Часть 2
Глава 27
Лето медленно затухало, теплыми днями и ясным небом благословляя начало сентября. Анна размышляла о своих беседах с Броуди и Габи. Какой она хотела видеть свою жизнь? Она без конца прокручивала в голове эту мысль, рассматривая ее со всех сторон, но до ответа было по-прежнему далеко.
А внутри нее разгоралась жажда, стремление к чему-то большему, но, как только дело доходило до выяснения, к чему именно, на ум ничего не приходило. Так, не имея ни малейшего представления о собственном будущем, которым можно было бы руководствоваться, она оказалась в тупике.
Она зарегистрировалась на нескольких сайтах по поиску работы. Некоторые предложенные вакансии казались интересными, но она так и не сподобилась заполнить онлайн-заявку. Ей не хотелось идти по ложной дорожке; не было смысла менять одну не приносящую радости работу на другую. Пока не решит, чем же заняться дальше, она вполне может оставаться в «Сантехнике и отоплении Сандриджа».
Может, она просто не была готова к таким серьезным переменам? Прошло почти три месяца с тех пор, как она побывала на гоночной трассе, и ее не покидало ощущение, что с того дня все перевернулось вверх ногами, хотя в целом жизнь оставалась прежней. Казалось, будто ее сознание и эмоции встряхнули, взбаламутили, словно хлопья в снежном шаре, и теперь нужно ждать, пока все уляжется и придет в норму.
Но это не было плохо, потому что появились и хорошие признаки, весенние побеги после ее затянувшейся эмоциональной зимы, явления, которые — она уже и забыла — когда-то являлись частью ее жизни. Она заметила, что стала больше смеяться, хотя и плакать тоже стала больше. Время от времени и с явным неудовольствием — когда думала о своей свекрови.
Гейл. Ну что ей было делать с Гейл?
Тереза предпринимала попытки установить перемирие, но Анна не была готова извиняться. Она понимала, что ее поведение оставляло желать лучшего, но при этом также понимала, что если пойдет и начнет пресмыкаться перед Гейл, то ее свекровь чопорно примет ее извинения, но брать ответственность за свои грехи не станет. Взрыв Анны в «Синнамон-кафе» случился не в вакууме.
Были и другие причины… Теперь Анна видела, что слишком сильно привязалась к прошлому. Начав постепенно его отпускать, она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы.
В этом и заключалась проблема Гейл. Она прочно обосновалась во мраке, из которого Анна так отчаянно пыталась выбраться. Иногда Анне даже казалось, что в этом и крылась причина нежелания общаться. Это чувство свободы было таким непривычным, таким свежим. Может, она боялась его потерять, боялась, что Гейл снова затянет ее обратно?
Единственной константой в ее море перемен был Броуди. Теперь они общались по меньшей мере четыре-пять раз на неделе. И несмотря на еще несколько просьб со стороны Анны, до звонка по «Фейстайму» дело так и не дошло. Не то чтобы Броуди наотрез отвергал эту мысль, скорее казалось, что это просто никогда не случится. Может, у Броуди не ладилось с технологиями. Или причина крылась в каких-нибудь стеснениях по поводу внешности, кто знает? Она решила больше на него не давить и позволить ему самостоятельно дозреть до этой мысли.
Однако им удалось разнообразить свою коммуникацию, включив в нее графические сообщения. К примеру, этим утром Броуди отправил ей фотографию залитой солнечным светом скалистой вершины холма. Без слов — их они оставляли для своих вечерних звонков. С восходом же солнца они присылали друг другу снимки с камер своих телефонов — обрывки своей повседневности.
Броуди часто присылал ей изображения рассветов и закатов, туманных болот и кроликов на своей лужайке. Анне пришлось немного озадачиться ради этой игры в фотографа, чтобы Лондон казался не менее живописным, и она уже начинала осваиваться, особенно после того, как Габи поделилась несколькими советами по кадрированию и освещению.
Однажды в начале сентября, возвращаясь с работы домой, она остановилась, заметив, как раннее вечернее солнце освещает грубые кирпичи из песчаника переоборудованного склада. Она приблизила кадр и сделала угловой, почти абстрактный снимок сочетания света и тени, захватив угол чугунного окна.
Она тут же поделилась фотографией с Броуди в надежде, что он тоже отметит эту поразительную красоту форм.
Добравшись до дома и рухнув на диван, она проверила свои сообщения, где ее ждала награда — фотография пестрого фазана на заросшей зеленью тропинке. Она улыбнулась, почувствовав, как заурчало в животе. Что бы такое съесть на ужин? Снова пасту или что-нибудь из набора полуфабрикатов у нее в морозилке? Это все, на что у нее хватало сил в вопросе готовки… уже много лет, а ведь когда-то она обожала кулинарить.
