Книга: Происхождение гениальности и фашизма
Назад: Глава XIII. ВТОРЖЕНИЕ РАССУДКА
Дальше: Глава XV. ХОРОШО ОТКОРМЛЕННАЯ ХИМЕРА

Глава XIV
ПТИЧЬИ ПРАВА РАЗУМА

 

О да, пристраивая рассудок в черепа человечества, эво­лю­ции пришлось изворачиваться и хитрить.

Чтобы освободить хоть сколько-то нейронов для со­зда­ния рокового коктейля, пришлось лишить человека спо­­соб­ности ше­ве­лить ушами. А также слышать ультра­звук и рас­шиф­­ро­вы­вать слож­ные запахи. Эти спо­соб­нос­ти были спи­са­ны.

Обмен шевеления ушами на Библию и институт бра­ка, не­­сом­нен­но, был ошибочным решением.

Но это стало понятно позже, когда эксперимент уже вы­шел из-под контроля.

Кое-что для коктейля удалось наскрести и в под­кор­ко­вых струк­­ту­рах. Правда, совсем чуть-чуть.

Но и рассудок умерил аппетиты. Он согласился до­воль­­ство­­ваться остаточными импульсами и не­ко­то­ры­ми свя­зя­ми коры.

Строго говоря, разум стал скорее эффектом, нежели за­­креп­­лен­­ным свойством.

Дом мозга строился эволюцией не затем, чтобы внес­ти по­­прав­ки в таблицы Птолемея или натянуть пре­зер­ва­тив. Он соз­да­вал­ся не для рассудка, мышления, ин­тел­лек­та и т.д. И, ра­зу­ме­ет­ся, без всякого учета их ин­те­ре­сов.

Именно по этой причине рассудок человека так хру­пок и за­ви­сим от любых колебаний физиологии.

Боль, эмоции, сон, алкоголь — сразу подминают его под се­­бя. А могут изувечить или просто отключить.

По этой же причине рассудок не наследуется, и каж­дого но­­во­го человека приходится приучать к унитазу.

Унитаз, как и другая «память поколений», мог бы за­кре­пить­ся только в стабильной мозговой струк­ту­ре. А в эф­фек­те такая воз­мож­ность исключена.

Своего адреса в извилинах у рассудка так и не поя­ви­лось. Какая-нибудь секреция панкреатического сока име­­ет по­­сто­­ян­ную прописку, а он — нет.

Тем не менее, мозг оказался достаточно велик, чтобы обес­­­пе­чить рассудок обрывками связей и рассеянными ней­­ро­нами. Ра­зу­ме­ет­ся, по принципу «остаточного фи­нан­­си­­ро­ва­ния».

Отметим и еще один важный момент.

Потеря любых глобальных функций всегда пре­вра­щает по­лу­­ша­рия в квашню.

Особенно круто уродуют мозг такие популярные бе­ды, как «Альц­­­­гей­мер» и «Паркинсончик».

Эти хвори быстро обрушивают тьму функций: от тон­кой мо­то­­ри­ки до удержания мочи. Извилины то­ща­ют и раз­ва­ли­ва­ются. Об­на­жа­ет­ся дно борозд.

Все логично.

Если исчезает функция — скукоживается и та часть моз­­га, ко­то­рая ее обслуживала. Это называется — атро­фия. Она не­из­­беж­на.

Если животное лишается обоняния — то и бульбусы (обо­­­ня­­тель­ные луковицы) мозга — морщатся и мель­ча­ют.

Если покончено с глазами, то зрительный нерв ста­но­вит­­ся то­ню­сень­ким, а хиазма — жалкой и до того не­внят­­ной, что ее бывает сложно нащупать.

И лишь отсутствие «умственной деятельности» ни­как не вли­я­ет ни на архитектуру, ни на физиологию, ни на цвет мозга.

Нет даже намека не только на атрофию, но даже и на лег­­кую дистрофию. В нем не происходит вообще ни­ка­ких из­­ме­не­ний.

Мозг остается плотненьким, нарядным и сияет как ни в чем не бывало.

Именно такие сияющие полушария носили эр­гас­те­ры, эрек­­­ту­сы и другие чудо-богатыри плейстоцена, не имев­шие по­нятия ни об интегралах, ни о трусах.

Такой же бравой кондицией мозга радуют анатомов и со­в­ре­­мен­­ные «мауглеоиды», выросшие без контакта с людь­ми и спо­соб­ные только мастурбировать и кусаться.

 

Так что предъявлять к мозгу претензии по поводу его «ум­­ствен­­ной» слабости — это очередная глупость.

Никаких обязательств он на себя и не брал. Мозг лишь делает одолжение, предоставляя ошметки своих по­­тен­ци­а­лов для ин­тел­лек­ту­аль­ных забав.


Начался последний акт церебральной комедии.

