Глава 21
Броуди сидел в кресле, глядя на пляшущее в камине пламя, и слушал голос Анны. Когда они только начинали общаться, звонки имели больше спорадический характер, но теперь, по истечении почти двух месяцев, последние две недели их разговоры стали чаще и регулярнее.
— Я попробовала заставить себя выйти из зоны комфорта, стать более общительной. Ну, как-то открыться миру, — делилась она. — Говорят, это должно мне помочь.
Было похоже, что они с Анной преследовали схожие цели. Броуди мгновенно вспомнил тот ужас, с которым мчался по автопарковке супермаркета в Тотнесе чуть раньше на этой неделе, и почувствовал, как его с ног до головы окатило жаром. Хотелось бы, чтобы ей повезло больше.
Этим вечером он вскрыл свой двадцатифунтовый бутылек рыбного соуса и сделал то дурацкое тайское карри. Пока Броуди готовил, блюдо источало изумительный аромат, но стоило ему сесть за стол перед тарелкой пышного жасминового риса с ароматным соусом и вооружиться вилкой, как стало понятно, что съесть это не получится. Полный провал. Вкус карри теперь будет вечно напоминать ему о его позоре.
Очередной пункт, который стоило вычеркнуть из списка того, что доставляло ему удовольствие. Очередная неприятность, которую стоило избегать. Его задело, что, пока мир Анны все расширялся, его мир продолжал сужаться, норовя и вовсе исчезнуть.
— И как вы себя чувствуете? — поинтересовался он, не сумев скрыть в голосе легкий цинизм, приправленный сарказмом.
— Ох! — вот и все, что смогла из себя выдавить Анна.
В трубке послышался неясный шорох, и он представил, как она сидит за кухонным столом и кладет голову на его гладкую поверхность, ощущая лбом приятную прохладу дерева.
— Хорошо, не правда ли?
Послышалось новое шевеление, и он понял, что она поменяла положение, чтобы было удобнее разговаривать.
— Все не так ужасно, — начала она. — Не совсем. Просто… — она запнулась, подбирая нужное слово, — по-другому. А когда по-другому, это трудно. Порой утомительно, порой даже чересчур. Понимаете, что я имею в виду?
К несчастью, он понимал это даже лучше нее.
— Да.
Он услышал улыбку облегчения в ее голосе.
— Знала, что вы поймете.
Ему нравился этот звук. Легкая перемена ее тона, когда у нее получалось выразить то, что хотелось; радость от того, что удалось открыться другому и при этом встретить принятие и понимание. И ему нравилось быть частью этого процесса, даже если от него требовалось всего лишь сидеть и слушать. Но в его сжимавшейся вселенной тот факт, что он мог сделать хоть что-то положительное, особенно для кого-то другого, был редким благословением.
— У моей подруги Габриелы новый парень, — продолжала она. — И сейчас она на той стадии, когда все, что он делает, прекрасно, когда каждая его мысль — это откровение мудрости масштабов Эйнштейна.
Броуди хрипло рассмеялся:
— Теперь я понимаю, что вы имеете в виду под словом «утомительно».
Анна рассмеялась в ответ, и он почувствовал, как остатки того нервного чувства, которое мучило его с тех пор, как он вспомнил случившееся в супермаркете, попросту растаяли.
— Но ведь так все и должно быть, верно? — добавила она. — Когда все только начинается? Это то, что тебе полагается испытывать. И мне стало бы грустно, если бы у Габи происходило как-то по-другому, но… Я покажусь вам ужасной подругой, если скажу это, но вы уже слышали и мои разглагольствования, и бред, и плач, поэтому ничего страшного, — она снова поменяла положение. — Отчасти проблема заключается в том, что они такие… такие…
— Мерзкие? — предложил Броуди.
Анна сдавленно захихикала.
— Нет, — опомнилась она, — я не должна смеяться. Я же говорила, что я ужасная подруга. Просто они такие влюбленные. И я за нее рада, правда, потому что она этого заслуживает, но…
— Это напоминает вам о том, что вы потеряли, — договорил за нее Броуди.
