Анна поморщилась, стуча в дверь дома Гейл и Ричарда. Со встречи на пляже Камбер-Сэндс прошел почти месяц, а на семейный ланч Барри две недели назад она не пришла из-за самой настоящей мигрени — даже не пришлось выдумывать. В тот день она не стала звонить Гейл. Гейл ей тоже не позвонила. Для справки: они в принципе никогда не проводили много времени за телефонными разговорами, так что в этом не было ничего необычного.

Открыла свекровь. Она по привычке встретила Анну пахнущим лавандой поцелуем в щеку, но воспоминания о хмуром ветреном дне на пляже тут же встали между ними стеной, стоило Гейл проводить ее внутрь. Анна поспешила присоединиться к Скотту и Терезе, которые накрывали стол в гостиной. Скотт выдвинул для жены стул, одними бровями предлагая на него присесть.

Тереза закатила глаза.

— Я не собиралась садиться, — ответила она на его немой вопрос, — я в порядке.

Скотт насупился, поэтому Терезе пришлось подойти и поблагодарить его ласковым поцелуем в щеку. Он потянулся к ее выдававшемуся животу и заботливо его погладил, заслужив сияющую улыбку жены.

Трогательно было наблюдать, как беременность пробуждала в Скотте защитника, но Анна поскорее отвернулась и занялась столовыми приборами, доставшимися Гейл по наследству от бабушки. Значит, вот как Спенсер мог бы вести себя с ней, с их ребенком? Как бы ей хотелось иметь возможность в этом убедиться. Но, не желая омрачать другим этот вечер, она глубоко вздохнула и поспешно утерла глаза.

Этот обед ничем не отличался от множества предыдущих: с вежливыми «передай, пожалуйста» и проплывавшими в ответ через стол блюдами овощей, обязательными комплиментами повару и восклицаниями, каким же хрустящим получился жареный картофель. Ричард, как обычно, заполнял паузы в разговоре своим «Ну что тут еще скажешь!» и широко улыбался, обводя взглядом стол. Каждый отлично знал свою роль, отведенную ему реплику. В каком-то смысле так было даже проще. Анна обнаружила, что вполне способна, точно скейтер, перемахнуть через все то раздражение, что одолевало ее по дороге, просто оставив его на парковке.

Тереза как раз передавала ей вазочку с заварным кремом, поданным на десерт, когда Гейл тихонько кашлянула:

— Ну а ты, Анна, как, согласна?

Анна подняла глаза на Гейл, вазочка мгновенно согрелась у нее в ладонях. Она, должно быть, задумалась и что-то пропустила. О да, она явно ослышалась. На долю секунды ей вдруг показалось, что ее свекровь в самом деле поинтересовалась ее мнением.

— Э-э… а вы не могли бы повторить? — судя по лицу Гейл, эту просьбу она не оценила. — Прошу прощения… засмотрелась на ваш чудный яблочный пирог.

Гейл коротко кивнула в ответ и, смягчившись, пояснила:

— Уже прошло три года, — объявила она, глядя Анне прямо в глаза, чтобы та ненароком не отвлеклась. — Эти наши регулярные семейные ланчи, конечно, замечательные, но, мне кажется, стоит договориться проводить их раз в месяц, а не каждые две недели.

Остальные также обернулись к Анне в ожидании ее ответа. Может, это был вопрос с подвохом? Может, в него закралась какая-нибудь коварная уловка, которую она упустила? Идея замены воскресных ланчей на встречи всего раз в месяц звучала как решение об условно досрочном. И тому могла быть только одна причина.

— Я не против.

— Сегодня третье воскресенье месяца, — рассуждала Гейл. — Предлагаю на этом дне и остановиться.

Скотт вытащил свой телефон и открыл календарь:

— Значит, следующий раз будет в мае…

— Шестнадцатого мая, — уточнила за него Гейл. — А в июне это должно быть двадцатое число, но мы с Ричардом хотели с вами переговорить на этот счет.

Наступила торжественная пауза. Анна капнула на свой кусок пирога капельку крема и поставила вазочку обратно на стол. Остальные не шелохнулись, не смея даже притронуться к приборам. Она последовала их примеру, про себя надеясь, что пирог еще не успеет остыть, когда Гейл закончит.

