«Благодарность – это не только величайшая добродетель, но и мать всех других добродетелей».
Цицерон, древнеримский государственный деятель
Наше мировоззрение постепенно эволюционирует, так что мы приближаемся к истине обо всем сущем и обретаем обновляющее освобождение и осознание – причем не человечество в целом, но каждый человек, идущий этим путем открытий. Когда мы переходим от скупых умозаключений чистого научного материализма к более широкому пониманию роли сознания в проявленной реальности, выясняется, что большая осведомленность о нашем внутреннем мире – полученная через медитацию или сосредоточенную молитву – дает нам массу возможностей взять на себя ответственность за собственную жизнь, используя силу любви и сострадания духовного мира.
Как врач, я привык купировать приступы, назначать медикаментозное лечение и рекомендовать изменить привычки. Как хирург, я проводил операции. Однако любая хирургическая процедура связана с риском, а моя цель – максимально помочь пациенту и избежать любых возможных осложнений. Головной и спинной мозг не прощают ошибок – способность восстанавливаться после повреждения у них гораздо меньше, чем у других систем тела, из-за сложности их внутреннего строения.
Как неоднократно предупреждал меня один мой учитель, «вы всегда можете сделать операцию, но никогда не сможете вернуть все обратно». Важно исчерпать все возможности консервативного лечения, прежде чем делать этот шаг. В огромный перечень моих обязанностей входило изучение новых, более безопасных и эффективных видов лечения. Например, я помог полностью переделать технологию МРТ, и теперь ее можно использовать прямо в ходе операции. Для пациента улучшенное изображение в сочетании с меньшей инвазивностью означает снижение возможных негативных последствий.
Через три года после комы, в январе 2011 года, я открыл для себя еще более деликатные виды лечения. Как-то меня пригласили выступить на симпозиуме под названием «Научное сопоставление околосмертных переживаний», который проводили по просьбе Международной ассоциации околосмертных переживаний в Вирджиния-Бич для Ассоциации исследований и просвещения Эдгара Кейси. За неделю до выступления я общался с людьми, больными довольно опасным респираторным вирусом и, конечно, надеялся, что не заразился. Однако вскоре после дневного семинара я почувствовал, что у меня закладывает нос, болят горло и мышцы – симптомы, предвещающие приступ мерзкой простуды.
В числе ста двадцати пяти участников симпозиума было много врачей, практикующих альтернативную медицину, и присутствовал немалый коллектив сотрудников хосписов (которые, ежедневно сталкиваясь с умирающими, далеко продвинулись в понимании духовных аспектов человеческого здоровья). Когда я закашлялся на сцене и попытался прочистить горло, быстро заполняющееся слизью, доброжелательная темноволосая женщина лет пятидесяти, сидевшая во втором ряду, подняла руку.
– Доктор Александер, вы себя хорошо чувствуете? – спросила она мягко.
– Кажется, я заболеваю гриппом, – ответил я, снова кашляя.
Публика отреагировала оперативно. Действуя как слаженная команда, они быстро сдвинули четыре стула и уложили меня на них, как на кушетку. Поначалу я немного смущался – я приехал туда, чтобы обсудить свое необычайное путешествие и его взаимосвязь с выздоровлением, и вдруг из врача превратился в пациента.
– Лягте сюда, – сказала женщина, спросившая о моем состоянии. – Закройте глаза и глубоко вдохните.
Вокруг меня собралось как минимум двадцать человек. Они протянули руки ладонями ко мне и приготовились поделиться со мной целительной энергией. Я закрыл глаза и замедлил дыхание. Один человек отбивал мягкий размеренный ритм на маленьком барабане, остальные тихо читали нараспев, и можно было расслышать, что они бормочут что-то вроде молитв, хотя слов было не разобрать. Я позволил себе погрузиться в мягкий и доброжелательный покой окружившей меня энергии.
Я не очень хорошо помню, что делали целители. Я чувствовал лишь благожелательно настроенных людей, окруживших меня, и то, как они объединились для общей цели. Так продолжалось около пятнадцати минут. Скоро я ощутил, что горло очищается, а острая боль начинает исчезать. Сошли на нет и боли в мышцах, начавшиеся перед обеденным перерывом. Очень скоро я снова почувствовал себя здоровым, все симптомы болезни исчезли.
Группа, казалось, нисколько не удивилась столь быстрому улучшению моего состояния, но я был поражен. Оставшиеся несколько дней семинара я чувствовал себя просто прекрасно, и вирус меня больше не беспокоил. Эти люди каким-то образом использовали невидимые силы, чтобы стимулировать изменения в моем физическом теле. Это напоминало воздействие молитвы. Мне явно еще многое предстояло узнать о целительстве, и особенно о силе любви и общей взаимосвязи, содействующих человеческому благополучию.
