А теперь, завершив нашу картину того, ради чего могут разумно работать и на что могут надеяться более здравомыслящие элементы человеческого общества, очистив наше воображение от ужасных кошмаров классовой войны и тоталитарного рабовладельческого государства, мы можем приступить к сегодняшним загадкам международных конфликтов и взаимоотношений с некоторой надеждой на общее их разрешение. Если, конечно, мы до конца осознаем, что мировое урегулирование, основанное на трех идеях – социализма, права и знании – не только возможно и желательно, но и является единственным способом избежать углубляющейся катастрофы, тогда наше отношение к злобе Германии, предрассудкам Америки или России, нищете и голоду Индии или амбициям Японии должно быть откровенно оппортунистическим. Ни одна из этих проблем не является основной. Мы, здравомыслящие люди, никогда не должны упускать из виду нашу конечную цель, но наши методы ее достижения должны изменяться в зависимости от разнообразных национальных чувств и национальной политики.

Существует идея федерализма, которую я уже критически разобрал в главе 7. Как я показал, предложения Стрейта либо ведут вас за ее пределы, либо никуда не приведут. Предположим, мы разовьем его предложения до создания социалистического экономического консорциума и принятия нашей Декларации прав, что является первичными условиями для любого федерального союза. Тогда станет вопросом настроения и случая, с каких обществ может быть начато федеральное объединение. Мы можем даже поощрять робкие федеральные эксперименты, не отваживающиеся ступать дальше этого по пути здравого смысла, твердо зная, что либо эти эксперименты бесследно канут, либо станут либеральными реалиями того типа, которому в конечном счете должен соответствовать весь мир. Любые такие половинчатые и малодушные шаги следует поддерживать активной и эффективной просветительской пропагандой.

Но когда речь заходит о темпах и масштабах участия в построении рационального мирового порядка, которые мы можем ожидать от любой страны или группы стран, мы оказываемся в той области, где нельзя опираться наобум лишь на гадания и обобщения о «национальных характерах». Мы имеем дело с массами людей, которых могут сильно качнуть в ту или иную сторону блестящие газетные публикации или потрясающая убедительность притягательной личности или же почти случайные перемены в ходе событий. Я, например, не могу сказать, в какой степени большинство образованных и способных людей в Британской империи может сейчас согласиться с нашей идеей принятия коллективизма и служения ему… либо насколько сильным может быть их консервативное сопротивление. Это моя собственная страна, и я должен знать ее лучше других, но я не знаю ее достаточно беспристрастно или глубоко, чтобы видеть четко. Я не вижу, как можно предсказать ответные вихри, приливы и отливы.

Пропаганда таких движений разума и воли, о которых я здесь говорю, сама по себе становится одной из причин политического приспособленчества, и те, кто глубже всего вовлечен в борьбу, менее всего способны оценить то, как она идет. Каждый фактор в политических и международных делах – это колеблющийся фактор. Поэтому мудрый человек не станет отдавать свое сердце какому-либо определенному течению или объединению. Он будет благосклонен ко всему, что направлено к цели, к которой он стремится.

Автор питает надежду, что реализация общей цели и общего культурного наследия может распространиться на все англоязычные сообщества, и нет никакого вреда в попытках придать этой реализации конкретные формы. Он полагает, что распад Британской империи может положить начало этому великому синтезу. В то же время существуют факторы, способствующие некоторому сближению Соединенных Штатов Америки с так называемыми державами Осло. Нет никаких причин, по которым одна из этих ассоциаций должна стоять на пути другой. Некоторые страны, такие как Канада, уже имеют практически двойные гарантии своей безопасности; у нее есть и защита Доктрины Монро, и защита британского флота.

