Глава 18

Не то чтобы Сонагачи никогда не попадал в сводки новостей. Время от времени там случались убийства, или какая-нибудь газета публиковала статью о жизни женщин Сонагачи и их детей, о столь необходимой работе, которую проделывают общественные организации в этом районе. И, конечно, новостные каналы пригоняли свои фургоны, когда в крупнейшем квартале красных фонарей Южной Азии совершалось какое-нибудь громкое и особенно зверское преступление. Вот и теперь Лали наблюдала за девушками, что выстроились на балконах нижних этажей и, перегнувшись через бетонные перила, глазели на журналиста новостного канала, берущего интервью. Лали тихо вздохнула. Должно быть, тут не обошлось без Малини. Лали не нравилось, что посторонние приходили в Сонагачи и комментировали происходящее здесь. Она знала, что местные НПО и даже Коллектив, возглавляемый Малини, поощряли правильное освещение событий в средствах массовой информации, но нутром чуяла, что говорящие головы в телевизоре, обсуждая положение женщин Сонагачи, не имеют ни малейшего представления о жизни на этих легендарных улицах. В лучшем случае они рисовали вечную борьбу за выживание, видимые и невидимые травмы, шрамы на теле и в душе. Но за кадром оставались дружба, смех, мелочи повседневного быта — собственно, сама жизнь, которая протекала здесь точно так же, как и в респектабельных районах.

Было поздно, когда они с Соней вернулись накануне вечером. Лали не до конца поняла, чем занимается Соня и как устроен ее бизнес. Соня вращалась в загадочном мире денег, ресторанов, танцевальных баров и богатых клиентов. Но Лали догадывалась, что за всем этим скрывается нечто большее. Странным казалось и участие Рэмбо, чему Лали никак не могла найти объяснений. Такие девушки, как Соня, не нуждались в сутенерах вроде Рэмбо. Да и всякие там мадам Шефали тоже были не нужны. Лали давно знала мадам Шефали и теперь чувствовала, что та не просто так хотела, чтобы Соня проводила с ней время, но истинную причину Лали пока не нащупала. Конечно, она могла бы и сама спросить, и, возможно, ей бы даже ответили, только Лали сомневалась, что найдет в себе силы поверить такому ответу.

Соня высадила Лали у «Голубого лотоса» и уехала на машине. Лали не спросила, куда она направляется. На обратном пути Соня еще раз терпеливо показала Лали, как принимать деньги на мобильный кошелек, как совершать платежи и переводить средства на свой банковский счет. Огромные суммы на счетах Сони — во всяком случае те, что она показала Лали, — казались совершенно нереальными. Но занозой в голове сидела мысль о том, что все это может быть тщательно продуманной мистификацией.

Она по глупости отправилась в свою прежнюю комнату. При виде новой хозяйки что-то дрогнуло у нее внутри. Лали застыла на пороге, рассеянно оглядывая знакомые стены, уже пестревшие наклеенными плакатами, и тот уголок в нише, где когда-то опрокинулся горшок с горчичным маслом.

Прошлой ночью она потащилась наверх и спала в незнакомой комнате, которая ей не принадлежала и хозяйка которой по каким-то причинам отсутствовала. Теперь же она решила, что сходит в магазинчик через дорогу, купит кое-что необходимое и, может быть, познакомится с этой девушкой.

Она постучала в дверь. Ответил голос:

— Открыто, нужно просто сильнее толкнуть. Чертову дверь все время заклинивает.

Лали распахнула дверь и увидела молодую женщину, та сидела на двуспальной кровати лицом к окну и, держа в руке зеркальце в пластмассовой оправе, накладывала макияж.

— Как тебя зовут?

— Чанда.

Лали слегка растерялась, не зная, как лучше сформулировать вопрос.

— Ты здесь новенькая? Одна из девушек мадам Шефали?

Чанда посмотрела на нее и рассеянно кивнула:

— И да и нет. Вообще-то я довольно давно работаю, но у меня не было комнаты. Теперь мадам сказала, что я могу получить эту комнату по адхии.

Чанда рассмеялась, и Лали заметила, что на ее щеках появились две ямочки. С такой улыбкой она выглядела еще моложе.

— Мадам Шефали, должно быть, купается в деньгах, — продолжила Чанда. — Я делаю всю работу, а она получает половину, даже не приспуская сари. Ну да ладно, хотя бы не нужно платить за аренду. Не знаешь, сколько она сейчас берет с девушек категории «А»?

— Я — Лали.

— Я знаю, кто ты.

Чанда сосредоточилась на том, чтобы провести ровную линию вдоль нижних ресниц черным карандашом, но получалось не очень-то ловко. Она кивнула на фургон телевизионщиков, стоявший во дворе:

— Ты слышала? Они здесь с утра, расспрашивают всех подряд о самых разных вещах. Это «Тара ньюс» — приехали освещать марш при свечах, который организует Коллектив. Ты пойдешь? Или вам, девушкам сверху, не положено?

— Я не знаю.

