Глава 29

Все-таки штабные живут гораздо лучше, чем фронтовики. У нас постоянно болят бока от неудобного места для сна. А тут тебе постель с чистым бельем, теплая комната, и даже хождение, время от времени, трех человек на смену в караул возле танка, там огонь надо поддерживать, иначе не запустится, не мешало крепкому сну. Евграфыч разбудил Василия в 10 часов. Хозяйка приготовила завтрак, из наших продуктов. Затем прибыла платформа и вагончик, погрузились, отъехали сразу после погрузки, как и обещал Михаил Иванович, адъютант командующего. Поставили на запасной путь на Ярославском вокзале. На метро Василий добрался до Библиотеки имени Ленина. Он еще в метро ни разу не был, глазел во все глаза, потом пришлось почти бежать к зданию НКО. Пропуск на него был заказан. Но первым его принял не командующий, а начальник «третьего» Особого отдела. Внимательно рассмотрев какую-то бумагу, вздохнул и положил перед Василием форму допуска № 2.

– Приказом Верховного Главнокомандующего и народного комиссара внутренних дел вся информация по факту окружения и деблокады 1-й гвардейской танковой армии прорыва переведена на эту форму допуска и разглашению не подлежит. Расписывайтесь.

Делать нечего, расписался.

– Расшифруйте подпись и поставьте сегодняшнее число. А теперь подробненько, письменно, ответьте вот на эти вопросы. Пройдите в соседнюю комнату и пишите.

– Меня командующий вызывал на 13.00.

– Я в курсе, он – тоже. Пишите. Вперед.

Вопросы были с подковыркой, но скрывать было нечего, поэтому уложился в полчаса. Постучался в дверь, вошел, доложился и передал листы с ответами. Еще двадцать минут ждал, пока начальник просмотрит и внимательно прочтет бумаги.

– Этот вопрос не присылали, мне ответь, почему начал копать в этом направлении?

– Генерал Баранов – опытный и осторожный человек. О теории глубоких прорывов мы с ним много говорили, когда он бывал у нас в батальоне. Он – не тот человек, чтобы так ошибиться. Ну, а наступать вдоль железной дороги… я наступал. Узнав о задержке поездов, я сразу начал искать их причину. Как только узнал, что они пропускали поезда с охраной тыла, так сразу понял, в чем дело. Мы и сами всегда рады, когда нам склады достаются. Вот, немецкие «A.Lange und Söhne», золотые, на обороте выгравировано, что маршал Маннергейм награждает ими командира дивизии и пропуск оставлен, чтобы имя вставить. Но у нас закон: брать только ихнее, вещи и ценности, конфискованные у наших, мы никогда не берем. Иногда раздаем населению, если таковое имеется.

– Не понял? Как это?

– Финны выселяют всех с захваченных территорий, а те, кто остался, у нас особого доверия не вызывают: они – «расово-близкие». Есть у чухлей такое понятие. На нашем фронте я с таким подходом к трофеям не сталкивался. Между собой, бывает, иногда спорим, кто сдавать будет. Это бывает, но проблем с войсками охраны тыла у нас не было. Они сзади, за линией работы дивизионной артиллерии противника. Поэтому проход составов с войсками НКВД очень насторожил. Доложили об этом начальники эшелонов.

– Понятно. Личный состав в курсе событий?

– Такое не скроешь.

– Плохо, придется поработать. Всё, можете быть свободны. Кстати, поздравляю. Утром в приказе Верховного вам объявлена благодарность.

– Спасибо за новость. Разрешите идти?

– Да. Слушай, а у тебя еще такие есть? – майор ГБ пальцем показал на часы.

– Нет. Они ящиками не валяются. Их три штуки было. Одни у меня, одни у командарма и еще одни у ротного фронтовой разведки. Это он нашел, а мне подарил. У них циферблат светится, в бою удобно.

Майор хлюпнул носом, подарки не передаривают, их можно только обменять, не глядя, иначе убьют. Примета плохая. Примету, видимо, майор знал.

