Глава восьмая. Достаточно любимый. Реальная работа над отношениями

Любовь.

С чего начать?

Что мужчины узнают о любви в детстве?

Кто учит нас любить? Родители? Друзья? Фильмы?

Проваливаемся ли мы в нее случайно или выбираем пути к ней?

В том, что касается любви, я считаю себя счастливчиком. Мои бабушки и дедушки с обеих сторон прожили в браке более пятидесяти лет. Мои родители женаты уже тридцать шесть лет. И это не те союзы, которые держатся на плаву лишь для видимости. Это счастливые, сохранившие способность к общению пары. Откуда я это знаю? Помимо прочего, мне приходилось наблюдать, особенно в собственной семье, насколько иногда тяжелым и неудобным бывает долгий брак, основанный на любви. Я видел периоды благополучия, взлеты и падения, конфликты и проблемы в общении моих родителей, а также романтические отношения бабушек и дедушек (как в фильме «Дневник памяти»), на примере которых и учился любить. До сих пор я не встречал человека столь глубоко преданного, столь безумно влюбленного, каким был мой дедушка Дэнни рядом с моей бабушкой Бланш. Даже умирая, она сумела продержаться до момента, пока я буквально не принес его к ее кровати, чтобы он мог сидеть рядом и читать молитвы из Торы, держать ее за руку и говорить, как сильно он ее любит. Я никогда не забуду, как мы уезжали с ним из больницы и увидели огромную двойную радугу прямо над домом, в котором они прожили пятьдесят лет. Еще до того, как мама позвонила и сообщила мне, я знал: бабушка умерла в ту секунду, когда дедушка вышел из палаты. Она ждала его, чтобы он смог попрощаться с ней, и сама попрощалась радугой. Он никогда не переставал любить ее и, что более важно, всегда уважал ее. Я думаю, именно это немного облегчило для меня его уход; он постоянно говорил, что хочет вернуться домой и что его прекрасная невеста, моя бабушка Бланш, и есть его дом.

К сожалению, большинству американцев, граждан страны, занимающей третье место в мире по количеству разводов, такой опыт недоступен. По этой причине я не стану писать о том, как видят любовь многие мужчины; я могу лишь рассказать, как вижу ее я — в надежде, что читателю будет интересно взглянуть на мои отношения с женой и узнать, чему я научился у своей семьи и в какую любовь меня научил верить мир. Так что, независимо от вашего гендера и сексуальной ориентации, я надеюсь, мы сможем разобрать феномен любви и «все внутренние барьеры, которые вы воздвигли перед ней», как сказал еще в XIII веке персидский поэт Руми.

Когда перед вами такое обширное и универсальное понятие, как любовь, кажется правильным разобрать его на аспекты и рассмотреть каждый в отдельности. Моя религия учит, что у каждого духовного закона, данного нам Богом, есть физический близнец, помогающий нам понять его. Именно поэтому, когда мы говорим о любви, на которой построены все религии мира и которая имеет важнейшее значение в наших писаниях (в них сказано: «любовь с неизменной и безграничной силой раскрывает тайны, сокрытые во вселенной»), нам удобнее рассуждать о ней на обычном, бытовом языке, ведь мы не можем просто ходить вокруг с наклейками на одежде, указывающими нам любить, но не поясняющими, что под этим подразумевается.

Давайте все упростим. Я знаю, что существует бесконечное множество способов и типов любви, но эта глава посвящена той любви, которая бывает в романтических отношениях и, конкретнее, в браке. Мне нравится представлять себе брак как дом (эту метафору можно применить к любым отношениям). И как любой дом, он должен строиться последовательно, кирпич за кирпичом, доска за доской. Но дом невозможно построить, если вы сначала не возвели фундамент. Дом без фундамента — не дом. Он просто выглядит как дом. И первый же шторм или порыв ветра снесет его, словно декорацию для фильма. Киношники творят чудеса, они умеют создавать полноразмерные дома за несколько дней, и эти дома внешне не отличаются от тех, что строились много лет. Но войдя внутрь такого дома и опершись на стену, вы обнаружите, что она не выдерживает вашего веса, потому что единственная цель этого строения — хорошо смотреться в кадре. Съемочные площадки требуют видимости, а не функциональности. У домов из декораций нет фундаментов, а в реальном мире именно сооружение фундамента занимает недели и месяцы. В «фиктивных» домах нет электропроводки, не соблюдены никакие строительные стандарты. Их строят, чтобы попользоваться какое-то время, а затем максимально быстро убрать и позже поставить на другой площадке.

Так я воспринимаю и нынешнюю культуру дейтинга (онлайн-знакомств). Используя для выбора свайп в приложении, желая получить «услугу по требованию» и «короткий путь к счастью», мы строим миллионы отношений без фундаментов. Мы начинаем с чего-то, что неплохо выглядит снаружи, и, пока нас это устраивает, пытаемся подогнать под это строение фундамент. Конечно, это снова упрощение, ведь благодаря дейтинговым приложениям и сайтам вроде Tinder и Bumble произошло много хорошего. На самом деле моя сводная сестра после болезненного развода нашла своего нового мужа на Tinder, и они счастливы вместе. Но это два взрослых сорокалетних человека, прошедших через трудный процесс разрыва, знающих, что именно они ищут, приложивших для этого усилия и построивших крепкий фундамент. Всегда есть исключения из правил, и каждый человек на планете заслуживает любви, но одним из эффектов культуры свайпа стало то, что нас постоянно тренируют и иногда даже призывают строить несколько домов одновременно. В наше время приемлемо, и даже принято, иметь эмоциональную и физическую близость с несколькими людьми одновременно. Нужно понимать, что каждое из этих социальных движений или институтов обладает собственным набором правил и ограничений и нам следует выбрать что-то подходящее для себя. Правда, по моему убеждению, всем нам дано определенное количество сил и времени и мы должны определить, куда их потратить, ибо растет только то, что поливают. Что мы решим построить, то и будет построено. Вы когда-нибудь нанимали бригаду строителей, которая берется за одновременную постройку четырех-пяти домов? Я нанимал. Они плохо работают, потому что их внимание рассеивается и притупляется с каждым новым домом. А начинается-то все круто. Рабочие вовремя появляются на площадке, трудятся до пота несколько недель подряд, а потом, мало-помалу, по мере добавления в график новых объектов всё с большей неохотой выполняют свои обязанности. Качество снижается, и процесс в результате занимает в два раза больше времени и обходится вдвое дороже. Но повторюсь: в конце концов, у всех разные представления о домах, и как мы решаем их строить — это наше личное дело. Просто мне хотелось бы видеть как можно больше крепких, надежных зданий, способных пережить любой шторм.

У меня есть радикальная идея. Что, если вместо того, чтобы строить отношения снаружи внутрь, мы строили бы их изнутри наружу и тратили бы больше времени на «исследование личности» — пытаясь понять, из чего она состоит?

Ведется множество дискуссий (особенно среди мужчин), помогающих нам разобраться, в чем именно заключается исследование личности. С самого нашего рождения старые диснеевские фильмы, да и все остальные кинохиты, воспроизводящие «правильную» мужскую картину мира, повторяют мысль о том, что найти свою любовь мужчина может, выручив из беды принцессу. И напротив: большинство романтических фильмов до недавнего времени обучали женщин тому, что они должны исцелить и «спасти» своего странноватого, но очаровательного мужчину, чтобы он в конце концов смог стать в полной мере собой. Готовый рецепт стихийного бедствия: двое спасителей ищут, кого бы спасти, при этом оба совершенно ничего не знают о себе. Это создает проблемы по многим причинам, и хотя существует множество книг и историй, рассказывающих, как это вредит женщинам, я думаю, важно также указать, какой ущерб все это наносит мужчинам.

Библиотеки забиты исследованиями о том, как именно женщины и мужчины понимают любовь. Но лишь малая часть из них действительно поможет разобраться в том, чем любовь является. Похоже, мы воспринимаем любовь только посредством образов, которые нам транслируют медиа. И описываем ее в терминах, определенных женщинами и для женщин. Ведь слово «любовь» — женского рода. Хотя мы знаем, что есть и «ее», и «его» способы любить.

В 1980-х годах социолог Кэти Гринблат опрашивала в колледже женщин и мужчин, состоящих в серьезных отношениях (но при этом незамужних/неженатых). Она задавала им вопросы: «Как вы понимаете, что любите этого человека?» и «Как вы понимаете, что этот человек любит вас?». Эти «добрачные» ответы были различными. Мужчины «знали», что любят своих подруг, так как хотели многое сделать для них, с готовностью шли на жертвы, соглашались поменять свои жизненные планы ради их счастья и даже, по словам одного парня, охотно «бросали все и среди ночи ехали на машине три часа под снегопадом, потому что она испугалась паука в ванной». Женщины же «знали», что любят своих мужчин, потому что «хотели заботиться» о них.

Со вторым вопросом — немного лучше. Мужчины «знали», что их подруги любят их, так как чувствовали их заботу и могли открыто выражать свои чувства. А женщины «знали», что мужчины их любят, так как мужчины были готовы ради них на героические жертвы. Совершенная симметрия: женщины знали, что они любимы, так как находили в мужчинах то, что сами мужчины считали проявлениями своей любви, и наоборот.

Перемотаем немного вперед. Исследовательница далее опросила двадцать пять пар, состоящих в браке более десяти лет; она задала им те же вопросы, но добавив один новый: «Сомневались ли вы когда-нибудь в том, что супруг/супруга любит вас, или в том, что вы любите его/ее?». И тут ответы разошлись довольно интересным образом. Женщины не сомневались в своей любви к мужьям, но не были настолько же уверены в том, что мужья всё еще любят их. А мужчины, напротив, были уверены в чувствах жен, но выражали сомнение в собственных чувствах по отношению к ним.

Удивительно — и немного пугающе. Почему так? Что ж, давайте немного поразмышляем о браке. Брак во многих аспектах «одомашнивает» любовь; он приводит ее в дом и делает более «прагматичной». С ним исчезает дух авантюризма, ведь довольно трудно гнать ночью три часа по пурге, чтобы успокоить своего партнера, когда вы спите в одной постели. Так что в гетеросексуальном браке (вроде моего) совместная жизнь и быт поддерживают «ее» способ любить и лишают смысла «его» способ. Насколько часто связи и браки распадаются из-за того, что пропадает «страсть»? Из-за того, что надоедает и порой вовсе исчезает секс либо супруги всё больше ощущают себя соседями, а не любовниками? Будучи женатым уже семь лет, я могу сказать без сомнения: случалось, что я скучал о духе авантюризма и вспоминал моменты расставания и ожидания встреч с любимой, когда мы только начинали встречаться. Я скучаю по тому чувству, которое испытывал, когда она писала мне СМС или звонила, когда я готовился пригласить ее на свидание. Как я страдал без нее, когда мы разъезжались далеко или она не находила времени встретиться со мной. Я помню эндорфиновое опьянение молодой любви и то, как мое тело и мозг отвечали на ее запах и прикосновения к ней. Однако довольно просто сконцентрироваться на утраченном, забыв обо всех приобретениях, полученных мной в браке. Очень легко отвлечься и сосредоточиться на том, чего у нас нет. Брак особенно уязвим в наше время, когда миллионы аккаунтов в соцсетях наполнены фотографиями и видеороликами людей, которые, как нам кажется, разобрались с этими проблемами, выглядят счастливее нас, имеют больше секса и живут такой жизнью, о какой мы только мечтаем. Просто вспомните первые шесть месяцев карантина. Сколько ваших знакомых пар или публичных личностей расстались? Казалось, каждую неделю очередная уважаемая пара заканчивает отношения. Чем слабее фундамент, тем легче ветрам жизни снести дом.

