Глава 4

За пределы официальной науки

«Если вы думали, что наука точна, то вы заблуждались».

Ричард Фейнман, Нобелевская премия по физике, 1965 год

Я хирург, скептик и рационалист. Я последний, кто скажет вам отвергнуть науку. Но поскольку научный метод включает в себя сомнение во всем, я буду поощрять вас критически изучать мифы и убеждения, которым традиционные ученые привержены без должных оснований, как догматам веры. Чтобы действовать правильно, наука должна придерживаться строгих критериев и подвергаться регулярному анализу. Но структура научного понимания мира сильна лишь настолько, насколько верны ее основополагающие утверждения, и любые ошибки в них приведут к большим проблемам с выводами. Одно такое метафизическое утверждение (метафизическое, потому что лежит в основе нашего мировоззрения) гласит, что существует только физический мир. Эта позиция известна науке как материализм (или физикализм). Согласно этой теории, мысли, чувства, эмоции, идеи и сознание есть результат неких физических процессов и сами по себе не существуют.

Материалистическая наука постулирует, что мозг порождает сознание из чисто физической материи – потому что ничего другого нет. Она утверждает, что все пережитое нами – каждый красивый закат, каждая прекрасная симфония, каждое объятие нашего ребенка, каждая влюбленность – всего лишь электрохимические сигналы примерно ста миллиардов нейронов в полуторакилограммовой студенистой массе, заключенной в теплой и темной емкости нашей головы. Такие ученые придерживаются мнения, что выбор делает не наша свободная воля, а электрические и химические реакции сложной структуры нашего мозга. И они говорят, что мы не более чем наше физическое тело, так что, когда оно умирает, мы прекращаем существовать.

Проблема материалистической модели мозга, порождающего сознание, в том, что даже лучшие в мире специалисты по мозгу не знают, как он может породить сознание. Это современный эквивалент древнего ученого, который думает: «Ну, солнце точно восходит и садится за горизонт, значит, Солнце вращается вокруг Земли». Традиционная нейронаука просто не делала домашние задания в школе.

Через несколько недель после того, как я начал свое исследование, 7 мая 2014 года, меня пригласили выступить против собственной докоматозной позиции в публичных дебатах по вопросу «Смерть – это конец?», которые проводила «Intelligence Squared» на Национальном общественном радио в городе Нью-Йорке. «Intelligence Squared» – это общественная некоммерческая организация, основанная в 2006 году с целью «восстановления культуры, аргументированного анализа и конструктивного общественного обсуждения в современном необъективном медиаландшафте». Мне не терпелось поучаствовать в дискуссии о взаимоотношении разума и тела, ведущейся более двух тысяч лет.

Моим партнером на позиции «за» стал доктор Рэймонд Моуди, мы с ним доказывали, что критическое мышление и логика указывают на существование загробной жизни. На другой стороне были Шон Кэрролл, физик из Калифорнийского технологического института в Пасадене, и доктор Стивен Новелла – невролог из Йеля. Они занимали противоположную, атеистическую позицию и доказывали, что смерть физического тела – это конец любого сознания и души. Новелла – основатель и редактор сайта «Доказательная медицина», анализирующего и традиционную, и альтернативную медицинскую помощь с научной позиции. Он гордился тем, что является профессиональным скептиком, но я надеялся, что он признает хотя бы отсутствие научного консенсуса в отношении сознания.

Любая попытка материалистической нейробиологии объяснить механизм сознания, возникающего из физического мозга, не даст ровно ничего – нет совсем никаких теоретических основ, связывающих мозг и сознание! Есть лишь неопределенные предположения, которые могут, конечно, пригодиться для моделирования, однако ни на шаг не приближают нас к решению трудной проблемы сознания и не помогают выявить конкретные механизмы, с помощью которых деятельность мозга заканчивается психическим переживанием.

Смелое вступительное слово Новеллы сразу же обнаружило его убежденность, что сознание проистекает из мозга.

