– Иван Дмитриевич, не помню, кто сказал, но мысль звучит так – «умеешь считать до десяти, остановись на пяти».

– Ты это к чему, государь?

– Не стоит играть на руку полякам и переходить армией Буг. За турками сейчас Подолье, ляхам его отбивать придется рано или поздно. Зачем нам за них дело свершать?! А вот народ из тех краев увести нужно, да числом побольше. На нашей стороне реки поселить – землицы с избытком.

– Потому ты и приказал укрепленные слободы строить? Как от Донца до моря Азовского?

– Так оно и есть. Но нам с тобой сегодня главное сделать надо, что на долгие годы судьбу войска Запорожского Низового определить должно. Ты понимаешь, о чем речь пойти может.

– Разумею, – на старческих губах кошевого атамана появилась улыбка. – Задумал Сечь упразднять?

– Пока нет, прямо тебе скажу. Хотя твоя вольница под боком, как чирей на ягодице – и ходить мешает, и выдавливать толку нет, ибо не созрел еще нарыв. К тому же польза от вас имеется не малая. Да на того же Самойловича влиять, и вроде разграничения служите между мной и Гетманщиной и Слобожанщиной. Тут иное, атаман, совершить надобно.

– И что ты удумал, государь?

– От Чертомлыка до владений османских далековато сейчас выходит, а Крымского ханства уже не существует – упразднено оно нашими общими усилиями. Казакам твоим из Сечи в походы на магометан ходить теперь далече – а жить ведь на что-то надо?! Жито вы не сеете, охотой и рыбалкой не прокормить скопище казацкое, за добычей ходить надобно. А до моря Черного далековато выходит.

– Надумал для Сечи иное место выделить, государь? Поближе к нашим ворогам?

– Так оно есть, Иван Дмитриевич. В устье Днепра места хорошие имеются, да крепость Очаков я вам отдам, и фортецию Кинбурн, что на косе османами поставлена. Тем самым вход в Днепровский лиман с двух сторон перекрыт будет надежно.

– Хитро задумано, – атаман потеребил пальцем седой ус. – Вот только одно я тебя прямо скажу, государь. Казацкой кровушки много прольется – турки ведь не отступятся.

– Так и мои стрельцы за вашими спинами отсиживаться не будут, из котлов кашу лопая. В крепостные гарнизоны пойдут, да линию Буга держать надобно – туда зимовых казаков переселю. Народ вы привычный на краю Дикого поля жить – вот и ограждайте рубежи. А жалование положу больше московского, оружием и справой полностью обеспечу.

– Не знаю, государь, как уговорить казаков с мест обжитых съехать. На круге вопрос решать нужно, многие не согласны с переселением будут. Заматня начаться может, хотя после побед недавних запорожцы имя твое почитают, ваше величество.

– Ни Москва, ни ляхи с Правобережья, ни я сам никогда не примиримся, если вы с Чертомлыка походы во все стороны устраивать будете. Твои запорожцы пойдут, им ведь пить-есть, да и одеваться надобно. Пойми, Иван Дмитриевич – вольница под боком никому не нужна, опасна она непредсказуемостью. Я ведь знаю какие разговоры ходят.

Юрий остановился, внимательно посмотрел на хмурого атамана. Он его прекрасно понимал – старый привычный мир уходил в прошлое, а новое всегда страшит, ибо не изведано еще.

– Вот я и предлагаю вариант этот, пойми Иван Дмитриевич, иного просто нет. А кто захочет из казаков на старом месте остаться – в реестр перейти должен. Налог не деньгами тогда платить будут, как селяне, али ремесленники и другие мои подданные. Службой и кровью брать стану – но так за все хорошее и спокойное платить надобно. Хлеб казаки, наконец, сеять начнут для прокорма, коней содержать за собственный кошт для царской службы – а кому сейчас легко?!

– Это верно, государь, сейчас всем тяжко живется, только не у тебя – народ каждый год тысячами уходит на юг со всех мест.

– Десятками тысяч, атаман. И хоть головной боли хватает, зато на будущие времена задел добрый нами совершен. Власть ведь тяжкая ноша, Иван Дмитриевич, если за каждого человека ответ держишь. «Великого сгона», о котором я тебе давно поведал – не случилось во всем том ужасе. Зато те двадцать тысяч семей с окрестностей разоренного Чигирина и Правобережья, в Таврию ушли, да в Крым на поселение. А с ними и с других земель, с Левобережья много – голод там. Мы с тобой многие жизни уберегли, а, главное – нет Крымского ханства, что должно было еще целый век набеги совершать. Иной стала история…

– Это верно – пять лет назад ты изгоем был, государь, и о Новой Руси даже не помышлял, – кошевой усмехнулся. Блеклые старческие глаза неожиданно загорелись юношеским огоньком.

