Из Казани Мамедов отправил в Петроград, в Главную контору компании, краткую телеграмму: «Оборудование доставлено точка работы возобновлены точка разведка обещает удачу». Из дворца на Сампсониевской набережной отстучали ответ: «Ждите в Нижнем Новгороде Вильгельма Хагелина».

Пароходы ещё рейсировали, и Мамедов перебрался из Казани в Нижний, в Нобелевский городок, стоящий на берегу Волги возле затихших ярмарочных пристаней. Ждать пришлось две недели. За это время Баку и Казань были освобождены от большевиков. Мамедов понял: жизнь требует быстрых решений, а их можно принимать только на месте, поэтому Вильгельм Хагелин, один из пяти директоров товарищества «Бранобель», едет на Волгу сам.

Господин Хагелин прибыл на пароходе из Рыбинска. Разъездной катер городка национализировали, и Мамедов нанял лодку. По Волге шарахался ветер, лодка разбивала носом тугие волны, и на пассажиров летели брызги.

— Давно я здесь не был, — задумчиво сказал Хагелин, разглядывая кремль на взгорье, просторное устье Оки и Флачную часовню на мысу.

Господину Хагелину было под шестьдесят. Сухопарый и энергичный, с бородкой клином, в пальто и шляпе он напоминал преуспевающего адвоката. Сейчас он руководил сбытом продукции Нобелей в Европе.

— Как дэла у прэдприятья? — спросил Мамедов.

Хагелин взялся за шляпу, чтобы её не сдуло.

— Удивительно, Хамзат Хадиевич, но всё не так уж и плохо. Более того, внезапно открываются весьма многообещающие перспективы. Потеряв Баку, Советы лишились всей нефти и стали более сговорчивыми. Мы предложим им новый нефтяной регион — Арлан, а взамен потребуем концессию и на Арлан, и на те предприятия «Бранобеля», которые Советы национализировали. Так что мы даже расширим свою деятельность, хотя и на концессионной основе.

Там, где сейчас плыла их лодка, до революции располагался ярмарочный рейд. Здесь собирались тысячи судов. Вся акватория была поделена: против пристаней скапливались баржи — пустым баржам запрещалось занимать место у причалов; подальше находилась стоянка буксиров; у Стрелки формировался «железный городок» — караваны барок с металлом уральских заводов; под Моховыми горами болтались сотни мелких паузков для быстрой перегрузки; у Дарьинской косы громоздились гигантские беляны с лесом; у Мочального острова бросали якоря коломенки; на Гребнёвских песках Оки толпились рыбные караваны. Сновали катера речной полиции, «фильянчики» везли на ярмарку подвыпившую публику, грузно разворачивались лайнеры с музыкой. А сейчас от былого столпотворения, дымного и шумного, не осталось и следа.

— Зачем отдавать болшевикам Арлан? — спросил Мамедов. — Нэ проще ли трэбовать концессью в обмэн на нашу нэфт йиз Баку?

Хагелин с пониманием усмехнулся.

— Бакинские предприятия нам вернут, но не позволят сбывать продукцию Советам. Центрокаспий подобен КОМУЧу, там эсеры. Турция — союзница Германии. А Британия берёт нефть у «Шелль», и «Шелль» воспрепятствует нашей торговле. Наши активы в Баку — увы, спящие. Однако Арлан поможет нам вопреки всему осуществить общенациональную экспансию в Советской России, подобную экспансии «Стандарт ойль» в Американских Штатах.

— «Шелль» знаэт об Арлане, — сообщил Мамедов. — Я льиквидировал ых агэнта, который пьитался пэрехватить наше новое оборудованье.

— Следовательно, необходимо поспешить. Успех не терпит промедления.

Казалось, что пустой и ветреный простор Волги здесь словно бы наполнен призраками уже исчезнувших пароходов, и Мамедову странно было слышать о развитии компании. Но он верил людям вроде Вильгельма Хагелина — этим воспитанным господам в сюртуках и шляпах, в пенсне и с тросточками. Нобелевцы умели преобразовывать землю. Там, где они появлялись, вскоре вырастали нефтяные вышки, вытягивались трубопроводы, строились заводы и верфи. Нобелевцы боролись и побеждали. Созидали. При них дикие народы обретали человеческий облик. И Мамедов не знал более благородного дела.

— Повторите, что вам сказал Турберн, — попросил Хагелин.

— Он сказал, что ещё нэ дошёл до нэфтеносных пластов, но ручаэтся, что теорья Губкина вэрная, значит, нэфт там йест.

Хагелин внимательно посмотрел на Мамедова.

— Хамзат Хадиевич, господин Нобель поручил мне довести до вашего сведения наш замысел. Нам необходимо выполнить два условия. Во-первых, большевики должны сохранить территорию Арлана под своим контролем, и поэтому я направляюсь к Троцкому в Свияжск объяснять значение Арлана…

Мамедов знал Хагелина больше четверти века. Бакинские промыслы Хагелин возглавил в 1896 году. Он строил посёлок для работников в Сабунчах и командовал флотилией, при нём компанию Нобелей пытались выкупить Ротшильды. В кровавом 1906 году, когда армяне и азербайджанцы резали друг друга, а черносотенцы резали всех, когда большевики поджигали вышки, а по улочкам Баку скакали казаки, Хагелин получил письмо с обещанием убить его. Убийца глумливо извинялся, если не успеет управиться до Рождества. В Батуме недавно застрелили другого нобелевского управляющего, так что угроза была серьёзной. И Мамедов вывез Хагелина в Петербург. Мамедов помнил ожесточённое лицо Хагелина, когда пароход выходил из Бакинской бухты, и Хагелин глядел на город, затянутый дымами горящих промыслов. Этот швед на себе ощутил первобытную свирепость Азии, которая вдруг вероломно вгрызлась в горло маленькой Европы, возведённой нобелевцами на раскалённых древних солончаках, истекающих бурой нефтью.

Сейчас у Хагелина было такое же лицо.

— А во-вторых, — говорил он, — все геологические материалы по Арлану — все карты, таблицы, схемы и образцы пород — должны быть только у нас. Если Совнарком завладеет этими данными, то возьмёт более удобного партнёра, который ничего не потребует сверх концессии. Например, «Шелль». И вот эту задачу можете решить только вы, Хамзат Хадиевич.

Впереди на берегу уже были видны белые баки с надписями «Бранобель».

— Что я должен прэдпринять? — спросил Мамедов.

— Необходимо снова добраться до Турберна и сделать это раньше, чем большевики. Заберите у Турберна всю документацию и привезите в Главную контору. Документация бесценна. А сам Турберн должен остановить работы, законсервировать скважины и укрыть оборудование Глушкова.

Мамедов усмехнулся:

— Ви думаете, что я всэмогущий, как дьжинн из лампы?

— Да, вы всемогущий, — просто согласился Хагелин. — Поэтому Эммануил Людвигович так на вас и надеется.