– Уверены ли мы в научном умозаключении, о котором собираемся здесь говорить: что ум по существу и есть мозг? – начал Новелла. – Да, определенно. У нас есть твердыня нейронауки и бесчисленные эксперименты по поиску нейроанатомических коррелятов сознания, работы мозга, разума. Все, что вы думаете, чувствуете, во что верите, – это, несомненно, происходит в мозге. Каждый элемент околосмертного переживания можно воспроизвести с помощью выключения некоторых участков мозга или другими способами. Каждый такой компонент – это событие в мозге, и мы можем его воспроизвести, достаточно лишь нацелиться на определенные его участки.

Я думаю, мало кто сомневается в том, что мозг как-то связан с сознательным опытом. Проблема подхода Новеллы (и других материалистов) кроется в утверждении, что мысли, чувства и убеждения – и даже само сознание – вызываются одной лишь активностью мозга.

Сегодня у нейробиологов есть много замечательных методов и технологий, с помощью которых можно наблюдать, фиксировать и измерять физические изменения в мозге. Параметров так много, что легко прийти к выводу, что именно физические изменения вызывают необычные переживания, когда на самом деле может быть обратное: необычные переживания могут вызывать повышенную физическую активность в мозге. Вот где подводят основополагающие допущения ученых. Я позаимствовал у главного научного советника ИНЭН доктора Дина Радина чудесную аналогию: то, что подсолнухи поворачиваются к солнцу, не означает, что они заставляют солнце двигаться по небу.

Доктор Уайлдер Пенфилд из Монреаля, пожалуй, находился в лучшем положении, чем большинство людей, высказавшихся по поводу связи между физическим мозгом и феноменологией переживаний. Бывало, в ходе хирургического лечения эпилепсии он стимулировал неокортекс у бодрствующих пациентов (то есть не полностью анестезированных).

Для этого Пенфилд использовал электроды. Шестнадцатилетняя девушка (история болезни М. Г., скрипачки, занимающейся музыкой с пяти лет) обратилась к нему с судорогами, и он провел операцию, чтобы получить доступ к правой височной доле. Стимуляция верхней части височной доли ее мозга вызвала такую реакцию:

– Я слышу, как входят люди. Сейчас я слышу музыку, забавную маленькую пьесу.

Стимуляцию делали сзади, в главной слуховой зоне коры мозга, основной области звукового восприятия. Пациентка сказала, что узнала музыкальную тему детской передачи, которую она слушала по радио (актуальное воспоминание о реальном событии). Вторая стимуляция той же самой зоны вызвала ощущение, не связанное ни с каким воспоминанием:

– Люди входят и выходят, и я слышу «бум, бум, бум».

Затем последовала еще одна стимуляция.

– Это сон. Здесь много людей. Я их не вижу, но слышу. Я не слышу их слов, а слышу только их шаги.

Таков конкретный характер восприятия и воспоминаний, о которых Пенфилд узнал, стимулируя электрическим током определенные точки поверхности мозга. Анализ достигнутых результатов позволил составить основную функциональную анатомию мозга (особенно сенсорной и моторной зон коры головного мозга), а электрокортикография помогла ему выявить поврежденную ткань мозга, которую нужно удалить, чтобы избавить пациента от судорог. Каждый день в течение тридцати лет он тщательно фиксировал переживания, ощущения и воспоминания, возникающие в сознании пациентов из-за электрического картирования неокортекса, а затем идентифицировал и удалял аномальные части мозга, вызывавшие судороги.

Как специалист по стимуляции мозга во время иссечения с местной анестезией, когда пациент находится в сознании, я знал сильные и слабые стороны этих методов. В ходе своих интересных научных экспериментов Пенфилд узнал больше других нейрохирургов о взаимосвязи электростимуляции маленьких участков мозга с чувственными переживаниями пациентов. Он занял двойственную позицию и стал интеракционистским дуалистом, признав, что люди имеют и физический мозг, и совершенно отдельный разум и что один только мозг не объясняет разума.

