Москва

12 июня 1680 года

– Государь, это Василиса, дочь боярина Ивана Хитрово. Посмотри на ее красоту еще раз…

Шепот Языкова, что тихо шел рядом с молодым царем, едва можно было расслышать. Федор Алексеевич, скользнув взглядом по девичьей фигурке в пышном убранстве, сделал шаг дальше, успев заметить, как девичьи глаза словно потухли, и улыбка сползла с губ, сразу сделав юное лицо непривлекательным.

Надежда стать московской царицей была потеряна еще для одной кандидатки, которых стояло ровно два десятка. До того, Федор Алексеевич прошел мимо Марфы и Анны, дочерей князя Федора Куракина, довольно привлекательных девиц. Затем миновал выводок княжон, дочерей окольничего Даниила Гагина и стольника Никиты Ростовского, что лукаво на него поглядывали, даже глаз не отводили. Потом медленно прошелся и внимательно оглядел дочерей князей Семена и Алексея Звенигородских, Семена Львова и Владимира Волконского.

Тяжела ты шапка Мономаха!

Царь остановился и незаметно вздохнул – последний, уже третий по счету смотр шел полчаса, старинные традиции тут свято соблюдались. И как не хотелось царственному юноше быстро добежать до конца длинной цепочки нарядных девиц, но обряд по обычаю был медленным. А под сводами Грановитой Палаты остро ощущалась вся торжественность момента, ведь спустя четверть часа смотр закончится и вся Москва узнает имя той, что стала царской невестой.

Родовитые родители, все единого корня Рюриковичей, могли воспринять спешку при смотре личным оскорблением, и затаить на монарха лютую злобу. А там до яда в золотое блюдо или драгоценный хрустальный бокал недалеко, или до прямой измены царю один шаг…

После майских смотрин, где Федор увидел Агафью Грушецкую в чердачном оконце, юноша не находил себе места, охваченный непонятным томлением, которого он никогда еще не испытывал в своей жизни. Каждый день он вспоминал ту, в которую влюбился с первого взгляда, и боялся ошибиться в сердечном выборе.

И вот тут соломы в пламя полыхавшего внутри костра добавил боярин Милославский, пронюхавший о влюбленности юного царя. И мимоходом при встрече Иван Ильич бросил обидные слова – «мать ее и она сама во многих непристойностях известны!»

Известие ошеломило юношу, царь сильно огорчился, памятуя поведение старших сестер и тетки, которых только из-за почтения к царскому роду не называли «срамными б….ми девками».

Он в растерянности посмотрел на придворных бояр – а те наперебой стали утверждать в правоте Милославского. Случись это четыре года назад, Федор Алексеевич бы поверил навету, и приказал покарать недостойную девицу вместе с мамашей.

Однако за прошедшие года молодой царь научился многому, и, главное, отличать клевету и ложь от истины и правды. Милославскому выбор царем такой невесты был острый нож – боярин мог запросто оклеветать девицу и подсунуть свою ставленницу, чтобы упрочить позиции вблизи трона – ведь по матери-царице он родственник.

Так что Федор Алексеевич сдержался, и, находясь один в палате, вызвал к себе своих самых доверенных слуг – воспитателя Алексея Лихачева и постельничего Ивана Языкова. И приказал им осведомиться напрямую у дяди Агафьи. Придворные сразу же поехали выполнять царскую волю, и спустя два часа прибыли обратно в Кремль, донельзя смущенные.

Юный государь их стал расспрашивать, и вскоре из невнятных слов вырисовалась занятная картина. Посланцы ввалились прямо в кабинет Семена Заборовского, и там, смущаясь, блея и краснея, стали негромко рассуждать, как бы спросить его племянницу в столь деликатном деле про сохранность «девичьей чести».

Агафья Семеновна явно подслушивала затеянный про нее разговор – девушка ворвалась в кабинет с багрянцем на щеках, со сверкающими от гнева глазами. Топнула ножкой и громко напрямик заявила – «чтоб они о ея чести ни коего сомнения не имели и она их в том под потерянием живота своего утверждает!»

Такое заявление являлось, по своей сути, сознательным выбором между жизнью и смертью, а иного просто не оставалось. Бояре это осознали мгновенно и попросили у девицы прощения.

Клеветника Милославского Федор Алексеевич немедленно наказал, велев отправляться за город и не показываться в Москве. И поступил правильно – никто не имеет права лгать царю.

Так что настойчивость молодого влюбленного царя и смелость невесты, что оказалась способной защитить свою честь от клеветы, сыграли свою роль в этом дне – сейчас шли смотрины царской невесты.

Старинный обычай, пришедший из легендарной империи ромеев, что двести лет тому назад была раздавлена турками, и ставший на полтора столетия главным в выборе царицы.