Прежде, до комы, я, несомненно, проигнорировал бы это событие, счел бы его простым совпадением. Мои личные знания и понимание возможностей альтернативной медицины все еще довольно фрагментарны, но я вижу преимущества такой подготовки на примере моего старшего сына Эбена IV, который учится в медицинской школе на остеопата.
Остеопаты практикуют не только традиционное медицинское лечение, что было разрешено им в 1980 году, когда я получал диплом врача в Медицинской школе при Университете Дьюка, но также мануальную диагностику и лечение и холистический подход к здоровью пациента. Этим они дополняют лекарственные препараты, хирургию и другие медицинские методы, популярные в западной медицине.
«Вернуться в сердце, отыскать в нем важнейший центр и пробудить основополагающие глубины нашего существа». Такая молитвенная практика использует тишину, чтобы приостановить мысли и болтовню интеллекта.
В остеопатии акцент делается на мануальную диагностику и лечение всего тела. К примеру, движение костей черепа тесно связано с центральной нервной системой и циркуляцией лимфы и спинномозговой жидкости (то есть головным, спинным мозгом и лимфатической системой). Остеопаты учатся чувствовать пальцами ритмические движения и изменения в черепе, деформацию его костей и фасций головы. Умело воздействуя руками, остеопаты корректируют эти деформации. Цель лечения – повысить способность тела исцелять себя, исправив анатомические нарушения. Подходящий метод для работы с общей витальностью пациента! Учеба Эбена IV открыла мне глаза на целый пласт бесконтактных методов лечения. Сам Эбен IV больше сосредоточен на велнесе и фитнесе – он считает, что этот подход шире, чем собственно медицина, ориентированная на поиск проблем и излечение болезней, и лучше способствует миру здоровых людей.
Сейчас меня вдохновляет мой сын, а до этого всю жизнь образцом для подражания для меня служил отец. Блестящий ученый, он постоянно был в курсе главных событий в физике, химии, биологии и особенно нейронауке, руководил программой подготовки нейрохирургов в будущей Баптистской больнице и медицинской школе Университета Уэйк-Форест в Уинстон-Сейлеме штата Северная Калифорния. Как и многие другие ведущие нейрохирурги 1950–1960-х годов, отец оттачивал мастерство на полях сражений Второй мировой войны и потому был очень уверен в себе и весьма компетентен. Я знал его не только как отца, но и как наставника. Мою детскую жизнь разнообразили визиты ученых-нейрохирургов с мировым именем – его близких друзей, которые часто останавливались у нас и делились за ужином колоритными историями и размышлениями о жизни.
Отец был очень религиозен, вернее, духовен. Его глубоко аналитическая научная методика, ежедневная работа с пациентами и чтение лекций нейрохирургам-ординаторам, которым предстояло стать лучшими в своей области, органично сочетались с глубоко духовными религиозными убеждениями. Он считал свою роль в излечении любого больного мизерной и верил, что главные пути к исцелению – это сила молитвы и всемогущий всеведущий Бог. Его исключительное чувство этики и справедливости было для меня чудом, путеводной звездой, по которой я ориентировался в жизни.
Отец привил мне привычку молиться, и мое детство было накрепко связано с церковью, а позже с религиозными традициями. Временами я молился, чтобы у моего друга быстро прошел грипп или чтобы сложная операция прошла успешно. Или просил поддержать моих сыновей и помочь им сдать важный экзамен в школе. Перед едой и сном я повторял вместе с сыновьями знакомые слова. Просьбы и молитвы сами всплывали в моей памяти, и я полагал, что так оно и работает: «Просите, и дано вам будет».
Я никогда не получал прямых ответов, и, если замечал, что иногда мои молитвы помогают, не мог решить, сдал ли сын экзамен потому, что ему помог Бог, или просто потому, что он хорошо подготовился. Хотя я молился, что-то во мне всегда удивлялось, если все получалось, как я хотел. Я не знал, работают ли мои обращения ко Всевышнему, но такая привычка меня утешала. В 2000 году личный кризис вынудил меня отбросить мысли о любящем Боге, и восемь лет, окончившихся комой, я совсем не молился.