В книге «Мозг. Тайны разума» Пенфилд пишет: «Занимаясь наукой, я старался доказать, что мозг является источником разума, поэтому стремился продемонстрировать столько мозговых механизмов, сколько это возможно, надеясь, что таким образом покажу, как именно мозг рождает разум… В итоге я пришел к заключению, что, несмотря на новейшие методы исследования, такие как применение стимулирующих электродов, изучение пациентов, находящихся в сознательном состоянии, и анализ эпилептических приступов, достоверных данных о том, что только один мозг может выполнять работу, которую осуществляет разум, не существует. Я прихожу к выводу, что гораздо легче рационализировать человеческую сущность на основе двух элементов, чем на основе одного».

Проблема материалистической модели мозга, порождающего сознание, в том, что даже лучшие в мире специалисты не знают, как он может породить сознание. Нейронаука просто не делала домашние задания в школе.

К сожалению, наблюдения Пенфилда были проигнорированы или неправильно истолкованы, потому что не соответствовали преобладающей материалистической модели. И, невзирая на гигантские изменения в нашем понимании внутренних механизмов работы физического мозга за последние десятилетия, идея материалистического мировосприятия о том, что «мозг порождает сознание», не дрогнула. Ученых, кажется, не беспокоит то, что они не могут найти этот механизм. Новеллу как будто удовлетворило собственное заявление, что их предположения однажды подтвердятся (это называется «обещательным материализмом»).

– Нам не нужно знать, как мозг создает сознание, – заявил Новелла. – Мы точно знаем, что он его создает. Нам также не нужно знать, как Земля порождает гравитацию, чтобы знать, что она ее порождает. Мы не сомневаемся, что у нас есть гравитация, пусть мы пока и не развили глубочайшего понимания всего сущего. Поэтому да, мы не знаем, как именно мозг создает сознание, но доказательства приводят нас к единственно возможному умозаключению: он его создает. Без сомнений, сознание порождается мозгом.

– Ни один нейробиолог на свете не может сформулировать ни одного объяснения механизма, за счет которого физический мозг обусловливает сознание, – возразил я Новелле.

– Это правда? – спросил Новеллу шокированный ведущий.

– Все не так просто, – ответил Новелла. – У нас есть некоторые знания, но нет полного понимания. Это то же самое, что сказать: «Все ли мы знаем о генах?» Нет. Но мы знаем, что ДНК – это молекула наследственности. В этом нет сомнений.

– Но у нас нет ни одной формулировки. Расскажите, как вы сможете установить, что физический мозг порождает сознание, – настаивал я.

Новелле нечего было ответить.

Как бывший сторонник научного материализма, я могу понять, почему человек становится зависимым от упрощенного представления. Однако я начал понимать, что подлинный непредубежденный скептицизм – одно из самых сильных и ценных качеств ученого. К сожалению, большинство представителей нашей культуры, которые гордо объявляют себя скептиками, на самом деле являются их противоположностью – я называю их псевдоскептиками. Они уже сформировали свое мнение, основываясь на предубеждениях и приверженности определенной системе взглядов. Их склад ума прямо противоположен тому, что считается идеальным для научного мышления, – стремлению подходить к различным вопросам с максимально открытым умом, незамутненным преждевременными выводами.

Я надеялся на более серьезную схватку с другим участником дебатов, Шоном Кэрроллом, написавшим «Вечность. В поисках окончательной теории времени», очень умное исследование величайших проблем понимания природы времени в современной физике. Он казался мне стоящим оппонентом, учитывая его впечатляющие достижения в физике и особый интерес к тому, как квантовая механика влияет на космологию. Я уже убедился, что квантовая физика играет решающую роль в понимании отношений ума и мозга, так как современные ученые-физики изучают как переходную область физического мира (представленную мозгом), так и наше знание о нем (представленное разумом). Вот почему я с нетерпением ждал глубоких размышлений Кэрролла.

– Я считаю важным заметить: основателей (квантовой механики) привело к мистицизму то, что они, заглянув очень глубоко в субатомную реальность, поняли, что сознание, или наблюдающий ум, играет какую-то роль в развитии того процесса, за которым он наблюдает. И я думаю, что эта загадка, к счастью, не была окончательно разгадана, – заявил я.