В ее рутине сальса частично отвечала за столь необходимую физическую нагрузку, однако теперь она задумалась, что могла бы чувствовать себя еще менее вялой, если бы вдобавок начала обращать внимание на качество того, она складывала в свой организм. «Просто попытайся, Анна. Давай». Домашнее тайское карри — неплохо для начала. Она уже целую вечность не готовила ничего подобного.
Несмотря на большой соблазн валяться на диване с закрытыми глазами, она заставила себя встать, сходить в небольшой супермаркет неподалеку, прикупить кое-чего и вернуться домой, где, собрав ингредиенты в кучу, приступила к приготовлению. Она измельчила веточку лимонника и положила ее к мелко нарезанному луку-шалоту, который уже томился в сковородке на плите.
Только она добавила ложку зеленой пасты карри, как зазвонил телефон. Уменьшив огонь и не выпуская из руки деревянную лопаточку, Анна побежала за ним в гостиную. Это мама. Хотя бы она была не против пообщаться по видео.
На экране возникло ее лицо.
— Здравствуй, милая, — с улыбкой приветствовала она.
Анна вернулась на кухню и пристроила свой телефон на полку слева от вытяжки, чтобы бросить курицу на сковородку, не отрываясь от разговора:
— Привет, мам. Что нового?
— Ничего особенного. Просто думала о тебе. Как ты поживаешь?
Анна взяла телефон и наклонила его так, чтобы в камеру попала сковородка на плите:
— Если бы ты только могла не просто увидеть, но и почувствовать… Готовлю тайское блюдо. И мне, признаться, даже нравится.
Она вернула телефон на ту же полку и заметила, что ее мама глядит на нее поверх очков.
— Я тебя спросила, как ты поживаешь. А не чем ты занимаешься.
— А. Ну, знаешь… — Анна отвернулась, потянувшись за нарезанным перцем чили, чтобы бросить его на сковороду.
Свою строчку в этой сцене она знала наизусть: «Все в норме, жизнь потихоньку налаживается, справляюсь мало-помалу…» Она уже открыла было рот, чтобы ее процитировать, как вдруг на секунду нахмурилась и закусила зубами нижнюю губу:
— На самом деле, мам, мне начинает казаться, что этим летом я перевернула страницу.
— Мне так приятно это слышать, особенно после того случая с Гейл на день рождения Спенсера. Признаюсь, я беспокоилась, как бы это тебе не навредило.
— Да, даже несмотря на это. А вообще, может, даже благодаря этому.
Она уже рассказывала маме о своей поездке в «Брэндс-Хэтч», но теперь углубилась в подробности, объясняя, как это помогло ей встряхнуться. Прежде желания признаваться маме в своих переживаниях у нее не возникало.
Мама внимательно ее слушала и, когда Анна закончила, сказала:
— Моя хорошая, я так рада, что ты наконец решилась со мной об этом поговорить. Жаль только, что этого не случилось раньше.
Анна кивнула, сосредоточенная на готовке:
— Знаю. Я тоже.
— Как ты думаешь, что тебе помогло? Было что-то определенное?
Анна перестала помешивать, застигнутая осознанием того, что не была до конца честна с мамой. Она продолжала скрывать одну существенную часть общей картины — Броуди. Это он был катализатором всех этих перемен.
Впервые с начала их общения, ей пришла мысль о том, как, в сущности, странно — мягко говоря — вышло, что она не поделилась этим со своей мамой. Гоняя лопаткой курицу по сковородке, она пыталась собраться с мыслями. В какой-то момент история о звонке на номер Спенсера в новогоднюю ночь полилась сама собой. И вот уже мама слушала о крепком мужском плече, в которое ее дочь плачется добрые несколько месяцев.
— Думаю, все дело в этом, — подытожила Анна, — в возможности поговорить с кем-то, кто не только может посочувствовать, но и сам пережил то же самое.
Стоило ей это произнести, как она осознала, что до сих пор не была в курсе никаких подробностей об утрате Броуди, хоть и спрашивала его об этом не раз. Припомнив их беседы за последние пару месяцев, она обнаружила закономерность: всякий раз он уклонялся от ответа на вопросы личного характера, так ловко вновь сосредотачивая разговор на ней, что до сего дня она этого даже не замечала. В чем же дело? Нужно будет хорошенько его допросить при следующей беседе.
— Я рада, что ты нашла того, с кем смогла поговорить, — сказала мама. — Но разве это не то, чем занимаются группы психологической помощи?
Анна замотала головой:
— Это другое. Там было ощущение, что меня заставили: сидишь в этой грязной комнате, выкладываешь все незнакомым людям.
— А этот мужчина в телефоне. Ведь он тоже был незнакомцем?