— Да, — прошелестела она.
С минуту они оба молчали, слушая тишину на противоположных концах провода.
— Я знаю, что есть люди, которые снова заводят семьи после смерти супруга, — снова заговорила она, — но, кажется, это не мой случай. Это так же логично, как дата, заученная на уроке истории, или закон гравитации, просто я никак не могу принять это здесь… — Броуди уловил слабый стук, будто ладонью или кулаком похлопали по одежде, — в своем сердце. Как вообще я могу снова стать прежней? Вы понимаете, о чем я говорю?
Броуди опустил взгляд на Льюиса, как обычно мирно дремавшего перед камином, еще чуть помедлил, сделав глоток виски.
— Я вас понимаю, — это все, что он мог сказать. Сейчас было неподходящее время для объяснений.
— А вы что скажете? Вы когда-нибудь женитесь?
Он потянулся к стоявшему рядом столику и взял с него стакан виски, почувствовав в руках его приятную тяжесть.
— Я так не думаю, — ответил он. В ту минуту уж точно. Найти нового спутника жизни не так-то просто, если при каждой попытке вступить в контакт с незнакомым человеком ваши колени превращаются в желе и вас тошнит.
— Вам одиноко? Мне — да… Хоть я и не могу представить в своей жизни кого-то еще, я понимаю, что мне не нравится, когда в ней вообще никого нет.
Броуди вздохнул. До звонков Анны он даже не задумывался, одиноко ему или нет, но теперь стало даже интересно.
Он подумал о том, как иногда вечерами входит в свой кабинет и смотрит на лежащий на столе телефон, как пусто делается внутри, когда он так и остается нетронутым и безмолвным, а он не может поделиться тем, что у него накопилось для нее за день.
Но, может, это неправильно. Ведь не должно быть так, что в мире есть всего один человек, с которым можно поговорить по душам, не так ли? Значило ли это, что он одинок?
— Наверно, да… Оказывается. Но я не думаю, что брак — это выход. Я и в первый-то раз не был идеальным мужем.
— Значит, ваш брак не был счастливым?
— Поначалу был, — отвечал он, — но потом… кое-что случилось… Случилась жизнь… а она иногда меняет вас как пару. И иногда после этого вы уже не подходите друг другу так, как прежде. Вы просто ничего не можете с этим поделать.
Анна тяжело вздохнула.
— Даже не знаю, проще это или труднее, — размышляла она, — потерять, когда все хорошо, или потерять, когда все рушится и у вас нет никаких шансов собрать все заново.
Потерять… Ему понравилось, что она выбрала эту формулировку, потому что это значило, что ему не придется врать насчет Катри.
— Я тоже не знаю, — ответил он, глядя в окно. Так далеко за городом уличных фонарей не ставили, свет во дворе тоже не был включен, темнота стояла кромешная. — Но прошлое — в прошлом. Думаю, все, что теперь можно сделать, это двигаться вперед и решать, что делать с остатком своей жизни.
— Все будто бы уверены, что пройдет достаточно времени, и мне вдруг станет легче, — пожаловалась она. — Будто у любви есть срок годности.
— Для некоторых это действительно так, — заметил он, мрачно глядя на пляшущие в камине языки пламени. — Может, вам просто очень повезло, — он сделал еще один глоток виски — достаточный, чтобы теперь почувствовать в горле его обжигающий эффект, — а может, если вы действительно хотите когда-нибудь завязать новые отношения, вам надо просто признать, что в вашем случае на это требуется немного больше времени. Вас никто не станет за это судить.
— Вот только иногда кажется совсем наоборот, — скорбно ответила она, — особенно, когда нет никаких… вариантов… на горизонте… Стоит ли мне за ними гнаться?..
— Вариантами? — отозвался он, его голос прозвучал низко и грубо.
— Мужчинами, — просто ответила она.
Пульс Броуди участился. На этот раз это было связано не с очередным приступом паники, а с мыслью об Анне. И этих ее вариантах.
