Глава 24

Рэмбо вышел покурить на улицу. Он экспериментировал с брендами. Поначалу пытался привыкнуть к Marlboro, но курить сигареты из белой пачки было равносильно тому, что дымить воздухом, а сигареты из красной пачки были такими же отвратительными на вкус, как самая дешевая местная самокрутка. Потом он попробовал Camel — но то ли из-за картинки с верблюдом на пачке, то ли еще почему, на вкус они показались ему верблюжьим дерьмом. Теперь он испытывал India Kings, и пока тщеславный патриотизм себя оправдывал. Рэмбо заметил, что с тех пор, как он начал неплохо зарабатывать, его тело стало более капризным. Оно громче жаловалось на некомфортную температуру, запахи, неприятные вкусы и прочие неудобства — роскошь, которую раньше он не мог себе позволить. Богатство, рассудил Рэмбо, само по себе экзистенциальный опыт, поскольку влияет на физическое, эмоциональное и духовное существование человека.

Он достал из пачки длинную сигарету India Kings со специальным фильтром и уникальной смесью табака, щелкнул зажигалкой в форме дракона, которая не только выдыхала огонь, но и исполняла рингтон «Лондонский мост падает, падает, падает, Лондонский мост…». Выпустил в воздух идеальное колечко дыма и направился к лавке паанов, что находилась в нескольких шагах от отеля.

Обыватели, размышлял Рэмбо, если вообще задумываются о злачных местах города, представляют четко обозначенные кварталы красных фонарей, которые либо избегают, отрицая, либо посещают, либо исследуют по приколу. Однако для таких, как он, весь город был лишь променадом между притонами шлюх, куда более многочисленными и процветающими, чем подозревали обыватели. Проституток можно встретить на каждом шагу. Как однажды сказала ему Соня: «Мой дорогой Рэмбо, для шлюх не существует гр-р-раниц», смешно раскатывая букву «р». Рэмбо улыбнулся при этом воспоминании. Он повторял эту фразу другим. Хорошая крылатая фраза, к тому же правдивая. Скажем, пятачок, на котором он стоял, был не только тротуаром Парк-стрит, улицы, где распахивали свои двери солидные рестораны и пивные, но и своего рода коридором в необъятной зоне красных фонарей.

Рэмбо медленно брел по тротуару в сторону улицы Мирзы Галиба, избегая выбоин и назойливых детей, которые умоляли купить у них жвачку, благовония и прочую дешевую хрень, совершенно ему не нужную и не интересную. Остановился перед ларьком с паанами. Торговля шла бойко, как и положено в подобных заведениях на Парк-стрит; тщательно обработанные листья бетеля стоили вдвое дороже, чем где-либо в городе, начиненные приторной липкой массой любых цветов и ароматов. Рэмбо нравилось это местечко. Хозяин, паанвалла, тоже хорошо его знал; они оба были для тротуаров Парк-стрит тем же, чем старые дворецкие для светских домов или опытные консьержи для знаменитых нью-йоркских отелей. Именно этот ларек, расположенный недалеко от особняка Карнани, служил излюбленным пристанищем для Рэмбо, как и для любого сутенера среднего звена при деньгах.

Лакшми Панди, хозяин ларька и ангел-хранитель особняка Карнани, приветствовал Рэмбо широкой улыбкой. Со всем апломбом чудотворца он принялся колдовать над сладким листом бетеля. В следующее мгновение Панди поднял глаза, и его улыбка стала еще шире.

Он зычно воскликнул:

— О, добро пожаловать, сахиб офицер. Совсем забыли своего старого слугу.

Рэмбо в эту минуту с удовольствием затягивался сигаретой, задумчиво вглядываясь в темные недра особняка Карнани. Ему пришлось обернуться, чтобы посмотреть на нового клиента Панди.

Самшер Сингх сидел в полицейском джипе рядом с полноватым лысым копом с обвисшими усами, в котором Рэмбо узнал старшего инспектора полицейского участка Парк-стрит. Инспектор Боуз, а вот имя он запамятовал. На заднем сиденье Рэмбо разглядел своего давнего знакомого, констебля Балока Гхоша.

