Глава 25

Заехав на пустую парковку, Серрано выключил зажигание. Добрую минуту сидел, ни слова не говоря и даже не шевелясь, пока Рейчел и дети терпеливо дожидались объяснений.

— Взгляните-ка, — наконец вымолвил Серрано голосом, преисполненным трепета и благоговения. — Разве это не одно из красивейших мест, какие вы когда-либо видели?

— Бейсбольное поле? — удивилась Рейчел. — Вы привезли нас на бейсбольное поле? В декабре? Вы выпили?

— Это не просто бейсбольное поле, — засмеялся Серрано. — Это поле «Восс», где «Ангелы Эшби» играют каждую весну. На этом поле рождаются местные легенды. Известно ли вам, что шестеро игроков из гимназии Эшби теперь играют в высших лигах?

— Не может быть, — заявил Эрик.

— Нет, может, — возразил Серрано. — На самом деле двое из них сделали очень неплохую карьеру. Бобби Каллахан попал в сборную «всех звезд» дважды, а Рикардо Домингес сделал победный хоум-ран «Астрос» в чемпионате Американской лиги 2004 года.

— Ух ты! — восхитился Эрик. — А как насчет четверых остальных?

— Э-э, скажем просто: хорошо, что у них были запасные планы. Пошли.

— Мы правда пройдем на поле? — поинтересовался Эрик. Серрано кивнул.

— Выражусь так: у меня есть знакомства.

Серрано выбрался из машины, и семейство Марин последовало за ним.

Поле «Восс» было застелено искрящимся снегом. Вокруг маленького стадиона высились прожекторы, погашенные на зиму, но снежинки, падающие вокруг высоких конструкций, отражаясь в стекле, все равно были видны. Длинная, спутанная трава местами виднелась сквозь порошу, а скамейки запасных были застелены брезентом, чтобы уберечь дерево от влаги.

— Вот здесь я играл в старших классах, — поведал Серрано Эрику. — Левая сторона. Хотел играть на шорт-стопе или третьей базе, но у меня всегда были проблемы с длинным пробросом.

— Я немного играл на первой базе в юниорской, — похоронным тоном сообщил Эрик с нотками печали. Серрано их подметил.

— И что случилось? — поинтересовался. Эрик промолчал. Рейчел бросила на сына взгляд, который Серрано тоже подметил.

— Просто перестал играть, — проворчал паренек.

— Мам, мам, мам, мам, мам, — как из пулемета затараторила Меган. — Можно поделать снежных ангелов? — указала она на инфилд, устланный грудами непотревоженной белизны. Рейчел улыбнулась.

— Вперед, зайка, но только непременно в шапочке и рукавичках. Эрик, ступай с ней. И не есть снег. Неизвестно, какие подарочки могли оставить в нем животные.

— Я слишком старый, чтобы делать снежных ангелов, — возгласил Эрик, когда Меган метнулась на поле.

— Ну, более печальную и неправдоподобную вещь мне вряд ли приходилось слышать, — возразил Серрано. — На самом деле чем старше, тем веселее делать снежных ангелов. Потому что в какой-то момент настолько вязнешь в жизненных хлопотах, что забываешь, насколько это весело. Однажды просыпаешься взрослым и жалеешь, что так мало веселился, когда был ребенком. Действуй. Поглядим, на что ты годен.

Улыбнувшись с видом «само собой, почему бы и нет?», Эрик припустил за Меган.

— Я давным-давно не видела, чтобы он так улыбался, — негромко проронила Рейчел.

Дети вприпрыжку понеслись на инфилд. Меган повалилась рядом с питчерской горкой, взбросив порошу в воздух. Тут же, вскочив на ноги, собрала свежевыпавший снег в круглый ком и швырнула им в брата. Тот пролетел мимо, а Эрик, слепив снежок побольше, угодил им сестре в ногу.