Многие члены мирового сообщества физиков согласятся, что я отметил очень серьезную тайну парадокса измерений в квантовой физике. Блестящих ученых, пытавшихся в первой половине XX века найти объяснение всему этому (особенно венгеро-американского математика Джона фон Неймана и физика-теоретика Юджина Вигнера) весьма впечатлило то, что сознательный выбор наблюдателя является решающим для конечного результата.

Любое субатомное наблюдение зависело от того, кто его воспринял. Даже введение в эксперимент робота, управляемого генератором случайных чисел, не помогло, так как интерпретировать результаты приходилось человеку. Обойтись без ума наблюдателя невозможно, и это ведет нас к поразительному выводу: сознание преображает реальность.

ЧАСТО СКЕПТИКИ КРИЧАТ В ОТВЕТ НА ДЕРЗКИЕ ЗАЯВЛЕНИЯ ТЕХ, КТО ИССЛЕДУЕТ ПАРАНОРМАЛЬНЫЕ ФЕНОМЕНЫ: «ЭКСТРАОРДИНАРНЫЕ ЗАЯВЛЕНИЯ ТРЕБУЮТ ЭКСТРАОРДИНАРНЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ». НА САМОМ ДЕЛЕ ДАННЫХ НАЙДЕТСЯ ОЧЕНЬ МНОГО, ЕСЛИ ПЕРЕСТАТЬ ИХ КАТЕГОРИЧЕСКИ ОТРИЦАТЬ.

Сегодня основоположников квантовой физики еще больше мистифицировали бы изощренные эксперименты, призванные доказать, что объективной внешней реальности не существует и что сознание (наблюдатель) находится в самом центре реальности. Эти исследования заставили нас признать, что сознание играет заметную роль во Вселенной, но они были слишком горькой для научного сообщества пилюлей, чтобы ее проглотить.

Кэрролл в ответ на мой вопрос немедленно развенчал чудо этого открытия:

– Дело в том, что Эйнштейн, Бор, де Брольи и прочие основатели квантовой механики умерли много десятков лет назад. С тех пор мы многое узнали из того, чего не знали они. Они изобретали квантовую механику и заодно играли с идеей, что сознание имеет какое-то отношение к основным ее законам. Теперь нам известно больше.

Современные ученые не «разобрались со всем этим», – заявил Кэрролл. А ведь недавние исследования весьма интригующи. Однако он и близкие ему по духу мыслители отказываются даже предположить, что сознание может играть заметную роль в нашей разворачивающейся реальности. Он призывал просто проигнорировать открытия, вызвавшие у блестящих физиков XX века столь сильное ощущение тайны, когда они задумались о ключевой роли сознания. По-моему, это недальновидно.

Пусть до своей комы я не обращал внимания на научные исследования ОСП, зато когда я стал изучать их с открытым умом, то был потрясен глубиной этих откровений. На самом деле, доказательства того, что мы можем попадать в миры, расположенные за пределами «здесь и сейчас» нашего физического мозга, довольно сильны. Нужно как-то объяснить сообщения о десятках тысяч ОСП и бесчисленные рассказы о предсмертных видениях, общении с умершими и опыте умирания, как и воспоминания детей о прошлых жизнях, если человек хочет понять мир таким, каков он есть, а не каким кажется.

Часто скептики кричат в ответ на дерзкие заявления тех, кто исследует паранормальные или пси-феномены: «Экстраординарные заявления требуют экстраординарных доказательств». На самом деле данных найдется очень много, если только перестать их категорически отрицать, но Кэрролл не только полностью проигнорировал существующие свидетельства, он ждал, что любое «новое» доказательство будет безошибочным.

– Итак, что нас в действительности попросили признать? – спросил Кэрролл. – Чего мы должны ждать от мира, если смерть – это не конец? Для начала было бы неплохо, чтобы существование душ после смерти подтверждалось доказательствами. Нам должно быть так же ясно, что рай существует, как ясно, что существует Канада. На деле же похоже, что души, продолжающие существовать после смерти, немного застенчивы. Они не говорят с нами, кроме крайне редких случаев.