– А посему, Юрий Львович, круг соберу в Чертомлыке, будем решать, как переселяться будем на новое для Сечи место. Понимаю, что воевать с басурманами надо, а не за слободами защиту искать. Обоснуемся на новом месте надолго…

– Временно, Иван Дмитриевич, но всерьез обустраиваться будем. Не хочу я тягомотину растягивать, проблему с ногайцами и татарами до конца этого века разрешить нужно окончательно. Так что у нас есть еще лет двадцать на выполнение этой задачи. Пока от Буга до Дона владения Новой Руси протянулись – этого за глаза достаточно, великоватый кусок заглотили, переварить его надобно, и лишь потом рубежи снова расширять, благо есть куда и в какие стороны.

– Стар я уже, в следующем году помру – неизбежное чую. Но свершить предложенное тобой дело успею. Так что не увижу многие, но главное зрел. А дальше что свершать будешь?

– С османами воевать, атаман – сцепились мы намертво на долгие годы. Вначале укрепимся на освобожденных территориях. А потом за Буг пойдем в силах тяжких. Изгнать ногайцев и татар за Днестр окончательно, чтоб духа их не было. А лучше занять Буджак! И место для Сечи будет в устье Дуная – дальше на юг нет смысла идти – нужна передышка в полвека, чтобы все земли освоить и для людей нормальную жизнь наладить.

– Надеюсь, так и будет. Мне уже семьдесят лет исполнилось, тебе вдвое меньше, государь, так что замыслы свои претворишь и дела свои совершишь. На Дунай выходить надо – там православных народов много, молдаване, валахи да болгары. Вот только сильна Оттоманская Порта, в такой войне без союзников никак не обойтись. А господари Молдавские шельмы изрядные, на них надежду держать нельзя.

– Да оно и понятно. Стефан Петричейку, что шесть лет тому назад правил, то у ляхов помощи просил, то руку Москвы держал, а потом окончательно в Варшаву сбежал вместе с митрополитом Дософтеем. Грек Думитрашку Кантакузино фанариот, паскуда – до голода всех жителей довел, там людоедство процветало. На татарах да турках его власть только и держалась, всех недовольных подчистую вырезали. Теперь там другой грек правит – Георгий Дука, руку султана держит твердо. Но хвостом виляет – боится, что мы от Буга на Днестр пойдем.

– А русская рать пойдет, государь?

– Нет, московиты мне лишь пятнадцать тысяч войска на Буге оставили, все остальные полки князь Голицын в Белгород и Киев повел. Самойлович только пять тысяч казаков оставил, и также ушел.

– Вот сучий сын! Пока я в походе был – сбежал…

– Мне резервистов отправить на уборку урожая надобно было, не мог я их отмобилизованными держать. Однако всех православных пленников вместо них по слободам распределим, пусть трудятся на жатве, да в мастерских. В рабочих руках нужды не будет, а к следующему лету из сербов и болгар пять новых стрелецких полков сформируем.

– Идти большими силами на Днестр нужно без промедления, государь – нельзя давать ворогу опомнится, сил у турок мало в тех краях. Я со своими казаками не удержусь там без стрельцов твоих. Пушки нужны – если Бендеры возьмем, то на Днестре новое османское войско встретим – они его не раньше осени соберут, а там и зима близко. Да и молдаван на восстание поднять можно – к моим запорожцам несколько тысяч присоединилось, драться желают. Решайся!

Юрий задумался – после выхода к южному Бугу ситуация резко изменилась, спутав все планы и расчеты. Князь Голицын увел большую часть армии, хотя проку от нее было немного, только напрасно припасы прожирали. С гетманцами та же петрушка – остались только те, кто хотел воевать с татарами и турками дальше, – Юрий захотел сплюнуть и выругаться, но он все же удержался от столь неприличного действа.

Злости на Голицына и на царственного шурина он не держал, прекрасно понимая, что тут навязанное им решение Боярской Думы. Москва показала свой нрав и попросту решила проучить союзника, оставив того без значительной поддержки, на которую уговор был. В спину не ударят – и то ладно, но численность объединенной рати резко уменьшилась.

Полки «иноземного строя» генералов Косогова и Гордона остались – а это самая лучшая часть войск царя Федора, хорошо вооруженная и обученная. Там двенадцать тысяч солдат, да три тысячи слободских казаков. Да еще пять тысяч малороссийских казаков Самойловича – вот и вся помощь, половину которой нужно оставить для охраны коммуникаций.

Так что для похода на Днестр остается восемнадцать тысяч «новорусских» войск, из Крыма еще пять-шесть подойдет пехоты и конницы – они уже на марше у Днепра. Да запорожцы Сирко собрались силой изрядной – Сечь почти обезлюдела.

«Может, мне стоит рискнуть?! Припасы ведь большие скопили, на стотысячное воинство».

Юрий произвел мысленный подсчет – выходила огромная армия в сорок тысяч, плюс тысяч десять в резерве на Буге. Столь огромным войском он еще не командовал, если не брать недавнее сражение под Бериславом. Да, с Голицыным войска было бы вдвое больше, но то мнимое усиление, без которого обойтись лучше.

– Хорошо! Идем на Днестр – будем брать Бендеры!