Лучшие пристани на Волге и Оке всегда были у «Кавказа и Меркурия». В Казани «меркурьевским» дебаркадером служил фигурный и резной плавучий терем с тремя шатровыми башенками — павильон, переправленный сюда после знаменитой Всероссийской промышленной выставки. Георгий Мейрер занял этот сказочный тесовый дворец под штаб своей флотилии.

Мейрер прогуливался по террасе вдоль балюстрады, ожидая прапорщика Фортунатова, особоуполномоченного КОМУЧа. С верхнего яруса дебаркадера Мейрер видел пароходы флотилии. Конечно, ему есть чем гордиться: ещё весной он, молодой мичман, был никем, а сейчас под его командованием почти тридцать судов — вооружённые буксиры, катера разведки и связи, транспорты, госпиталь, мастерская, две батареи на баржах и даже дивизион аэропланов.

Капитаны, вызванные в штаб, подъезжали к пристани на извозчиках.

— Георгий Александрович?.. — услышал Мейрер и оглянулся.

На террасе стоял Горецкий. Мейрер знал его с отрочества — с ним дружил отец, директор астраханского отделения «Кавказа и Меркурия». И Мейреру польстило, что Роман Андреевич называет его теперь по имени и отчеству.

— Хочу поблагодарить вас за спасение из тюрьмы.

— Я не мог не откликнуться, — ответил Георгий. — Уверен, вас арестовали по недоразумению. Чем закончилась ваша нобелевская миссия на «Русле»?

— Успехом, — улыбнулся Горецкий. — Баржу нашли и привели на место.

Горецкий казался Георгию образцом капитана: красивый, уверенный в себе, спокойный, мужественный. Такому на роду написано носить белый китель и вызывать восхищение дам. Георгий хотел быть похожим на Романа Андреевича — но водить не речные лайнеры, а морские военные корабли.

— На самом деле я рад, что вы попали в тюрьму, — добавил Мейрер.

Горецкий в изумлении поднял брови.

— Иначе я не заполучил бы вас. Здесь, в Казани, мне нужны капитаны, в которых я лично уверен. Я хочу доверить вам судно с важным грузом.

— Опять буксир? — наигранно огорчился Горецкий.

— Нет. Теперь — пассажирский пароход. Скорее всего, «Боярыню».

«Боярыня» была одним из лучших лайнеров общества «По Волге».

— А что за груз? — поинтересовался Горецкий.

— Об этом сообщу чуть позже… Всё, Роман Андреевич, нам пора идти. Вижу, явился господин Фортунатов.

Борис Фортунатов, командир дивизиона конных егерей, приехал верхом и попросту — без сопровождения. Возле мостика на дебаркадер он спешился и поставил лошадь к перекладине коновязи рядом с будкой сторожа.

Салон дебаркадера в штабе флотилии служил залом оперативного планирования, на сдвинутых столах были разложены лоцманские карты Волги в окрестностях Казани и Свияжска. На собрании присутствовали сам Мейрер, начальник штаба, офицер из контрразведки, три гражданских капитана — в их числе и Фаворский, командир второго дивизиона бронепароходов лейтенант Федосьев, комендант пристани и начальник казанской дистанции.

Борису Фортунатову, одному из руководителей КОМУЧа, было немного за тридцать. Он выглядел как солдат — в линялой гимнастёрке, бритый наголо от вшей, загорелый, худощавый, с пожелтевшими от табака усами. Трудно было поверить, что он имеет два университетских образования.

Фортунатов внимательно оглядел салон.

— Господа, — сказал он, — я полагаю, что здесь собрались люди чести, к тому же единомышленники в оценке политических перспектив России. Всё, что я сообщу, — секретные сведения, но я вам верю.

В салоне воцарилась тишина; стало слышно, как волна мягко толкается в борт дебаркадера, покачивая солнечные квадраты на стенах, и кричат чайки.

— При штурме Казани к нам попал золотой запас Российской империи.

Фортунатов сделал паузу, чтобы подчеркнуть значение своих слов.

— Большевики не смогли эвакуировать ценности Государственного банка, и в этом заслуга Боевой речной флотилии господина Мейрера.

Георгий покраснел как мальчишка. Он сразу догадался, о чём речь.

Большевики давно почуяли, что им не удержать Казань, и эшелонами поспешно вывозили всё, что могли. Железная дорога шла от города по левому берегу Волги. За несколько дней до штурма Казани Мейрер водил свои суда в рейд, чтобы огнём артиллерии и десантами уничтожить прибрежные батареи врага. Интуиция подсказала ему: надо зайти выше казанских пристаней и разрушить железную дорогу — и не важно, что Каппель этого не поручал.

На «Вульфе», своём флагмане, Мейрер поднялся до села Верхний Услон, высадил десант на левом берегу и начал стрелять по эшелонам. Пробитые снарядами паровозы лопались, будто чугунные пузыри, горящие теплушки лезли друг на друга, цистерны опрокидывались с насыпи вверх колёсами, как коровы вверх ногами. Десант из легионеров подорвал рельсы динамитом. Движение по железной дороге прекратилось. Золотой запас империи остался в Казани.

Каппель тогда отчитал Мейрера за излишний риск, но в глазах Владимира Оскаровича Георгий увидел тайное одобрение. Сейчас он понял его причину.

— Большевики готовят контрнаступление, — продолжил Фортунатов. — Как вы знаете, в Свияжск приехал сам Троцкий. У Красного моста и на Нижних Вязовых копятся крупные силы. Мы должны переправить ценности Госбанка из Казани в более безопасное место — в Самару. Способ у нас единственный — на пароходах. Комитет членов Учредительного собрания просит вас, господа капитаны, вместе с вашими судами принять участие в этой операции.

Три капитана молчали, раздумывая.

— Безусловно, это необходимо, — наконец произнёс Аристарх Павлович Фаворский. — Но и опасно. Почему же вы сделали выбор в пользу товарно-пассажирских судов? У вас немало вооружённых буксиров.

— Пассажирские суда быстроходнее, — просто объяснил Фортунатов.

Фаворский строго посмотрел на Горецкого и другого капитана:

— Господа, я соглашаюсь. Борьба требует и нашего вклада.

Горецкий, подумав, молча кивнул, и другой капитан тоже.

— Я не сомневался в вашем решении, — сказал Фортунатов. — Прошу вас прямо сегодня же начать самую тщательную подготовку судов к рейсу.

Фортунатов сделал ещё одну значительную паузу, выпрямился и одёрнул свою линялую гимнастёрку. Лицо его было очень серьёзным.

— И ещё, господа капитаны. Я обязан вас уведомить, что Комитет членов Учредительного собрания не считает это золото своей собственностью. Более того, он не считает золото собственностью Белого движения. Все ценности, которые попали нам в руки, являются собственностью всего русского народа целиком, и даже той его части, которая сейчас идёт за комиссарами.