Германия с восьмидесятимиллионным населением, приведенная к согласию с Декларацией прав человека и уже в высшей степени коллективизированая, может прийти к полностью либеральному социалистическому режиму гораздо раньше, чем Великобритания или Франция. Если она примет участие в консорциуме по развитию так называемых политически отсталых регионов мира, ее больше не будет тянуть к дальнейшим военным авантюрам, новым потрясениям и страданиям. Она может вступить в фазу быстрого социально-экономического подъема, чтобы простимулировать и повлиять на все другие страны мира. Другие страны не имеют права диктовать ей внутреннюю политику, и если немецкий народ хочет оставаться единой нацией, в федеративных штатах или в одном централизованном государстве, нет ни правоты, ни мудрости в том, чтобы этому препятствовать.

Немцы, как и весь остальной мир, должны продолжать коллективизацию, они должны создать собственный ее образец, и они не смогут достичь этого, если будут искусственно разделены и раздроблены по старомодным схемам. Они должны найти свой правильный путь.

То, что воинственные настроения могут сохраниться в Германии в течение поколения или около того – это риск, на который должны пойти атлантические державы. Мир имеет право настаивать на том, чтобы не только то или иное германское правительство, но и народ в целом безоговорочно и неоднократно признавали права человека, провозглашенные в Декларации, а также разумно настаивать на том, чтобы Германия оставалась разоруженной и чтобы любое предприятие военного назначения, любой военный самолет, военный корабль, оружие или арсенал, обнаруженные в стране, немедленно, жестко и полностью уничтожались. Но это не должно ограничиваться только Германией. Германия не должна быть исключением. Вооружение должно стать незаконным повсюду, и те или иные международные силы должны патрулировать мир, связанный договором. Частичное вооружение – одна из тех нелепостей, которые так дороги умеренно мыслящим «разумным» людям. Оружие само начинает войну.

Изготовление винтовки, наведение и стрельба из нее – все это действия одного порядка. Возведение в любом месте на земле любого механизма для конкретной цели убийства людей должно быть признано незаконным. Когда вы видите пистолет, разумно спросить: «Кого это должно убить?»

Перевооружение Германии после 1918 года терпелось в значительной степени потому, что она играла и на британской русофобии, и на русском страхе перед «капиталистическим» нападением, но это оправдание больше не может служить тайным поджигателям войны среди немецкого народа после ее пакта с Москвой.

Избавленная от экономических тягот и ограничений, которые парализовали ее восстановление после 1918 года, Германия может найти полный и удовлетворительный выход энергии своих молодых людей в систематической коллективизации, сознательно и неуклонно повышая общий уровень жизни, показывая России пример эффективности и заставляя невнятную «политику» и дискурсивную невнимательность Атлантического мира сосредоточиваться на реалиях жизни. Идея снова раздробить Германию на отдельные куски, чтобы на неопределенный срок отложить ее окончательное восстановление – мечта псевдодемократического бездельника, диаметрально противоположная мировому переустройству. Нам нужны особые качества ее народа, и чем скорее она поправится, тем лучше для всего мира. Нелепо возобновлять политику сдерживания Германии только для того, чтобы старый порядок мог еще несколько лет потакать своим слабостям в Англии, Франции и Америке.

Сохраняющийся страх перед германской военной агрессией может оказаться не так уж плох для малых государств Юго-Восточной Европы и Малой Азии, поскольку сломит их чрезмерный национализм и побудит работать совместно. Политика здравомыслящего человека должна состоять в том, чтобы приветствовать все возможные эксперименты в международном сотрудничестве, и чем больше наднациональные взаимопонимания будут пересекаться и накладываться друг на друга, тем лучше. Он должен с неутомимой бдительностью следить за деятельностью своего Министерства иностранных дел, чтобы уловить любые признаки того макиавеллиевского духа, который разжигает разногласия между разными правительствами и народами и постоянно злоумышляет против прогрессивного продвижения в человеческих делах, превращая его в неустойчиво покачивающееся равновесие сил.