После болезни молитва воспринимается совсем иначе. Первые месяцы, пока мой мозг восстанавливался после менингита, я почти без усилий входил в то всепоглощающее чувство любви, которое испытал во время своего духовного путешествия. Теперь я ощущал постоянный поток эмоциональной поддержки и вечной любящей силы, и молитва текла очень естественно, разительно отличаясь от моих молитв до комы. Я как будто был все время подключен к другому миру, и особенно к тому чувству любви и единения, которое ощущал в Ядре.
Я стал молиться совершенно иначе. Я научился «центрирующей молитве», популяризированной в 1960-х годах отцами Томасом Китингом и Томасом Мертоном, которые советовали «вернуться в сердце, отыскать в нем важнейший центр и пробудить основополагающие глубины нашего существа». Такая молитвенная практика использует тишину, чтобы приостановить мысли и болтовню лингвистического интеллекта. Впервые мои молитвы стали простым, но мощным выражением благодарности за милости, которые я то и дело получал. Они были не просьбой вмешаться, а верой в то, что «все будет хорошо».
Одно из самых замечательных моих воспоминаний о пребывании в глубокой коме связано с мириадами существ, которые окружили меня, когда я близился к окончанию своей одиссеи. Эти фигуры обходили меня по дуге, а потом исчезали во мгле, а большинство из них опускались перед этим на колени. Многие были в капюшонах, другие держали свечи, и у всех руки были сложены на груди, а головы склонены. Я ощущал исходящую от них очень приятную эманацию, которую можно назвать любящей и целительной энергией, и слышал едва различимое неразборчивое бормотание. Самым поразительным и запоминающимся было громадное чувство облегчения, которое приносило мне их бормотание. Эмоциональное наслаждение от купания в этой энергии сравнимо с трансцендентным блаженством, которое я ощущал во Вратах и Ядре. Никогда этого не забуду. Я часто задавал себе вопрос, не эти ли молящиеся фигуры помогли мне выздороветь.
Согласно имеющимся сведениям, молитвы начали исследовать в 1872 году, когда сэр Фрэнсис Гальтон – ученый-новатор с весьма разносторонними интересами, изучавший метеорологию, генетику и психологию, – сравнил продолжительность жизни выдающихся религиозных и нерелигиозных деятелей. Казалось бы, духовенство молится больше других и потому должно жить дольше. Однако результаты оказались неоднозначными, как и во многих других подобных исследованиях, проводившихся позже. Ученые столкнулись с тем, как трудно спланировать подобное изучение. Как доказать вмешательство божественного фактора? Сложный процесс научной оценки молитвы в контролируемом окружении отнимает много душевных сил. Также непонятно, можно ли сравнивать такую искусственную форму молитвы со спонтанными искренними обращениями к Богу. Трудно бесспорно доказать важность молитвы, хотя есть много эмпирических доказательств ее ценности.
25 апреля 1999 года Элисон Ли Сагг (моя читательница, рассказавшая мне эту историю) привела на свет своего второго ребенка в родильном доме города Даллас штата Техас. Беременность протекала нормально, и рожать она решила естественным путем. Когда все закончилось, акушерка не дала дочь матери, чтобы та могла обнять и покормить ее, как это было с сыном. Вместо этого она сразу унесла ребенка и надела на него кислородную маску. Элисон смутило то, что она не ощутила облегчения, а по-прежнему испытывала такую же боль, как и во время этих стремительных родов, – в первых родах боль очень быстро сменилась радостью.
Неудержимо истекая кровью от обширного разрыва матки на акушерской кровати, она понимала, что что-то не так. Ее матка не закрывалась, как положено, и сильное кровотечение, вызванное аномальным тетаническим сокращением мышц, не прекращалось. Элисон потеряла периферийное зрение и смотрела на мужа и сиделку как сквозь трубу. Не в состоянии поднять головы, она чувствовала, что уходит, растворяется в окружающем пространстве. Акушерка привезла к постели Элисон капельницу с питоцином, чтобы остановить кровотечение. Она пыталась найти вену, но игла не попадала в цель – все вены «спали». Акушерка приказала сиделке позвонить 911 и вызвать скорую помощь. Элисон должна была стать первой роженицей, которую увезли из роддома в соседнюю больницу, но скорая могла не успеть доехать.
Сложный процесс научной оценки молитвы в контролируемом окружении отнимает много душевных сил. Трудно бесспорно доказать ее важность, хотя есть эмпирические доказательства ее ценности.
Когда фельдшеры вошли в комнату, Элисон ощутила прилив сострадательной любви к младшему из них, который был явно испуган до потери рассудка видом женщины, находящейся при смерти. Он сказал ей:
– Все будет хорошо, мы пришли, чтобы о вас позаботиться.
