14. Торговая и валютная спекуляция в СССР

В советский период частные предприниматели не вписались в целевую картину социалистического быта. Короткий период нэпа стал необходимой уступкой, чтобы дать стране встать на ноги после изнурительного периода войны и разрухи. Независимость предпринимателей хотя бы в принятии ими хозяйственных решений представляла угрозу властям и создавала серьезные препятствия в реализации грандиозной программы модернизации страны. Избранный властями способ проведения реформ основывался на властном планировании и не учитывал инициативу снизу. Предприниматели стали лишним классом, а частное производство и торговля перешли в разряд преследуемых законом. Их называли мешочниками, перекупщиками, торгашами, спекулянтами и всеми средствами искореняли. В течение нескольких поколений спекулянт рассматривался как гнусный, подлый и бессовестный преступник.

К концу 1920-х гг. экономическая вспышка в период нэпа начала затухать, главным образом в результате смены внутренней политики государства. Перед страной стояла задача в сжатые сроки увеличить промышленный потенциал за счет создания новых отраслей экономики и модернизации существующих. Руководство советского государства взяло курс на индустриализацию, и уже в 1928 году стартовал первый пятилетний план развития народного хозяйства (т. н. пятилетка). В ходе коренной перестройки промышленности страна получила новые производства и предприятия, урбанизированные города, но окончательно потеряла частный сектор экономики.

Развитие промышленности и закономерный рост городов требовали бесперебойного снабжения рабочих сельскохозяйственной продукцией. Мелкие крестьянские хозяйства не могли в нужные сроки и в должном количестве и ассортименте это обеспечить. Поэтому вместо множества крестьянских хозяйств планировалось создать крупные сельскохозяйственные предприятия — колхозы. К тому же цепочка движения товаров от производителя до конечного потребителя должна была стать прямой и короткой, исключая перекупщиков и других посредников. В 1927 году XV съезд ВКП(б) принял решение о начале коллективизации, и со следующего года стартовал болезненный процесс перестройки села под новую модель хозяйствования.

Социализм строился на основе широкого государственного участия и тотального контроля. Частное же предпринимательство оказалось не у дел и мешало проводить централизованную политику в ключевых отраслях народного хозяйства. Плановая система управления экономикой все увереннее замещала частную. Механизмы нэпа вытеснялись директивами наркоматов, пятилетними планами и жестким надзором за их выполнением. Формально частная торговля была полностью запрещена в октябре 1931 года, хотя индивидуальная торговля активно сокращалась задолго до этого. Кардинальная смена государственных приоритетов неминуемо сказалась на характере советской преступности.

Организованная преступность с начала 1930-х гг. развивалась по нескольким направлениям. Во-первых, после сворачивания нэпа частная торговля велась уже нелегально, процветал черный рынок, товары продавались из-под полы по спекулятивной цене. Во-вторых, организованная преступность проникла в разрешенную сферу экономической жизни — государственную и кооперативную торговлю, где выросло число хищений и растрат. В-третьих, реформы в промышленности и сельском хозяйстве встретили противодействие населения. Кражи, присвоение имущества, саботажи стали частой формой неповиновения властям и их политике. Посмотрим на все эти направления более пристально.

Историческим предшественником советских спекулянтов были так называемые мешочники. Они появились во время Гражданской войны и в первые послевоенные годы в наиболее пострадавших районах европейской части страны, которые сильно нуждались в продовольствии. В такие районы с ручными поклажами (мешками, сумками и т. п.) потянулись жители сельской местности и советских окраин. Они везли в Москву и другие крупные города хлеб, рыбу, масло, овощи и фрукты, продавали продукцию на городских рынках или меняли ее на промышленные товары. Цены на продукты в разных регионах отличались в несколько раз, поэтому мешочничество было чрезвычайно выгодным занятием. В городах мешочники покупали или выменивали мануфактуру, галантерею и другие промышленные товары, которые пользовались высоким спросом у них в родных краях. Челночное предпринимательство захватило города, мешочники стали главными поставщиками продуктов на столы горожан.