— А, Майти, — кисло произнес Самшер.

— Что, Майти, давно не виделись, а? — подхватил инспектор с Парк-стрит, явно пребывая в лучшем расположении духа, чем его коллега. — Я слышал, ты процветаешь? Моим ребятам больше не нужно тащить тебя в участок, а тебе самому — брыкаться и вопить? Ха-ха, ты сократил нашу рабочую нагрузку вдвое, но нехорошо забывать старых друзей. Заскочи как-нибудь, поделись новостями о том, что происходит. Иначе нам придется выяснять это своими силами, а это слишком хлопотно. Ха-ха-ха, пустая трата городских ресурсов и с трудом заработанных общественных денег. Что скажешь?

Рэмбо никогда не нравился инспектор Боуз. И дело даже не в том, что они находились по разные стороны в этом вечном противостоянии полиции и криминала. Рэмбо знал многих копов — они были его соотечественниками, клиентами, друзьями. Но в инспекторе Боузе угадывалась какая-то скользкость, которую Рэмбо презирал и ненавидел. Типы вроде Боуза плавали на поверхности зловонных прудов, как всякое гнилье.

Он притворно улыбнулся:

— Всегда к вашим услугам. Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь…

Угрюмый Самшер перебил его:

— Ой, хватит, ты идешь на контакт, только если нужно спасать свою задницу. Когда речь заходит о тюрьме, многие забывают о том, что туда нельзя проникнуть. А некоторым не мешало бы помнить и о том, что выйти оттуда так же затруднительно. — Он многозначительно посмотрел на Рэмбо.

Рэмбо задавался вопросом, что же такого могло произойти, чтобы повергнуть Самшера в столь отвратительное настроение.

— В любом случае что ты здесь делаешь? — рявкнул Самшер, а затем кивнул Панди, который послал мальчишку к полицейскому джипу с парой паанов и пачкой сигарет Gold Flake: — Две колы, Панди, чертовски жарко.

— Просто кое-какие дела, сэр, делишки, так сказать. Бедному человеку тоже надо поесть, — сказал Рэмбо.

— Ну, иди поешь где-нибудь в другом месте — мы закрываем этот бизнес в особняке Карнани.

— Вы, ребята, ничего не щадите, — встрял инспектор Боуз. — Историческая улица, икона нашего великого города, но вам нужно было и ее запачкать.

— Сэр, — попробовал возразить Рэмбо, — бизнес на Парк-стрит начался еще до моего рождения и будет продолжаться еще долго после того, как я уйду. Что есть, то есть. Все идет своим чередом, сэр…

Инспектор махнул рукой в сторону особняка Карнани, запихивая в рот паан:

— Вы, ребята, хуже крыс. Я имею в виду эти гребаные старинные здания, их, наверное, строил какой-нибудь гребаный белый британец. Что ж, большое спасибо ему. Но вы-то чем занимаетесь? Устроили секс-рэкет. Как только видите достойное помещение, сразу норовите заграбастать его для своих грязных нужд. Позорище. Мы опечатали квартиру, а толку? Эх, Балок-да, расскажи ему, что произошло.

Констебль Балок Гхош, сидевший сзади в обнимку с древней ржавой винтовкой, откликнулся:

— Да что там рассказывать, сэр? Он и сам прекрасно знает. Эти парни знают все.

— Держу пари, что так оно и есть. Короче, мы опечатали помещение, потому что один из твоих коллег вел там свой грязный бизнес, а соседи жаловались. Оказывается, мадам каким-то образом получила постановление суда о снятии нашей пломбы. Тогда жильцы разместили частных охранников на каждом этаже, чтобы остановить сутенеров и проституток, но кто-то подкупил охранников, чтобы они смотрели в другую сторону, когда приходят клиенты. После этого жильцы взяли за правило запирать двери дома в восемь вечера. — Он жестом указал на особняк. — А теперь, черт возьми, клиенты идут по этому тротуару, пролезают в разбитое окно и забираются на тот карниз, чтобы попасть в квартиру. — Он сделал паузу для долгого, шумного глотка колы.

