Давайте вернемся к нашей главной цели, которая состоит в том, чтобы рассмотреть, каким образом нам предстоит встретиться лицом к лицу с надвигающейся Мировой Революцией.

Для многих идея Революции почти неотделима от образов уличных баррикад из брусчатки и перевернутых транспортных средств, оборванных толп, вооруженных импровизированным оружием и вдохновленных дерзкими песнями, освобождением из тюрем и вообще разгрома тюрем, штурма дворцов, большой охоты на дам и джентльменов… отрубленных, но все еще красивых голов на пиках, цареубийств самого зловещего порядка, трудящейся гильотины, крещендо беспорядка, заканчивающегося залпами картечи.

Это один тип Революции. Это то, что можно было бы назвать католическим типом революции. И это конечная фаза долгого периода католического образа жизни и учения. Люди этого не понимают, и некоторые будут возмущены тем, что это походя сказано. И все же факты смотрят нам в лицо, общеизвестные, и их нельзя отрицать. Та разъяренная, голодная, отчаянная, жестокая толпа была результатом поколений католического правления, католической морали и католического образования. Король Франции был «Самым христианским королем, старшим сыном Церкви», он был хозяином экономической и финансовой жизни общества, а Католическая Церковь полностью контролировала интеллектуальную жизнь общества и образование народа. Та толпа и стала результатом. Нелепо твердить, будто христианство никогда не подвергалось проверке практикой. Христианство в его наиболее развитой форме подвергалось такой проверке вновь и вновь.

Его испробовали на протяжении столетий целиком и полностью – в Испании, Франции, Италии. Оно было ответственно за грязь, хроническую чуму и голод средневековой Англии. Оно насаждало чистоту души, но никогда не насаждало гигиену. Католическое христианство имело практически неоспоримую власть во Франции на протяжении многих поколений. Оно было вольно учить, как ему заблагорассудится, и столько, сколько ему заблагорассудится. Оно полностью доминировало в обычной жизни. Католическая система во Франции не могла пожать ничего иного, кроме как ей же посеянного, потому что другим сеятелям сеять не позволялось. Отвратительная толпа кровожадных оборванцев, с которыми мы так хорошо знакомы по картинкам, – последний урожай его режима.

Чем больше католические реакционеры поносят восставший простой народ Первой Французской революции, тем больше они осуждают самих себя. Самое наглое извращение действительности – их хныканье по поводу гильотины и телег с осужденными, как будто те не были чисто католическими произведениями, как будто они внезапно явились извне, чтобы разрушить благородный Рай. Они были последней стадией систематической несправедливости и невежества строгого католического режима. Одна фаза сменяла другую с неумолимой логикой. Марсельеза завершила жизненный цикл католицизма.

В Испании и в Мексике мы тоже видим неоспоримое воспитательное и нравственное господство католицизма, что привело к такому же всплеску слепого негодования. Там толпы тоже были жестоки и богохульны, но католицизм не может жаловаться, потому что сам католицизм их высидел. Священники и монахини, КОТОРЫЕ БЫЛИ ЕДИНСТВЕННЫМИ УЧИТЕЛЯМИ НАРОДА, стали жертвами оскорблений и ярости, церкви были осквернены. И, конечно, если бы Церковь была хоть чем-то похожа на то, чем она себя называет, люди любили бы ее. Они не стали бы вести себя так, будто святотатство – это приятное облегчение проблем.

Но эти католические революции являются лишь образцами одного-единственного типа Революции. Революция не обязательно должна быть стихийной бурей негодования против невыносимых унижений и лишений. Она может принимать совсем другие формы.