Я был сражен его заявлением, что «существование душ, не прекращающееся после смерти, должно подтверждаться доказательствами». Интересно, он слышал о нейтрино? Их очень сложно заметить (во всяком случае, сложнее, чем Канаду). Зарождаясь на Солнце, они квадриллионами квадриллионов в секунду проходят сквозь Землю, едва замечая нашу планету, – они проносятся сквозь нее, как сквозь пустое место. Существование нейтрино не подвергается сомнению большинством физиков, и эта частица является очень трудноразличимой формой материи, чье существование критически важно для развития парадигм субатомной физики. То, что они не так заметны, как Канада, не означает, что их нет.

Чудесная аналогия: то, что подсолнухи поворачиваются к солнцу, не означает, что они заставляют солнце двигаться по небу.

Двойные стандарты лишают такие учения возможности продемонстрировать «достоверность». Изучение статистического порога, примененное, чтобы отличить настоящее открытие от случайности, объясняет это предубеждение.

В скандальной статье 2011 года, опубликованной под заголовком «Ощущение будущего», психолог Дэрил Бэм из Корнелльского университета представил исчерпывающие доказательства предвидения! Да-да, он доказал, что люди демонстрируют сознательную когнитивную осведомленность о близящемся стимуле за секунды до того, как компьютер произвольно показывает этот стимул (!). Сопутствующий мета-анализ, методично сформированный из девяноста опытов в тридцати трех разных лабораториях, размещенных в четырнадцати странах, подтвердил нарушение самых фундаментальных понятий материалистической науки и наших представлений о причине, следствии и природе самого времени. Работа Бэма вызвала вспышку яростной критики со стороны консервативных ученых-материалистов.

Широко применяемый стандарт величины р (вероятность того, что результаты исследования могут возникнуть случайно) для большинства медико-биологических исследований устанавливается на p<0,05 (это означает, что результат случайно подойдет под ожидаемый в течение менее пяти процентов всего времени или менее чем один раз из двадцати). Методом сравнения Бэм пришел к выводу, что величина p его мета-анализа равна 0,000000012 – астрономически яркий и важный результат, но и его недостаточно для того, чтобы убедить махровых «скептиков». Они-то устанавливают планку на уровне, который нереально обеспечить.

Я ушел с дебатов, разочарованный отказом Кэрролла и Новеллы применить к вопросу сознания научный стандарт – открытость ума, поиски честных результатов – и их попытками подогнать факты под заранее определенный вывод. В отличие от них, многие ученые и врачи хорошо знают о важности последнего поворота в дискуссии на тему ума-тела и готовы признать необычные возможности человека. К сожалению, многие действительно увязают в консервативной парадигме.

Иногда я встречаюсь с тем, что можно назвать иррациональным страхом сторонников материалистической позиции, – более широкий взгляд на сознание пугает их. Скрупулезное следование определенному мировоззрению едва ли кажется научным и указывает на истинную причину этой предвзятости у, в общем-то, честных и умных людей. Я считаю подобное поведение отголоском событий четырехсотлетней давности, когда на руинах Темных веков возникла научная революция благодаря таким великим мыслителям, как Галилео Галилей, Фрэнсис Бэкон, Исаак Ньютон и Джордано Бруно. Они вычисляли законы, управляющие миром природы, однако, если бы они забрели на территорию ума и сознания, их, скорее всего, сожгла бы на костре гораздо более могущественная Церковь (как сожгла Бруно). Наука многим заменила мистицизм, шаманизм и духовность, стала источником истины. На самом деле, объединение науки и духовности всегда представляло собой богатый источник истины, а смутных нечистых призраков науки и религии (как замены духовности) часто натравливали друг на друга.

Несмотря на целый ворох недавних открытий, за мировоззрение, постулирующее, что человек отделен от природы, держатся те, кто занимается естественными науками. Натурализм предполагает, что все проистекает из природных свойств и естественных причин и полностью исключает или не принимает во внимание сверхъестественное и духовное. Недаром при возникновении квантовой физики чувство разобщенности укоренилось до такой степени, что стало частью структуры нашего мышления. Без основополагающих гипотез невозможно понимание, но они источник зла! Как сказал великий немецкий философ Артур Шопенгауэр, «наиболее эффективно открытие истины предотвращают не с помощью обманчивости существующих вещей, вводящих в заблуждение, не слабостью аргументации, а заранее составленным мнением, предубеждением».