Она знала, что он лжет для того, чтобы ей стало легче, и это вызвало огромный прилив любви, который, казалось, идет не от нее, а от другого существа, появляющегося и проявляющегося в ней. Это существо мерцало под самой поверхностью материальных предметов и поддерживало носилки, на которые ее уложили. Элисон приехала в больницу, испытывая смутную неловкость оттого, что может запачкать кровью ковер.
Доктор Маргарет Кристенсен была консультирующим акушером-гинекологом роддома и занималась экстренными случаями. Когда Элисон доехала до больницы, она уже потеряла около пяти литров крови, но была в сознании и могла говорить. Доктор Кристенсен старалась сделать все возможное, чтобы остановить кровотечение, но ничего не помогало, и кровь просачивалась сквозь все повязки. К тому моменту пульс у Элисон был под 150, а кровяное давление упало до значений 87/60.
– Очевидно, ваша матка не закрылась, поэтому мы сейчас отвезем вас в операционную и посмотрим, не осталось ли у вас там куска плаценты. Если мы не остановим кровотечение, то, боюсь, нам придется удалить матку, – сказала она Элисон и ее мужу.
Элисон заметила, что это «другое существо» помогает ей общаться с окружающими. Сама она не могла говорить, но существо выталкивало слова наружу как будто из очень глубокого колодца и давало советы ее врачу.
– Интубируйте меня быстрее, иначе я могу умереть, – услышала Элисон собственный голос, когда ее везли в операционную.
Когда бригада медиков положила ее на стол, они попытались стабилизировать давление и ввели ей внутривенные растворы. Они ждали кровь и тромбоцитарную массу, без которых не могли прооперировать ее. Но тут случился криз – кровяное давление упало до 40/0, Элисон потеряла сознание, пульс у нее стал падать, и ЭКГ показала остановку сердца.
– О Господи, она умирает, – осознала доктор Кристенсен.
В операционной было много народа, включая нескольких ординаторов, анестезиолога и ее нового напарника, бывшего флотского хирурга-травматолога, которого она пригласила ассистировать ей при реанимации.
– Элисон, вам нельзя умирать. У вас двое детей, вам нужно о них заботиться, – сказала доктор Кристенсен лежащей без сознания Элисон, держа ее голову в руках. В этот момент доктор Кристенсен оценивала ее шансы на выживание примерно в десять процентов.
Наконец привезли кровь, и Элисон ввели скопом цельную кровь, плазму, растворы и тромбоциты, чтобы восстановить ее пульс. Они не могли сделать хирургический разрез, пока крови в кровеносной системе Элисон не будет достаточно для того, чтобы поддерживать сердцебиение. Врач сделала перерыв.
ТОПЛИВО ДУХОВНОСТИ – ЛЮБОВЬ, И ЧЕМ БОЛЬШЕ МЫ ВЫРАЖАЕМ БЕЗУСЛОВНУЮ ЛЮБОВЬ К СЕБЕ И ДРУГИМ ЛЮДЯМ, ТЕМ БОЛЬШЕЕ ИСЦЕЛЕНИЕ ИЛИ «ЦЕЛОСТНОСТЬ» МЫ ВИДИМ. МОЛИТВА – САМЫЙ ЕСТЕСТВЕННЫЙ СПОСОБ ПРИЙТИ К ПОЛНОМУ ОЗДОРОВЛЕНИЮ.
Доктор Кристенсен росла в набожной семье, но к подростковому возрасту полностью отвергла все религии. Ее отвратили войны, которые начинались из-за споров о том, чей Бог лучше. В Университете Райса в Хьюстоне она была очень умной и аналитичной личностью с мотивацией типа А. В своей группе она входила в десятку лучших студентов. Ее заинтриговала квантовая физика, и она прочла «Дао физики» Фритьофа Капры, что пробудило у нее интерес к философии, древним мистикам и связи между буддизмом и квантовой физикой. В детстве у нее было несколько мистических переживаний, но она отмахнулась от того, что не была в состоянии понять. На третьем курсе медицинской школы, во время болезненных родов своего первого ребенка, она столкнулась с мощным просветлением, и это событие повлияло на ее карьеру. Она ощутила свою связь со всеми матерями и всеми женщинами в мире, рожавшими одновременно с ней.
Примерно в то время вышел фильм «Звездные войны», и концепция силы – представление о том, что есть нечто большее, чем человек, нечто подобное Богу, чего не постичь умом, – откликнулась в ней. После медицинской школы она стала практиковать, и в этот период на нее оказали сильное влияние книги Кристиан Нортроп «Женское тело, женская мудрость» и Джин Шиноды Болен «Богини в каждой женщине».