Ясно, что нам нужно многое поменять. Вероятно, нам следует меньше воспринимать любовь как элемент оперного спектакля и постараться больше видеть в ней внутренние переживания отношений и близости, то, что раскрывается не в героическом самопожертвовании, а в повседневных, практических делах. Это мы и должны романтизировать. В конце концов, все эти мелочи в действительности являются очень большими и важными. Проблема в том, что нас, мужчин, постоянно обстреливают образами, заставляющими нас думать, будто мы хотим того, чего на самом деле не хотим. У этого дома, выстроенного за неделю на съемочной площадке, нет фундамента.

Нынешняя ситуация создает иллюзию — иллюзию выбора лучшего, бесконечных возможностей и вечного счастья. Честно говоря, я очень рад тому, что пропустил глобальный бум онлайновых знакомств: могу представить, сколько времени я потратил бы на короткие и пустые развлечения, предоставляемые приложениями для знакомств, подозрительно похожими на онлайн-игры и эксплуатирующими наши дофаминовые рецепторы при помощи принципов случайного вознаграждения (звучит знакомо?). Приложения вроде Tinder в основе своей используют достижения науки — чтобы зацепить нас теми же способами, что азартные игры и порнография. Этими же инструментами оперирует казино, сутки напролет удерживая возле одноруких бандитов людей, надеющихся на тройную семерку. Эти же приемы заставляют нас тратить часы на бессмысленное пролистывание ленты в Facebook^◊, Instagram^◊ и TikTok. Приложение для знакомств позволяет вам состоять с кем-то в отношениях и одновременно искать кого-то еще, и все это — на вашей ладони; это дает ощущение, что сбежать — закончить отношения — очень просто, в тот же миг, как бабочки улетят и жизнь начнет давить всерьез. Слишком многие люди делились со мной подобными историями. Я даже слышал, что сейчас нормально на первом же свидании отойти в туалет, чтобы посмотреть другие варианты. Есть кое-что и похуже. Моя подруга-психолог рассказала мне, что к ней стали приходить клиенты, столкнувшиеся с неким новым феноменом — мозговым свайпом — при знакомстве или даже просто при встрече с кем-то на улице. Связь «палец — мозг» стала настолько сильной, что люди мысленно свайпают влево или вправо, встречая человека в реальной жизни! При этом ведутся исследования проблемы, известной нам под названием «паралич выбора»; она возникает, когда мы имеем слишком много вариантов. При наличии огромного ассортимента человек, сделав выбор, с большей вероятностью станет сомневаться в его правильности, жалеть о своем решении или испытывать угрызения совести. Он никогда не удовлетворится таким выбором, потому что где-то на задворках его будет беспокоить вопрос: а не мог ли я выбрать что-то получше?

Но я верю: надежда есть, потому что есть отношения, из которых не удастся сбежать, которые можно выбирать, не опасаясь будущих сожалений, которые нельзя просто смахнуть движением пальца, — это отношения с самим собой. Они точка отсчета, фундамент дома, который должен устоять перед испытанием временем; это та часть дома, которой мы редко уделяем достаточно внимания, которую не видно с первого взгляда и которая поддерживает отношения с нашим партнером.

В 2008 году я снялся в до смешного дрянном ужастике, где мой персонаж, его девушка и группа их друзей в результате кораблекрушения оказались на острове и там их, конечно же, одного за другим сожрали полулюди-полуобезьяны. Это был эпичный провал. Продюсер умудрился продать этот фильм студии, показав им только трейлер; увидев же картину целиком, покупатели отказались от сделки, заявив, что фильм плохой, а игра актеров ужасная (не могу не согласиться). Продюсер, вместо того чтобы исправить ошибки или переснять часть материала, решил все выкинуть и переделать целиком заново. В тех же декорациях. Практически с тем же сценарием.

Подошло время снимать фильм снова — с новым режиссером, некоторыми заменами в актерском составе, под новым названием и с молодой шведской актрисой в главной роли (то есть в роли подруги моего персонажа). Этой актрисой оказалась Эмили Фокслер, моя будущая жена. Предопределение? Судьба?

Ни то ни другое. Я должен был отказаться сниматься в этом ремейке после того, как узнал, что платить будут наличными, что я не должен сообщать об этом Гильдии киноактеров и что место съемок — частный пляж панамского наркобарона. Но тем временем мы с Эмили успели встретиться на вечеринке, устроенной продюсером наших двух великих фильмов. Тогда мне просто представили ее и ее тогдашнего молодого человека (который тоже пробовался на роль, которую потом получил я), однако момент нашей встречи крепко запечатлелся в моей памяти, как будто это произошло вчера. Позже судьба (таки да) предоставила нам и другие шансы встретиться, и таким образом из этих двух ужасных проектов смогло выйти хоть что-то хорошее.

В августе 2011 года я находился в полном раздрае. Меня только что бросила девушка, я ночевал на диване у своего друга и испытывал полноценный кризис первой четверти жизни. На той неделе меня вызвали на пробы для рождественской рекламы магазина JCPenney. Я редко соглашался на пробы для рекламы, потому что ненавидел это ощущение стада — когда ты сидишь в одной комнате с еще пятьюдесятью другими парнями, один в один похожими на тебя. Я не испытывал удовлетворения от таких съемок и редко вызывался в них участвовать. Но в этот раз я почему-то согласился; впрочем, когда ты чувствуешь себя полным дерьмом, что может быть лучше, чем оказаться в толпе других парней, способных сыграть в разных версиях твоей истории? Так что я пришел на эти пробы (с опозданием, так как втайне хотел пропустить их) и там увидел ее — прекрасную женщину, с которой пересекался в городе в последние несколько лет и с которой познакомился на той вечеринке у продюсера. Была ли наша новая встреча предначертана судьбой? Вспыхнули ли искры на этот раз?

Нет и нет. Встреча прошла в духе «Привет, как дела?» — «Нормально, а твои?» — «Мои тоже ничего. Классно, удачи тебе». — «Ага, и тебе». Позже я узнал, что за неделю до этого Эмили рассталась со своим парнем, как и я со своей подругой, и ни один из нас не был тогда в нормальном состоянии разума и чувств. Так что мы зашли на пробы вместе, я изобразил максимально счастливое лицо, и затем каждый из нас отправился своей дорогой. Я не получил ту работу. Эмили получила. И мы не пересекались еще целый год. С точностью почти до дня.

Весь год, прошедший между тем разговором на рекламных пробах и следующей встречей, я представлял из себя, по большей части, ходячее противоречие. С одной стороны, я собирался провести этот период, глубоко погружаясь в свою веру и испытывая невероятные духовные переживания на пути к Богу — пути, по которому никогда раньше не ходил. С другой стороны, я хотел так же глубоко погрузиться в изучение сценариев мужественности, попробовать разные мужские роли и посмотреть, что из них мне подходит. Я ощущал потерянность и пытался найти себя. Я проводил духовные собрания, одновременно зависал с женщинами, а потом оглушал себя порнографией. Тот год, на который теперь я смотрю как на наиболее мощный духовный период моей жизни, начался с обычного когнитивного диссонанса между тем, кем я был в своей основе, кем я собирался стать в соответствии со своей верой и кем пытался казаться как мужчина.

По правде говоря, лучше всего охарактеризовать этот период моей жизни я смогу, рассказав о пешем походе по Европе, который мы предприняли с одним из моих лучших друзей, Трэвисом. Примерно через шесть месяцев после разрыва я решил, что пора кончать с попытками быть «хорошим парнем» и надо становиться таким же, как все парни моего возраста (или, как минимум, таким, какими они были по моему мнению). Я хотел делать то же, что и они, — не отказываться от случайного секса, пить алкоголь, курить травку, встречаться с несколькими девушками сразу и все такое прочее — без малейших угрызений совести. Проблема состояла в том, что многие из этих вещей вызывали у меня дискомфорт. Я никогда не умел встречаться с несколькими девушками сразу и никогда прежде не напивался и не накуривался. Но в двадцать шесть лет наконец решил отбросить сомнения.

Тем летом Трэвис снимал небольшой ужастик в Тбилиси (в Грузии). Трэвис — один из тех парней, на которых я дико хотел быть похожим. Симпатичный блондин, поджарый и абсолютно беззаботный. Я серьезно, поищите его в Сети — полное имя Трэвис Ван Винкл — и вы поймете, о чем я. Он делал что хотел и когда хотел, и женщины любили его за это. Чем не идеальная компания для того, чтобы отправиться на поиски приключений? Мы решили, что я встречусь с ним в Грузии, мы соберем рюкзаки и двинемся через всю Европу, оттягиваясь на славу. За день до того, как вылететь из Тбилиси, мы рассматривали карту, и мне в голову пришла весьма вдохновляющая идея. Я сказал: «Слушай, Грузия ведь расположена недалеко от Израиля, а я всегда хотел посетить храм бахаи в Хайфе. Как насчет того, чтобы начать там, потом перелететь в Грецию и оттуда пуститься в путешествие по Европе?» Дело в том, что Трэвис тоже читал Писания вместе со мной и в то время сам находился в духовных блужданиях и поиске более глубокой связи с Богом. Это ли не лучший способ начать чисто мужской поход? По-моему, духовный центр моей религии — прекрасное место для того, чтобы положить начало путешествию, в котором мы планировали отдаться всему, что обычно считается не очень духовным.

Обдумывая поездку, мы первым делом заключили важное соглашение, потому что оба были молодыми актерами, работающими от гонорара до гонорара. Согласно ему, единственная причина, которая может прервать нашу четырехнедельную вылазку, — это получение одним из нас роли. Но учитывалась не любая роль, а контракт не менее чем на десять тысяч долларов — именно такая сумма превышала затраты на путешествие для нас обоих. Шансы на такую работу были ничтожны — ведь актер получает контракт в среднем после одной пробы из ста, а пробы по записи, сделанной в поездке, еще менее результативны. Так что мы ударили по рукам, понимая, насколько мала вероятность подобного предложения, и укрепились в своих намерениях начать с Израиля.

Сады бахаи в Хайфе входят в число самых прекрасных мест на планете. Это одна из главных туристических достопримечательностей Израиля, которую некоторые считают восьмым чудом света. Девятнадцать террас, спускающихся по склону горы Кармель к Средиземному морю, кажутся частью иного мира, святыней, полной покоя, — словно сам Бог возвел их как островок безмятежности посреди штормов и светильник, сияющий во тьме. Я вырос в вере бахаи и потому всегда мечтал оказаться там. Но, пожалуй, еще сильнее я желал посетить место упокоения Бахауллы (пророка и основателя религии бахаи), которое находится в двадцати минутах пути от Садов Бахаи, в Акке. Годами я слушал истории о силе и духовном влиянии, которое ощущали все, кто побывал здесь. И я немного нервничал, потому что начал понимать: это не лучшая точка для начала путешествия, подобного нашему.