Итак, направляемся в Ленинград, в распоряжение начальника АБТУ полковника Волкова на должность командира танкового полка, у которого еще нет даже номера. Насколько я понял, сделано это для того, чтобы сбить «некоторых отдельных товарищей, которые нам не товарищи» со следа. Да как же! Собьешь их, когда против тебя работает достаточно крутой механизм частей НКВД. Им же кайф обломали! Вернулся на вокзал. Ребята натопили буржуйку докрасна. Им пришлось расписаться в таких же бумажках, что и Василию. Бумаги он положил в полевую сумку, и я не дал ему выполнить приказ начальника ОО и сдать их в ближайший отдел НКВД или ОО. Ни к чему светиться, надо убираться из златоглавой, пока не поздно. Маневровый паровозик зацепил платформу и вагон и поставил нас в голову какого-то эшелона. Громко стукнула сцепка, и замелькали столбы вдоль дороги. Едем через Ярославль, мост в Калинине еще лежит. Евграфыч попытался разговорить Василия, но тот не стал заводить этот разговор:

– Меньше знаешь – крепче спишь, Федор Евграфович.

– А что с нашим батальоном?

– Не знаю! Сходили за хлебушком! Уж лучше бы Петрозаводск штурмовали.

На этот раз добирались до Питера трое суток, постоянно пропуская поезда, следующие к фронту. Куда деваться! Они там нужнее! Лишь когда повернули на Череповец – пошли много быстрее. Все равно пришлось брать дополнительно паек в Ярославле, там, уложив все в конверт и снабдив его сургучной печатью, Василий отправил «формы» в Москву.

Волков принял хорошо, дал пару дней отдыха, при АБТУ, затем загнал в учебный полк на проверку личного состава. Днями и ночами гоняли экипажи будущих полков, бригад и армий. Работа тяжелая и голодная. Норма тыловая, не разжиреешь. В начале января из 7-й отдельной армии на переформирование отвели танковый батальон, у которого не было ни номера, ни печатей, ничего не было. Из серии «в списках не значился». Часть батальона была на трофейных машинах. Среди командиров – остатки бывшего 2-го танкового полка нашей дивизии и «приблудные», вышедшие из окружения танкисты разных частей бывшего Северного фронта. В основном из дивизионных танкистов. Контингент, конечно, своеобразный, с дисциплиной, вежливо говоря, не очень. Но мужики лихие, горелые и опытные. Их предстояло переучить на КВ-3 и ТМР-2, как официально стал именоваться «рукастый». Волков расположил полк на полигоне в Красном Селе и начал комплектование по штату 010/267 для гвардейских танковых полков прорыва.

Общая численность подобного полка была меньше батальона, которым командовал до этого Василий. Всего: 214 человек.

Получив штатное расписание, Василий поехал в Ленинград, к начальству, разбираться, что за дискриминация. Генерал-майор Волков (растут люди!) его принял, но штаты изменить не мог, что прислали, то и делаем. Плюс вздрючил комполка за дисциплину, которую красноармейцы регулярно нарушали. Город недалеко, а на полигоне женщин нет, вот и потянулись бойцы за приключениями.

– В первую очередь, сформируй штаб и нагни комиссара, это его задача, но и сам спуску никому не давай, иначе на фронт попадешь в составе дисциплинарной роты, как и твои разгильдяи.

Полк батальонного состава не имел, роты. Одна рота семь машин КВ-3, в остальных двух ротах – Т-34, тоже по 7 штук. Танк Василия в расчет не принимался. Самой большой была авторота. Через неделю после этого разговора штат изменили, все роты переходили на КВ-3 и ТМР-2. Начальство сослалось, что пополнить полк «тридцатьчетверками» не может. На 33 человека увеличили штат. И все!

С организацией учебы и после прихода техники люди малость поуспокоились, да и уставали сильно. Плюс, по всему было видно, что вот-вот переформировка кончится, и «к погрузке приступить». Полк, наконец, получил номер, стал «8-м». Подписали все бумажки, отправили в Москву. Назад они вернулись через пять дней, ровно через два месяца после событий под Москвой. Их привезли на новеньком «виллисе», который тормознул у штаба. Василий писал очередной месячный отчет о расходе топлива и боеприпасов. Все на очень жестком контроле. В дверь постучали, ординарца он себе еще не завел, штаты не позволяли. Их из «безлошадных» набирали.

– Войдите!

– Командир первого гвардейского отдельного Новгородского тяжелого батальона старший лейтенант Иванов, прибыл в ваше распоряжение.

В кабинете стоял Вадим, живой, собственной персоной! С огромным пакетом подмышкой.