Доктора Кристенсен привлекла концепция божественного женского начала, и в конце концов она решила вернуться в лоно церкви. Утром по воскресеньям, по дороге в больницу на обход, она слушала радиостанцию одной из церквей. Ей нравилось это учение, потому что в нем не было строгих догм и идеи вины. Бог рассматривался как любящее существо «Бог-отец-мать», и для нее это название звучало очень правильно. Забота о теле матери, приносящей в мир дитя, была ее священным долгом, а молитва стала частью ее медицинской практики. Она молилась вместе со своими пациентками – так, как они хотели, и тому, кому они хотели, для нее это было неважно.
– Нам нужно прерваться, всего на пару минут – мы все будем молиться и просить Элисон вернуться к нам, – сказала доктор Кристенсен бригаде медиков и начала. – Пожалуйста, помоги нам исцелить тело Элисон. Прошу, приведи ее душу обратно в тело.
Тем временем Элисон осознала, что ее жизненная энергия покидает тело через носоглотку и точку между бровей и сгущается где-то перед или над ее телом. Она посмотрела вниз на свое тело, почувствовала что-то вроде безразличия и сострадания, но не стала сосредоточиваться на этом. Элисон ощутила знакомые энергии, они завертелись вокруг нее, запульсировали и превратились в световую спираль, уносящую ее выше и выше. Она была вся поглощена этой радостью. А потом энергии исчезли, и Элисон попала в абсолютно идеальную непроглядную черноту, заключавшую в себе все остальные цвета, и поднялась на какое-то ровное место. Потом перед ней появилось удивительное существо, сотканное из света и звука и источающее самую чистую, сильную, божественную и полную любви энергию, с какой она когда-либо сталкивалась. Это было непередаваемо, хотя несомненно понятно. Более чем ощутимо. У нее не было слов, их будто вообще не существовало на свете.
Затем это божественное и могущественное существо передало Элисон «мысль», вложило информацию прямо в нее.
– У тебя есть выбор.
Она растерялась и огорчилась, когда осознала, что оно имеет в виду. Если у нее есть выбор, значит, где-то не здесь есть что-то еще. Она была глубоко опечалена мыслью, что ей придется покинуть это умиротворяющее место. Пытаясь постичь, что значит это «не здесь», она стала слушать молитвы, парящие вокруг нее, – молитвы людей, собравшихся в далласской операционной, в пространстве-времени, считающемся 25 апреля 1999 года, молитвы о ней, Элисон. Она не слышала слов тех добрых людей (то, как они произносили их про себя), но чувствовала их сердечность и надежду на то, что она будет жить, что увидит свою маленькую дочь, сможет растить сына и вернется в семью. Казалось, их сознательная сосредоточенность на ней и ее детях, посланная с любовью сквозь пространство и время, пробуждала в ней воспоминание о том, что она живет в физическом теле на планете Земля и говорит на одномерном языке. Она прислушалась к себе. Ей было душераздирающе трудно расставаться с этим могущественным неназванным существом.
Элисон тяжело свалилась обратно в операционную. Теперь она висела справа от людей. Эти люди молились про себя, но она слышала их в своем уме/духе, то есть вне своего тела. Она начала припоминать, что у нее есть тело, есть речь, есть дети, новорожденный младенец. Теперь она знала, что ей нужно делать. С нестерпимой болью она втиснулась обратно – вниз, в темноту, в небытие.
Элисон пробыла без сознания около одиннадцати минут, и за это время ее сердце снова забилось, а кровяное давление немного повысилось. Затем доктор Кристенсен успешно провела гистерэктомию. Элисон получила необходимое количество крови и тромбоцитов, чтобы справиться с тромбоцитопенией, и пять дней провела в коме в реанимации под аппаратом искусственной вентиляции легких. Часть ее гипофиза погибла от гипоксии во время длительной остановки сердечной деятельности (синдром Шихана), и она больше не могла кормить грудью. После родов тело Элисон не могло вырабатывать кортизол, и ей пришлось некоторое время принимать стероиды. Она вышла из больницы с гемоглобином вдвое меньше нормы, у нее кружилась голова, и она падала в обмороки. Но в итоге она и ее ребенок поправились. Элисон часто рассказывает эту историю, чтобы помочь другим преодолеть страх смерти, и очень сосредоточенно изучает целительную силу духовной трансформации.
