– Видишь ли, Григорий Иванович, сейчас вокруг меня русские люди – все они себя считают таковыми, несмотря на различие в говоре. Причем, с кем бы я здесь не встретился – с выходцем из польской Волыни или Галичины, с московитом или слобожанином, литвином из-под Орши или киевлянином. Все они считают себя именно русскими, так воспринимают свое происхождение. Причем не только православные люди, но даже греко-католики из Львова – они все русские!

Юрий отпил из бокала кислого вина, прислушался – канонада стала заметно громче, послышался грохот осадных единорогов. Хорошо, что ветер переменился, и в шатре уже не стоял непередаваемый запах гари и вони от обугленной человеческой плоти.

Осада Бендер шла вторую неделю, но сегодня с утра, подготовив за несколько дней позиции для трех десятков пудовых и полупудовых единорогов, начался ожесточенный обстрел крепости зажигательными снарядами, бомбами и шрапнелью. Падавшая с неба картечь не позволяла горожанам и аскерам тушить то тут, то там возникающие пожары, и, судя по запаху и дыму, к вечеру город на берегу Днестра должен был превратиться в огромный погребальный костер.

«Что же – они сами сделали свой выбор, отказавшись от сдачи. Придется дать жестокий, но необходимый урок – выбор между жизнью и смертью ими выбран по доброй воле, а я обязан сдержать слово. Зато потом османы станут аккуратно относится к сказанному и никогда более не будут убивать посланных к ним на переговоры.

Эх, сколько же я смертей уже взял на свою душу, и сколько мне еще придется их взять?!»

Немой вопрос завис, и, сделав усилие, Юрий посмотрел на Григория – пожилой казак, первым встретивший его в этом мире, который являлся прошлым для Галицкого, был задумчивый. Разговор между ними шел о серьезных вещах, а на орудийную стрельбу они давно не обращали внимания – свыклись как-то за несколько лет непрерывной войны.

– Знаешь, государь, когда ты мне говорил о скаженных украинцах, что хотели москалей в твое время на виселицах развешать или под нож пустить, я тебе не поверил – мало что хлопцу от потрясения в голову взбредет. Но потом речь твою на мове, что державной у вас считается, послушал, и понял – никакого отношения к говору, что на Малой Руси в ходу повсеместно, она не имеет, – Зерно качнул головою и продолжил:

Свалили в кучу польское наречие, добавили чуток наших слов, еще каких-то непонятностей, перемешали – получилось жуткое варево. Что же вы этих бесов, о Христе забывших, там не передушили?! Мы один народ одной православной веры – и не с придуманных окраин, которых везде полно! Мы с Руси! А то, что Малороссию Украиной у нас порой называют, ничему не мешает – не дело одно другим подменять!

– Вот-вот, с Руси! Ты пеняешь на то, что не передушили, кошевой атаман на то, что не перерезали – а дело то, как раз наоборот, пошло. Кто не знает их мовы, тот злобный ворог, которого немедленно изгнать надобно с земель, закатовать али убить!

– Тьфу, – выругался казак, ставший архонтом, возглавивший Боярскую Думу «Новой Руси», – как можно людей тиранить, если они на своей земле выросли и другого говора не ведают?! У нас народ десяток языков и наречий разных использует – если мы силком заставлять будем, то державу до кровавой смуты сразу доведем. А там придут враги и докончат всех, в полон возьмут уцелевших. Ой, дурни, не ведают, что творят!

– Или наоборот, очень хорошо понимают, и ту Украину сознательно губят. Ведь все разворовывают, а денежки свои в иноземных банках держат, и там дома покупают, и деток своих учат в университетах.

– Тогда не дурни, а зрадники! Изменникам нужно любую жизнь в Смуту обратить, чтобы кровь пролилась везде. Стравить людей промеж себя, а самим злато-серебро урвать. Обычное дело! Вон, на гетмана Самойловича посмотри – и нашим, и вашим – московитам, ляхам, туркам. И под тебя, государь, уже подлаживается, перемены почувствовав. А сам поборами народ обложил на Гетманщине, от полковников себе мзду не просит, а сам требует, да подношений всяких!

Зерно побагровел, ладони сжались в кулаки – запорожец ненавидел всеми фибрами души тех, кто измывался над населением. А на крепостников вообще люто злобствовал – прошедший через издевательства от помещиков и рабовладельцев, но сохранивший душу, всегда будет выступать на стороне угнетенного народа.

– Зло, государь, от веры идет, от тех, кто Божьи заповеди не соблюдает. Так, унию приняв, на Галичине под католиков легли. Дьявол, прости Господи, по малости искушать начинает, но если палец ему дать – то душу погубит. Вот где корень зла, что случилось в твоем времени. Пока это не видно, но плевела, если от зерен их не отделить, погубят со временем. Потому сейчас надо меры принять, а то поздно будет.