— На прошлой неделе кое-кто пригласил меня пообедать, — сообщила она — так тихо, что он едва расслышал.
Броуди не шелохнулся, не издал ни звука. Он совершенно не знал, как на это реагировать.
— Я говорю, что хочу двигаться дальше, что хочу перестать чувствовать себя такой несчастной, но хочу ли я этого? На самом деле?
— Ответ знаете только вы, — сказал он, очерчивая кончиком пальца край стакана. Он прочитал столько книг о скорби, что уже стал настоящим экспертом по этой теме — по крайней мере, это он так считал. Когда дело доходило до практических действий, дела у него шли не так хорошо. Однако кое-что из того, что он знал, Анне вполне могло пригодиться.
— Нет ничего абсолютно черного или белого. Эмоции… жизнь… все многогранно. У скорби есть разные стадии, и у каждого свой путь. Нельзя никого судить за то, какую он избирает дорогу или насколько она далека.
— Наверно, — устало отозвалась Анна.
— И порой, даже когда мы на самом деле чего-то хотим, — добавил он, и в его голове снова возник образ светящегося выхода из супермаркета, — мы умудряемся сами ставить себе палки в колеса.
— Вы хотите сказать, что это и есть то, что я делаю? Ставлю себе палки в колеса?
— Я не знаю, — осторожно произнес он. — Наверное, окончательно станет ясно, только когда вы сходите на это свидание.
— Но я не иду на это свидание, — сообщила Анна в порыве нервного смеха, — я сказала нет.
Броуди почувствовал волну облегчения. Он перестал крутить стакан в руках и допил свой виски, напоминая себе, что никоим образом не имеет права даже мысленно посягать на Анну. Она была другом, просто голосом на том конце телефонной линии — не больше.
«Ты просто помогаешь ей обрести свое счастье», — успокаивающе заметил тонкий голосок у него в голове, и Броуди решил с ним согласиться. Он просто хотел защитить того, кто был ему дорог. Ни больше ни меньше. И Анна была ему дорога. А как иначе? На данный момент она была единственным человеком, с кем он поддерживал постоянное общение, если, конечно, не считать Моджи, которую он видел всего дважды за последние шесть месяцев.
— Кто он? Тот мужчина, который вас пригласил?
— А, просто парень с занятий по сальсе…
— Вы танцуете сальсу? — брови Броуди взлетели вверх. Он представлял, как Анна может сидеть, уютно свернувшись с книгой у окна, или долго гулять по парку, но уж точно не танцевать сальсу.
Анна мягко рассмеялась:
— Габи уговорила меня на это несколько месяцев назад. Она из числа тех, кто считает, что мне следует наполнить жизнь новыми впечатлениями. И на сальсе мы, кажется, застряли надолго. Хотя… должна признать, что большинство вечеров я бы скорее просидела у камина с какой-нибудь хорошей книгой.
Броуди расплылся в торжествующей улыбке.
— Почему вы ответили нет? — он решил не совать нос в чужие дела, но в этот раз просто не успел себя остановить, и вопрос вырвался сам.
Она вздохнула:
— Я не знаю, правда…
Броуди обнаружил, что это был не тот ответ, который он ожидал услышать. Хотелось бы, чтобы она сказала, что парень с сальсы был уродливым или невыносимо скучным или что у него ужасно пахнет изо рта.
— Джереми милый, — задумчиво продолжала она.
«Джереми? Черт возьми».
— Он душа компании, уверенный и веселый… и он отлично танцует.
«Какой же молодец этот чертов Джереми», — хотел сказать Броуди, но предпочел оставить рот плотно закрытым. Ведь, в конце концов, она ему отказала. Значит, все-таки в этом парне что-то не так.
— Но…
— Что «но»? — буднично спросил он.
— Он не Спенсер, — наконец устало, но непреклонно заключила она. — Просто он не Спенсер.
«И ты тоже, — напомнил Броуди самому себе. Не валяй дурака. Ты просто слишком истосковался по приятной беседе. Немудрено, что теперь ты увлекся. Обычная человеческая психология».