Масштаб челночной торговли отмечали высокие руководители советской России. В 1920 году В. И. Ленин сравнивал размах мешочничества с усилиями профильных наркоматов. Сравнение оказалось не в пользу последних: «В 26 губерниях Советской России в 1919 г. мешочники наполовину обеспечивали потребление городов в хлебе: они доставили в города 40,6 млн пуд. хлеба (Наркомпрод — 40,9 млн пуд.). В села потребляющих губерний мешочники доставили хлеба в два с лишним раза больше, чем Наркомпром (соответственно 27,8 млн и 12,1 млн пуд.)». В газетах время от времени появлялись заметки об объемах челночной торговли и числе вовлеченных в нее лиц. В начале 1918 года газета «Беднота» сообщала, что на одном из вокзалов Москвы была задержана тысяча мешочников, причем только 130 из них везли товар (главным образом муку) для своих нужд, остальные задержанные намеревались продать товар по выгодной цене.

Советское правительство негативно относилось к практике мешочничества как к создающей угрозу монополии власти на распределение товаров и регулирование цен. Власти вводили нормы провоза ручной клади на транспорте. Против мешочников действовали подвижные отряды, которые ловили их на железной дороге, вокзалах, рынках и конфисковывали продукцию, превышавшую установленные нормы. 15 апреля 1921 года Совет труда и обороны принял постановление, в котором подчеркнул крайне тяжелое положение советского транспорта и возросший провоз незаконного количества клади не только в вагонах, но и на тормозных площадках и даже паровозах. Бывали случаи, когда мешочников набивалось в вагонный состав столько, что не попавшие внутрь торговцы забирались на крышу вагонов и этим препятствовали отправлению поезда. Совет призывал применять суровые репрессии в отношении тех граждан, которые нарушали железнодорожные правила, вплоть до передачи в местные чрезвычайные комиссии (ЧК) и направления в концентрационный лагерь сроком до 5 лет.

Мешочничество стало угасать не столько из-за жестких правительственных мер, сколько под влиянием новой экономической политики (нэп). С 1921 года государство позволило свободно торговать сельскохозяйственной продукцией, открывать торговые заведения, создавать мелкие промышленные предприятия. Необходимость в толпах курсирующих мешочников отпала сама собой. Теперь первые законные советские предприниматели, нэпманы, поставляли продовольствие на городские рынки. Они заполнили прилавки магазинов не только товарами первой необходимости, в продаже также можно было увидеть и приобрести редкие товары и предметы роскоши. Практика частной торговли на период нэпа вышла из подполья, пока вскоре снова не вернулась в границы черного рынка уже в виде спекулянтов и растратчиков.

С начала 1930-х гг. после сворачивания нэпа и запрета частной торговли в стране появился дефицит отдельных категорий товаров. Советская экономика не могла за короткое время обеспечить население востребованной продукцией. Повышенный спрос породил теневую экономику, в которой подпольные торговцы могли достать нужный товар. По свидетельствам очевидцев, в городах ощущалась нехватка даже обыкновенных продуктов питания. В конце 1932 года участники московского съезда инженеров направили на имя председателя СНК СССР В. М. Молотова письмо, в котором сетовали на нужду и неустроенность: «У нас “благополучие”: картошка, капуста, огурцы стали роскошью… Москва — столица “Социализма” — наводнена нищими. На железных дорогах, на каждой самой маленькой станции: толпы в лаптях, в рваных армяках, женщины, дети, семьи — едут — куда? Мечутся, бегут от социализма десятки миллионов здоровых и трудоспособных людей».