Ее рассказ показался мне правдивым, поскольку перекликался с некоторыми характерными особенностями моего собственного путешествия. Ее история согласовывалась с моим восприятием энергии молитвы и убеждением, что Бог и есть целительная энергия любви, которую часто описывают в историях об ОСП, если посмотреть на нее с другой стороны фильтра – вера и любовь служат доказательством реальности ощущения, что «все хорошо».
Воспоминание Элисон о том, как тяжело ей было покидать иной мир, напомнило мне поразительно мощные чувства, которые я испытал в самом конце моего ОСП. Уход из духовного мира был самым болезненным моментом всего путешествия. Поскольку в коме я утратил память о своей прежней жизни, я не помнил никаких привязанностей или ответственности перед другими душами.
Молитва обладает колоссальной силой – помните, что ваши молитвы дойдут до душ ваших близких во время их путешествия и дадут ему или ей утешение и любовь.
Но на седьмой день комы, когда мои врачи объявили, что пора меня отпустить, мой десятилетний сын Бонд вбежал ко мне в палату, поднял мне веки и стал умолять: «Папочка, с тобой все будет в порядке». Он повторял это снова и снова. Я очень отчетливо ощущал его присутствие в необозримых просторах духовного мира, хотя не понимал, кто это такой, и не различал его слов. Его умоляющий тон требовал полного моего внимания, и, чувствуя сильную связь между нами, я знал, что должен каким-то образом понять правила этих миров (включая земной) и сделать все возможное, чтобы как-то добраться до него. А это значило вернуться в мир, в тот момент совершенно для меня неведомый. Я живу и здравствую, но, к сожалению, дело не только в этом.
Как нейрохирург, я хорошо знаком со смертью. Я часто лечил пациентов со злокачественными опухолями мозга, которым сказали, что «больше ничего сделать нельзя, у вас осталось несколько недель или месяцев жизни». Хотя многие из них поправились, я всегда помнил, что неудача и смерть прячутся где-то за углом. Смерть – это закон, но врач, разумеется, старается помогать пациентам и их родным на всех стадиях болезни. Я часто утешал близких умершего пациента:
– Мы сделали все, что могли. Я знаю, что вы надеялись и молились за более благоприятный исход. Мне очень жаль, что мы не смогли больше ничем помочь. Но мы хотя бы облегчили последние часы жизни.
Это было лучшее, что я мог сделать. Родным было легче, если они знали, что их близкий не страдал перед смертью. Если какой-то родственник приходил ко мне с вопросами о жизни после смерти, о бессмертной душе, я говорил:
– Да, это возможно, – сохранив равнодушие к этой идее, но и не растоптав его веры. Дело в том, что тогда я не знал, как много есть доказательств тому, что жизнь после смерти существует.
В 1980 году, вскоре после того как меня приняли в ординатуру по программе подготовки нейрохирургов медицинского центра при Университете Дьюка, у меня состоялась памятная беседа с отцом. Я спросил, каков, по его мнению, был его самый важный вклад в профессию. Я ожидал, что он опишет какую-нибудь крайне сложную операцию по скреплению аневризмы или удалению опухоли. Но ответ оказался таким:
– Что я оставался рядом с моими пациентами и их родными, когда ничего уже не мог сделать как нейрохирург.
Его ответ совершенно меня обезоружил. Он показался признанием постоянного поражения перед лицом смерти. Но отец был прав, когда гордился тем, что поддерживал своих пациентов, когда он им действительно был нужнее всего – в момент, когда они лицом к лицу сталкивались с собственной бренностью. Он считал высочайшей привилегией то, что мог дать им утешение и уверенность перед лицом величайшего испытания в их жизни. У меня ушли годы на то, чтобы на самом глубинном уровне понять, почему он считал это таким притягательным аспектом своей работы.
Те, кто столкнулся с трудностями комы, часто пишут мне и спрашивают, что они могут сделать для своего близкого, лежащего без сознания из-за аварии, болезни или других причин. Их сводит с ума мысль, что они теряют родного человека, они хотят спасти его любой ценой. Их воодушевляют необъяснимые выздоровления, и они страстно желают знать, поможет ли молитва выжить и поправиться их близкому человеку. Важно помнить, что наше существование не заканчивается со смертью физического тела. Молитва обладает колоссальной силой – помните, что ваши молитвы дойдут до душ ваших близких во время их путешествия и дадут ему или ей утешение и любовь. Выздоровеет физическое тело или нет – это не важно. Если выздоровление нужно их душе, чтобы понять ее взаимоотношения со Вселенной и предназначение жизненных уроков, оно становится возможным.