— Да, был, — согласилась Анна, — поначалу…
— Тогда в чем же разница?
— Не знаю, как это объяснить, потому что я и сама еще не разобралась. Возможно, дело в том, что это был просто анонимный голос, безо всяких ожиданий и осуждения. Знаю лишь, что это помогло. Он помог.
Вот так, помешивая карри, Анна внезапно пришла к заключению:
— Мам, каждый, кто кого-нибудь потерял, должен иметь возможность вот так поговорить — без консультаций и терапий, хоть они и нужны. Поговорить с кем-то, кто понимает, потому что прошел через то же самое.
Лицо ее мамы просияло той же улыбкой, что и тогда, когда Анна приносила домой свои почти всегда блестящие школьные отметки.
— Ну что ж, кажется, это отличная идея!
Анна, чуть прищурившись, взглянула на маму:
— Какая еще идея?
— Создать площадку, на которой вдовы и вдовцы могли бы пообщаться друг с другом. Я уже годами твержу, что тебе нужен проект, что-то, что тебя увлечет.
Анна медленно кивнула. Ее мама и в самом деле говорила об этом. Месяцами, если не годами, — как и Габи. Но она не была готова к ним прислушаться. Проходила целая вечность, пока она соглашалась на предложения Габи об очередных вечерних курсах. А пока удавалось найти то, что ей и в самом деле понравится, уходило даже больше. Зато теперь полюбуйтесь: у нее за плечами девять месяцев сальсы, и каждую неделю она с нетерпением ждет следующего занятия. Может, стоило прислушаться и к предложению мамы?
— Даже не знаю, с чего начать, — призналась она.
— Я тоже. Допустим, на Броуди ты наткнулась случайно. А как это мог бы сделать кто-нибудь другой? Ты ведь не станешь брать телефонный справочник и звонить по первым попавшимся номерам — если телефонные справочники еще вообще существуют!
Мама улыбнулась, и Анна улыбнулась в ответ. Идея была восхитительная, но сейчас имелись и другие вопросы, на которые требовалось обратить внимание.
— Да, мам, но вообще-то я пытаюсь тебе сказать, что готова к некоторым переменам в своей жизни, — она глубоко вдохнула. — В частности, начать ходить на свидания…
— Оу! — эта новость явно застала маму врасплох. — О, Анна… думаю, это… Что ж, серьезный шаг, но это прекрасно!
— Должна признать, мне жутко страшно!
— Неудивительно! Но если ты считаешь, что готова… Ты говоришь про того Броуди?
Анна удивленно заморгала. Броуди?
— Э-э-э… нет. Он…
Ее определенно заняла эта мысль. Это очевидно было невозможно, ведь… ведь…
— Нет, речь не о Броуди, мам. Он просто друг, — но хоть ее губы и произносили слово «друг», она понимала, что оно уж слишком скудно и блекло описывало то, что Броуди теперь для нее значил. Она встряхнула головой, будучи не в состоянии обдумать это здесь и сейчас.
— Его зовут Джереми. Он с сальсы. Однажды он меня уже приглашал — несколько месяцев назад, наши занятия как раз только возобновились после летнего перерыва. Он по-прежнему один и, кажется, еще не потерял интерес. — Они немного поболтали с ним после занятия, и, хотя практики в подобного рода вещах у нее не было, она думала, что поняла все верно.
— Оу, тогда держи меня в курсе…
Анна почуяла какой-то резкий запах от сковороды. Она взглянула вниз и выругалась:
— Мне пора, мам! У меня тут подгорает ужин!
— Конечно, конечно! — отозвалась та. — Люблю тебя, дорогая! Иди и спасай свое аппетитное карри!
Наспех попрощавшись, Анна сосредоточилась на ужине. Неужели курица совсем сгорела? Она обследовала ломтики, повертев их лопаткой со всех сторон.
Ну, может, немного. Но не настолько, чтобы ей пришлось отказаться от блюда. Ну и что, что оно будет чуть румянее, чем обычно?
Она вылила на сковородку банку кокосового молока и принялась помешивать. Добавляя рис, она мысленно вернулась к разговору с мамой. Как было бы замечательно, если бы каждый мог найти своего «Броуди». Но как это сделать?
Анна перевела взгляд на свой телефон, так и стоявший на полке, и потянулась к нему, решив установить таймер, чтобы не спалить еще и рис, как вдруг замерла при виде рядов разноцветных иконок.
Приложение.
Она встряхнула головой, взяла телефон, запустила таймер, а затем поставила обратно на полку и, не отводя взгляд, стала наблюдать за цифрами, отсчитывающими время, когда ее ужин будет готов.
Такое вообще возможно? От одной только мысли в груди у нее поднималась волна возбуждения. Она понятия не имела, однако знала пару человек, к которым можно обратиться.