На черном рынке продавались товары повседневного спроса и различная сельскохозяйственная продукция. Спекулянты приобретали востребованные промышленные товары за взятки из государственных и кооперативных магазинов, фабрик, предприятий, складов. Потом эти товары перепродавали по более высокой цене на рынках, улицах, площадях и вокзалах. В сельской местности скупщики выкупали зерно, овощи и фрукты и реализовывали из-под полы в городах. При этом сырье могло проходить обработку и поступать в продажу в виде готового продукта. Например, домашний скот забивали на мясо и реализовывали его на рынках по сходной цене. В сельской местности предметом спекуляций выступала различная присущая этим районам продукция: лошади, мясо, яблоки, лес и т. п. В городах в основном спекулировали фабричными товарами: тканями, одеждой, табаком и т. п.

Наиболее востребованным товаром на черном рынке был хлеб. Ситуацию усугублял голод, случившийся в 1932–1933 гг. на обширных степных землях Советского Союза. Тогда голод разразился на фоне масштабной коллективизации, неурожая и принудительного изъятия хлеба у жителей села. В то время спекулянты выкупали зерно, делали из него муку, выпекали хлебную продукцию и продавали ее по высокой цене населению. Особое значение этого продукта определило повышенное внимание властей к хлебной спекуляции. На разных территориях вводились запреты на торговлю хлебом, устанавливались нормы его перевозки в расчете на одного человека, запрещался вывоз хлеба за пределы региона. Власти пытались поставить под полный контроль производство и распределение этого ценного продукта.

Неожиданной проблемой в 1930-х гг. стала вовлеченность в спекуляцию детей и подростков. Ситуация выглядела еще более странно, так как молодые люди родились в преддверии или уже после революции 1917 года и совершенно не были знакомы с капиталистической жизнью. Но их открытость и интерес ко всему новому создавали почву для коммерческой инициативы. В мае 1933 года на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) рассматривалась справка о положении дел с детской спекуляцией. Составители справки пытались найти причины этого явления: «Подавляющее большинство ребят, торгующих на улицах папиросами, занимающихся чисткой сапог и т. д. — школьники. Некоторые из них — пионеры. Все они дети работающих родителей. Собранные материалы свидетельствуют о том, что, как правило, дети идут спекулировать на улицу не вследствие нужды и бедственного материального положения, а вследствие крайне слабой работы школы и пионерской организации в области удовлетворения запросов детей».

Для перепродажи промышленных товаров серые торговцы часто выбирали комиссионные магазины. Перекупщики, зачастую под вымышленными именами, сдавали в комиссионки товары по стоимости, порою в несколько раз превышавшей цены в государственных и кооперативных магазинах. В условиях дефицита комиссионные товары продолжали пользоваться спросом у населения. В 1935 году Комиссия партийного контроля подготовила для В. М. Молотова докладную записку о работе комиссионных магазинов. В записке делался неутешительный вывод об использовании комиссионок в качестве легального прикрытия спекулятивной деятельности перекупщиков. Объемы комиссионной торговли ряда частников могли вполне сравниться с деятельностью торговых предприятий. Так, в Москве спекулянт Краснов реализовал через комиссионный магазин Гормосторга обуви на 100 тысяч рублей, а перекупщики Сахаров, Волков и Смирнов — на 400 тысяч рублей. А если принять во внимание, что в 1934 году в Москве и Ленинграде работало 98 комиссионных пунктов с годовым оборотом 150 млн рублей, масштаб спекуляций поражает воображение.

В условиях черного рынка и торговой активности населения власти предпринимали жесткие меры для борьбы со спекуляцией. 22 августа 1932 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О борьбе со спекуляцией», которым предписали отправлять спекулянтов и перекупщиков в концентрационный лагерь на срок от 5 до 10 лет без права применения амнистии. Решение этой задачи возлагалось на органы государственной безопасности (ОГПУ), прокуратуру и местные власти. Во исполнение этого требования в УК РСФСР появилась статья 107, в которой запрещалась «скупка и перепродажа частными лицами в целях наживы (спекуляция) продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления». Запрет поддерживался суровым наказанием: «лишение свободы на срок не ниже пяти лет с полной или частичной конфискацией имущества».