Неважно, в насколько глубокой коме находится ваш близкий человек, исходите из того, что энергия любви ваших молитв поможет вам связаться с его душой. Используйте эту энергию, чтобы показать самые высокие и добрые чувства к своим близким. Это также подразумевает непривязанность к результату и смирение «да будет воля Твоя». Стремитесь связаться с близким человеком и сообщить ему, что его любят и дорожат им независимо от того, вернется он в свое тело или умрет, – дело не в ваших молитвах или его выборе, это просто другой исход. Очень важно понимать, что смерть не означает расставание нашей души с близкими и любимыми. Молитвы часто показывают нам нашу взаимосвязь, когда мы ощущаем, что душа умершего человека на самом деле никуда не ушла, даже если раз и навсегда покинула физическое тело.
Я обычно призывал людей, беспокоящихся об умирающих близких, поверить врачу, который может рассказать им о том, что ждет их родных. А медицинская бригада поможет им решиться прекратить лечение, если это будет рекомендовано.
Решение отключить от аппаратов жизнеобеспечения самых ослабленных пациентов опирается на критерии смерти мозга, которые были разработаны в 1968 году. Их задача – помочь врачам лучше определять момент, когда повреждение мозга из-за болезни или травмы миновало точку, после которой полноценное восстановление крайне маловероятно. Критерии смерти мозга считаются надежным способом оценить перспективы больного и лежат в основе решений о прекращении лечения и поддержания жизнедеятельности пациента.
Менингоэнцефалит, который меня сразил, почти всегда фатален. Если бы я не начал приходить в себя, следующим шагом вполне могла бы стать формальная оценка критериев смерти мозга. Если состояние вашего близкого человека соответствует смерти мозга, то я бы посоветовал вам следовать рекомендациям врача, даже если в результате пациент умрет. Я сам являюсь донором органов и считаю, что критерии смерти мозга в определенных ситуациях необходимы. Иногда даже при отсутствии полностью подтвержденной смерти мозга прекращение лечения – наилучший вариант. Когда перспективы восстановления функций нулевые, поддержание сердцебиения причиняет огромный вред.
Некоторые врачи рассматривают смерть пациента как личную неудачу. Но многие люди самым лучшим подарком от близких называют поданный в момент их смерти знак о том, что воссоединение их душ длится дольше, чем жизнь тела.
Отец Патриции (имя вымышленное) умирал в реанимации от гангрены и сепсиса после неудачной операции. За три недели он постепенно утратил все функции и то приходил в себя, то впадал в беспамятство. Вот уже три дня он не открывал глаз и не сжимал руки близких, когда они с ним разговаривали. Патриция несколько часов держала отца за руки, когда, к ее удивлению, он вдруг открыл глаза и немного приподнялся на локтях. Он улыбнулся и посмотрел ей в глаза с большой любовью, которую она ощутила всем сердцем.
– Как хорошо, что ты пришел в себя! – воскликнула она.
Его самообладание и сила были очень велики, как будто не от мира сего. Патриция получила от него телепатическое послание: «Все в порядке».
Затем он лег на подушку, глаза его закатились, и он снова отключился. На следующий день отец умер. Она не знала, как объяснить то, что он телепатически передал ей мысль, но он это сделал. Она мгновенно восприняла огромное количество информации как знание. Вошла сиделка и сказала, что увидела очень теплый яркий свет, идущий из крошечной палаты, и пришла посмотреть, что тут такое. Патриция тоже заметила некое сияние, и, как ни странно, в те минуты это казалось ей объяснимым. Событие изменило ее – с этого мгновения у нее не осталось сомнений в существовании жизни после физической смерти и в том, что любовь – это основа мира. Отец хотел сообщить ей это, и она никогда не забудет свой короткий личный опыт телепатического общения.
Я сотни раз слышал разные варианты этой истории. Сиделки в хосписах и другие работники здравоохранения, часто имеющие дело с умирающими, понимают эту важную истину, потому что снова и снова сталкиваются с необъяснимыми случаями. Помните, что исцеление должно освятить, а по сути – «сделать целостным». Воссоединение с бесконечно любящей созидающей силой после смерти тела – это самый прекрасный урок истинного единства, лежащего в основе нашего существования, вечной жизни духа и взаимосвязи между всеми душами.
Задача специалистов по уходу за больными и близких людей умирающих – делиться дарами, иначе говоря, признанием, одобрением и прощением (уходящей души, братьев, сестер и других членов семьи, но особенно самих себя), стремлением утешить и дать покой умирающему. Смерть – это естественная составляющая жизненного цикла. Говоря родному человеку, что все в порядке, что вы с ним неразделимы, вы даете всем мощное исцеление. Вглядывайтесь сердцем, а не умом.