— Двадцать восьмого числа Спенсеру могло бы исполниться тридцать пять, поэтому я предлагаю перенести июньскую встречу на воскресенье неделей раньше и собраться не здесь, а сходить куда-нибудь, где Спенсер любил поесть.

— Как назывался тот ресторан рядом с вами, Анна? — спросил Ричард. — Очень приятное место в индийском духе, где мы отмечали его тридцатилетие.

— Это «Синнамон-кафе», — ответила Анна, — но цены там на уровне престижных гастропабов, это куда выше, чем в бюджетном и веселом местном ресторанчике с едой навынос.

Ричард коснулся ее руки, спеша развеять все сомнения.

— Об этом не беспокойся, — улыбнулся он, — мы с Гейл с радостью вас всех угостим.

Среди сидящих за столом пробежал смущенный шелест благодарностей, и у Анны вырвался вздох облегчения. В прошлом году Гейл настояла на «правильном» жарком, включив в него все любимые ингредиенты Спенсера, венцом же застолья был любимый чизкейк Спенсера — с черной вишней. Гадость. Он всегда просил его приготовить, когда они приезжали к его родителям, потому что Анна отказывалась подавать его за своим столом. Ее воротило от одного только запаха этого вишневого ароматизатора. Сидеть и подавлять в себе рвотные позывы — определенно не так она себе представляла поминки мужа.

А раз провести встречу предлагалось за день до его дня рождения, это означало, что в саму дату она сможет побыть наедине с собой. Настроение поползло вверх. Не съездить ли снова на пляж Камбер-Сэндс? Можно будет прогуляться так, как хотелось бы ей. Или даже остаться на пару ночей в местном хостеле.

Удача не оставляла ее и после обеда. Когда рука Гейл уже потянулась к хорошо знакомому Анне бледно-синему фотоальбому с детскими фотографиями Спенсера, Ричард выглянул из-за своей воскресной газеты и произнес:

— А разве это не его мы смотрели в прошлый раз?

Пальцы Гейл, уже коснувшись корешка альбома, замерли в нерешительности, а тем временем рядом вырос Ричард и выбрал альбом на другом конце полки. Свадебный альбом. Сердце Анны легонько подпрыгнуло в груди.

— Может, этот? — предложил он, протягивая его Гейл, а затем снова вернулся к своей газете, успев по пути заговорщически подмигнуть Анне. Она готова была его расцеловать.

Первые несколько мгновений Гейл не шевелилась, но наконец обернулась и проследовала к дивану, где, присев рядом с Анной, как обычно водрузила альбом на кофейный столик — эту композицию из стекла и дерева — и открыла обложку.

Сначала шли карточки, где Анна была либо одна, либо со своими подружками невесты, но Гейл быстро их пролистала, пока не дошла до фотографий Спенсера с его шафером. Она долго рассматривала каждый снимок, жадно вглядываясь в детали, после чего перешла к кадрам, сделанным после церемонии. Она задержалась на одном из самых любимых снимков Анны: они вдвоем крупным планом. Фотография почти не отличалась от множества других похожих, что были сделаны в тот день, разве что на этой у Спенсера в глазах светился как-то особый огонек и уголок рта был слегка приподнят в озорной усмешке. Гейл тихо вздохнула.

— Он здесь такой красивый, не правда ли? — почти с благоговением произнесла она.

— Да, — согласилась Анна.

Это правда. На глаза хотели было навернуться слезы, и она поскорее заморгала, чтобы этого не допустить.

Она перевела взгляд на Гейл и, заметив в ее глазах такой же характерный блеск, задумалась, стоит ли взять ее за руку, но, должно быть, решалась она слишком долго, потому что в следующий миг Гейл словно внутренне встряхнулась, восстанавливая самообладание. Она перевернула страницу — момент ушел.

— Думаю, пора выпить чаю, — предложила Гейл, когда с фотографиями было покончено. Она поднялась, чтобы поставить альбом на полку. — Кто-нибудь еще хочет?