Когда мы добрались до Акки, Трэвис устал и решил вздремнуть, отправив меня в святилище одного. Я помню, что сначала рассердился на него — в моих глазах он повел себя словно христианин, приехавший в Иерусалим, но проспавший все отведенное на город время. Однако мое раздражение уступило место благодарности, когда я осознал: это шанс побыть в одиночестве в таком святом и волшебном месте и вскоре я впервые испытаю на себе, каково это — чисто и смиренно попросить Господа прикоснуться к моей жизни.

Я сидел на скамейке лицом к востоку. Солнце палило, воздух был напоен ароматом роз. Небольшая группа немецких туристов только что закончила свою экскурсию и делала последние фотографии садов. Я закрыл глаза и почувствовал потребность, необходимость попросить Бога использовать меня так, как он/она/оно считает нужным, — чтобы я мог послужить ему/ей наилучшим образом. Я молился о том, чтобы Бог сделал меня своим инструментом. Я просил направить меня, прояснить мой ум и использовать меня во благо человечеству. Вероятно, это была самая смиренная молитва в моей жизни, и я часто вспоминаю этот момент, удивляясь, почему молился так долго. Посидев в размышлениях, я захотел спуститься на сто пятьдесят метров по тропе и войти в святилище Бахауллы — самое священное место для бахаи на земле, то самое, в направлении которого мы обращаем свои ежедневные молитвы.

На протяжении многих лет я слышал об энергии и силе, окружающих это святилище. Люди не раз рассказывали мне, как они, переступив его порог, начинали рыдать (хотя были уверены, что не станут). Моя мама посетила это место в молодости, и, по ее словам, во время молитвы к ней пришло видение о том, что скоро она встретит моего отца (это произошло спустя несколько лет). По мере того как я приближался к скромному строению, похожему на обычный дом, я все больше нервничал. Внезапно меня охватило сомнение: вдруг я недостаточно готов или недостаточно чист, чтобы войти. Что я должен сделать или сказать? Что, если у меня мало опыта? Значит ли это, что я недостаточно духовен? Сняв ботинки и войдя в здание, я ощутил странное, почти мгновенное изменение физического качества воздуха. Он будто стал гуще или что-то в этом роде. Я могу сравнить это с погружением под воду. Я чувствовал, как воздух обволакивает меня — тот воздух, которого обычно не замечаешь. В этой комнате он был текучим и словно обнимал меня. С любовью. Словно хотел напомнить мне, что я не просто полноценен, а более чем полноценен. В тот момент, будто по сценарию, как только этот густой воздух перетек в мои легкие и наполнил каждую клеточку моего тела осознанием того, что я любим… я расплакался. Мои ноги ослабли, и мне пришлось напрячься, чтобы не рухнуть на пол в рыданиях. Я опустился на колени и начал молиться. Я благодарил непостижимую сущность, которой является Бог, за свою жизнь, за свои сильные и слабые стороны, за испытания, за то, что Он создал меня и никогда не оставлял, и самое главное — за его любовь. За любовь к самым темным и уродливым моим сторонам, которые я сам не могу полюбить. За любовь ко всему тому, что составляет меня. Я уже никогда не буду прежним.

После этого, как бы я ни пытался сопротивляться, мое сердце обновилось. Это не значит, что я стал совершенным, или внезапно обрел сверхчеловеческое терпение, доброту и благодать, или научился не говорить глупости и не играть чужие роли, или перестал использовать порнографию, или преодолел собственное эго и травмы. Скорее, это значит, что моя душа и даже мое тело с того самого момента научились инстинктивно понимать, когда я следую своей низкой природе вместо того, чтобы стремиться к высоким идеалам, когда мои поступки не соответствуют тому, кто я есть в действительности, глубоко внутри. В общем, я осознал, что я больше, чем тот образ, который общество навязывает мне, больше, чем мое тело, больше, чем моя карьера, больше, чем любые мои представления о самом себе; теперь эта идея вытатуирована на моем сердце и помогает мне быстрее выбираться из болота поверхностного понимания. Я рассказываю все это в качестве своеобразного предисловия; хотя я и уверен, что прошел через мощный опыт, я стараюсь поменьше говорить о нем, потому что часто вижу людей, которые твердят о своем «духовном пробуждении», но жизнь при этом ведут совсем не «духовную». Сейчас я понимаю: главное, что приносит момент духовного пробуждения или просветления, — это проблеск осознания, что вы больше, чем вы думали. Что вы — часть чего-то прекрасного и большего, чем вы сами по себе. Что вы самодостаточны. Из этого не следует, что теперь вы будете постоянно выглядеть и поступать иначе, чем прежде, — ведь когда мы узнаём о неполезности некоторых продуктов, мы не прекращаем в один миг употреблять их. Но знание дает нам понимание: продолжая есть их, мы станем чувствовать себя не лучшим образом и в конце жизни будем нести ответственность лишь за то, что знаем.

О тех минутах, когда я стоял на коленях в молитве, я склонен думать как об одном из значимых моментов моей жизни, заставившем меня прекратить борьбу. Как будто то, что составляло основу меня, устало притворяться тем, кем я не был и кем, как мне казалось, меня хотел видеть мир. Самая глубокая, самая подлинная часть меня взывала, молила о помощи, потому что, несмотря на уроки мужественности, я не мог вынести этого один. Возвращаясь к тому мигу, я думаю, что тогда я, возможно, впервые подсознательно отбросил свое стремление быть полноценным мужчиной ради желания быть просто полноценным (а позже это приведет к пониманию: я уже полноценен).

Напряжение никогда по-настоящему не спадает, но мое восприятие его может измениться. Единственная разница между бытием «полноценным мужчиной» и просто «полноценным», конечно же, в слове «мужчина». А если я брошу вызов этому слову, не откроется ли мне путь к другому? Я верю: у каждого из нас две природы, высшая и низшая, и цель нашей жизни на Земле состоит в том, чтобы чаще выходить победителем из битв между ними, и для этого важна духовность.

После трех дней, проведенных в Хайфе (не прошла еще и неделя нашего путешествия), мне позвонили и предложили работу в небольшом фильме, позже получившем название Bulletproof Bride («Пуленепробиваемая невеста»). Оказалось, видео, которое я снял для проб в поезде по пути в Хайфу, на фоне подростков в камуфляже и с автоматическим оружием, принесло мне работу с гонораром, почти точно соответствующим условию досрочного завершения нашего похода. Это был знак судьбы, в котором я так нуждался. Но не тот, которого я хотел.

Я улетел обратно в Штаты и оттуда внимательно следил за путешествием Трэвиса, который славно повеселился за нас двоих. Я снимался в том фильме около трех недель и вскоре организовал Духовные беседы, заложившие основу для моего нынешнего путешествия (оно теперь продлится до конца моих дней). Путешествия, в рамках которого я хочу упразднить значимость бытия мужчиной и создать для себя больше пространства, где смогу быть человеком, собой, как сказал французский философ Пьер Тейяр де Шарден, «духовной сущностью с человеческим опытом». Мне приятно знать, что Трэвис все эти годы оставался на моей стороне. Он тоже погрузился в религию и сейчас идет своей дорогой к упразднению некоторых аспектов собственной мужественности. Я понятия не имел, что парень, на которого я стремился походить, страдал ровно так же, как и я; мы не знали об этом, потому что были слишком мужественными, чтобы делиться подобными вещами.

Ровно через год после того, как мы с Эмили обменялись приветствиями на пробах для JCPenney, мне внезапно позвонили и пригласили на пробы для другой рекламы. За год я побывал уже на двух или трех рекламных кастингах, но в тот момент у меня было прекрасное настроение, и я подумал: почему бы нет? Это снова оказалась ежегодная рождественская реклама JCPenney. На этот раз, по непонятным причинам, я не опоздал, а пришел на четыре часа раньше назначенного — видимо, моя судьба наконец-то взялась за дело, — и кого же я встретил там? Самое лучезарное существо, женщину, которая уже полтора года могла бы быть моей женой, — Эмили Фокслер. Мы пересеклись в том же месте, на том же прослушивании, ровно через год с точностью до недели. Заполняя необходимые бумаги, я вдруг почувствовал сильнейшее желание поднять глаза. Там была она. Эмили не заметила меня сначала, но я — я заметил ее сразу. Она улыбнулась. Я улыбнулся. Она сказала, что многое пережила за этот год. Поделилась со мной некоторыми мыслями, упомянула о наставнике, с которым занималась, и о том, что находится в глубоком духовном поиске. Мое сердце остановилось. Я ловил каждое ее слово и чувствовал нечто, что могу описать только как знание: в этой случайной встрече заключено больше, чем кажется с первого взгляда; этот яркий свет и источник женственной энергии может быть моим человеком, а я — ее. Перед тем как мы разошлись по пробам, я пригласил ее на Духовные беседы. Она пришла на ближайшую по времени, и с этого началась наша прекрасная и совсем не идеальная история любви.

Будь это киносценарий, я остановился бы на этом месте, оставив зрителя с уверенностью: все эти неудачные встречи были нужны каждому из нас, чтобы мы успели проделать собственное путешествие вглубь себя до того, как объединимся, влюбимся и заживем долго и счастливо. А что же в реальности? Мы нашли свое счастье в работе. В неудобствах. В борьбе. Не то счастье, которое свалилось на голову, а счастье, требующее знания, то счастье, которое приходится сознательно выбирать каждый день.

Со стороны наши отношения казались волшебными, между нами словно сверкали искры, и многие говорили, что мы созданы друг для друга. Изнутри это выглядело почти так же — вокруг действительно искрило, но лишь потому, что наши личные истории, полные неуверенности, травм и социального давления, походили на два камня, постоянно бьющихся друг о друга. Мы буквально воспламенялись и полыхали из-за необходимости реально работать над отношениями и из-за противоречий между нашими подлинными и внушенными обществом «я».