Пока они со смехом играли в снежки, Серрано подвел Рейчел к пустым трибунам, окружающим инфилд. Стер иней с двух сидений у линии первой базы. Сев, оба молча смотрели, как Эрик и Меган играют в снегу. При виде резвящихся детей у Рейчел по лицу разлилось выражение чистейшего блаженства.

— Замечательные дети, — промолвил Серрано.

Рейчел задумчиво кивнула:

— И правда. Мне очень повезло.

— Как и им.

— Порой я гадаю… Если бы у них жизнь сложилась как-нибудь по-другому, полегче… Они столько вынесли. И видеть их такими… меня просто убивает, что им не доводится быть просто детьми почаще. Порой кажется, что моего сына вынудили расстаться с детством до срока.

— Каким образом?

Рейчел тряхнула головой. Она едва не проговорилась, чувствовал Серрано. Но тут же сдала назад.

— Зачем вы привезли нас сюда? — спросила она. Снежинки таяли у Рейчел на ресницах, повисая сверкающими капельками воды. Глаза у нее оказались шикарного зеленого цвета, и Серрано ощутил, как биение сердца учащается.

— Я приходил сюда вечером после допроса Николаса Драммонда, — признался Серрано. — То, что вы мне сказали, побудило меня прийти сюда. Впервые за долгое время.

— Не поняла. Я же извинилась. Но до сих пор даже не знаю за что.

Серрано сделал глубокий вдох. Указал на питчерскую горку всего в нескольких футах от места, где Эрик и Меган играли в снегу:

— Мой сын Эван умер на этом поле. Прямо там.

И услышал резкий вздох Рейчел:

— О… Боже. Мне так жаль. Я… я не знала.

— На питчерской горке. Эван был левшой. Ураганным питчером. В четырнадцать лет зажигал что надо. Был юным гением. Знаете, насколько редки левши в таком возрасте?

Рейчел покачала головой. Дыхание туманом клубилось перед ней, глаза ее были полны слез.

— Но он был не только спортсменом, — продолжал Серрано. — Он был умен. Куда умнее меня. Читал все книги подряд, какие только мог заполучить. И больше всего любил большие, эпические романы-фэнтези. Книги о волшебниках, воинах, драконах и магии. Книги, к которым я бы в его возрасте и не притронулся. Засиживался у себя в комнате часами, проглатывая страницу за страницей, словно время на исходе, словно боялся не успеть перечитать все книги, какие хотел. И так уж получилось, что не успел.

Серрано умолк, наблюдая, как Эрик и Меган играют под темными небесами, озаренные лунным светом.

— Я старался поспеть на каждую игру, когда он подавал. Все посетить не мог из-за работы, но, когда не мог, ходила моя жена Дейрдра. Кто-то из родителей всегда мог подбодрить Эвана. Для нас было важно, чтобы он знал, что мы его поддерживаем. Однажды Дейрдра принесла на игру большой оранжевый плакат: «ЭВАН СЕРРАНО ЖЖЕТ!» Эван сгорал со стыда, но, по-моему, в глубине души был доволен. Вы же знаете детей в этом возрасте.

Рейчел кивнула.

— Знаю, — проронила тихонько.

— О травмах детей в других видах спорта только и говорят. Сотрясения мозга и травмы головы в футболе. Само собой, есть столько исследований об алюминиевых битах, о том, насколько сильно рикошетирует мяч. Но все же…

Голос Серрано пресекся. Рейчел ласково положила ладонь ему на руку.

— У него был ноу-хиттер на протяжении пяти иннингов. Он был неприкасаем. А потом к дому встает совсем шпингалет. Билли Вутенс. На девятом месте. Ни на волос не выше четырех футов, весом едва ли больше семидесяти фунтов. С виду — рыжая макаронина. Бита толще него. Из тех, кто, зажмурившись, молится, чтобы хоть коснуться мяча. Так вот, Билли Вутенс… бьет и мажет первые две подачи Эвана, и клянусь, между битой и мячом самосвал бы запросто проскочил. Но на третьей подаче… каким-то чудом Билли Вутенс попадает самой увесистой частью биты точно по центру мяча. Достаточно было услышать звон алюминиевой биты, чтобы понять, что он отработал по полной.