— Броуди?
Оторвав его от мыслей, она вернула его к реальности.
— Мм…
— Как думаете, может, нам как-нибудь пообщаться по «Фейстайму» или «Скайпу»? Мне бы очень хотелось вас увидеть.
Броуди сидел точно оглушенный. Он не ожидал, что она может об этом спросить, что, вероятно, было странно, учитывая, что теперь в этих способах общения не было ничего необычного.
— Э-э… У меня на телефоне нет этих приложений.
— Но вы можете их загрузить, ведь так? — на мгновение она умолкла. — Если захотите.
— Я не знаю, — отозвался он, отвечая сразу на обе реплики, пусть он и был единственный, кто это понимал, — мой телефон очень простенький. И здесь не очень хороший сигнал, — а теперь он еще и оправдывался. Почему?
— Ну ладно, — ответила Анна, — это была просто идея. Можем поговорить об этом как-нибудь в другой раз. В любом случае… мне пора. Уже почти час, а мне вставать в семь. До звонка, Броуди. Благодарю за этот разговор — как всегда.
— Доброй ночи, Анна. И, как всегда, не за что. Вам нет нужды меня благодарить. Мне нравится разговаривать с вами.
Он услышал, как она улыбнулась, ответив:
— Мне тоже нравится с вами разговаривать.
И она отключилась, оставляя после себя теплое чувство в его груди, но вместе с тем и озадаченность. Почему вдруг его первоначальная реакция на видеозвонок с Анной состояла в том, чтобы сопротивляться этой затее? Он встал, взял свой стакан и положил телефон на свое место на столе. Это вовсе не значило, что ему не хотелось увидеть ее лицо, это уж точно, так в чем же было дело?
Льюис, который еще несколько мгновений назад лежал с таким видом, что, проедь мимо него автопоезд, он бы и носом не повел, тут вдруг вскочил и устремил на Броуди внимательный и полный надежды взгляд.
— Вперед, юноша, — позвал Броуди по пути из кабинета, гася за собой свет, — последняя на сегодня пробежка по саду только для вас.
Ожидая у задней двери, Броуди разглядывал ночное небо. Их с Анной отношения начались исключительно с голоса, и это его вполне устраивало, так почему бы не продолжать в том же духе? Вдобавок это, вероятно, было бы разумно, учитывая правила, которые они установили: знать друг о друге лишь имя и приблизительное местоположение.
«Да, разумно, — согласился он сам с собой, когда Льюис рысцой вернулся на лужайку и пробежал мимо его ног обратно в теплый дом. — Очень разумно. И нисколько не трусливо».
* * *
Анна продолжала смотреть на потухший экран своего мобильного. Ее грела мысль, что когда-нибудь они с Броуди могли бы созвониться по видеосвязи. Ему всегда удавалось убедить ее взглянуть на мир с положительной стороны, было бы здорово увидеть — а не просто услышать — его улыбку.
Она вздохнула, заново проигрывая в голове их разговор, пока ныряла ногами в пристроившиеся напротив ее дивана тапочки.
Сама того не осознавая, она до сих пор испытывала вину за то, что отказала Джереми, но теперь, после разговора с Броуди, уже меньше сожалела о своем решении. Она не была эгоисткой и поступила правильно. И в пользу Джереми в том числе.
Анна зевнула и, прикрыв рот ладонью, крепко зажмурилась; после потянулась, чтобы снять напряжение с плеч и спины, и свернулась калачиком в углу своего большого мягкого дивана. Уже действительно поздно, и она в самом деле устала, но теперь, под впечатлением от собственной идеи, не была уверена, что хочет спать. Душа ее после разговоров с Броуди всегда обретала покой и равновесие, и вместе с тем ощущался мощный прилив сил.