В качестве второй разновидности революции, резко контрастирующей с бунтами ярости, которыми закончилось столько периодов неоспоримого католического господства, возьмем то, что можно назвать «революционным заговором», когда некое число лиц берется за организацию сил беспокойства и недовольства и ослабление власти правительственных сил, чтобы вызвать фундаментальное изменение системы. Идеалом такого типа является большевистская революция в России… С известным допуском того, что мы тут несколько упрощаем и искажаем ситуацию. Происходит поначалу систематическая культивация благоприятного для революции общественного настроения, одновременно с подготовкой узким кругом «захвата власти». Довольно много коммунистических и других левых писателей, ярких молодых людей, не имеющих большого политического опыта, дали волю своему воображению, описывая «техники» такой авантюры. Нацистская и фашистская революции тоже стали для них материалом для исследований. Современная социальная структура с ее концентрацией исполнительной, информационной и силовой власти вокруг радиостанций, телефонных узлов, газетных контор, полицейских участков, арсеналов и тому подобного, вполне уязвима для такого захвата. Резкий штурмовой бросок, захват ключевых центров, организованный арест, заключение в тюрьму или убийство возможных противников – и страна оказывается перед свершившимся фактом. Затем следует упорядочивание более или менее упирающегося населения.

Но революция не обязательно должна быть взрывом или государственным переворотом. Той революции, которая вырисовывается сейчас перед нами как единственная обнадеживающая альтернатива хаосу либо непосредственно во время, либо после интерлюдии мирового коммунизма, предстоит осуществиться (если – осуществиться вообще) ни одним из этих методов. Первый слишком риторичен и хаотичен и ведет просто к появлению Защитника и тирании; второй слишком конспиративен и ведет через скрытную борьбу властных личностей к аналогичному результату. Ни один из них ни достаточно прозрачен, ни достаточно разумен, чтобы добиться устойчивой перемены формы и структуры общественных отношений.

Совершенно иной тип революции может быть, а может и не быть возможным. Никто не может сказать, что он возможен, пока не попробуешь, но можно с некоторой уверенностью сказать, что, если он не может быть осуществлен, перспективы человечества, по крайней мере, на многие поколения, безнадежны. Новая революция направлена, по существу, на изменение движущих идей. В своей полноте это – неопробованный метод.

Успех ее зависит от того, удастся ли убедить достаточное количество людей в том, что выбор, стоящий перед нами сейчас – это НЕ выбор между дальнейшей революцией или более или менее реакционным консерватизмом, а выбор между продолжением и организацией процесса перемен в наших делах с тем, чтобы создать новый мировой порядок, или полным и, возможно, непоправимым социальным крахом. Все наши аргументы сводились к тому, что дело зашло слишком далеко, чтобы этот порядок можно было когда-либо вернуть к какому-либо подобию того, что было прежде. Мы не больше можем мечтать о том, чтобы остаться в нынешнем мире, чем о моментальном возвращении на берег в момент прыжка в воду. Мы должны пройти через нынешние изменения, приспособиться к ним, сгруппироваться перед погружением или быть уничтоженными ими. Мы должны пройти через эти изменения так же, как мы должны пройти через эту дурную войну, потому что конца ей пока не предвидится.

Не будет никакой возможности покончить с ней, пока черты новой революции не определятся. Если попытаться сейчас залатать дыры без четкого решения, понятного и принятого всем миром, у нас будет только симуляция мира. Подлатанный сейчас мир никак не спасет нас от ужасов войны. Он лишь отсрочит их, чтобы усугубить через несколько лет. Эту войну нельзя пока закончить. Можно в лучшем случае отложить ее.

Реорганизация мира сначала должна главным образом стать делом «движения», или партии, или религии, или культа… назовем, как захотим. Мы можем назвать это Новым либерализмом, или Новым радикализмом, или как угодно. Это не будет сплоченная организация, следующая линии партии со всеми вытекающими обстоятельствами. Связи могут быть очень слабыми и многогранными, но если можно будет привлечь достаточное количество людей во всем мире, независимо от расы, происхождения или экономических и социальных привычек, к свободному и искреннему признанию сути общечеловеческой проблемы, то начнутся их эффективное сотрудничество, а также сознательные, явные и открытые усилия по реконструкции человеческого общества.

И для начала они сделают все возможное, чтобы распространить и усовершенствовать концепцию нового мирового порядка, которую они будут рассматривать как единственную рабочую рамку для своей деятельности. И в то же время они постараются найти и вовлечь в свой круг всех, кто интеллектуально способен охватить те же самые широкие идеи и морально расположен их реализовать.