Как только Гейл вышла из комнаты, Анна откинулась на диван и с шумом выдохнула. Ричард зашуршал газетой, чуть опустив верхний край, чтобы видеть Анну.

— Не обращай на нее внимания, — негромко проговорил он, — она ведь не нарочно так… ну ты понимаешь.

Анна кивнула. Вложив в это почти столько же красноречия, сколько и Ричард.

— Эта годовщина далась ей с большим трудом, — добавил он. — Внешне по ней этого не видно, да и спроси ее — она бы все отрицала, но она борется.

Анна встала и, подойдя к Ричарду, обняла его. Несколько секунд они так и стояли: он, протянув руки к ней и оставив газету на коленях, и она, склонившись к нему. Затем он похлопал ее по спине, и она быстро чмокнула его в щеку.

Она выпрямилась и снова выдохнула. Ну же, Анна! Не будь такой мелочной. Да, она далеко не подарок, но она тебя не ненавидит. Она страдает. Как и ты.

Анна была почти уверена, что никогда в жизни не дождется от Гейл извинений за пепел, но, быть может, ей удастся заключить перемирие, подтопив лед сохранявшейся холодной неловкости. И вместо того чтобы снова усесться на диван, она пошла в кухню узнать, может ли она чем-то помочь.

Когда она вошла, Гейл стояла, уперев руки в столешницу, и смотрела в окно. Нигде не было видно ни чашек, ни блюдец, а чайник молчал, и, судя по отсутствию струившегося из носика пара, кипятиться его не ставили. Гейл обернулась, на лице отразилось легкое удивление. При взгляде на нее Анна мысленно изумилась, как свекровь постарела лет на десять за эти несколько шагов по коридору до кухни.

— На меня чай можно не готовить, — заговорила Анна, посчитав, что сейчас не время заводить серьезные беседы, — я, наверно, скоро пойду.

Гейл только кивнула, затем подошла к холодильнику, откуда достала пластиковый контейнер и протянула его Анне.

— Тогда возьми их, — предложила она, — они лежат с прошлой недели. У нас что-то много осталось.

Анна опустила взгляд. Внутри запотевшего контейнера лежали двенадцать волованов. Что-то кольнуло в груди — как если бы Гейл ткнула в Анну одним из своих наманикюренных пальчиков.

Гейл отвернулась и принялась убирать посуду в посудомоечную машину.

— С твоей стороны было довольно грубо, — заговорила Гейл, когда разогнулась, — уехать, не поужинав с нами. В тот день нам всем было нелегко, не только тебе. Так быстро уехать, толком не попрощавшись, — это, пожалуй, последнее, что ты могла бы сделать.

Анна не знала, что сказать.

Гейл поставила в шкаф кружку, освободив руки, и повернулась к Анне:

— В трудные времена семье стоит держаться вместе.

Ах, значит, теперь Анна стала семьей? Только вот на пляже Камбер-Сэндс ей что-то так не показалось. Ни капельки.

— Думаю, тебе стоит передо мной извиниться, — заключила Гейл.

Анну словно огрели по голове. Гейл требовала от нее извинений. От нее? Эта женщина, что, жила в какой-то параллельной вселенной? Анна уже открыла было рот, собираясь во всех подробностях расписать ей, что она может сделать со своими гребаными извинениями, как вдруг в ушах у нее снова прозвучали слова Ричарда:

«Она борется…»

Она снова взглянула на Гейл. Эта напряженная челюсть, эта решительность во взгляде — совсем как у Спенсера. Мать и сын всегда были очень похожи, но до этого момента Анна ни разу этого не замечала с такой ясностью. Ее гнев рассыпался, словно сухое тесто в контейнере, что она держала в руках.

— Мне жаль, что тот день так плохо закончился, — проронила она, и это вполне можно было засчитать в качестве извинений, которых ждала Гейл, учитывая искренность этих слов. — Мне тоже было трудно… — прибавила она, но тут же умолкла, заметив стальной взгляд свекрови. Продолжать не было смысла. Не сегодня. Нервы Гейл были натянуты до предела.

Она прижала к себе холодную пластиковую коробочку.

— Спасибо за волованы, — поблагодарила она и, быстро чмокнув Гейл в щеку, удалилась.