Эта книга – обсуждение руководящих принципов, а не бесконечных специфических проблем регулировки, возникающих на пути к всемирной реализации коллективного единства. Просто упомянем старую идею Наполеона Третьего, Латинский союз, как возможность возникновения в испанской и португальской Южной Америке ситуации, параллельной тому наложению друг на друга Доктрины Монро и европейских метрополий, как мы имеем на практике в случае Канады. Не буду распространяться и о многочисленных возможностях честного применения Декларации прав человека к Индии и Африке и особенно к тем частям мира, в которых разных оттенков черные народы начинают осознавать реальности расовой дискриминации и угнетения.

Я мимоходом предостерегу вас от любого макиавеллиевского подхода к проблеме Северной и Восточной Азии, к которому англичане могут обратиться из-за своей въевшейся русофобии. Советский коллективизм, особенно если в настоящее время он станет более либеральным и плодотворным благодаря избавлению от его нынешней одержимости Сталиным, может очень эффективно распространиться по всей Центральной Азии и Китаю. Любому, кто продолжает мыслить категориями бесконечного соперничества держав за господство во веки веков, союз с Японией, насколько возможно свирепой и милитаризованной Японией, покажется самым естественным выбором из всех возможных. Но для любого, кто осознал реальность нынешнего положения человечества и настоятельную потребность мировой коллективизации, всеобщее объединение станет тем, что стоит приветствовать, обсуждать и чему способствовать.

Старое пугало российских «замыслов насчет Индии» также может сыграть свою роль, искажая азиатскую ситуацию в глазах многих людей. Тем не менее, сто лет смеси презрения, эксплуатации и редких случаев подлинной помощи должны были научить англичан, что окончательная судьба сотен миллионов индийцев зависит теперь не от завоевателя-правителя, а полностью и исключительно от способности индийских народов сотрудничать в мировой коллективизации. Они могут многому научиться на заповедях и примерах и из России, и англоязычного мира, но времена простых решений в виде либо бунта, либо смены хозяина для облегчения участи прошли. Индия должна решить для себя, собственными нескудными мозгами, как ей выбраться из хаоса и каков ее собственный путь участия в борьбе за мировой порядок, начав со стартовой линии британского владычества. Никакая внешняя сила не сумеет это сделать за индийские народы или заставить их сделать это, если у них к этому не будет воли.

Но я не буду и дальше блуждать среди этих постоянно меняющихся проблем и возможностей. Это, так сказать, побочные случайности и вероятности. Некоторые из них огромны, но все равно остаются второстепенными. Сейчас приблизительно каждый год каналы политики смещаются так, что карты нужно составлять заново. Действия и реакции здравомыслящего человека в любой конкретной стране и в любое конкретное время всегда будут определяться преобладающей концепцией светского движения к единому мировому порядку. Это будет основной постоянной целью всей его политической жизни.

Существует, однако, еще одна линия мировой консолидации, на которую следует обратить внимание, прежде чем мы завершим этот раздел, и это то, что мы можем назвать специализированными международными системами. Основная идея ad hoc интернационализма превосходно изложена в «Международном правительстве» Леонарда Вульфа, классике, опубликованной в 1916 году, которая читается все с той же большой пользой.

Типичной специальной организацией является Почтовый союз, который Дэвид Любин, блестящий и недооцененный мыслитель, мечтал расширить так, чтобы он контролировал судоходство и уравнял стоимость по всему миру. Он основывал свои идеи на практическом опыте работы с почтовыми заказами, которая принесла ему весьма значительное состояние. От проблемы регулирования грузоперевозок он перешел к идее подконтрольного анкетирования мирового производства, еженедельно и ежемесячно, с тем чтобы можно было предвидеть и вовремя устранить нехватку здесь или избыток там. Он осуществил эту идею в форме Международного института сельского хозяйства в Риме, который в период своего расцвета заключал договоры как независимая и суверенная сила для обеспечения доходов, почти со всеми правительствами на земле. Война 1914 года и смерть Любина в 1919 году остановили развитие этого замечательного и наиболее вдохновляющего эксперимента в области ad hoc интернационализма. Его история, несомненно, должна стать частью обязательного образования каждого государственного деятеля и публициста. И все же никогда в жизни я не встречал профессионального политика, который бы что-то знал или хотел знать об этом. Он не боролся за голоса; его представлялось затруднительным обложить налогом… следовательно, какой от него толк?