Со временем мозг оказался кормушкой для всякой на­­уч­­­ной мел­ко­ты.

В один прекрасный момент мелкота забыла запереть дверь в те­му. И туда сразу пролезла культура.

Теперь уже она взялась постигать и воспевать со­дер­жи­­мое че­ло­вечьего черепа. В своем обычном стиле. То есть шум­но, без­гра­­мот­­но и без всякой привязки к ре­аль­ности.

Со временем культура вытолкала робких научников вон и объ­­­я­­ви­ла себя лучшим другом мозга. И его един­ствен­­ным зна­­то­ком.

Все могло бы обойтись благополучно, но, к со­жа­ле­нию, о крив­­­ля­ни­ях культуры узнал и сам мозг.

Тут-то и началось самое забавное. Заварился цирк.

Наш липидный работяга всю жизнь регулировал мо­че­тво­ре­­ние и рвоту. Будил эрекцию. Честно трудился на про­из­вод­стве по­та. Он вкалывал на черных физио­логи­ческих ра­бо­тах, знал свое место и даже не помышлял об иной роли.

И вдруг мозг узнает, что на самом деле он не скром­ный тру­­­же­­ник, но «принц, мыслитель и жуткая тай­на». А бу­ду­чи ту­­по­ват, он сразу в это верит.

Да, действительно, по воле культуры, которая умеет врать все обо всем, мозгу достались лавры, не имеющие к не­му ни­какого отношения.

Из него получился отличный очередной идол.

В упоении никто не обратил внимания на то, что этот мозг мо­жет обмануть даже индийский фильм, заставив че­ло­века рыдать или ликовать.

Иными словами, мозг, которого следует стесняться — воз­­ве­ли в ранг непостижимого сокровища и «главного сек­рета все­­лен­ной». Отравленные культурой пред­став­ления возвели слу­­чай­ный, не закрепляющийся эффект в главную и ос­нов­ную задачу мозга.

 

О да. Мы увлеклись.

А нам пора вернуться к загадке слепого урода и его ше­дев­ра.

Тени великих физиологов воют, как сирены воздуш­ной тре­­­во­­ги. Они предупреждают о приближении к гра­ни­це страш­­ной те­мы.

Действительно. Ситуация, на первый взгляд, конфуз­ная.

Напомню, что парадокс заключается в поразительном не­со­от­вет­ствии возможностей творца и результата тво­ре­ния.

Итак.

Есть немощный мозг.

И есть его продукт. Т.е. созданная им цивилизация. Она счи­­та­ет­ся великой.

Кем считается? Кто же этот эксперт, давший столь вы­со­кую оцен­­ку?

Да все тот же самый мозг, возможности которого край­не ог­­ра­ни­че­ны.

Но других экспертов попросту нет. Академическая на­у­ка плоть от плоти этого органа. Она нервно без­молв­ству­ет, при­­­жав­шись к нож­кам (педункулусам) родителя.

Круг забавно замкнулся.

Ситуация была бы безвыходной, но, к счастью, су­щест­­ву­ют пьяные землекопы и их методы познания ми­ра.

Дело в том, что землекоп не всегда в состоянии вспом­­нить, что именно он выкопал в алкогольном по­мра­­че­­нии.

Он точно знает, что «что-то копал». Но не помнит — что имен­­но и где именно.

А смета должна выглядеть правдоподобно.

И тогда включается первый закон пьяного землекопа.

Он гласит:

«Наилучшим способом определения масштабов вы­ко­па яв­­ля­ет­ся осмотр инструмента, которым данный вы­коп был про­из­веден. Ес­ли он сделан садовой лопаткой, то выкоп точ­но не явля­ет­ся Ма­ри­анской впадиной или Суэц­ким ка­на­лом».

Эта методика отлично подходит для решения и на­ше­го воп­ро­са. Закон все расставляет на свои места.

Познав и осмотрев основной инструмент создания ци­ви­ли­­за­ции, мы обречены сделать вывод:

Та великолепная цивилизация, которая создана сла­бым моз­­гом, скорее всего, не является ни великолепной, ни ци­ви­ли­за­ци­ей.

А все восторги порождены лишь тем, что настоящей ци­ви­ли­­за­ции никто и никогда не видел.

Но!

Из этого не стоит делать трагедию.

Факт надо принять спокойно, с достоинством. Все равно срав­­­­нить и понять, как выглядит действительно раз­витая ци­­ви­ли­зация, человечеству явно не светит.

Так что можно не переживать. Человек навсегда ос­та­нет­ся в са­­мо­довольном неведении.

Жалкий мозг обеспечит и эту жалкую радость.

Назад: Глава XIII. ВТОРЖЕНИЕ РАССУДКА
Дальше: Глава XV. ХОРОШО ОТКОРМЛЕННАЯ ХИМЕРА