Кто-то назовет распространение этой сущностной концепции пропагандой, но на самом деле – это образование. Поэтому начальная фаза революции нового типа должна включать в себя кампанию за оживление и модернизацию образования во всем мире, образования, которое будет иметь такое же отношение к образованию двухсотлетней давности, как электрическое освещение современного города к канделябрам и масляным лампам того же периода. На своем нынешнем уровне умственного развития человечество не может сделать ничего лучше того, что оно делает сейчас.

Вдохновляющее образование возможно только тогда, когда оно находится под влиянием людей, которые сами учатся. От современной идеи образования неотделимо и то, что оно должно быть связано с непрерывными исследованиями. Мы говорим «исследование», а не «наука». Это слово лучше, потому что оно свободно от любого намека на ту окончательность, которая означает догматизм и смерть.

Всякое образование имеет тенденцию становиться стилистически стерильным, если оно не находится в тесной связи с экспериментальной проверкой и практической работой, и, следовательно, это новое движение революционной инициативы должно в то же время не прекращать реалистическую политическую и социальную деятельность и неуклонно работать на коллективизацию правительств и экономической жизни. Интеллектуальное движение будет лишь инициирующей и корректирующей частью нового революционного движения. Эта практическая деятельность должна быть разнообразной. Каждый, кто займется ей, должен будет думать сам и не ждать приказов. Единственная диктатура, которую он будет признавать – это диктатура ясного понимания и непреодолимого факта.

И для завершения этой высшей революции следует приветствовать участие всех людей, обладающих и достаточно хватким умом, чтобы видеть широкие реалии мировой ситуации, а также моральными качествами, позволяющими участвовать в их переделке.

Предыдущие революционные потрясения искажались плохой психологией. Они открывали простор удовлетворению комплексов неполноценности, возникавших из-за классового неравенства. Несомненно, очень несправедливо то, что кто-то лучше образован, здоровее, меньше боится жизни, чем другой, но это не причина, по которой новая революция не должна в полной мере использовать здоровье, образование, энергию и мужество счастливчиков. Революция, которую мы планируем, будет направлена на уничтожение горечи разочарования. Но, конечно, она ни в коем случае не будет мстить. Вообще не будет. Пусть мертвое прошлое карает своих мертвецов.

Одна из самых порочных черт марксистского учения – утверждение, что все люди, обладающие богатством и способностями, живущие в обществе, в котором большую роль играет неорганизованное частное предпринимательство, неизбежно деморализуются теми преимуществами, которыми они пользуются, и что их должны всего лишить рабочие и крестьяне, которые представляются наделенными коллективной добродетелью, способной управлять всеми сложными механизмами современного общества. Но очевидная истина заключается в том, что нескоординированная борьба между отдельными людьми и нациями деморализует всех, кого затрагивает. Все развращены: вороватый бродяга на обочине, раболепный крестьянин из Восточной Европы или бездельник, подкупаемый пособием по безработице… точно так же, как женщина, выходящая замуж ради денег, учредитель компании, организатор производства, арендодатель, требующий арендной платы, и дипломат. Когда социальная атмосфера испорчена, все больны.

Богатство, личная свобода и образование могут порождать и действительно порождают расточителей и угнетателей, но они также могут давать развиваться творческим и административным умам. История науки и изобретений до XIX века подтверждает это. В целом, если мы предполагаем, что в человечестве вообще есть что-то хорошее, более разумно ожидать, что оно появляется там, где ему предоставляется больше возможностей.

В качестве дальнейшего опровержения марксистской карикатуры на человеческие мотивы мы имеем очень значительное число вышедших из среднего и высшего классов молодых людей, которых повсюду встречаешь в крайне левом движении. Это их моральная реакция на «затхлость» и социальную неэффективность их родителей и людей их собственного круга. Они ищут выход своим способностям, который не приносит прибыли, но полезен. Многие искали достойной жизни и часто находили ее, а вместе с ней и смерть в борьбе против католиков и их мавританских и фашистских пособников в Испании.