Объятия, вопросы, что да как. Передача документов. Полк получил еще одну буковку в названии «О», особый. Первый батальон – Новгородский, второй батальон – бывший безномерный. И третий батальон – мотострелковый! Плюс зенитная батарея, батарея ПТО с пушками 57-мм и дополнительная ремрота с передвижной мастерской. Вот это подарок! Ради этого стоило сидеть здесь два месяца. Из 7-й армии мы выводимся, и поступаем в распоряжение подполковника Шпиллера, командира 1-й гвардейской дважды Краснознаменной танковой дивизии. Место дислокации – Луга!

Мотострелков, правда, ожидали трое суток: они следовали с Дальнего Востока и задерживались. Василий опасался, что дальневосточники будут свежесформированным подразделением. Но, как позже выяснилось, личный состав поголовно состоял из опытных бойцов, имевших ранения и до этого служивших на западной границе. В основном, большая часть батальона, бывшие пограничники. Батальон формировался в Омске, из выздоравливающих, на Дальнем Востоке механики-водители и пулеметчики проходили переподготовку на технику, поставленную по ленд-лизу из США. Отправку полка в Лугу задержала и авторота, получившая в последний момент вместо ГАЗов и ЗиСов, GM, «Форды» и «Студебеккеры». Эта техника шла вместе с мотострелками. Причем разномастная. Поставки только начались, и были совершенно несформированными. Волков, приехавший из Ленинграда встречать в Красном Селе батальон, только руками развел. А зампотех с начартом схватились за головы. Им добавили такой головной боли, что мама не горюй. Начальство обещало все исправить «в ближайшее время». Понятно было, что во время следующей перекомплектации. Зенитная батарея оказалась вооружена 37-мм американской пушкой «Браунинг М1А2», со скорострельностью 120 выстрелов в минуту, шесть орудий. Наши снаряды для нее не годились. Кроме этих орудий, зенитчики имели 12 пулеметов «браунинг» 12.7 мм, с водяным охлаждением ствола, считались спаренными, так как перевозились на шести бронетранспортерах М3. Треноги у них были раздельными. Вести огонь на ходу можно было только в узком секторе и только вперед. В общем, для начала пулеметы переставили по одному на 12 транспортеров, передав шесть пулеметов мотострелкам. Плюс к этому самопроизвольно отдавались винты крепления на треноге, и она складывалась и на ходу, и при стрельбе. Короче, «и эти люди объявили войну Японии и Германии! Ничего умнее они придумать не могли!».

Возня с мотострелками могла продолжаться до бесконечности, но через два дня полк подняли по тревоге, два часа на подготовку к маршу, и «Пошел!». Тремя батальонными и четвертой сводной колоннами выдвинулись в сторону Луги. Там рассредоточились непосредственно в городе. Вошли в него ночью, план размещения получили в Толмачево. Города практически нет, одни руины, все, что могло быть разрушено – уже разрушено. На удивление быстро заняли свои позиции, которые оказались и подготовлены, и замаскированы. Подвалы оборудованы для проживания, множество землянок. Обжитой оборонительный узел. Подземный гарнизон жил своей уникальной жизнью. Строгая врачиха в звании второго ранга с самого утра устроила дополнительную проверку всем подразделениям на предмет всякой живности. С раннего утра позиции облетал наш разведчик, и с результатами аэрофотосъемки появился генерал Федюнинский, командующий на этом участке фронта. Над ним дамокловым мечом висит выговор от Верховного, потому что приказ перейти в наступление им не выполнен. Если говорить точнее, немцы воспрепятствовали этому необоснованному приказу на этом участке фронта. Мы заняли позиции тех людей, которые лежат теперь чуточку дальше на юго-запад. Часть из них в подобных землянках и окопах, а часть между окопами на проволочных заграждениях перед немецкими позициями. Генерал сделал замечания по маскировке техники, пришлось звонить по подразделениям и выговаривать за это их командирам. К обеду все замечания были устранены. На удивление, генерал не стал форсировать событий, сказал, чтобы полк обживался и включался в подготовку к наступлению. Так что обошлось без значительных объемов клизм и угроз. Достаточно спокойный генерал.

