли клубки взрывов – у янычар началась суматоха, многие стали прятаться под повозками, истошно ржали раненные лошади, доносились отчаянные выкрики.

Шрапнель в чистом поле смертельно опасная штука – спрятаться от нее негде, если единороги палят беглым огнем, то чугунная картечь, щедро высыпанная в небе, собирает обильную «жатву». И нет для воина лучшего зрелища, чем вид нещадно избиваемого противника. Правда, очутиться под таким же огнем Степан не хотел категорически – его батальон, будь он вооружен как османы, истребили в течение четверти часа, если он не отдал бы команду отступать поротно, причем бегом, и во всю прыть. Однако наличие штуцеров изменило ситуацию на корню – он бы успел выдвинуть застрельщиков вперед и перестрелять из штуцеров всю прислугу и лошадей. А таковой прием прописан в уставе, и часто использовался на поле боя.

Орудия дали еще один слитный залп, причем половина снова накрыла турок шрапнелью, а пара единорогов «угостила» неприятеля гранатами – одна повозка была разломана в груду обломков, а нескольких янычар разбросало по сторонам.

– Застрельщиков вперед! Стрельцам оправиться и отдыхать! Разрешаю перекур!

Команда есаула стала живо передаваться по рядам, а Степан внимательно посмотрел на засевших янычар, что готовились дорого продать свою жизнь. Вот только платить такую цену Алексеев не собирался – время работало на него. Единороги уверенно сокрушали импровизированные укрепления, нанося османам жестокие потери – добрая половина янычар не могла спрятаться от картечного града, тем более немногочисленные повозки сносились гранатами. Требовалось время, чтобы орудийный огонь окончательно деморализовал и обескровил неприятеля.

Стрельцы получили драгоценный отдых – передышка была настоятельно необходима. Люди устало садились на траву, а то и ложились навзничь на прогретую солнцем землю. Почти все открыли баклаги с водой, люди опытные – отпили по глоточку и прополоскали рот с горлом, выплюнув драгоценную влагу на землю. И лишь потом стали пить, но опять же – понемногу, ибо никто не знал, где может встретиться речка, которые в здешних местах могли запросто пересохнуть. Однако сам есаул надеялся на скорое прибытие полковых повозок с кухней, с ними привезут и спасительные бочки и бочонки с колодезной водой.

От одной мысли, что он вскоре напьется холодной живительной влаги, громче забилось сердце. Степан, прополоскав рот и отхлебнув кислого винца, закурил папиросу – тютюн позволял на время забыть о голоде и жажде, неизменного спутника в любой баталии. Тем более перед боем никто не ел – на пустой желудок больше шансов выжить от ранения в живот, все опытные стрельцы о том никогда не забывали…

– Приготовиться к атаке! Пошли, ребята, с нами Святая Русь! Вперед, вперед! Ура!

Роты пошли дружно, но теперь рассыпавшись цепями – орудия сделали свое дело, неприятельская стрельба стала редкой. Однако, иногда раздавались крики и маты, когда кто-то из стрельцов падал на землю, сраженный вражеской пулей. Но таких было немного – убило или ранило с десяток воинов, когда все три роты ворвались за линию разбитых укреплений. И сразу же пошло безжалостное истребление янычар.

И тех немногих, кто с бешеными криками, с ятаганами в руках и в окровавленных одеждах, попытался кинуться в рукопашную схватку. И тех, кто неподвижно лежал на земле, превращая ее в чудовищный «ковер» с щедрыми россыпями алых пятен на зеленом фоне. Первых просто расстреляли в упор, а вторых, которых было гораздо больше, докалывали штыками, втыкая острую сталь в мертвые тела…