Глава 48
Я чувствую на себе взгляд. Женщина на проходной сверлит глазами мой затылок, пока я следую за лысеющим тюремным приставом с пятном кетчупа на лацкане. Наверняка расскажет обо мне друзьям в пабе, а те сгрудятся вокруг и будут ловить каждое слово. «Я ожидала другого, – скажет она. – На вид вполне нормальная. Сложно поверить, что он ее воспитал».
Знает ли она Мэтти? Общалась ли с ним хоть раз?
Глупо. С чего бы? Это не детский лагерь.
Сотрудник тюрьмы проводит по мне металлоискателем, просит выложить содержимое сумочки в серый лоток, как бывает на досмотре в аэропорту, и пропускает через рентген. Осторожно берет двумя пальцами гигиенический тампон, изучает.
– Это не бомба, – смущаюсь я.
– Придется все оставить здесь, – бесстрастно сообщает он. – Личные вещи брать с собой не разрешается.
– Даже телефон?
– Телефоны запрещены.
– Что, если… – Я замолкаю на полуслове.
– Если что?
Я нервно мну руки:
– Что, если возникнет проблема?
– Подзовете охрану.
– Подзову?
– У вас ограниченное посещение. Будете общаться по телефону через стекло. Его приведут после вас.
Я выдыхаю, расслабляю плечи, радуюсь, что Мэтти не будет наблюдать, как я вхожу, что смогу подготовиться и встретить его с правильным лицом.
– Ясно, – говорю. – Хорошо.
Он смеется, и в его смехе есть что-то недоброе.
– Первый раз в тюрьме, надо думать?
Выдавливаю улыбку:
– Так очевидно?
– Мне – да. Первый визит – и сразу к Мелгрену… Вы – писательница или вроде того?
Удивляюсь, что он ничего не знает, и тут же чувствую облегчение. Значит, меня не разглядывают под микроскопом. Мэтти играл такую важную роль в моей жизни; странно, что не всем известно, кем мы приходимся друг другу. Приходились…
– Пару месяцев назад к нему заглядывал один холеный тип в лакированных ботинках. Понимаете, о чем я. Сказал, что пишет биографию Мелгрена. Я ему объясняю, что таких, как Мэтти Мелгрен, не надо рекламировать, а он и слушать не хочет. Говорит, что люди никак не наедятся историями про Тень. Все хотят знать, почему он убивал. Никак в толк не возьмут, как человек, у которого было нормальное детство, мог до такого дойти. Я считаю, что некоторые рождаются негодяями, а он думает, что монстров создает общество. «Младенец всегда чист», – говорит. Я его видел, когда он уходил. Сжался весь, усох… Больше, судя по всему, не возвращался.
Я не знаю, что ответить.
– Сигареты есть? – спрашивает пристав, видя, что из меня плохой слушатель.
Отрицательно качаю головой.
– Еда? Напитки?
– Нет.
– Кошелек нужно оставить.
– Хорошо.
– Тут есть шкафчики. Жетоны нужны?
Будто это парк аттракционов и я пришла веселиться.
– Жетоны? Для чего?
– Чай, кофе, – говорит он четко и медленно, словно я плохо слышу. – В автомате продаются горячие напитки. Платить жетонами.
– Нет, ничего не нужно.
Пристав пожимает плечами – мол, как хотите. Затем находит для меня шкафчик, стоит рядом со мной и наблюдает, как я кладу вещи. Чтобы руки не тряслись, прижимаю локти к телу. Надеюсь, что он не заметил.
С лязгом захлопываю металлическую дверцу.
Он упирает руки в бока:
– Готовы?
– Да, – отвечаю я, хоть это и неправда. Я никогда не буду готова.