Она снова взяла в руки телефон, чтобы проверить будильник на утро, и на глаза ей попалась иконка «Фейсбука». Последнее время она игнорировала социальные сети и все-таки время от времени заходила поставить маленькие синие метки «мне нравится» на постах знакомых, с которыми давно не общалась и еще дольше не виделась. Она открыла приложение и пролистала ленту новостей, притормаживая на фотографиях питомцев и язвительных карикатурах, но чуть ускоряясь на улыбающихся парочках и малышах.
Собственно, поэтому ей не хотелось наведываться туда чаще. Что бы она там разместила? Ну, красивый дом. Вот только где люди? Где все эти улыбки? После воскресного обеда можно было даже не мечтать, что Гейл станет позировать для совместного селфи.
Она уже собиралась пролистнуть фотографию какого-то младенца со сморщенным послеродовым личиком, тщательно укутанного в одеяло кремового цвета, как вдруг что-то заставило ее остановиться. Возможно, мелькнуло что-то знакомое в имени над постом, хотя она сознательно их не читала.
О боже мой! Не может быть… Она ткнула на фото, чтобы его увеличить.
Сомнений не было. Фотографию опубликовал Скотт Барри, и подпись под фотографией гласила: «Везем нашего паренька из роддома домой». Опубликовано в начале недели. Но это ведь на две недели раньше, чем планировали! Она только в прошлое воскресенье видела Скотта и Терезу на семейном обеде, и никаких признаков того, что на следующий день Тереза собиралась рожать, не было. Хотя надо признать, что Анна понятия не имела, что это могли быть за признаки.
Телефон выпал из рук на колени. Четыре дня назад? Почему ей никто не позвонил? Почему ей никто не сказал?
Она снова схватила телефон и вгляделась в фотографию ребенка.
Спенсер. Они назвали его Спенсер.
К горлу подступил ком, и она расплакалась большими, горькими и липкими слезами. Затем стерла их, отчаянно пытаясь рассмотреть фото, найти хоть какое-то сходство, но это личико ребенка было таким свежим, таким новым — в нем едва ли был намек на собственную идентичность, не говоря уже о сходстве с кем-то другим.
И что ей теперь было делать? Ничего удивительного, что в безумной спешке схваток, родов и бессонных ночей у Скотта с Терезой просто никак не дойдут руки, чтобы кого-то оповестить. Или руки не доходят оповестить именно ее.
Еще несколько секунд она сидела, одолеваемая неприятным ощущением от возникшего подозрения — слегка тянуло внизу живота, но потом сама себе скомандовала перестать глупить. У них было много дел и мало времени на сон. Они наверняка думали, что уже всё ей рассказали.
Но в таком случае у них логично мог возникнуть вопрос, почему она их еще не поздравила. Анна сдвинула брови. Она не знала, как поступить. Обычный комментарий под постом, намекающий на их промах, прозвучал бы как укор, но и молчать не хотелось. Это тоже было бы грубо. Они могут подумать, что ей стало завидно.
Ох… видимо, поэтому ей ничего и не рассказали.
Скотту и Терезе порой бывало неловко за некоторые слова и действия, подчеркивавшие, что у них по-прежнему есть то, что она потеряла, но ей и в голову не приходило, что они могут не сказать ей о рождении ребенка, особенно учитывая данное ему имя. Хорошо бы, они не стали думать, что она завидует, хотя так оно и было — совсем немножко.
Она закрыла глаза и прижала телефон к груди. Не немножко, Анна. Хватит себя обманывать. Ей так хотелось иметь то, что было у них, что порой она испытывала настоящую физическую боль. Но ведь это не означало, что нельзя порадоваться с ними их счастью.
Смахнув еще одну заблудившуюся слезинку, она активировала телефон. Нет, оставлять комментарий под постом в «Фейсбуке» — это слишком обыденно, слишком безразлично. Звонить посреди ночи — тоже идея так себе. Лучше написать сообщение. Лишь бы они ее правильно поняли.
Она быстро набрала текст, в котором поздравляла свою невестку с рождением прекрасного сыночка, добавив, что была бы счастлива зайти и познакомиться с ним в следующие выходные. Если, конечно, они настроены принимать гостей.