Несчастье их поколения в том, что многие из них попали в ментальные ловушки марксизма. Для меня было абсурдом наблюдать в Оксфорде шумные сборища богатых молодых людей, ни один из которых не был таким физически чахлым, как я в мои двадцать из-за лет плохого питания и недостатка витаминов… людей, изображавших из себя грубых пролетариев «без воротничков», яростно восстававших против моей буржуазной тирании и скромного комфорта моих преклонных лет, повторявших нелепые лозунги классовой войны, которыми они блокировали свои умы от любого признания подлинной реальности. И, хотя это поведение прежде всего показывает отупляющее воздействие их подготовительных и государственных школ, которое швырнуло их умственно и эмоционально неподготовленными в проблемы студенческой жизни, оно не умаляет того факта, что ОНИ НАХОДИЛИ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ ИДЕЮ ПОСВЯТИТЬ СЕБЯ РЕВОЛЮЦИОННОМУ ПЕРЕУСТРОЙСТВУ ОБЩЕСТВА, что обещало положить конец безмерному разбазариванию возможностей счастья и успеха. И это несмотря на то, что сами они имели вполне защищенные жизненные блага.

Столкнувшись с непосредственной близостью неудобств, унижений, потерянных лет, увечий, столкнувшись также с возвращением России к самодержавию и потерей прежнего финансового благополучия своих семей, эти молодые люди с левым уклоном, вероятно, не только проведут очень перспективную переоценку своих возможностей, но и обнаружат, что к этой переоценке присоединяется весьма значительное число других людей, которых до сих пор отталкивала очевидная глупость и неискренность символов серпа и молота (рабочие и крестьяне Оксфорда!) и раздражающий догматизм ортодоксального марксиста. И почему бы этим молодым людям вместо того, чтобы ждать, когда их захлестнет насильственная революция, после которой они окажутся немытыми, небритыми, классово сознательными и находящимися под постоянной угрозой уничтожения, не решить, что, прежде чем Революция завладеет ими, лучше они завладеют Революцией и спасут ее от неэффективности, идейных искажений, разочарований и отчаяния, которые взяли над ней верх в России.

Эту новую и полную революцию, которую мы рассматриваем, можно определить в очень немногих словах. Это: а) открытый мировой социализм, научно спланированный и управляемый, ПЛЮС б) беспрекословное верховенство закона, основанного на более полном, более ревностно продуманном утверждении личных прав человека, ПЛЮС в) полная свобода слова, критики и публикаций, а также неуклонное расширение организации образования в соответствии с постоянно растущими требованиями нового порядка. То, что мы можем назвать восточным или большевистским коллективизмом, Революцией Интернационала, не достигло даже первого из этих трех пунктов и никогда даже не пыталось достичь двух других.

В самом сжатом виде это треугольник Социализма, Права и Знания, который образует Революцию, еще способную спасти мир.

Социализм! Стать откровенными коллективистами? Очень немногие люди из более удачливых классов нашего старого разваливающегося общества, которым за пятьдесят, смогут приспособиться к этому. Это предложение покажется им совершенно отталкивающим. (Средний возраст британского кабинета в настоящее время значительно превышает шестьдесят.) Но это вовсе не должно стать отталкивающим для их сыновей. Они все равно обнищают. Об этом позаботится движение звезд. И это очень поможет им понять, что административная и созидательная жизнь может быть гораздо интереснее, чем жизнь, состоящая из одних приобретений и трат.

От административного контроля к административному участию, а затем к прямому управлению – это простые шаги. Их предпринимают сейчас то в одном деле, то в другом. По обе стороны Атлантики. Неохотно и часто очень неискренне, одолевая энергичное, но уменьшающееся сопротивление. Великобритания, как и Америка, может стать социалистической системой без решительной революции, постоянно протестуя против того, что в ней ничего подобного не делается.

В Британии сейчас нет особого образованного класса, но на всей социальной лестнице есть хорошо начитанные мужчины и женщины, напряженно раздумывающие над теми огромными проблемами, которые мы обсуждаем. Многим из них (а может быть, и настолько многим, чтобы начать лавинообразное движение к цели, которое непременно разовьется при четком и решительном начале) может понравиться эта концепция Революции, призванная породить либеральный коллективизированный мир.

И можно, наконец, ограничить наше исследование рассмотрением того, что теперь должно быть сделано для спасения Революции, что будет делать ее движение или партия (если для ее проведения будет использовано некое подобие партии), какова будет ее Политика. До сих пор мы показывали, почему разумный человек любой расы и любого языка должен стать «западным» революционером. Теперь мы должны рассмотреть непосредственные действия, которые в его силах предпринять.