– Одна вiра и пiклування – рiзний влада и життя!

– Вера православная едина на всех, зря Никон бучу замутил. У нас такого допускать нельзя, государь! Гнать начетников сразу веником поганым, чтоб духа не было! Но почему забота одна?

– Одна на всех, Григорий. Московит к нам приедет, али литвин православный – пусть говорят, как хотят – лишь бы понимать его могли. Забота для всех единоверцев где бы они не жили – в Крыму или Москве, в Полоцке или Киева – понимаешь? Не делить русского корня людей на своих или чужих. Обо всех заботу проявлять!

– Но как же?! Ты хочешь сказать, что московский боярин до холопа участие проявит?! Ни в жизнь не поверю!

– Проявит, Гриша! Еще как проявит, но не сразу, и не сейчас, а гораздо позднее. Видишь ли – ключик во второй части. Разные власть и жизнь! У нас, на Гетманщине, в Москве, в Литве. А потому люди возможность сравнивать должны иметь, и уходить оттуда, где плохо, туда, где живут гораздо лучше. К нам сколько народа перебралось за последние годы?! И пусть не сытно живут пока мои подданные – но люди потоком идут, ибо понимают, что собственными трудами себе лучшую жизнь здесь создают.

– Ага, вот в чем заковыка. А бояре ведь на тебя не зря злобствуют. Сообразили, что людей не удержать, если только жизнь им лучше не сделать. Или казнями!

– А мы на это смотреть спокойно будем?! У нас, как и на Дону с Запорожьем – выдачи беглых нет! Любой, кто ступил на землю нашу – вольность сразу получает. И в Москве это прекрасно понимать стали – начнут народ закрепощать, то на войну нарвутся жестокую. Разина с его повстанцами едва победили – есть резон с нами и казаками связываться?

Юрий хмыкнул, зло усмехнулся. Прислушался к пушечной канонаде – подготовка к штурму шла своим чередом, ничего необычного.

– Вот то-то же – воевать с нами московские бояре хотят, но страшатся результата. Потому Голицын войска увел, они надеяться, что санкциями нас заставят отступиться от вольности. Но поздно – теперь не испытываем нужды в том, чего раньше не имели. Порох и сукно свои – свинец и прочее поляки дадут за Подолье. Куда король денется с Сеймом – зачем им лишнего врага плодить себе на голову? Не лучше ли к собственной выгоде использовать, раз московиты глупость выкинули?!

– А Гетманщина?

– А там потихоньку сами разберутся – чьи порядки лучше! Посмотри на слобожан – к Москве тянутся или к нам?! Малороссия не должна быть яблоком раздора – именно мы не дадим ее делить! Вот почему надо прежний статус кво восстановить, но лучше объединить обе стороны Днепра. Ничего страшного – если церкви наши автокефалией обладают, то народы собственную власть и жизнь должны иметь. И лучший выбор без навязывания со стороны сами сделают. А забота не пострадает – если на кого нападут, вместе с врагом биться станем. Вот так я вижу дальнейшую жизнь – не идеал, конечно, но стремиться к нему обязательно нужно.

Юрий задумался, достал из коробки папиросу, а его наперсник и друг принялся медленно набивать тютюном люльку, в походах Зерно обязательно брал ее с собою.

«Идея у коммунистов была простая и доходчивая – «пролетарии всех стран, соединяйтесь». Красиво, но не жизненно, фантастика чистейшей воды – может быть коммунизм и наступит, но через сотни лет, а людям сейчас жить надобно. В Российской империи лозунг иной был – «за веру, царя и отечество». Вроде чеканные слова – но простые люди здесь и рядом не ночевали. От них все требовали, но им ничего не давали, особенно когда в крепостное рабство согнали и как скотом торговать принялись.

А вера…

Да ее насаждали, а тех, кто противился, те же раскольники, гонениям подвергали. Потому церкви автокефальными должны быть, и если у соседа непотребство начнется с притеснениями народа, то выступать против сего, и не бояться власти. Сговора сильных мира сего допускать нельзя, а то живо крестьян под монастыри всех распишут. Правильно здесь говорят – богу богово, а кесарю кесарево!

Жаль только, что не соблюдают этого правила!

Посему идея нужна такая, чтобы понятна была всем жителям, неважно как они живут, какая у них власть или религия. Опора всегда, тот стержень, на котором все держаться будет!»

Юрий бросил потухшую папиросу в пепельницу. Потянулся за новой – рука застыла в воздухе. В мозгу одно за другим всплыло три нужных слова. Он негромко произнес:

– Соборность, вольность, держава…