В начале отношений (то есть в самом начале, когда я встретил ее на кастинге) у меня возникла глубокая уверенность в том, что Эмили — мой человек, что она та, с кем я хочу создать семью и строить совместную жизнь. Я не могу в точности объяснить, как я понял это, но я понял. Это чувство отличалось от всех, которые я испытывал прежде, и Эмили отличалась от всех, с кем я когда-либо встречался, по многим параметрам: она была полной моей противоположностью и провоцировала во мне то, что никто никогда не провоцировал. Как если бы вы открыли для себя новое упражнение в гимнастическом зале и воспринимаете боль в мышцах после него как показатель, что оно работает. Подобное я чувствовал по отношению к Эмили. Неважно, как трудно было в начале или сколько испытаний это мне принесло, я все равно знал: все происходит правильно. Я ощущал рост, и даже когда он приносил мне дискомфорт, я понимал, что рост — это всегда, всегда хорошо. На самом деле я вряд ли сумею назвать хоть что-то милое моему сердцу, что досталось бы мне без дискомфорта или роста. Эти два понятия неразрывно связаны, и нигде их сочетание не выражается так ярко, как в наших отношениях. Можно сказать, эти совместные испытания подтвердили мое изначальное убеждение: Эмили — мой человек. Проблема заключалась в том, что мы две совершенно разные личности и мой опыт не являлся ее опытом. Короче говоря, она не чувствовала то же самое в отношении меня. Как минимум в начале. Эмили держалась настороженно и робко и не всегда понимала, что делать со мной и фигуральными «нами» помимо того, что нам внушало общество. Фактически первое свидание и последовавший за ним поцелуй прекрасно отражают первые наши месяцы. На том свидании мы отправились на прогулку, искать водопады. Мы хотели дойти как минимум до одного, однако, идя рядом, не были вместе. Я нервничал и был очень возбужден. Я хотел рассмешить ее, но тем утром у меня у самого не получалось смеяться. Меня пугали ее самоуверенность и грациозная внутренняя сила. Я хотел выглядеть так, будто обожаю походы и природу, но глубоко внутри понимал: я городской парень и не обману ее, она легко почувствует малейший признак фальши или неуверенности во мне. Помню, как хотел казаться большим, чем есть на самом деле, потому что был уверен: ей нужно намного больше, чем просто я; я постоянно спрашивал себя, достаточно ли полноценен для нее.

Когда мы вышли, светило солнце, но потом неожиданно пошел дождь. И этот дождь стал для меня словно карточка «выйти из тюрьмы» в «Монополии», подброшенная самой природой. Мы оба сразу же расслабились. В какой-то момент присели на длинное бревно, лежавшее на берегу ручья. И неловко замолчали. Я размышлял, смогу ли победить волнение и поцеловать Эмили. «Нужно сначала спросить ее или лучше просто подождать удобного момента и поцеловать? Необходимо ли мне ее согласие? А может, она из тех, кто ждет, что мужчина возьмет всю ответственность на себя? Или я поднимусь в ее глазах, если спрошу разрешения?» Эти мысли атаковали меня, словно рой злобных пчел, и в конце концов я сделал то, что подсказывало мне сердце, — спросил ее. Она посмотрела на меня, на секунду замялась, а потом, улыбнувшись, сказала «да». «С чем связана эта заминка? Она осуждает меня? Может, думает, что я слабак? Черт, следовало просто поцеловать и рискнуть быть отвергнутым. А может, она такая добрая, потому что мы уже час идем и отказать просто невежливо? Черт! Заткнись, Джастин! Давай!» И я наклонился, поцеловал ее, а она в ответ поцеловала меня. Это было волшебно. Или нет? Я готов поклясться, что между нами проскочил разряд электричества. В этом поцелуе, несовершенном, но таком приятном, я точно почувствовал что-то волшебное. Позже я узнаю: она не почувствовала вообще ничего.

Как я говорил раньше, в моей религии принято глубже изучать особенности того, с кем встречаешься, а не полагаться на дикие и страстные проявления физической любви, так как мы знаем: химия нашего мозга часто заставляет нас путать сиюминутные ощущения и вечные истины. В отношениях с Эмили странным было то, что, какими бы «привлекательными» мы ни казались со стороны — и каждый сам по себе, и как пара, — физическая связь между нами практически отсутствовала. Мы работали в этом направлении. Долго. Можно назвать это проблемой полярности или — как говорят мужчины в гипермаскулинных группах, которые я начал в отчаянии посещать, — дисбалансом мужской и женской энергии. Я прочитал все книги, до которых мог дотянуться, и прошел обязательные для мужчин курсы Дэвида Дейды в попытках отыскать своего внутреннего воина. Ничего не работало. Оказывается, невзирая на мои усилия, Эмили, скажем откровенно, просто боролась со своим влечением ко мне. Сейчас, когда я пишу это, часть меня хочет нажать на капслок и написать что-то вроде: «КО МНЕ? СЕРЬЕЗНО? ОНА МОГЛА БЫ СТАТЬ ТАКОЙ СЧАСТЛИВОЙ!» Так поднимает голову мое эго, желающее скрыть неуверенность, вызванную общением с сильной женщиной. В действительности загвоздка таилась не только в физическом влечении; она пряталась где-то глубже, в моих поступках, в энергии, которая исходила от меня, и все это, соединяясь с травмами и слабыми местами Эмили — общими для многих женщин, — создавало огромную проблему полярности. Это не просто разница между мужским и женским; эта проблема не решается книгами, занятиями и пробуждением внутреннего альфа-самца. Я пробовал все это. Я делал все это. Проблема лежала глубже. Да, ребята, это правда: я не привлекал физически свою подругу, женщину, которую считал той самой, своей, единственной.

Эх, стоило мне написать это, как тут же захотелось стереть все и рассказать сказочную, а не реальную историю. Но я не могу, ведь, выкинув истину, не помогу не только людям, которые, надеюсь, будут читать эту книгу, но и себе самому. Это часть жизни, и я не должен стыдиться ее, как и Эмили. Важно то, что сейчас мы вместе. Мы преодолели и победили так много трудностей, что стыдно не поделиться этим ради счастья других пар, которые могут столкнуться или уже переживают нечто подобное.

Я увлекающийся человек, если вы еще не поняли. Если меня что-то привлекает, я фокусируюсь на этом. Будь это новый гаджет, тренажер или просто идея — я выясню об этом все, что сумею, постараюсь стать экспертом в этом вопросе; я настолько упорен, что мое поведение может выглядеть как навязчивое (и часто таким и является). Это одна из самых больших моих слабостей и также одна из самых сильных моих сторон — благодаря ей я добился успеха в различных творческих областях и в бизнесе. (К тому же, как недавно выяснилось, я Водолей с луной в Скорпионе, и это очевидно подтверждает все вышесказанное, хотя я понятия не имею, что это значит.) Моя увлеченность бывает особенно сильной, когда переносится с вещей или занятий на другого человека. Приведу небольшой пример наших проблем полярности. В самом начале отношений, когда мы с Эмили ходили на вечеринки, мне совершенно не хотелось общаться с другими; я желал быть рядом с единственным человеком — с самой Эмили. Я был буквально одержим ею, и с кем бы ни беседовал, постоянно искал ее глазами, подходил к ней. Я никак не мог насытиться нашими свежими и бодрящими отношениями. Тогда я не знал, что многие женщины воспринимают подобное поведение как контролирующее и удушающее. И то и другое плохо заходит, особенно когда вы встречаетесь с сильной, независимой женщиной, не привыкшей общаться с чувствительным и эмоциональным мужчиной.

В общем, я думал, что веду себя очаровательно и она чувствует себя увереннее в лучах моего влечения к ней, но позже выяснил, что эффект был противоположный. Эмили часто называла меня тогда миленьким щеночком. Ей казалось, что я не мог долго оставаться один, и, едва пропадая из моего поля зрения, она буквально ощущала, как я ищу ее в толпе, и из-за этого хотела спрятаться от меня. Все-таки щенки не только умильные, но и надоедливые. Я пребывал в растерянности. Мое возбуждение и страсть, наши новые отношения заставляли меня стремиться к ней, я порой не мог дождаться встречи, но это, в свою очередь, вызывало в ней страх и смущение. Впоследствии это оттолкнуло ее от меня, мои комплексы неполноценности усугубились, и все это вместе переросло в травму и кризис неуверенности.

Чем больше я копался в этом позже, тем больше осознавал, что совершил две крупные ошибки. Первая: как эмоционально доступный мужчина, я был уверен всегда (особенно на вечеринках): женщина, с которой я рядом, почувствует мое влечение к ней и будет рада, если я стану публично демонстрировать его. В моих прежних отношениях происходило обратное, и обе мои предыдущие подруги возмущались тем, что я не уделял им достаточно внимания либо больше интересовался другими посетителями вечеринки (это правда). Я знаю, что многие мужчины теряются в подобных ситуациях. Одна женщина порой требует от нас определенного поведения, а другую оно отталкивает. Они обе правы; мы не можем судить о мужчинах в целом и точно так же не должны ровнять всех женщин под одну гребенку. Именно поэтому нам, мужчинам, важно не играть роли, меняя маски, а быть честными перед собой, следовать за своей интуицией и одновременно слышать близких людей, получая от них реакцию на наше поведение в режиме реального времени. Игнорируя это, мы не построим фундамент; любая сильная женщина почувствует это и двинется в противоположную сторону, ведь она поймет, что мы изображаем кого-то не от любви, а из страха — страха оказаться неполноценным. Причиной моего поведения на тех вечеринках, если подумать, являлось не только предположение, что все женщины хотят такого отношения, но и частично моя неуверенность. Я хотел публично «закрепить» свою девушку за собой, так как подсознательно считал, что это поможет мне в большей степени почувствовать себя мужчиной. Она была для меня главным призом, а какой мужчина не захочет держать «главный приз» в своих руках? Я желал убедиться, что все мужчины в помещении знают: она со мной. Я не хотел копировать повадки плохих парней и удерживать дистанцию или изображать, будто равнодушен к ней, чтобы дать ей возможность захотеть меня. Я читал все эти книги о науке свиданий, и хотя какие-то советы в них выглядят дельными, это все равно не поможет подготовить плодородную почву для длительных здоровых отношений. Эмили была моим человеком, не девушкой на одну ночь, не той, которую требовалось завоевать. Если бы она решила отвергнуть меня, я хотел, чтобы она отвергла МЕНЯ, а не какого-то парня, которым я притворялся. Так что я совершил попытку, отбросил осторожность и отважился быть собой. Но, конечно, у меня вышло не очень; как ни старался я показать свою живую, уязвимую и страстную натуру, меня все равно терзали неуверенность, страх и сомнения. А это плохие удобрения.

На всякий случай хочу предупредить: противоположный сценарий тоже возможен и постоянно встречается. Мужчины приходят на вечеринки, игнорируют своих партнерш и общаются с другими людьми, чтобы показать, какие они независимые и свободные. Вероятно, такое поведение может каким-то образом вызвать в женщине больший (хотя и временный) интерес к мужчине, однако это манипуляция, вскоре ее действие закончится, и отношения снова останутся без фундамента. Из намеренной манипуляции ничего хорошего не выходит.

Вторая моя ошибка, совершаемая и многими моими друзьями: мы запоминаем, что пошло не так в предыдущих отношениях (не ставших для нас теми самыми отношениями, в которые следовало вступать), и применяем то, чему якобы в них научились, к другому человеку, тому самому. Но забываем при этом, что каждые отношения, как и люди, абсолютно уникальны. Единственное, что их объединяет, — это вы, и, скорее всего, вы будете совершать одни и те же ошибки снова и снова, и неважно, сколько раз пообещаете себе не повторять их. Это потому, что вы человек и, как и я, независимо от пола, постоянно проживаете в каждых своих отношениях историю детства (травм и прочего). В моем случае нечто совершенно простое — стремление быть рядом с новой подругой на вечеринке, видеть, что она знает, как я горжусь быть ее мужчиной, — стало одним из факторов, которые в сумме через некоторое время привели к утрате физического влечения.