— Какой карниз? — спросил Рэмбо, осматриваясь.

— Да вон тот, над «Мокамбо».

— Серьезно? — восхищенно переспросил Рэмбо.

«Мокамбо» был одним из самых известных, хотя и старомодных заведений общественного питания в Калькутте.

— Да, так что теперь жалуются не только жители, но и владельцы «Мокамбо». И посетители. Ты знаешь, какая длинная очередь обычно выстраивается у ресторана? И на глазах у всех какие-то люди карабкаются по карнизу и спрыгивают оттуда. Представь себе картину.

— Сэр, — кашлянул Балок Гхош, — прошу прощения, что вклиниваюсь, но я хотел бы кое-что сказать.

— Конечно, конечно, у нас демократия, валяй, — подбодрил инспектор Боуз.

— Эти соседи, сэр, я имею в виду, у них тоже рыльце в пушку. Жалуются, хотя половина из них сами занимаются секс-рэкетом.

— Ну-ну, Балок-да, не стоит оговаривать людей, — перебил его Боуз, — иначе против тебя возбудят дело о клевете. Я знаю семьи, проживающие там на протяжении нескольких поколений, бабушек-старушек.

— Да, сэр, они живут здесь поколениями… и сколько платят за аренду? Не более двухсот рупий. В то время как во всем городе вы не найдете квартиру для семьи дешевле, чем за семь-восемь тысяч.

Балок Гхош разогревался. Несправедливость, обрушившаяся на бедных тружеников, в то время как праздные богачи живут в роскошных особняках на Парк-стрит, прожигала дыры в его сердце. Для него было некоторым утешением знать, что особняк, в котором богатенькие проживали почти задарма, на самом деле осыпающееся, грязное, кишащее крысами здание, очень хорошо известное в определенных кругах как секс-притон. Он полагал, что жильцам грех жаловаться. В конце концов, они платили за свои квартиры не столько, сколько платит он.

— Это правда, — сказал Боуз, — но хозяева сидят на миллионах, поверь мне.

Рэмбо хотел бы удалиться, но не мог найти вежливого предлога. Он немного поколебался и решил подождать. Самшер Сингх сидел, отвернувшись от них, наблюдая за людьми через дорогу. Он не сказал ни слова во время этого долгого обмена репликами, и Рэмбо все гадал, почему он вообще здесь появился. Парк-стрит была территорией инспектора Боуза, а королевство Сингха находилось дальше на севере. Рэмбо знал, что они друзья, поскольку люди с сомнительной честностью, выполняющие грязную работу в одном городе, обычно сходятся, но он не думал, что Самшер Сингх мог бы официально участвовать в каких-либо расследованиях, проводимых полицейским участком Парк-стрит. Скорее всего, копы приехали пропустить по стаканчику-другому виски в пабе «Оли».

Повинуясь внезапному порыву, Рэмбо спросил:

— А вы что здесь делаете, сэр?

— Ох-хо-хо, — радостно воскликнул инспектор Боуз, и его глаза засияли мелкой злобой. — Нас уже допрашивают? А, Майти? Думаешь, эти улицы принадлежат тебе? Мы каждый день трясем в участке человек по пять таких, как ты.

— Конечно, сэр, конечно, — Рэмбо изобразил саму невинность, позволяя Боузу упиваться властью. — Мне и в голову не пришло бы кого-то обидеть, я только имел в виду…

— Проводим рекогносцировку. Знаешь, что это такое, Майти?

Самшер оторвал взгляд от смартфона и издал недовольный звук, хмуро зыркнув на своего приятеля.

Боуз отмахнулся от него:

— Ха, большой секрет, от него тоже можно поиметь пользу. Если он шепнет своим дружкам, нам не придется гоняться за всеми сразу. У меня ужасно ноет бедро, когда начинается дождь; я не могу бегать.

— Тебе надо бы сходить к тому старому баба, которого нашла моя мать, — небрежно произнес Самшер. — Он лечит травами. Люди приезжают к нему отовсюду.