На новеньком бронетранспортере М3А1Е2, с установленной крышей боевого отделения, в сопровождении еще двух БТР и танка Т-50, Василий через Батецкий и Новгород, прибыл в Михайло-Клопский монастырь, где расположился штаб и командный пункт дивизии. Комдив устраивал совещание командного состава. Старый комдив, Павел Ильич, тяжело ранен во время артобстрела у села Медведь, и.о. назначили Шпиллера, но буквально через несколько дней его утвердили на этой должности. Пинчук после выздоровления будет направлен в распоряжение ГАБТУ. Дивизию за время его командования здорово раздербанили. Участок фронта по реке Мшага оказался очень спокойным, в связи с появлением тут танков Баранова, основательно укрепивших оборону на этом участке. Несколько подряд попыток прорыва, для деблокады 1-го армейского корпуса немцев, измотали противника, который перешел к плотной обороне. По сведениям разведки, наступление немцев на Москву и поражение там существенно повлияло на численность и моральный дух войск противника на Ленинградском фронте. У немцев шла полоса неудач, окончания которой пока не предвиделось. Однако реальных подкреплений и Ленинградский фронт не получил. Все «съело» Московское сражение. По первоначальным планам Попов планировал использовать армию Баранова на этом участке, но вместо этого ее перевели на Московское направление, а поздней осенью вытащили 1-й полк под Крестцы, это между Бологим и Новгородом, на левом фланге, передав его другому фронту. С наступлением морозов Шпиллер вывел его к железной дороге. Погрузился, чтобы вернуться на старые позиции, но оказался под Москвой, где значительная часть полка была уничтожена немцами во время второй попытки деблокады 1-й армии. Сейчас полк активно пополняется, время окончания переформирования – 15 февраля, через девять дней.

Его командование уже присутствует на совещании. Полк расположили в Новгороде. В общем, явно что-то готовится. Причем Шпиллер знает об этом, но остальные командиры – нет. Совещание проводится в Троицком соборе монастыря. Акустика здесь неплохая, несмотря на дыры в куполе. Стулья расставлены по бокам зала, так как под куполом образовалась куча снега и льда. Но другого помещения нет. Справа и слева на солее стоят столы. На амвоне установлена трибуна, к которой и вышел комдив в белом полушубке. Смахнул снег перчаткой, положил на трибуну папочку.

Начал он совещание с представления командиров, так было заведено еще при Баранове, отходить от традиции Шпиллер не стал. Тут и выяснилась «пикантная подробность». В силу своей «национальной особенности» Иосиф Борисович просто прибрал к рукам полк Василия. Провернул он это без ведома командующего Федоренко, вокруг которого представителей соплеменников Борисыча хватало. Он, получив назначение и зная, что дивизия сейчас больше стрелковая (три полка мотопехоты и один танковый), устроил маленькую пирушку в Москве, куда пригласил всех своих знакомых из ГАБТУ. Так как звание и должность у него были небольшие, то «крупное начальство» на нем отсутствовало, был только начальник Организационно-мобилизационного отдела полковник Муравич, но этого хватило, чтобы узнать точно расстановку сил и средств, и выяснить, где сейчас находится Челышев. Узнав, что на переформировке, подключил связи в АБТУ Лен-фронта, собрал необходимые подписи, и дело было в шляпе! И все это – минуя подписи «китов» ГАБТУ, просто как передачу войск и матчасти из одного соединения в другое. Вот такой вот шахер-махер. Сильный комполка был ему крайне нужен. Все командиры были вновь назначенными, частью из тыловых округов. Муравич отказывать старому другу не стал, вместе когда-то служили в Белоруссии, задолго до войны. Само собой Шпиллер не знал причины, почему после блестяще проведенной операции Василий оказался не у дел и не остался в армии Баранова. Он решил, что Васю, как обычно, подвел его язык: ляпнул что-нибудь не то начальству.

Представляя Василия, он упомянул, что приложил немало усилий, чтобы вернуть в дивизию «Чапая». Был упомянуто и представление на вторую звезду Героя, которое, по всей видимости, вот-вот утвердят. Дескать, вызов в Москву на Василия пришел, и его вызывают туда на 24-летие РККА. Судя по появившейся морде кобры над амвоном, она готовилась нанести новый удар.