Помимо физического влечения нас удерживали вместе духовная связь и вера. Мы проживали и моменты блаженства, когда творящаяся между нами химия становилась всем заметной, и моменты, которые, на сторонний взгляд, однозначно сигнализировали о скором разрыве. Как в любых близких, открытых отношениях, наши многочисленные травмы и истории, оставшиеся от предыдущего опыта, постоянно давали о себе знать. И это снова и снова отдаляло нас от свободной и глубокой связи. Продолжая встречаться, мы оба ощущали, насколько сильно задеваем больные точки друг друга, и некоторые близкие друзья говорили нам, что романтические отношения не должны быть так трудны, что нам следовало бы еще находиться на стадии медового месяца. Фактически оба ее ближайших друга и несколько моих неоднократно советовали нам остаться друзьями, потому что с любовью явно ничего не получалось.

Я хотел бы немного остановиться на этом мифологическом ожидании, которое в нашей культуре называют медовым месяцем. Прежде всего я думаю, что это довольно новое явление; в конце концов, браки по договоренности были нормой на протяжении почти всей истории человечества. При этом задачей брака по большому счету являлась не любовь, а дети — размножение посредством рождения потомков, которым можно передать свою собственность. Так что для пары, не знавшей секса, в одночасье создавшей семью и осознающей, что теперь надо делать детей, после бракосочетания как раз и наступал медовый месяц — страстный период отношений, правда, имеющий определенную цель.

Обращали ли вы внимание на то, как мы показываем отношения в фильмах и сериалах? Как киношник, могу рассказать вам, что существует проверенная формула, непременно ведущая к успеху. Все начинается с того, что две противоположности влюбляются вопреки обстоятельствам. У них потрясающий секс, одинокие друзья завидуют, женатые и замужние мечтают вернуться назад, к тем временам, когда их отношения были такими же яркими и страстными. Но вскоре начинаются сложности. Что-то идет не так. Открывается некая тайна, кто-то кого-то саботирует. Мы видим травмы и боль от расставания. Один из героев понимает ошибку другого и то, каким образом их прошлое привело к такому хаосу, и пытается вернуть любимого. Но, как правило, уже слишком поздно. Они осознают потерю, только когда окончательно расходятся. Эмоциональный монтаж на фоне печальной музыки. Но еще не все потеряно. Есть вещи, за которые стоит бороться. Другой герой тоже не в лучшем состоянии. Возможно, он теперь в других отношениях, но все равно несчастен. Все вокруг напоминает им об утрате. Оба думают друг о друге. Стоило ли им спасать свою пару? Расставания не бывают простыми, ведь с разбитым сердцем не продолжишь жить спокойно. В финале совершается захватывающий героический акт любви, один из героев ставит на кон все ради другого, и они снова вместе во веки веков. Или нет? Возможно, просто на этом месте закончился фильм?

Вся идея медового месяца в действительности должна служить иным целям, противоположным нашим представлениям о ней. Предполагается, что супруги уже на этом этапе поймут: хотя отношения начинаются с возбуждения, страсти и секса, рано или поздно придет время настоящей работы, и большая часть ярких эмоций и ощущений отойдет на второй план. Так что в реальности задача медового месяца — избавлять нас от иллюзий, а не внушать, будто любая связь начинается с радуг и бабочек в животе. Добавлю: проблема большинства из нас — в том, что мы привыкли считать медовый месяц чем-то нормальным, ожидаемым. И, следовательно, если в отношениях сразу не все волшебно, то с ними что-то не так. Именно поэтому, независимо от начальных установок, я считаю, что от этой идеи больше вреда, чем пользы. Куда лучше было бы перевернуть ее вверх ногами. Что, если ожидания от первой фазы отношений будут противоположными? Что, если неудачи на старте — норма? Что, если старт и должен быть беспорядочным и дискомфортным? Что, если в конфетно-букетный период мы вместо походов по ресторанам постараемся больше узнавать о травмах и шрамах, которые каждый из нас вынес из прошлого? Что, если самое крутое свидание — это глубокая терапевтическая сессия для двоих, на которой обоим участникам удается выявить провоцирующие факторы, из-за которых они ходят кругами, как и их родители? Что, если расслабленные вечера с просмотром сериалов заменить неудобными разговорами о воспитании детей, о религии, о политических взглядах и о деньгах?

Одно из моих любимых изречений о влюбленности и браке — это ответ старшего сына Бахауллы, Абдул-Баха, на вопрос мужчины о том, стоит ли ему жениться на некоей женщине. Абдул-Баха ответил невероятно просто и мощно, и я верю, что его ответ пригодится всем, независимо от пола и сексуальных предпочтений. Он сказал: «Прежде чем выбрать жену, мужчина должен трезво поразмыслить». Трезво. Подумайте об этом. Сегодня мы часто опьяняемся любовью в самом начале отношений. Наше сознание затуманивают химия и эндорфины. Мы впадаем в зависимость от человека, с которым общаемся. Это — одна из причин, по которым расставания так тяжелы и отвратительны. Мы не знаем, как будем жить без этого человека, ведь мы сделали его своим миром. Вместо того чтобы оставаться целостным и искать партнера, который подходил бы нам, мы ищем того, кто дополнит нас. Мы ищем новых свиданий, чтобы заполнить дыры и пустоты в своей жизни, и заполняем их другими несовершенными людьми, ищущими того же. Мы не мыслим трезво — скорее, наоборот. Потом проходят несколько лет в браке, и мы — раньше или позже — трезвеем; тогда-то все и начинает разваливаться. Но что, если бы мы входили в отношения трезво? Как это могло бы выглядеть? Конечно, необязательно превращать каждое свидание в терапевтический сеанс, но я уверен: открытость, уязвимость и честность — это синонимы трезвости в случае, если мы говорим об отношениях и об изучении характера того, с кем планируем провести жизнь.

На мой взгляд, все вышеперечисленное обязательно случается в браке или в любой другой долговременной связи. Все эти неудобные диалоги состоятся. Секс замедлится. Тела изменятся. Оба партнера будут стареть, только если один из них не Пол Радд, потому что Пол Радд не стареет. В какой-то момент финансовые трудности проверят отношения на прочность. Если все, что у нас есть, — это дом с красивым фасадом, возведенный для того, чтобы хорошо выглядеть на экране, то с наступлением действительно дерьмовых времен ничто не удержит его от разрушения. Вспомните о большом злом волке, с легкостью сдувшем уже два дома. Он не встречал достойного противника, пока не набрел на дом, построенный из кирпича. Нам следует повнимательнее относиться к тому, из чего мы строим наши дома — наши отношения, — особенно в век культуры свайпа, когда иллюзия счастья и идея о том, что за следующим забором трава зеленее, находятся всего в нескольких кликах от нас.

Так что, хотя у нас с Эмили и не было стереотипного медового месяца, сегодня я благодарен тому периоду; нам удалось тогда заложить фундамент, на котором мы держимся вместе уже девять лет, из них семь с половиной — в браке (на момент написания этой книги), и растим двоих детей. Несколько лет назад мы с Эмили купили наш первый дом и полностью перестроили его. Мы выпотрошили его и разобрали до самого фундамента. Оставили часть каркаса и опор крыши, потом усилили старый фундамент и на нем возвели дом. Вспоминая это, я вижу, что и наши отношения в их начале напоминали перестройку здания. Мы как будто смотрели на старые стены и решали, какие из них придется снести, чтобы обустроить нужные нам комнаты. Мы рыли землю и тяжело трудились, чтобы разобрать конструкцию до основания, и, натыкаясь на проблемы, вместе искали решения. Мы изучали каждую деталь постройки и выясняли, как можно сделать ее более открытой. Если нам требовалось что-то, о чем мы не задумывались, или то, что позволило бы расширить пространство, мы копали внутри и под фундаментом, а для заделки трещин звали специалистов. Делая все это, мы постоянно убеждались, что у нашего дома крепкая основа, что он будет прекрасен — что он был прекрасен еще до того, как мы прикоснулись к нему, оклеенному аляповатыми обоями, с неработающими туалетами, и даже когда от него остались одни голые балки. (Кстати, вскрыв все балки, мы пригласили ближайших друзей и членов семьи и попросили их написать на перекрытиях молитвы и пожелания, чтобы их слова навсегда остались в основе нашего дома.) О, если вы и правда хотите проверить свой брак на прочность, купите дом, требующий ремонта, и сделайте то, что сделали мы. Вы обнаружите, что на разных этапах реконструкции ваш брак не раз напомнит вам дом. Но если вы удержитесь, то результат, как и ваш новый дом, будет прекрасный. Именно с этого начинается работа. Вы никогда не перестаете трудиться над обустройством дома и никогда не перестанете трудиться над своим браком.

Преодолев предрассудки, эго и навязанные привычки, которые заставляли нас реагировать, исходя из опыта прошлых травм, мы получили замечательный результат. Конечно, наша жизнь не превратилась в сказку с феечками и фейерверками, но что такое брак? Наш брак до сих пор крепок, прочен и спокоен; в нем царит справедливость. Он был и остается непростым, но, скажу я вам, оно того стоит. За период свиданий мы успели попрактиковаться в том, чтобы следовать за своим истинным «я», а не за внушенным посторонними образом, и даже когда у нас не все получалось, мы имели возможность вернуться к начальной точке выбора. И тренируя мышцу выбора — через понимание, что у нас достаточно сил на то, чтобы выбирать любовь, а не просто любить, — мы научились выбирать друг друга. Говоря все это, я отдаю себе отчет в том, что мы женаты всего семь лет и далеки от статуса экспертов в искусстве отношений. Мы, конечно, еще не достигли цели; мы несовершенны, и наш путь — лишь один из многих. Любовь и брак бесконечно глубоки, уникальны, как две души, соединенные в них, и непостижимы, но понемногу, день за днем, мы работаем над ними, зная, что на самом деле суть в путешествии, а не в пункте назначения.

Не поймите меня неправильно. Мне нравятся хорошие сказки. В душе я романтик, и если бы широкие жесты были языком любви, я активно пользовался бы им. Во мне живет невинное и чистое желание дарить любимым людям — и в первую очередь Эмили — ощущение, что они особенные. Также я знаю, что умею создавать волшебную обстановку, но не должен применять эту способность ради извлечения выгоды или ради победы в случае, когда чувствую себя неуверенно. Я хорошо представляю себе, каково это — быть Прекрасным Принцем, ведь именно такую роль, Прекрасного Принца, мне чаще всего навязывает общество. И хотя я, вероятно, не сумею дать рекомендаций, как заставить женщину упасть в мои объятия во время танца (хотя не раз проделывал это перед камерой), я способен устроить торжественное шествие с танцами в ее честь, причем без помощи джинна.

Сказки, как и мужественность (и гендерные предрассудки в целом), учат нас тому, что любовь должна выглядеть и ощущаться определенным образом. Как я подчеркивал ранее, старые диснеевские фильмы, основанные на фольклоре, демонстрируют нам, что есть принцесса в беде (женщина, которую необходимо спасти) и есть рыцарь в сияющих доспехах (мужчина, готовый спасать ее). Надо заметить, я смотрел обе части «Холодного сердца» примерно по пятьсот раз, спасибо детям, и страшно рад, что мультипликаторы наконец отошли от этой формулы. К тому же не стоит ли нам обсудить, отчего теперь почти каждый детский фильм начинается со смерти родителей? Вероятно, все это — о поиске собственного пути и об исцелении ран после потери родных, но хватит уже. Покажите мне живых родителей, пожалуйста. Занудных, странных, но живых! Отношения с ними порой труднее исправить, но если это получается, вы ощущаете себя потрясающе.