— Весь Сонагачи будет участвовать в марше. Малини приходила сюда с пятью другими женщинами и говорила с мадам Шефали — мы все идем.

Лали размышляла об этом, когда Чанда снова заговорила:

— Ты знаешь, что это произошло в той комнате?

Она показала пальцем на пол, и на мгновение Лали померещилась мертвая Майя.

— Ох, меня аж трясет, как подумаю об этом, — продолжила Чанда. — Я ее не видела, но слышала, что стало с ее лицом. О боже! Говорят, у Мохамайи было двое детей. Наверное, они живут с ее родителями. Родители не знали, чем занималась Майя. Думали, работает в городе. Ее муж умер, так что денег у них не было, а мать с отцом совсем старые… Ты ведь знаешь ту женщину из НПО, высокую, которая приходит с Малини?

Лали кивнула.

— Она показала нам фотографию детей Майи, сына и дочери. Девочка очень хорошенькая, с большими глазами. Знаешь, мне стало так грустно… Они еще маленькие и ни в чем не виноваты. — Чанда взяла паузу, чтобы сделать глубокий вдох, и тут же затараторила снова: — А ты знала, что Майя пробовалась на роль в телесериале? Та женщина из НПО говорила, что Майя, как могла, многим помогала. Она рассказывала девочкам о СПИДе, раздавала бесплатные презервативы и все такое. Мадам Шефали это совсем не нравилось, но она помалкивала. Должно быть, из-за Малини. Я так думаю, эта женщина из НПО, очевидно, и помогла Майе пройти кастинг на роль в сериале. Разве не здорово, если бы кто-нибудь из нас снялся в большом кино или попал в телевизор? И я могла бы, и ты — кто знает?

Лали наблюдала за Чандой, пока та критически разглядывала себя в зеркале. Потом скользнула глазами по болливудским актрисам на заляпанных стенах. Мадхури Дикшит в остроконечном лифчике, Карина Капур в красном платье, Приянка Чопра в мокром желтом сари. Помимо богов и богинь из календарей, самыми популярными предметами декора в «Голубом лотосе» были фотографии этих гламурных красавиц, наклеенные на неровные стены, варварски искажающие тела.

Они обе услышали тихий стон и неясный глухой удар сверху.

— Надеюсь, все не так плохо, — вздохнула Чанда.

— Ты о чем? Что там происходит?

— Иди и сама посмотри, я ничего не говорю. И вообще, я не люблю неприятностей — какое мне или тебе дело до всего этого?

Чанда уставилась в зеркало, прорисовывая линию губ значительно выше естественной; взгляда Лали она старательно избегала.

Лали напрягла слух, пытаясь выделить голос из обычного шума «Голубого лотоса». Голос казался знакомым. И, похоже, принадлежал Амине.

Она бросилась к лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, добралась до площадки второго этажа и остановилась перевести дыхание. Теперь она могла расслышать мужской голос, довольно тонкий, но то, чего ему недоставало в тембре, восполнялось мстительной яростью. По голосу она узнала Чинту, одного из головорезов мадам Шефали. Тот сыпал оскорблениями, смысл которых сводился к одному слову «проститутка». Но слов было много, и Лали мысленно удивилась тому, сколько синонимов существует для унижения женщин, торгующих своим телом. «Мы стали ругательством, — с горечью подумала она. — Целая популяция женщин, имеющих единственное средство к существованию, и то, чем мы занимаемся, сведено к одному оскорбительному слову. Но ладно мы, так и всех остальных тоже не щадят. Рано или поздно каждая женщина в устах мужчины превращается в исчадие ада, и на нее навешивают ярлык проститутки».

Тихий скулеж прервал ход ее мыслей, и она поднялась выше, бесшумно преодолевая последние несколько ступенек.

Чинту, коренастый коротышка, стоял посреди комнаты, сжимая в руке что-то похожее на хлыст, а Амина скулила в углу, прислонившись лбом к стене. В лифчике и легинсах, с разметавшимися волосами, она жадно заглатывала воздух в перерывах между всхлипами. Как только глаза Лали привыкли к полумраку, она увидела, что Чинту держит в руке не хлыст, а собственный ремень, причем с массивной металлической пряжкой. Спину девушки испещряли вздувшиеся вертикальные рубцы. Появления Лали никто не заметил, и она стояла, не зная, что предпринять. Вдруг Чинту с диким криком шагнул к съежившейся девушке, схватил за волосы и приготовился ударить ее лбом о стену. Не раздумывая, Лали бросилась на коротышку, навалилась на него всем своим весом, пытаясь сбить с ног. Он оттолкнул ее, и она заскользила по гладкому бетонному полу. Но тут же снова обрушилась на Чинту, впиваясь в него ногтями, охаживая кулаками и пинками.

Трудно сказать, как долго это продолжалось, для Лали все уместилось в долю секунды. И тут из ниоткуда донесся глубокий знакомый голос:

— Только не лицо, Чинту, не вздумай трогать лицо. Тебе следовало бы знать.