В книге «Проблески вечности» Рэймонд Моуди рассказывает о совместном предсмертном опыте, когда душа совершенно здорового очевидца, сидящего у постели умирающего друга или члена семьи, увлекается, чтобы сопровождать уходящую душу вплоть до момента перепросмотра событий жизни. Эти переживания часто неотличимы от насыщенной сверхреальности ОСП, и единственное исключение заключается в том, что случаются они со здоровыми людьми. Такой опыт помогает справиться со скорбью, уменьшает страх смерти и дает уверенность, что близкие люди продолжают свой путь после смерти, полноценно вовлеченные в общее путешествие наших душ.
Воссоединение с бесконечно любящей созидающей силой – это самый прекрасный урок истинного единства, лежащего в основе нашего существования, вечной жизни духа и взаимосвязи между душами.
Shared Crossing Project, созданный Уильямом Петерсом из Санта-Барбары, Калифорния, продвигает нас еще на шаг вперед. Работая добровольцем в хосписе, Уильям слышал о множестве мистических переживаний, связанных с теми, кто отправлялся в последний путь. В 2010 году он, вдохновленный книгой Моуди, придумал, как специально вызывать такое событие на благо умирающего и его близких. Через программу Shared Crossing Project Pathway, созданную, чтобы помочь людям принять смерть как естественный процесс, он разработал четкие стандарты и особые упражнения для того, чтобы установить связь между умирающим и его близкими.
Приведу одно вводное упражнение из его программы: «Найдите минуту, погрузитесь в расслабленное, созерцательное состояние и сосредоточьтесь на взаимоотношениях с близким человеком. Подумайте о событии, пробуждающем чувство благодарности к этому человеку. Возможно, это случилось в очень радостный момент вашей жизни или когда вы нуждались в поддержке. Позвольте признательности сформировать связь между вами и этим человеком сквозь время и пространство. Позвольте себе почувствовать присутствие этого человека рядом с вами прямо сейчас».
Такая визуализация, если ее практиковать с некоторой регулярностью, образует связь между этой жизнью и будущей. С помощью более сложных упражнений можно изучить ландшафт пути, ведущего из человеческой жизни в иной мир, и скоординировать свои перемещения с близкими. Участники программы, прошедшие обучение, обрели более осмысленные взаимоотношения со смертью и бесчисленные преимущества – возросшую любовь к жизни, избавление от страха смерти, более управляемую скорбь и глубокое понимание цели собственной жизни.
Исследование показало, что эти практики вызывают множество фундаментальных и целительных феноменов, связанных с умиранием, которые Петерс определил как «совместные переходы». Это своего рода коммуникация через границу жизни и смерти, которая дает способность к трансформации и дарит предсмертные сны и видения (когда к умирающим приходят умершие близкие, чтобы дать им советы и утешение), совместный предсмертный опыт (когда люди доходят до первых ступеней жизни после смерти вместе с умирающим человеком и испытывают совместный внетелесный опыт, наблюдая доброжелательных светящихся существ, попадая в божественные сферы и понимая, что уходящий любимый цел, невредим и счастлив), посмертные совпадения (когда человек переживает глубокое энергетическое событие, во время которого узнает, что его близкий умер, хотя он жив и здоров) и многое другое.
Как врач, понявший масштаб феноменов умирания, я считаю, что нам необходимы перемены в работе хосписов. Принятие смерти как естественного перехода – аналога рождению в грандиозном циклическом процессе жизни, а не концу сознательной осведомленности – помогает культивировать атмосферу священного празднества и благодарности за жизнь. Дети, родные и друзья могут с любовью участвовать в этом переходе души из нашего мира в другой, если признают реальность общения между душами близких людей.
Мы – духовные существа, живущие в одухотворенной Вселенной. И эта духовность означает, что все мы связаны через Коллективный разум и что эмоциональная сила, стоящая за нашими надеждами и мечтами, коренится в реальности, которая руководит событиями нашей жизни. Само топливо этой духовности – любовь, и чем больше мы выражаем безусловную любовь к себе и другим людям, тем большее исцеление или «целостность» мы видим. Наилучший способ открыть в себе это – использовать методы самоуглубления, медитации или молитвы. Физическое, психическое или эмоциональное здоровье должно истекать из здоровья духовного, и молитва – это самый естественный способ прийти к полному оздоровлению. Сотни людей сказали мне, что чувство всеобщего единства меняет жизнь. Нам нужно просто открыться ему.