Как правило, в сказках у мужчины все клево, а у женщины, наоборот, полный раздрай — конечно, до тех пор, пока спокойный, крутой, собранный парень не впрыгивает в кадр, чтобы избавить ее от любого зла, пытающегося воспользоваться ее девственной красотой и невинностью. Что в результате? Блистательная свадьба и долгая счастливая жизнь! Или ровно противоположное: парень только КАЖЕТСЯ идеальным, но внутри у него полный бардак, и женщина, через терпение и самопожертвование, не сдаваясь, в конце концов исцеляет его боль и превращает его в мужчину, которым (она это точно знала) он может стать. Многие женщины вообще уверены: в сказках именно она спасает его, а он лишь ДУМАЕТ, что спас ее.

Мы знаем, что все это ерунда, что все устроено не так, что фильмы и романтические сериалы не расскажут нам о реальной жизни. Но они вдохновляют нас в реальной жизни, а искусство часто ей подражает. Так что же случается, когда мы сталкиваемся с действительностью в процессе развития отношений или в браке? До встречи с Эмили я думал, что хочу жениться, потому что мне нравится сама идея брака. Я обожал истории женатых пар, которые видел в сериалах, фильмах и даже в собственной жизни. Я хотел того, что было у моих родителей и бабушек с дедушками, не понимая, сколько труда в это вложено на самом деле. Но во всех этих историях находилось место только для каких-то конкретных эмоций, сюжетных линий и определенных персонажей. Когда вы живете «долго и счастливо», у вас нет пространства для того, чтобы просто быть человеком, не говоря уже о том, чтобы увидеть человека в своем партнере. Именно из-за этого конфликта я сделал Эмили предложение так, как сделал. (Написав, я понял, насколько неромантично это звучит — конфликт как повод для предложения, однако оставайтесь с нами.)

Когда мы осознали, что готовы к женитьбе, я, со своей любовью к зрелищным жестам, захотел сделать что-то невероятное и экстравагантное. Но будь я честен с собой, я понял бы, что это желание, вероятно, вызвано не вполне чистыми побуждениями. Да, я хотел показать и доказать, насколько сильно люблю ее, но, полагаю, какая-то часть меня желала продемонстрировать ей и всем нашим знакомым, как много любви я готов дать ей в будущем. Эта часть требовала, чтобы на нее обратили внимание и оценили. Мне кажется, все мы ставим перед собой обе эти цели, когда дело доходит до грандиозных событий и широких жестов. Посмотрите, например, на свадьбы: зачастую это серьезное, дорогостоящее мероприятие длиной в несколько дней пары планируют годами. Миллионы пар откладывают свадьбу просто ради того, чтобы потом сделать ее незабываемой. Девочки растут, больше мечтая о том дне, когда выйдут замуж, чем о мужчине, за которого будут выходить. Свадьба превращается в фантазию, ожидающую осуществления. Мы берем кредиты, тратим больше, чем имеем, чтобы наша невеста/жених или наши родители были счастливы. В реальности свадьбы делаются не для молодоженов — это шоу для гостей. Многие говорят, что почти не помнят своей свадьбы, так как перед ней испытывали невероятный стресс, стараясь превратить этот день в идеальный, но позабыв получить удовольствие от него. Скажу странную вещь, наивную и простую: любви не нужно шоу. Ей не нужна аудитория в две сотни гостей. Ей не нужна ресторанная еда и прикольный фон для фотографирования, ей не нужны нервные окрики организатора, заботящегося о соответствии цветов букетов и салфеток. Любви все это не требуется, но иногда необходимо нам. И это нормально. Мы не становимся от этого хуже, и это не означает, что наша любовь ненастоящая; однако изучение себя и причин, по которым мы хотим всего этого, — важный шаг в самопознании. Я думаю, что будущие поколения, изучая наши свадебные традиции, сочтут их нелепыми. Вряд ли нашим детям понадобится день, который стоит сотни (а иногда тысячи) тысяч долларов, чтобы начать жить вместе. Вместо этого они пустят деньги на настоящие нужды совместной жизни и ограничатся празднованием в кругу друзей — таким способом, который будет наиболее уместен для них и для их личной истории любви. Пожалуйста, поймите, я не осуждаю свадьбы, но, кажется, чем больше мы видим разводов, тем сильнее осознаём: мы должны пересмотреть не только то, как мы женимся, но и то, как и почему начинаем встречаться. И хотя признавать это неприятно, крайне важно как минимум разобраться и внутренне примириться с тем, почему мы хотим или требуем того, чего хотим или требуем. Эта потребность (или отсутствие ее) «показать» (или не показывать) нашу любовь — и есть одна из причин, по которым я до сегодняшнего дня бешено влюблен в свою жену.

Эмили никогда не стремилась к публичной демонстрации любви. Она из тех людей, для которых нормально тайно сбежать с любимым или выслушать предложение один на один, без камер и зрителей, и не иметь потом видеодоказательств. Она не станет размещать пост о событии в соцсетях, чтобы «зафиксировать» произошедшее, она полностью самодостаточна во всем, что касается ее внутреннего опыта, и не нуждается во внешнем его подтверждении. Но замуж она вышла за того, кто годами зависел от внешнего, постоянно ища одобрения остального мира и не зная, как найти его внутри себя. Примерно на третьем месяце знакомства я решил продемонстрировать всем своим друзьям, что безумно влюблен в Эмили. И, как настоящий романтик, потратил много дней, создавая для нее идеальную и слишком серьезную стихотворную поэму. Я сделал ей сюрприз, прочитав свой опус на мероприятии в присутствии нескольких сотен человек. Никогда раньше я не писал и не читал стихов; я понимал, что таким образом ставлю себя в уязвимое положение, рискуя получить унизительную реакцию, но риск провала мерк в моих глазах, когда я представлял, как она растает от моих слов любви.

Этого не произошло. На самом деле я добился противоположной реакции. Хотя некоторые присутствовавшие женщины и «растаяли» от моих слов и даже сообщили Эмили, какая она «счастливая» (она до сих пор ненавидит, когда ей говорят подобное, так как это полностью игнорирует ее личное желание встречаться со мной и практически отрицает тот факт, что ОНА со своей стороны также выбрала меня), Эмили считала в моем жесте потребность, лежавшую глубже. Она увидела, что я хотел завоевать ее, публично заявив о своих чувствах, и не поддалась на это. Именно поэтому, спустя почти полтора года, когда дело дошло до очередного жеста в ее адрес, я уже знал: пускай мне и хочется замутить что-то «большое» в честь помолвки, это что-то должно быть искренним и подходить именно для нее, так как все, чего она хочет, — это я. Не фальшивая публичная версия, которой, как я думал, мне следует стать ради нее. А я сам.

В то время в моде были вирусные предложения руки и сердца. Люди делали безумные предложения с флешмобами и трейлерами выдуманных фильмов и записывали все на скрытую камеру. Я как режиссер музыкальных клипов знал об этом все, ведь это входило в круг моих профессиональных навыков. В голове моей вертелись тысячи идей, однако ни одна из них не подходила для Эмили; все они были только для меня. Ее не впечатляли ни шумные зрелища, ни количество вовлеченных лиц, ни мнение других о предложении, сделанном ей. Она не нуждалась в параде, который подтвердил бы мои сильные чувства к ней, — он стал бы лишь моей попыткой доказать самому себе собственную полноценность. Но необходимость — мать изобретательности, и я уверен: мое двадцатисемиминутное предложение оказалось столь удачным и популярным, потому что получилось таким, каким я хотел его создать. Уникальным. Оно отличалось от других предложений тем, что было нашим. Наша история — наши трудности, наша боль, только нам понятные шутки и весь наш совместный опыт — все это, объятое неутихающим пламенем любви.

В результате я отдал должное той части меня, которая желала выражать любовь большими жестами, приняв сам факт ее существования и причины появления, и при этом учел особенности Эмили. Так что же я сделал? Я просто преобразовал кое-что из того, о чем вы прочли в этой главе, в интерактивный опыт; все это должно было тронуть ее сердце и одновременно удовлетворить ту самую часть меня, которая ждала этого момента с самого детства. С огромной помощью близких людей (и особенно одного из моих лучших друзей, брата и партнера по бизнесу, Ахмеда Мушиола) я показал ей все штампованные, вирусные предложения, которые придумывал годами, задолго до встречи с ней, и продемонстрировал, как из них ничего не вышло. Идея состояла в том, чтобы пригласить ее в путешествие по моей душе. Я раскрыл себя — мужчину, который безумно желал сотворить для нее «идеальное предложение» и каждый раз терпел неудачу, потому что не думал о том, какого предложения от меня ждала ОНА; я застрял на том, чего ХОЧУ Я. Среди вариантов были: неудачное интервью на радио, во время которого ломается радиоприемник — ровно в тот момент, когда я предлагаю ей руку и сердце; немного гомоэротические видео мальчиковых групп; трейлер боевика, превратившегося во флешмоб и заканчивающегося крупным планом ее сестры, напоминающей мне о том, кто такая Эмили и чего она в действительности хочет. Так чего же она хочет? Наверное, она захотела бы оказаться в нашем любимом кафе, в том самом, где состоялось одно из наших первых свиданий, в месте, где мы впервые много часов проговорили о любви и потерях, о Боге и Вселенной. В месте, куда мы могли бы заходить год за годом, по будням и праздникам. Она хотела бы, чтобы там были только мы и, если возможно, наши семьи. Таким образом фильм, смонтированный из неудачных попыток, окончился тем, что я сам, уже в реальном времени, вошел в двери Blu Jam Cafe и направился к ней, сидящей у нашего любимого столика. Я взял ее за руку, пригласил в качестве свидетелей свою семью и даже — главный сюрприз — ее маму, которую привез из Швеции.

Под конец я показал Эмили видео, которое снял в Швеции на могиле ее отца. Мне было важно, чтобы он тоже стал частью события, ведь он незримо способствовал нашей женитьбе, так как Эмили оказалась на своем пути во многом благодаря ему. Она стремилась к исцелению, и наша любовь создавала своеобразный кокон для ее исцеления — от опыта с ним, а теперь и со мной. Я часто говорил Эмили, что хотел бы встретиться с ним, чтобы обнять его и поблагодарить. Показать ему, что люблю его дочь больше, чем кого-либо другого в жизни, и проведу остаток своих лет в уважении к ней, делая все ради ее счастья. Думаю, я окажу честь ему и ей, не повторяя за ним тех болезненных моделей поведения, которые принесли ей в детстве столько страданий. Я поблагодарил бы его, потому что, несмотря на боль, которую он мог причинить вследствие собственных неизлеченных травм, он сделал много хорошего. Сильная, творческая, энергичная, чувствительная и исцеляющая женщина, которую я люблю, — побочный продукт его света и его же тьмы. Как мужчина и как отец, справлявшийся со своей версией мужественности, он глубоко любил ее до самого дня смерти. И так, через огонь внутренней борьбы, через радость и боль разных периодов жизни, он помог ей сформироваться в прекрасного жизнерадостного человека, которым она является сегодня. Именно поэтому я не мог просить ее выйти за меня замуж, прежде не спросив его согласия и не поблагодарив его. ТАКИМ было предложение, которое моя будущая жена хотела бы получить. Конечно, я пригласил друзей, чтобы они прятались за деревьями и снимали все происходящее, однако, я думаю, в этом соединилось все лучшее, чему я научился, встречаясь с Эмили: понимать себя, знать собственный язык любви, но не пытаться любить своего партнера так, как ты хотел бы, чтобы любили тебя; нужно любить его так, как хотел бы он.