Другая специальная организация, которая могла бы значительно расширить свои функции – Старшие Братья Тринити-Хауса, контролирующая маяки и картографирование морей по всему миру. Но книга мистера Вульфа нуждается в очень существенном пересмотре и расширении, и, даже без оглядки на военные потрясения, которые задержали, а в некоторых случаях и обратили вспять развитие специальных международных сетей, сейчас у нас не хватит сил и размаха, чтобы довести до наших дней их историю, начиная от международных деловых картелей, научно-технических организаций, пресечения торговли белыми рабами и международного сотрудничества полиции, и до медицинских служб и религиозных миссий. Точно так же, как, о чем я уже говорил, Соединенные Штаты и Великобритания могут неожиданно проснуться при полном социализме, так и мир может обнаружить, к своему великому удивлению, что он уже практически является космополисом благодаря расширению и переплетению этих специализированных служб. Во всяком случае, этот очень мощный побочный процесс идет бок о бок с более определенными политическими проектами, о которых мы говорили.

Рассматривая возможности различных способов преодоления сложных и запутанных препятствий, которые существуют между нами и новым, более обнадеживающим мировым порядком, всякий осознает как основания надеяться на эту великую возможность, так и абсурдность чрезмерной уверенности. Мы все подобны солдатам на огромном поле битвы. Мы не можем твердо знать, каков будет ее итог и даже настоящее положение. Только мы воодушевились, как происходит резкое крушение иллюзий; мы можем быть на грани отчаяния, не зная, что противник уже разбит. Мои собственные чувства варьируются между почти мистической верой в окончательное торжество человеческого разума и доброй воли и настроениями стоической решимости идти до конца перед лицом того, что выглядит как неизбежная катастрофа. Прогнозы поневоле опираются лишь на количественные факторы. Нет точных данных. Могут так вмешаться время и случай, что это невозможно оценить. Каждое из действий, за которые я здесь агитировал, способно затормозить дрейф в сторону краха и обеспечить плацдарм для дальнейшего контрнаступления на противника.

В предшествующей книге «Судьба Homo sapiens» я попытался объяснить, что у нашего вида не больше оснований полагать, что он может избежать поражения и вымирания, чем у любого другого организма, играющего или отыгравшего роль в драме жизни. Я попытался объяснить, насколько шатко наше нынешнее положение и насколько срочно мы должны предпринять напряженные усилия по его исправлению. Еще совсем недавно казалось, что это – призыв к глухому и слепому миру, непреодолимо следующему своим привычным путем, даже если он явно ведет к катастрофе. Я задавался вопросом, отражает ли эта склонность к пессимизму мои собственные настроение или фазу жизни, и постарался сколько-то четко с этим разобраться. Но я не мог найти серьезных оснований поверить, что умственное усилие, явно необходимое для того, чтобы человек избежал надвигающейся на него участи, когда-либо будет сделано. Его консервативное сопротивление, его апатия казались неизлечимыми.

И вдруг теперь повсюду встречаются встревоженные, открытые и пытливые умы. Так что колоссальные потрясения нынешней войны оказались чрезвычайно полезны в разоблачении иллюзий безопасности, еще год назад казавшихся совершенно несокрушимыми. Я никогда не рассчитывал дожить до того, чтобы увидеть, как мир так широко откроет глаза, как сейчас. Мир еще никогда не был таким бодрствующим. Из этого может получиться или очень мало, или очень много. Мы этого не знаем. Жизнь вообще ничего бы не значила, если бы мы все знали наперед.