Перевернув кисть, Серрано пожал руку Рейчел.

— Последовало два звука. — Голос его был преисполнен воспоминаний и боли. — Первый — звон биты, попавшей по мячу. Только его и ожидаешь услышать. Только один звук. Но через микросекунду после этого раздался другой. Удар. Резкий, громкий и хлесткий. Это случилось настолько быстро, что поначалу я даже ничего не понял. Почувствовал неладное, когда Билли Вутенс прервал бег к первой базе, упал на колени и зажал рот руками. Потом все, кто был в инфилде: кетчер, первый бейсмен, второй бейсмен, шорт-стоп, третий бейсмен — бросились к питчерской горке. Как пальцы сжимающейся ладони. Потом выбежали тренеры. А я видел среди всех этих людей только пару вытянутых на земле ног. Неподвижных. И вдруг меня пронзило. Это ноги Эвана.

Не помню, как покинул трибуны. Не знаю, отталкивал ли кого-то с дороги, но вдруг оказался на поле. И пытаюсь влезть в столпотворение на питчерской горке. А Эван лежит навзничь. Пластом. Руки и ноги раскинуты. Словно делает снежного ангела.

Рейчел почувствовала, как слезы заструились из глаз. Серрано прикусил губу, порывисто выдохнул и продолжал:

— Врачи сказали, что он даже ничего не почувствовал. Пролежал в коме три недели и… просто не пришел в себя. Знаете, когда становишься родителем, есть миллион книг, учащих, как все делать для ребенка. Как кормить. Как мыть и пеленать. Как воспитывать. Как обеспечить его безопасность, когда он слишком мал, чтобы позаботиться о себе. Но нет ни одной, учащей, что делать, когда ты его теряешь.

— Мне так жаль, — вымолвила Рейчел. — Даже не знаю, что сказать.

— Мы с Дейрдрой после этого недолго продержались. Мы любили повторять, что наши узы нерушимы. Что ж, это их разрушило. Я слыхал, она снова вышла замуж. Время от времени нам приходится разбираться со старыми налоговыми вопросами. Но наша жизнь… как будто это была совсем другая жизнь.

Знаете, — продолжал он, — я обычно насмехался над сыном из-за книг, которые он читал. Фэнтези. Магия, всякая мура. Будучи копом, имеешь дело с реальностью. Суровой правдой. Я и не думал, что в этих книгах есть хоть какая-то правда. Я дразнил его. Порой даже хватал лишку. Но, когда Эван умер и пришло время прибрать у него в комнате, его книжную полку я не тронул. Сплошь зачитанные до дыр книжки в бумажных обложках. Книги, которые он любил, и миры, которые ему хотелось посещать снова и снова. И я решил, что настало время лучше понять, кем же был мой сын. Почему эти книги с ним говорили. Вот и начал их читать. Раньше я приходил домой, еще когда мы были семьей, открывал пиво, включал телик и маялся дурью весь вечер. Но, когда Эвана не стало, не спал до четырех утра, читая все, над чем подтрунивал. И наконец начал понимать. Порой правда таится в выдумке. В фантазии. Порой вымышленные истории лучше помогают нам понять себя, чем реальность. Так я сохранил Эвана живым — в своем сознании. Когда я читаю эти книги, я буквально слышу, как он мне говорит: «Вот видишь, папа, я же говорил».

— Похоже, Эван был особенным ребенком, — заметила Рейчел. Серрано кивнул.