Когда западная наука принялась изучать работу мозга посредством сложных приборов и методов, некоторых ученых шокировали бездонные глубины самого феномена сознания. Те, кто принял этот вызов и преодолел все трудности, признавались, что доказательства недвусмысленны: ум гораздо больше результата работы мозга. Эти прогрессивные ученые (в их числе Роджер Пенроуз, Генри Стэпп, Брайан Джозефсон, Амит Госвами, Бернард Кэрр, Дин Радин и Минас Кафатос) предполагают, что сознательный опыт нельзя считать порождением физического мозга.

Доказательства того, что мозг не генерирует сознание, складываются из клинически подтвержденных явлений периодического ясновидения, при котором пожилые слабоумные пациенты демонстрируют эпизоды глубоких рассуждений и тонкого взаимодействия с окружающими, полностью противоречащие способности столь тяжело поврежденного мозга обеспечивать воспоминания и конструктивное общение. Или приобретенного синдрома саванта, при котором в результате определенных видов повреждения мозга – инсульта, травмы головы или аутизма – у пациентов появляется некая сверхъестественная умственная способность. Например, они могут сосчитать в уме число пи до тысячных долей или запомнить каждое имя и число в телефонной книге, в которую заглянули лишь на несколько секунд. Многочисленные недавние эксперименты показали, что самые прекрасные психические переживания сопряжены со значительным снижением местной активности в особенно важных соединительных участках массивного взаимодействия главных зон головного мозга (смотрите главу 8).

Другой важный постулат материалистической науки, заслуживающий более тщательного анализа, гласит, что воспоминания хранятся в мозге. Эта идея так укоренилась в нашей культуре, что, кажется, стала для многих общеизвестным «фактом». Однако, если придерживаться такого мнения, мой опыт, полученный во время комы, понять будет очень трудно. Как при столь сильно поврежденном мозге ко мне вернулись все мои воспоминания и знания, причем всего за несколько месяцев? Откуда они появились? Может, пока физический мозг выздоравливал, хранящиеся там воспоминания восстановились? Нет, при такой тяжести и продолжительности болезни столь эффективное выздоровление невозможно. Более того, со временем я пришел к выводу, что мои воспоминания стали даже более полными, чем были до комы.

Один такой пример связан с человеком по имени Уилл, который ремонтировал что-то в нашем доме в начале 1960-х годов, когда мне было около десяти лет. Я вспоминал о нем и об отце в начале 1990-х годов, и самой тонкой подробностью, которую я смог вспомнить об Уилле, была его хромота (после легкого паралича), а больше я о нем почти ничего не помнил.

Однажды после комы я разговаривал с мамой и вспоминал события тех лет. Я рассказал ей конкретные подробности своей поездки с отцом на его Thunderbird 1957 года выпуска в отель «Грейстоун», что напротив театра «Уинстон» на Сороковой улице, где мы забрали Уилла и привезли его к нам домой для какой-то работы. Я даже помню, как Уилл порезал правый указательный палец, ремонтируя нефтяную печь у нас в подвале, и как папа повез его к себе в больницу, где наложил ему на рану пять швов. Ни одну из этих подробностей в начале 1990-х я не помнил.

Как после столь разрушительного заболевания мозга воспоминания могли стать более яркими и подробными? Вот еще одна загадка для исследования. Консервативная нейронаука учит, что воспоминания хранятся в нейронных сетях физического мозга. Однако неврологическое сообщество больше ста лет искало этот физический архив воспоминаний, и безуспешно. Хотя в научных источниках за последние годы мелькало много заявлений об обнаруженных механизмах хранения воспоминаний, эти предполагаемые механизмы и структуры значительно различаются – нет ничего и близко похожего на консенсус. Существенно то, что о конкретном месте хранения воспоминаний мозг промолчал, и все хитроумные исследования ни к чему не привели.