Это предложение представляло собой куда больше, чем казалось на первый взгляд. Оно отражало наше путешествие, в которое мы отправились каждый сам по себе и друг с другом, чтобы выбрать, увидеть и полюбить в партнере того, кем он является на самом деле, а не того, каким его хочет видеть мир. Это позволило нашим отношениям быть такими, какие они есть, а не обусловленными различными сказочными сценариями. Мифы типа «жили долго и счастливо» оставляют за кадром тот факт, что жизнь трудна и жизнь в браке тоже становится труднее со временем, что рождение детей — дело непростое, а их воспитание — тяжелый труд, и если мы сразу не осознаем, каково это на самом деле, то быстро расстанемся, лишь только упорхнут пресловутые «бабочки в животе».

Конечно, до сих пор случаются моменты, когда при виде Эмили у меня буквально перехватывает дыхание и я едва могу разговаривать, но это не те ситуации, которые спланированы заранее. Не тогда, когда она торжественно выходит из кареты навстречу мне, одетому в смокинг и ожидающему ее на ступенях, чтобы сопроводить в замок. И даже не тогда, когда мы собираемся на премьеру фильма или какое-нибудь крутое киношное мероприятие и она шикарно одевается. Нет, обычно это бывает, когда она расслабляется и открывает мне свое израненное сердце, позволяя видеть ее — и узнавать еще лучше. Это бывает, когда она проходит особенно трудный этап в терапии и показывается из спальни со слезами на глазах, чувствуя, будто несет на плечах многотонный груз, но все еще находит в себе силы поиграть в какие-нибудь простые игры с детьми. Когда она просыпается утром и произносит что-то неразборчивое, потому что забыла вынуть изо рта элайнер. Когда она путается с устройствами, которыми напичкан наш дом, потому что ничего не работает так, как она ожидает; она ругается, а я смеюсь, ведь в такие моменты в ее речи проскальзывает шведский акцент. Когда она, вся в поту, крови и дерьме (извини, дорогая) взывает к Господу о помощи в рождении очередного ребенка. Когда она заботится о детях и берет тайм-аут, потому что дети ей надоели. И когда позже возвращается с извинениями, полная любви и терпения, которых мне всегда не хватает.

В сказочных сценариях нет места для реального опыта сосуществования людей, и как бы я ни любил хорошее кино, до сих пор снято не так много качественных, коммерчески успешных фильмов, показывающих любовь такой, какая она есть на самом деле. Наверное, поэтому я пытаюсь снимать подобные картины. Перед моей женитьбой один из моих лучших друзей, Ноэль, сказал мне, что брак — это когда ты берешь все свое дерьмо и вываливаешь его перед домом, а потом твой партнер вываливает свое дерьмо туда же. С этого момента у вас есть огромная куча дерьма, и, соглашаясь на брак, вы оба подписываетесь на то, чтобы копаться в ней, перемешивать ее и помогать ей превратиться в компост, на котором вырастет что-нибудь прекрасное.

Так что к черту сказки. Дайте мне такой сценарий.

Да, именно поэтому мы с Эмили так часто говорим друг другу: «Люблю тебя и все твое дерьмо». Мы даже включили эту фразу в свои свадебные клятвы. Потому что как раз это мы и делаем друг для друга: любим все дерьмо, которое исходит от партнера. Но не поймите меня неправильно: это совсем не просто. Первый шаг состоит в том, чтобы осознать: да, в тебе есть дерьмо; затем надо позволить ему выйти наружу, а после — просто любить человека, покрытого дерьмом, твоим и своим. Вы, наверное, скажете, что стало многовато дерьма. Вы правы, это так. Оно несимпатичное — о нем не пишут в сказках, — но оно реальное, а я всегда предпочту реальное поддельному и отфильтрованному.

Существует еще один термин, из той же серии, что и «паралич выбора», который используется уже много лет: «сожаление покупателя». Концепция проста. Чем серьезнее финансовое решение, тем больше человек сомневается в нем и пытается понять, правильно ли он сделал. Закавыка в том, что обычно это случается ПОСЛЕ приобретения. Многие люди знают это чувство, приходящее следом за покупкой дома или новой машины. Вы внезапно обнаруживаете более выгодное предложение, и на вас накатывают вина и сожаление. Вам кажется, что вы совершили огромную ошибку и уже никогда не исправите ее. Вы начинаете переосмысливать процесс принятия решения и приходите к выводу, что интуиция, подтолкнувшая к покупке, вас подвела. Удивительно, но даже если приобретение было заранее продумано, запланировано и ожидаемо… вас все равно настигнет сожаление покупателя в какой-то его форме. И нигде этот эффект не проявляется так явно, как у мужчин, планирующих вступить в брак. Отличие состоит лишь в том, что у мужчины сожаление покупателя наблюдается ПЕРЕД тем, как он делает предложение руки и сердца, или между предложением и свадьбой. Это называется ПРЕДСВАДЕБНЫЙ МАНДРАЖ. Вы же видели в фильмах или сериалах сцены, когда невеста стоит одна у алтаря, униженная перед своими друзьями и семьей? Искусство подражает жизни, и это случается куда чаще, чем мы думаем.

Меня это оглушило подобно землетрясению посреди ночи. Я удивлялся и не понимал, откуда и почему пришло такое состояние. Примерно за месяц до решения о женитьбе я получил предложение поработать режиссером в большой рекламной кампании. В то время мы были на мели, финансы вели раздельно, и эта работа показалась мне божественным даром. Я жил на гроши, получаемые со съемок документальных фильмов и нескольких рекламных роликов в год, а гонорар от нового проекта покрывал расходы не только на свадьбу, но и на медовый месяц и даже на первые полгода совместной жизни. Одна деталь: мне требовалось уехать на съемки в Нью-Йорк, и вернулся бы я за неделю до свадьбы. В конце концов я согласился на эту работу, это было необходимо, и Эмили взяла на себя все основные заботы по планированию свадьбы. После помолвки мы оба решили, что не станем долго оставаться в роли жениха и невесты — хватит и трех месяцев, — потому что всю предсвадебную работу мы уже выполнили. Мы оба знали, что нашли своего партнера, так чего же ждать? Мы не хотели огромной, шикарной свадьбы и были готовы нырнуть в совместную жизнь и идти дальше вместе. Кроме того, никто из наших родителей не мог помочь нам финансово, так что мы решили ограничиться минимальным бюджетом и подойти к процессу творчески. Чуть менее чем за месяц до знаменательного дня я уехал в Нью-Йорк.

Бывали ли вы в Нью-Йорке в начале лета, когда летняя жара только начинается и все стремятся одеться как можно легче, потому что в течение последних шести месяцев были вынуждены кутаться в огромные пальто? Что ж, это довольно впечатляющее зрелище, которое к тому же объясняет, отчего все жители города кажутся неженатыми. Посетите утром одну из кофеен — и вы поймете, по какой причине тридцатилетнему мужчине стоит оставаться на сексуальном рынке. Это ведь полное безумие. Я чувствовал себя так, будто попал в альтернативную реальность или под прицел пранкеров. Куда бы я ни шел, меня окружали сексуальные и практически голые люди! А я в этот момент не только готовился к свадьбе с женщиной, за которую бился последние полтора года, но и старался воздерживаться от секса в рамках борьбы со своей тягой к порнографии. Смертельная комбинация.

Чем больше дней мы проводили порознь, тем тяжелее нам приходилось. Надо мной довлела необходимость завершить этот рекламный проект, чтобы мы смогли оплатить свадьбу, над Эмили — обязанности по планированию торжества (слава Богу, многие наши друзья вызвались помочь с этим). Последние недели холостой жизни, в теории волшебные и радостные, в действительности ужасают будущих молодоженов. Давление и стресс, связанные с организацией мероприятия, накладывают свой отпечаток на все, и любой непринужденный разговор неизбежно сворачивает на обсуждение деталей и прочего дерьма, которого совершенно не хочется касаться… особенно когда твоя работа тоже состоит из планирования и деталей. Надо заметить, мы с Эмили понятия не имели, что весь этот период — лишь жалкое подобие того, во что превращается брак после рождения детей.

Когда я наконец вернулся домой, измученный съемками, мои мысли неслись с огромной скоростью. В голову приходили всевозможные вопросы, словно я в одиночестве находился на острове и мне не с кем было поговорить. Кому я мог довериться? Половина моих друзей в течение последнего года наблюдала за тем, с какой одержимостью я относился к Эмили. Все полюбили ее, и я практически уверен, что мои ближайшие друзья любили ее больше, чем меня. Я перестал спать, и мысли крутились в моем сознании круглые сутки, семь дней в неделю. «Правильное ли решение я принял? Та ли это женщина? Вдруг мои холостые друзья правы… и все должно было складываться проще с самого начала? Станет ли нам скучно друг с другом в постели? Достаточно ли я хорош для нее? Будем ли мы привлекательны друг для друга через десять лет? Готов ли я к такой ответственности? Я еще слишком молод!» Все эти вопросы без остановки терзали и буквально выводили меня из себя — меня, стопроцентно уверенного в своем выборе человека (по крайней мере, таковым я был в течение последних восемнадцати месяцев). Я думал, что со мной подобного никогда не случится. Я думал, что обладаю иммунитетом против таких проявлений мужественности, говоривших мне, что именно одинокая жизнь — лучшая жизнь. Я думал, что отличаюсь от других. Но нет. Я испытывал предсвадебный мандраж.