— Знаешь, некоторые из этих баба действительно готовят мощные снадобья, — с энтузиазмом откликнулся Боуз. — Афганская древняя травяная магия. Примешь немного, и член стоит по пять часов, иногда по двенадцать. Прямо как Эйфелева башня.

— Что? Откуда ты берешь эту чушь? — возмутился Самшер.

Но Боуз продолжал, ничуть не смутившись:

— Послушай, я знаю. Эти секс-баба родом с Ближнего Востока. Я получил наводку, но, естественно, проигнорировал ее. Психов кругов полно, и у всех этих ублюдков есть мобильные телефоны. Как с ними бороться, если в полицию звонят анонимно. Видит бог, попадись мне когда-нибудь один из этих говнюков, я обработаю его, как… В любом случае я проигнорировал наводку, но потом мне позвонили из головного офиса — они подумали, что было бы неплохо разок устроить облаву и тряхануть этого знахаря. Я хотел посмотреть, из-за чего вся эта шумиха, и пошел с ребятами. Так вот, этот баба отсиживался в двух комнатах в дерьмовом отеле в Дхарматале. Сейчас не вспомню название, но… — Боуз выдержал паузу для пущего эффекта и оглядел свою аудиторию. — Торговец оружием, — он торжествующе хлопнул по приборной панели, — с бонусом в виде чистого афганского героина класса «А».

— Но то в Дхарматале, а не здесь, — заметил Рэмбо.

— Ну, это просто побочная информация, не относящаяся к делу. У нас есть приказ, понял, Рэмбо? Мы должны сделать этот город безопасным, спасти исторические улицы, — Боуз устремил указательный палец на ярко освещенные витрины магазинов Парк-стрит, — от превращения в еще один Сонагачи.

При этих словах Самшер заметно напрягся. Затем перевел взгляд на Рэмбо и разразился речью:

— Тебе известно, что происходит на твоих улицах, Майти? Я говорил тебе на днях, будь со мной откровенен, но сам не знаю зачем. Ни для кого не секрет, что такие, как ты, самые злостные обманщики.

— Сэр, я никогда…

Самшер остановил его жестом:

— Проехали. Скоро в Сонагачи состоится всенощное бдение при свечах. И ты не счел нужным сказать мне об этом, а? Хорошо, что у меня есть резервные информаторы. Не то чтобы кто-то из вас, засранцев, был хоть в малейшей степени надежен…

— Что? — озадаченно произнес Рэмбо, теперь уже совсем ничего не понимая. — Хе, — выдавил инспектор Боуз, и капля красного сока бетеля брызнула на асфальт. — Не знал, да? Рэмбо Майти, просвещенные шлюхи Сонагачи собираются маршировать по улицам со свечами в руках в знак протеста против убийства той девчонки. Что там с ней случилось, напомни, — попросил он Самшера.

— Кислота, — пробормотал тот в ответ.

— А-а, старомодно. Снова как в девяностые. Помнишь, Сингх? Каждые два месяца случалась кислотная атака. Все эти брошенные любовники, дела о разорванных романах.

— Откуда тебе знать? — угрюмо произнес Самшер. — У тебя шикарный участок, кругом богатые бизнесмены и гламурные девушки по вызову. Щедрые льготы, хорошие связи, когда нужна рекомендация для поступления племянника в колледж Святого Ксаверия. А на моих улицах каждый месяц убивают какую-нибудь сучку.

Он мог бы продолжить, если бы инспектор Боуз снова не прервал его:

— Это ты так думаешь. А проблем и у меня хватает. Слышал про то дело об изнасиловании, что произошло в прошлом месяце?

— Которое из них? Их так много, что я не могу уследить.

— Ну, то, в которое мы все вовлечены. Говорю тебе, эта женщина не отступит. Естественно, поначалу мы не хотели брать у нее заявление. Какая-то англо-индийская цыпочка пришла в ночной клуб и села в машину с незнакомыми мужчинами, а теперь утверждает, что ее изнасиловали. Кто ей поверит? Конечно, мы отклонили все это, но она пригрозила обратиться в прессу, так что у нас не было другого выхода, кроме как принять жалобу.