— Где-то через полгода после его смерти я подал документы на экзамен на звание сержанта. Учился год. Моя жизнь трещала по швам, пил слишком много, но чувствовал, что это повышение поможет мне снова встать на рельсы — в каком-то смысле. Экзамен я выдержал, но лейтенант Джордж сказал мне, что меня придержат на прежнем месте. Решение приняла Констанс Райт самолично, представьте себе. Встретилась с лейтенантом Джорджем и, рассмотрев мое дело, сказала, что, по ее мнению, я не в том состоянии духа, чтобы взваливать на себя дополнительную ответственность. Может, она и была права. Но тогда я этого не знал. И это толкнуло меня еще дальше во тьму. Я долго ненавидел Констанс Райт, считая, что она спихнула меня в яму. Когда ты в полном раздрае, то винишь всех, кроме себя.

Оба опустили глаза. Пальцы их рук были сплетены. Вид глуповатый, учитывая, что оба в толстых перчатках. Серрано высвободил свою ладонь. Указал в поле, где Меган высыпала целую охапку снега на лежащего ничком хихикающего Эрика:

— Вот эти дети особенные. Я не совсем представляю, кто вы такая, Рейчел, или кем были до приезда в Эшби. Я не знаю, кто отец этих детей и почему вы каждый день своей жизни готовы к бою. Но Эрик и Меган не имеют отношения к вашей борьбе. Я никак не мог повлиять на случившееся с моим сыном. Вы же можете повлиять на то, что будет с Меган и Эриком. На неприятности напрашиваетесь вы, а риску подвергаете их. И слава богу, что они не пострадали. Но, когда бросаешься в бой каждый день, не обойтись без сопутствующего ущерба. И нельзя, чтобы им стали эти прекрасные дети.

Рейчел потупилась. Открыла ладонь. На пальцах у нее начали собираться снежинки.

— Однажды я дала обещание, — промолвила Рейчел. — И просто стараюсь его сдержать.

— Обещание кому? — спросил Серрано.

Рейчел сжала кулак. А когда открыла, снежинки уже обратились в крохотные капельки, выскользнувшие у нее между пальцами.

— Человеку, которого любила. — Рейчел подняла глаза на Серрано. — Мои дети и я перенесли столько, что вам даже не вообразить.

— Тогда защитите их, — призвал Серрано. — Оградите от зла.

— Убившие Констанс Райт еще на воле, детектив, — ответила Рейчел. — Швырнувшие ее с моста, как мусор. Вот зло, детектив. Я хочу найти их. Чтобы помешать причинить зло кому бы то ни было еще.

— Почему вы взвалили это на себя?

Рейчел снова опустила взгляд. Снег уже облепил ее сапожки.

— Я видела, что бывает, когда зло остается на воле.

— У меня не было шанса помочь построить будущее для Эвана, — повел свое Серрано. — Ваше предназначение — ваши дети, как Эван был моим. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь Эрика и Меган. Но начинается это с вас. Вы действительно считаете, что они поймут все, что вы сделали?

— Как ни странно, — ответила она, — думаю, что поймут.

— Скажите мне, что случилось. Перед тем как вы приехали сюда.

— Не могу, — шепнула она.

— Знаете… Хотел бы я, чтобы вы познакомились с Эваном. Вы бы ему понравились. И меня такое ощущение, что они бы с Эриком крепко подружились.

— Мне тоже так кажется.

Они смотрели, как Эрик и Меган играют в снегу. Детский смех эхом раскатывался по пустому стадиону. Рейчел положила голову Серрано на плечо. Он чуть вздрогнул, но успокоился. Пусть уж ее голова лежит у него на плече. Они сидели молча, слушая радостные вопли детей Рейчел, уповая, что эта ночь продлится дольше обычного.

Серрано повернул голову к Рейчел. Ее волосы легонько развевались на холодном ветру. Она улыбнулась. Сердце его бешено забилось — настолько громко, что она наверняка расслышала.

И снова повернул голову к полю, наблюдая, как дети Рейчел блаженно резвятся в ночи, совсем не обращая внимания на человека, следящего за ними издали.