Федор незаметно вздохнул, вспомнив о войне – новости приходили важные, почти каждый день. Объединенная русская армия под командованием боспорского и новорусского царя Юрия Львовича захватила две османские крепости на Днепре и теперь готовилась дать баталию турецкой армии великого визиря.

– Только бы они победили. Мой зять удачлив…

Шепот царя никто не услышал, настолько он был беззвучен. Да, армия Новой Руси славна победами, а вооружена так, как никто в этом мире. Даже самые известные воеводы признавали это, и в их глазах Федор Алексеевич видел жуткую смесь зависти и страха перед «мужицким царем», как сквозь зубы называли родовитые бояре Юрия Львовича. Но вот громко произносить неприязненные слова нельзя, опасно для жизни самого клеветника. Православный царь, потомок ромейских базилевсов, галицких королей и готских автократоров, был чрезвычайно популярен не только среди жителей Москвы, но и всей Руси.

Ведь именно он покончил с разорительными набегами ногайцев и татар, истребив или изгнав «людоловов» и захватил почти все Крымское ханство, уничтожив род Гиреев. А еще помог дважды отстоять Чигирин, разбив две османские армии. Сейчас по Первопрестольной ходили слухи, что пройдет несколько лет, и над Святой Софией снова засияет золотой православный крест, и возродится легендарная империя ромеев.

– Он победит, у него женой Софья…

Федор Алексеевич с первого дня сватовства Юрия понимал значимость такого брака – ведь если он умрет, то власть лучше передать зятю, а его сын от Софьи (в том сомнений не было) получит шапку Мономаха. Ибо отдавать венец Петру нельзя – юноша чувствовал инстинктивное отвращение к мачехе и сводному брату.

Царь чуть не поморщился от неприязни, но взял себя в руки – нельзя думать о государственных делах в такой момент. Федор медленно сделал пару шагов, и теперь оказался перед Агафьей, что стояла самой последней в длинной шеренге избранниц.

На девице было польское одеяние, и румянец на щеках был не свеклой нарисован, а появился от торжественности момента. Юноша видел невесту три раза – два в опочивальне, куда он заходил во время ночного обхода, разглядывая спящих «невест». Понятное дело, что те не спали, но все делали вид, что сладко почивают. И показывали из-под пуховых одеял белеющую ножку или ручку, вгоняя царя в краску.

Третье испытания оказалось самым страшным – юноша в потайное оконце смотрел на девушек, что нагие плескались водой и парились в царской мыльне. Покров телесных тайн спал – юноша чувствовал, что сердце выскочит из груди, настолько он был возбужден. И снова Агафья показалась ему самой лучшей из всех невест.

Хорошо зная, какие могут быть подлости – родовитая знать отличалась коварством – юноша приказал Языкову охранять Агафью. Над ней учинили пристальный надзор, Федор даже отправил двух своих нянек, которым доверял с детства. Те опекали избранницу тщательно, ведь могло случиться всякое – Агафья из польского шляхетского рода, что было делом чрезвычайным. Такая избранница вызывала неистовую злобу родовитых бояр и князей – ведь не из их среды сделан царский выбор невесты, вопреки всем сложившимся московским традициям.

Сильно осложняло ситуацию политика – в Первопрестольной все прекрасно знали историю Лжедмитрия и его невесты Маринки Мнишек – Смуту народ надолго запомнил. А потому болезни и плодовитость Грушевских и Заборовских изучались весьма внимательно, но никаких изъянов тут не нашли, как и в красоте с пригожестью невесты.

В узкой ладошке Федор Алексеевич сжимал богато вышитый платок и золотое кольцо – их он должен был передать выбранной невесте. И сейчас он пристально смотрел в глаза Агафьи – та вскинула подбородок, ее глаза блеснули – «я такая и есть, государь!»

– Возьми, – царь протянул плат с кольцом, и по палате пронесся дружный выдох – выбор был сделан…

– Выдать девицам сим государева жалование в сто и один рубль, два алтына с копейкой и деньгой. В счет подарки пожаловать каждой, а именно – сорок аршин атласов, семь десятков аршин объярей, да камок сто аршин и восемь десятков. Да…

– Хорошо, боярин, незачем мне дальше слушать. Девицам обид не чинить – им и так плохо, что я не выбрал…

– Так не магометане, чай, великий государь, – Языков склонился в поклоне, – нам токмо одна жена положена. А девицы замуж все скоро выйдут, за женихов знатных. Они ведь «царскими невестами» побывали. Честь великая даже для бояр – такую девицу в супруги взять!

– Хорошо, Иван, иди с указом. Я один побуду!

Стоило Языкову выйти, как на строгое лицо молодого царя наползла улыбка – Федор был влюблен, его тоже полюбили, а потому душу распирало от ликующего счастья…