Дальше речь пошла о предстоящем наступлении, разведке, накоплении снабжения, взаимодействии, обо всем, что необходимо подготовить до его начала. По окончанию совещания Василий подошел к Борисовичу. Они не виделись с того момента, как расстались на перроне волоколамского вокзала. После обниманий и похлопываний по плечам и очередной похвальбы Иосифа о том, что он не забывает старых друзей, Василий спросил о вызове. Он оказался в сумке у Шпиллера: обычный конверт из коричневой бумаги, в адресе полевая почта дивизии. Какая-то пометка под проштампованным кремлевским штемпелем левым углом конверта, там, где должна стоять марка. Внутри открытка «С днем Красной Армии и Красного Флота», где впечатано его имя и звание. И опять маленькая, почти незаметная отметка.

– А как доставили?

– Нарочным, с почтой.

Я заставил Василия улыбнуться и сунул конверт в полевую сумку. На самом деле мне было совсем не смешно. Дата отправления была январская. В тот момент нас в дивизии еще не было. По возвращению в Лугу стало известно, что и АБТУ получило такое письмо. В нем лежала такая же открытка. Кто-то хотел, чтобы мы были в Москве. Два приглашения на одно место, торопятся ребята! Подгорает! В общем, никуда мы не поехали. Василий отправил запрос в адрес командующего, и тот официально подтвердил, что капитана Челышева в списках на празднование дня РККА в Кремле нет. Звонил сам и обещал намылить Шпиллеру гриву за самоуправство. Вторую Звезду и приказ на присвоение звания майор привезли фельдъегерем прямо в полк. В Указе было написано: без публикации в открытой прессе по специальному списку, и указан его номер. Не шибко торжественно, да и бог с ним, зато живой.

Вокруг все носятся с планами наступления, проводят рекогносцировки, опробуют мосты, в общем, занимаются делом. В этот момент один из взводов 2-го батальона, где собрались довольно плохо управляемые ребята, выехав на разведку грузоподъемности мостов в районе Лужского выступа, самостоятельно принимают решение атаковать немецкие позиции. Комвзвода был местный. Во время разведки узнал, что на месте его дома – глубокая воронка. Косвенные признаки указывали, что в момент попадания бомбы дом был обитаем. До линии фронта – от моста через Черный ручей до его истока в озере Городецком три километра. Там еще один мост, но он – за линией фронта. И он на полной скорости повел взвод туда.

– Еще один мостик проверим и возвращаемся.

А там довольно открытое место, Ленинградское шоссе. Прямое, как стрела. В общем, он до Городца не доехал полтора километра. Его танк был подбит, а следовавший за ним второй танк, уворачиваясь от обстрела, заехал на минное поле на краю дороги и потерял гусеницу, и тоже был подбит, но экипаж полностью остался в живых. Третий танк скрылся в лесопосадке и сообщил о случившемся. Василий вызвал два ТМР-2 и два эвакуатора, сам с 1-й ротой первого батальона выдвинулся к деревне Жглино, к последнему мосту, который обследовал этот взвод. Оба танка были поражены снарядами 128 мм, причем на прямой наводке и бронебойными снарядами. То есть на участке от Городца до Заплюсья немцы подготовили сюрприз для его полка!

Согласовав вопрос с комфронта, провели глубокую разведку. Воспользовавшись тем, что морозы стоят крепкие, через Кут и Шильцево ударили ночью на Березицы, обошли Городец по грунтовкам и лесным дорогам и атаковали его с тыла. На городецком кладбище обнаружили один «сюрприз», а один из домов в деревне оказался «подвижным». Он был «одет» на громадную самоходную установку с 12,8-см орудием РАК 40. Экипаж первой самоходки был уничтожен шрапнелью, а вторая была подбита фугасным снарядом, в бой с танками она вступить не успела, вела огонь по ТМРам, «атаковавшим» ее с фронта.

Воспользовавшись успешным прорывом у Городца, фронт начал наступление уже утром. Одновременно наступали с двух сторон: от Шимска и от Луги, окружая 56-й мехкорпус немцев. С правого фланга целью наступления было Николаево – Лудони, с левого – Сольцы – Боровичи. На более глубокий удар у фронта сил не было. Целью наступления была рокадная дорога Гдов – Боровичи. Под угрозой окружения немцы сами начнут отвод войск от Лужского рубежа. День Красной Армии отмечали в казармах первого полка во Владимирских лагерях. Дивизия вернулась туда, откуда начала эту войну.