И Чинту, и Лали мгновенно замерли, словно сцепившиеся уличные кошки, которых окатили ведром ледяной воды. Ярость покинула Лали, поле зрения, прежде сфокусированное на Чинту, расширилось.

Раздвигая блестящие занавески, через дверь слева в комнату прошла мадам Шефали. Она щелкнула языком и неодобрительно покачала головой, как будто собираясь выговорить Чинту за то, что тот слишком надолго оставил свет включенным.

— Сколько раз я должна тебе повторять? — произнесла она, понизив голос.

Прошла в глубь комнаты, где Чинту все еще кипел от гнева, буравя Лали свирепым взглядом, и тяжело опустилась на пластиковый стул.

Лали ни разу не слышала, чтобы мадам Шефали повышала голос, но и не видела, чтобы кто-то посмел возразить ей или не подчиниться. Сама мадам никогда не поднимала руку, зато насаждала насилие вокруг. И все же многие девушки выбирали ее сторону. Мадам вызывала столько же уважения, сколько и страха, а у некоторых — дикую преданность.

Чинту свернул ремень и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Лали расслышала его тяжелые шаги на лестнице, затем громкий стук, когда за ним захлопнулась дверь.

В левой руке мадам Шефали держала маленькую коробочку — изысканную медную вещицу, со всех сторон усыпанную полудрагоценными камнями. Она поместила ее на колени и открыла. Внутри аккуратно были сложены листья бетеля, и каждый плотно скручен в форме конуса. Она взяла один из них и почти что церемониальным жестом отправила в рот. И после недолгой паузы заговорила с девушкой, все еще жавшейся у стены:

— Приведи себя в порядок. Тебе нужно подготовиться к вечеру.

Амина перестала плакать, как только мадам вошла в комнату. Но и не сказала ни слова. Вытерла нос тыльной стороной ладони и поволочилась к двери. Лали проводила ее взглядом, подождала, пока стихнут шаги, и, стараясь скрыть дрожь ярости в голосе, тихо спросила:

— Что происходит?

Мадам Шефали какое-то время задумчиво жевала, устремив взгляд мимо нее.

— Он все еще приходит? За деньгами?

Вопрос застал Лали врасплох, и вспышка гнева тотчас угасла.

Мадам рассмеялась:

— Для этого тебе и нужен кредит, не так ли? Вы, девочки, никогда ничему не учитесь. Ты знаешь, сколько я заплатила за тебя двадцать лет назад? Две тысячи рупий — не так уж много в наши дни, но для них этого было достаточно. И ты по-прежнему отдаешь им свои деньги?

Лали что-то бормотала, запинаясь и путаясь в ответах. Легкая ироничная улыбка мадам Шефали положила конец ее лепету — Лали отвела взгляд и погрузилась в угрюмое молчание.

После нескольких минут неловкой тишины, повисшей между ними, мадам снова заговорила:

— Когда в дело вмешиваются посторонние, Лали, ничего хорошего не жди. Все, что здесь происходит, касается только нас, понимаешь? Нас одних. Больше никого это не волнует. Мы привыкли жить своим умом; чем меньше людей извне будут совать нос в наши дела, тем лучше для нас. В любом случае ты не получишь этот кредит. Банк не в состоянии дать тебе денег. Если они тебе действительно нужны, приготовься — у нас есть несколько хороших клиентов. Мэм будет сопровождать тебя, но, возможно, тебе придется уехать на некоторое время.

— Уехать? Куда?

— Выяснишь позже. Сначала в отель, потом в одно милое местечко на несколько ночей. Знаешь, как вызывают врача на дом? Вот и представляй себя доктором. Домашние визиты стоят гораздо дороже.

Мадам Шефали поднялась со стула и двинулась вперед, подталкивая свое пухлое тело. Лали крикнула ей в спину, срываясь на визг, в бессильной ярости оттого, что эта женщина по-прежнему имеет над ней власть:

— Что не так с Аминой? Зачем спускать на нее своего цепного пса?

Мадам оглянулась через плечо, улыбнулась и неторопливо двинулась прочь, словно времени у нее навалом.

Оставшись одна в темной комнате, Лали кипела от злости. Пнула ногой стул, на котором сидела мадам, и в изнеможении опустилась на корточки. Ей вспомнился эпизод из далекого прошлого. Однажды она пришла в комнату мадам, безутешная, сжимая в руке пропитанное кровью нижнее белье. Она боялась, что мужчины, которых мадам посылала к ней прошлой ночью, сделали что-то плохое, что-то сломали у нее внутри и теперь она истекает кровью. Мадам улыбнулась — той же улыбкой, что обычно проникала в самые сокровенные глубины и выжигала там все живое. Потом сложила в несколько слоев кусок ткани, показывая, как это делается. Объяснила, что в ближайшие годы Лали предстоит самой мастерить такие прокладки, пока она не сможет позволить себе дешевые гигиенические салфетки. И в ту же ночь продала Лали какому-то любителю менструирующих женщин.