— Да, и что?

— Хотел бы я, чтобы на этом все закончилось. Но нет, она будет бороться и пойдет до конца. Говорит, что это было групповое изнасилование, но люди, которых она обвиняет, влиятельны, так что это уже привлекло внимание медиа и все такое. У нее есть две дочери.

— Что вообще мать двоих детей делала в ночном клубе на Парк-стрит с мужчинами? — пробормотал Самшер.

— Именно это я и хочу спросить. Знаешь, что сказал местный депутат?

— Нет. И что он сказал?

— Она. Она сказала, что просто возникло недоразумение между дамой и ее клиентом.

Ага, подумал Рэмбо. Проститутки обычно не настаивают на подаче заявлений в полицию или предъявлении обвинений.

Инспектор Боуз закурил, предложил сигарету Самшеру и достал свой телефон. Сигарета свисала из уголка его рта, когда он сказал Рэмбо:

— Подожди минутку, думаю, где-то здесь ее фотография. Ага, вот.

Рэмбо подошел к джипу с другой стороны, чтобы заглянуть в телефон инспектора Боуза, стараясь не наступить на каплю бетелевого сока, что поблескивала на асфальте.

— Нет, не думаю, что видел ее. Но не могу же я знать всех. Каждый день прибывают новые девушки.

— Прибывают? — Самшер бросил на него острый взгляд.

Рэмбо вздрогнул. Есть вещи, о которых нельзя говорить открыто. И дело не в том, что полиция ничего не знает. Без их ведома половины того, что происходит в секс-торговле, было бы невозможно. Но все равно лишние разговоры не приветствовались. Разве только с теми, кто был, так сказать, активно вовлечен в процесс. Он поспешил сменить тему.

— Нет, если хотите знать мое мнение, она не похожа ни на одну из наших девушек, — сказал он, и, к счастью, Самшер это проглотил.

— Стало быть, после того как высказалась глупая депутатша, феминистки взялись за оружие, как и сама жертва, — продолжил Боуз. — Чувак, говорю тебе, эта жертва изнасилования совсем бесстыжая. Она даже не пытается скрыть или забыть это или что-то в этом роде. Наоборот, как будто стремится к тому, чтобы люди знали, что произошло. Никогда не видел ничего подобного. И конечно же средства массовой информации, да еще и либералки-лесбиянки, — Боуз рассмеялся собственной шутке, — извлекают из этого выгоду. Подталкивают дамочку вперед, подстрекают, а на нас оказывают давление, чтобы мы хотя бы попытались поймать насильников. Очевидно, там имеются и записи с камер видеонаблюдения.

Как только Рэмбо подошел ближе к инспектору, ему открылась причина болтливости копа: от Боуза несло виски. Рэмбо знал, что его любимый бренд — Royal Challenge. Человек должен хранить верность чему-то, пусть даже бренду.

Между тем Боуз продолжал:

— Никакого стыда нет, сэр. Она не отступит. Ничего не осталось от скромности…

Самшер что-то буркнул, но Рэмбо не расслышал.

— Что? — переспросил Боуз.

— Я сказал, если она прячется, то наверняка в этом деле что-то не так.

Боуз недоуменно заморгал:

— Ты о чем?

— Я о том, что ее насилуют и истязают, а потом ей приходится прятаться — согласись, какая-то бессмыслица. — Он пристально посмотрел на своего коллегу, прежде чем продолжить: — Да-да, я знаю, ты хочешь сказать, что именно так и бывает, но давай рассуждать логически. Если те парни совершили преступление и против них возбуждено уголовное дело, тогда ведь они должны скрываться, нет?

Боуз уставился на Самшера, а затем расхохотался:

— Ты слышал это, Балок-да? Твой босс сошел с ума. Он вот-вот присоединится к движению за права лесбиянок. Смотри в оба — или рискуешь потерять командира. Он будет рыскать по Сонагачи, пытаясь спасти каждую уличную девку, и с чем вы тогда останетесь, а? Никаких доходов. Придется жить на зарплату.

Инспектор Боуз смеялся один.