Вспомните что-нибудь из своего детства, скажем, когда вам было три или четыре года. Большинство людей довольно легко вспоминают отдельные события, произошедшие с ними в возрасте двух лет или около того, а некоторые помнят себя чуть не с самого рождения. Закройте глаза, дайте этим воспоминаниям полностью вернуться и воссоздать ваши тогдашние переживания. Припомните людей, с которыми они связаны, места, звуки и особенно чувства. Сильные эмоции повышают нашу способность фиксировать определенные переживания в долговременной памяти и могут помочь ее восстановить, если нужно. Обоняние тоже может дать сильный стимул для пробуждения определенных воспоминаний – аромат духов вызывает воспоминания о бабушке, а слабый запах табачного дыма пробуждает мысли о дедушке. Позвольте своему уму погрузиться в картины ранних лет жизни, которые могут скрываться на самом краю сознания, и вы изумитесь своей способности оживлять такие моменты.

Любое субатомное наблюдение зависело от того, кто его воспринял. Даже введение в эксперимент робота не помогло, так как интерпретировал результаты человек. И это ведет к выводу: сознание преображает реальность.

Материалистическая модель пытается втиснуть наши воспоминания в молекулярные элементы синаптической связи нейронов. Однако какие бы атомы и молекулы ни участвовали в исходном шифровании наших переживаний более полувека назад, с тех пор они бесчисленное множество раз сменились, а воспоминания сохранились. Кто-то возразит, что первичные синаптические компоненты были со временем заменены подобными атомами и молекулами, но факт остается фактом: воспоминания извлекаются из материала, отличного от того, на котором они (гипотетически) изначально хранились.

В 1940-х годах нейрохирурги поняли, что маленькие зоны медиальных отделов височных долей (включая гиппокамп) играют решающую роль в общем преобразовании кратковременной памяти в долговременную, но их нельзя назвать настоящим местом хранения памяти. Повреждение этих отделов мозга не влияет на извлечение старых воспоминаний, а только на формирование новых. Этот факт укладывается в модель мозга как приемника или фильтра для первичного сознания, но не генератора разума и не места хранения воспоминаний.

Одна редко обсуждаемая загадка клинической нейрохирургии связана с иссечением мозга (удалением части тканей головного мозга) и хранилищем памяти. Если кто-то допускает, что воспоминания хранятся в неокортексе, то после крупных резекций мозга часть воспоминаний должна исчезать, однако этого не происходит.

Доктор Уайлдер Пенфилд сделал важные открытия, подсказывающие, что на самом деле память хранится не в мозге (смотрите приложение А). Поначалу он поверил, что вот-вот обнаружит местонахождение памяти, но вскоре понял, что все не так просто. Электростимуляция височных долей вызывала у его пациентов схожие переживания, однако они были не настолько единообразными, чтобы претендовать на нечто большее, чем знание о том, что физический мозг представляет собой некую зону взаимодействия, обеспечивающую извлечение воспоминаний. Он даже рассказывал о случаях, когда люди, полностью лишенные кортикальной зоны, связанной с восстановлением памяти, сохраняли все свои воспоминания! За три десятилетия кропотливого исследования он не нашел доказательств того, что воспоминания хранятся в мозге.

Невозможность определить физическое местоположение памяти в мозге – один из важнейших признаков того, что материалистическое мировоззрение потерпело неудачу. Чем больше мы узнаем о структуре и биологии мозга, тем яснее становится, что мозг не порождает сознание и не служит вместилищем памяти. Мозг не производит сознание, как не производит он звуковые волны, когда вы слушаете музыку. Более того, ситуация обратна: мы сознательны вне зависимости от нашего мозга.

Материалистическая наука как основа постижения реальности бесперспективна. Нам давно пора подняться над этим стереотипом и включить идею отдельного от тела сознания в нашу рабочую модель Вселенной. Объединение науки, Вселенной и нас самих – это единственный путь вперед. Для самых прогрессивных людей наука начинается именно здесь, на рубеже XXI века, когда, наконец, мы приближаемся к какому-то пониманию сути дискуссии о разуме и теле. И это интригующее исследование фундаментальной природы реальности имеет непосредственное отношение ко всем нам.