Но почему? Я же не из тех, кто может струсить. Я был уверен в своем решении, особенно когда дело касалось любви. Но теперь, в конце последнего тайма, оказавшись с мячом в руках у ворот противника, я вдруг засомневался. Я и не подозревал, что, несмотря на свою эмоциональную зрелость, я не избавлен от внушенных социумом переживаний, свойственных мужчинам перед женитьбой. Подумайте о том, как мы представляем себе брак, как он изображается в фильмах. Когда пара сообщает о своей женитьбе, женщина воспринимает это как ПОБЕДУ! Она победила! Она счастлива, о ней будут заботиться, и ее друзья осыпают ее подарками и пожеланиями, наполненными предвкушением того счастья, которое ее ожидает. Она приручила зверя! А что же мужчина? Он проиграл. Попал в ловушку. На ум приходит старая аналогия с камнем на шее. И шутки о том, что жизнь с женитьбой заканчивается, как и секс. Он с друзьями устраивает вечеринку, чтобы оплакать последнюю ночь своей «свободы». Они смеются — мол, мужчина не предназначен для моногамии. Наша цель — оплодотворить столько женщин, сколько сможем. Ведь мы постоянно думаем о сексе, и если женимся не на той женщине, то будем изменять. А как отмечается последняя «свободная» ночь? Визитом в стрип-клуб, конечно, — чтобы будущий супруг увидел все попки, которые ему больше не придется видеть. Это нахлынуло на меня очень неожиданно, все подсознательные установки вернулись в один миг — а я даже не подозревал, что они у меня есть. И тогда мне пришлось начать глубокую и серьезную работу над собой. Именно в этот момент мое желание быть открытым и уязвимым перед близкими друзьями спасло не только меня, но и мой брак.

Я точно помню, что делал и где был. За неделю до свадьбы Эмили собиралась встретиться со своим менеджером на званом ужине. Я только что вернулся из Нью-Йорка и держался отстраненно, так как переживал все вышеописанное. Эмили поняла, что что-то не так, но дала мне пространство, как поступает всегда, следуя своей волшебной интуиции. Я вышел на подъездную дорожку под горячее летнее солнце и позвонил своему другу Рэйну. Вы, возможно, знаете его по роли Дуайта из сериала «Офис». Да, в самых затруднительных ситуациях мой «звонок другу» идет прямо на номер Дуайта. Но парень, которого я знаю, мало похож на своего киношного персонажа. Излечившийся алкоголик, духовный гангстер, гуру, друг и собрат по вере, Рэйн — тот человек, которому я могу позвонить и раскрыть душу, потому что он будет со мной честен. Он всегда открыто рассказывал мне об испытаниях, выпавших на его долю, и во многом был моим учителем. Когда я поделился с Рэйном тем, что со мной происходит, и поведал обо всех мыслях, носившихся в моей голове, он выслушал и подтвердил мои чувства. «Да, это хреново».

Обычно он начинает с какой-нибудь остроумной и неприличной шутки, чтобы разбить лед, но в этот раз Рэйн ощущал, насколько я взвинчен, и сразу напомнил мне цитату из Бахауллы, которая, по сути, описывает нашу низшую природу через концепцию «назойливого я» — а на самом деле подразумевает наше эго, требующее от нас быть «лучше чем» или «выделяться» среди других. Бахаулла, по словам Рэйна, называл эго «злым шептуном», который «шепчет у мужчины в груди». Он подтвердил: да, это мое эго вместе с низшей природой атакуют меня; и, посочувствовав тому, через что мне приходится проходить, он, однако, не стал сдерживаться и сказал мне всю правду, которую мне и требовалось услышать. Рэйн напомнил, как прекрасна Эмили и как трудно найти кого-то подобного ей. Потом он помог мне осознать, что я слишком много размышлял и подвергал сомнению самого себя. Я поблагодарил его и сообщил, что хотел бы увидеть его на своей свадьбе. Вот и все. Он сразу понял меня. Разглядел мою низшую природу, атакующее меня эго. Мое подсознание понимало: в какой-то степени моя женитьба — это первый шаг к гибели одной из сторон моей мужественности. И хотя рано или поздно большинство мужчин женятся, все выглядит так, будто система настроена против нас и мы обречены на провал. Мне повезло: у меня есть друзья, способные поддержать и напомнить мне о моих духовных целях, готовые говорить правду. Другие мужчины, не имеющие такой поддержки, часто оказываются в ситуациях, из которых, как им кажется, надо спасаться — неважно, каким образом: буквально разрывая помолвку или убегая от реальности с помощью наркотиков, алкоголя, порнографии или секса на стороне.

В нас, мужчин, эту идею вбивают годами, нам постоянно говорят, что мы должны вести одинокую жизнь; это величайший миф мужественности. И когда речь заходит о браке и верности одному человеку до конца жизни, даже тому, в которого ты безумно влюблен, важно помнить: ни один из нас не обладает иммунитетом против подсознательного давления общества, которое программирует нас с детства. Нормально, если мы испытываем такие чувства. Нормально, если мы боимся и страх наполняет наши головы и сердца. Это не значит, что мы решили связать жизнь не с той женщиной; вероятно, она как раз та самая. И существует только один способ убедиться в том, что страх не победит, — лишить его силы, а сделать это можно, обсудив его с кем-то. Я поговорил с Рэйном, а затем и еще с несколькими близкими друзьями, и даже с отцом, и после этого набрался смелости поделиться этим с Эмили. Если она собралась выйти замуж за меня и стать моим партнером, ей следовало понимать, почему иногда она чувствует легкое отторжение с моей стороны. Она заслужила право знать правду.

Однажды вечером я попросил ее сесть рядом со мной и признался, что в какой-то момент засомневался в своих действиях, но я работаю над тем, чтобы их преодолеть. Я сказал, что пройду через них и постараюсь выяснить, откуда они взялись. Я уверил ее, что дело точно не в ней, что причина — во мне и в моем процессе познания себя как мужчины, и это просто один из его этапов. Я извинился за свою отстраненность, потому что знал: она чувствует ее; я поклялся, что ничего не изменилось. Я все еще был безумно влюблен в нее, но на моем пути встал дракон, которого следовало уничтожить. Как же она перенесла это? Так же, как и тридцатишестичасовые роды спустя несколько лет. Так же, как и мою исповедь о тайной двадцатилетней битве с пристрастием к порнографии. Как чертов джедай. Она посмотрела на меня с любовью, сочувствием и пониманием и напомнила мне, как сильно любит меня и как благодарна мне за то, что я делюсь с ней. Она показала мне, что находится здесь ради меня, и дала мне возможность поработать над собой без давления и стыда. Она не стала изображать жертву, не заставила меня почувствовать себя плохим. Она выдержала это. Она сделала ровно то, что мне требовалось. К черту мысли о камне на шее. Но если даже все так и она — тот самый камень, то я согласен и на веревку. Я согласен на все.

Быть женатым на Эмили — все равно что стоять перед зеркалом: она постоянно отражает меня, а я ее. В нашем браке нет места фильтрам Instagram^◊ и Photoshop, скрывающим недостатки. В лучшие моменты жизни, когда наша связь крепка и я счастлив, когда между нами царит гармония и все идет как по маслу, мне легко смотреть на это отражение, мое отражение. Гораздо труднее глядеть на него в моменты стресса — на то, как неуверенность заставляет меня закрываться или закапываться в работу, как моя потребность быть полезным миру разбивается о необходимость обеспечивать семью, как мое желание делать карьеру мешает мне проводить время с семьей и детьми столько, сколько я хочу. Этот список бесконечен, но если я рассчитываю на счастливое партнерство и совместную жизнь, мне нужно смотреть в это зеркало. Я должен быть готов к серьезной внутренней работе — не из эгоизма, а из истинного смирения; это позволит мне раскрыться перед собой и даст больше возможностей и осознанности для того, чтобы раскрыться перед кем-то другим, перед Эмили.

Моя религия учит, что брак — это «крепость благополучия и спасения», хотя общество слишком часто фокусируется на одном лишь благополучии. Мне нравится видение брака как крепости. Крепость обычно связывают с войной или защитой от стихии либо экстремальных ситуаций. Вы строите крепость, чтобы спрятаться или уберечься от будущих атак, и в некотором смысле это подходит для описания брака. Размышляя о такой крепости, я думаю, что ее надо строить изнутри наружу, вместе с партнером, рука об руку, и так удастся защитить обоих от самих себя и от внешнего мира. Потому что в нашем мире, сфокусированном на внешней и материальной стороне, семью буквально атакуют — не явно или преднамеренно, но исподволь: атакуют требованиями уделять внимание внешним атрибутам брака, а не истинной его сути. Один из лучших советов мне дал отец в первые два-три года брака: он часто напоминал, что «любовь» — это действие. Это выбор, который человек делает каждый день. Он признавался мне, что порой ему приходилось буквально выбирать любовь к моей маме, особенно в моменты, когда он не находил ее в себе. Именно этот выбор, действие в поддержку брака, помогло им оставаться вместе и сохранить отношения. И, зная маму, я гарантирую: ей приходилось делать то же самое ради моего отца. Такое может происходить только взаимно, и подобные периоды, как и все прочие в жизни, цикличны по своей природе. Это не какая-то смесь химикатов или феромонов. Это не секс. И даже не связь. Это выбор, и в нем-то и заключена вся работа.

Нас, мужчин, учат быть храбрыми, сильными и крепкими; нас учат не сдаваться, а вести жизнь исследователя, нацеленного на результат и неустанно ищущего истину. Мужчинам внушают, что «без боли нет результата» (no pain, no gain), и потому мы добровольно рвем свои мышцы, пытаясь нарастить их. Но что, если мы вооружимся всеми этими навыками и применим их к своим отношениям, семьям, собственным эмоциям? Что, если все эти привитые нам качества мы используем для внутреннего роста, для поиска ответа на вопрос, кто мы есть? Что, если мы станем смотреть на отношения так же, как на поход в тренажерный зал, — ведь в качалке мы работаем с тяжестями, сознательно причиняем себе дискомфорт, зная, что это полезно для нашего физического развития и здоровья? Мы каждый раз вынуждены делать выбор, решая отправиться в спортзал; какую бы очередную таблетку или домашний тренажер нам ни пытались продать, ничто не поможет нам приобрести совершенное тело быстрее, чем старая добрая работа в зале. То же самое верно и для брака, и для отношений в целом. Растет то, что поливают. Все очень просто.

Когда я начал применять те же свирепость и упорство, с которыми предавался физическим упражнениям, к моей эмоциональной сфере и отношениям, все изменилось. Вместо того чтобы закрываться от действий и реакций Эмили, я стал использовать их как повод понять, почему хочу их избежать. Хотя у меня мало что получается и я далек от совершенства в этой области, я практикуюсь и воспринимаю провоцирующие факторы как приглашение посмотреть в зеркало, как возможность расти, строить крепость. Крепость не простоит вечно просто так, сама по себе; она нуждается в уходе и порой даже — да — в перестройке. Шторма и конфликты внешнего мира постоянно испытывают ее на прочность и иногда разрушают до основания. Но пока она стоит, ее можно реконструировать. Мы с Эмили постоянно выбираем этот путь — возводить и укреплять крепость. Она смотрится в зеркало, которое держу я, и тоже проводит непростую работу над собой, что, по правде говоря, выглядит очень сексуально. К черту горячую женщину, заботящуюся только о своем теле; подтянутый животик не сохранится на всю жизнь. Ничто так не возбуждает, как эмоциональная зрелость, когда ты понимаешь, что твоя душа и ум требуют такого же внимания — или большего, — чем твое тело. В результате мы совместно планируем без конца строить и перестраивать нашу крепость — чтобы она защищала нас не только от внешнего мира, но и от нас самих. И благодаря тем сверкающим зеркалам, в которых мы отражаем друг друга, мы оба готовы расти и выдерживать проверки на прочность, испытания и шторма, приготовленные для нас жизнью.