Статистика спекулятивной преступности показала резкий всплеск в 1932 году и такое же падение в следующем году. По данным, собранным доктором исторических наук О. Б. Мозохиным, в 1932 году органами государственной безопасности (ОГПУ) были привлечены к ответственности за спекуляцию 26 975 человек. Но уже на следующий год число осужденных снизилось вновь до уровня порядка 2 тысяч человек. Такой резкий скачок и последующий спад объясняются масштабами спекуляции в первые годы после ликвидации нэпа и высокой активностью властей по искоренению незаконной торговли в стране. Хотя властям и удалось сбить пиковое значение спекулятивной преступности, в криминальных сводках она осталась надолго.

Монополия и контроль государства над валютными операциями породили черный рынок обмена иностранной валюты. Истоки валютных махинаций следует искать в 1920-х гг. После Октябрьской революции власти установили государственную монополию на валютные операции и внешнюю торговлю. Вся валютная выручка от торговли с иностранцами служила серьезной подпиткой ликвидности молодой и нестабильной советской экономики. Для этих же целей в начале 1920-х гг. Наркомат финансов, а затем Госбанк получили монопольное право на покупку золотой и серебряной монеты. В 1922 году в стране была разрешена биржевая торговля иностранной валютой, и теперь любой кризис советского червонца связывали с деятельностью валютных спекулянтов. Осенью 1923 года рост цен привел к высылке из Москвы злостных валютчиков, в Петрограде последовали аресты биржевых маклеров, была закрыта биржа в Ростове-на-Дону. В 1926 году очередной всплеск цен и дефицит товаров вызвал новую зачистку рядов биржевых торговцев. К концу 1920-х гг. в стране запретили операции по продаже золота и иностранной валюты частными лицами, что автоматически делало их незаконными.

После того, как легальных способов покупки валюты и драгоценных металлов не осталось, внимание валютчиков привлекла деятельность Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами — Торгсина. С 1930 года в магазинах Торгсина частные лица, в том числе иностранные гости, могли обменять золото, серебро, драгоценные камни, предметы старины и иностранную валюту на продукты питания и другие потребительские товары. Валютчики разработали преступную схему по отмыванию драгоценностей и валюты через систему торговли с иностранцами. Как правило, они дежурили у скупок Торгсина и предлагали желающим сдать им золото или иностранную валюту по более выгодной цене. Купленные ценности валютчики сдавали в Торгсин и на полученные товарные ордера покупали редкие дефицитные товары, которые сбывались на черном рынке за баснословные суммы. С закрытием системы Торгсин в 1936 году такой тип валютчиков исчез из советской преступной среды.

В годы Великой Отечественной войны наблюдался внезапный взрыв валютных спекуляций. Резкое обесценивание рубля испугало население, которое обратилось к скупке традиционных ценностей: драгоценных металлов и иностранной валюты. В 1944 году Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС) констатировал всплеск валютной преступности в первые годы войны: «С началом войны деятельность валютчиков значительно активизировалась и приняла широкие размеры. Спрос на валюту, золотые изделия, драгоценности и иностранную валюту резко возрос и, главным образом, за счет хищническо-спекулятивных элементов, а также др. элементов, стремившихся превратить наличные деньги в золото и др. ценности. Достаточно сказать, что стоимость десятирублевой монеты царской чеканки на «черной бирже» с 300–500 рублей довоенного времени возросла в 1943 году до 2500–3000 рублей и выше. Таким образом, в обстановке военного времени значительно расширился круг валютодержателей и в связи с этим круг валютчиков, занимавшихся скупкой и перепродажей золота, золотых изделий, драгоценностей и иностранной валюты (преимущественно американской и английской)».

Основными центрами незаконного валютного оборота стали крупные города — Москва и Ленинград, а также населенные пункты Средней Азии, куда эвакуировали массы населения с европейской части страны. Переселенцы забирали с собой припрятанные на черный день украшения и на новом месте продавали их для того, чтобы прокормить себя и свою семью. В Закавказье валютный оборот активизировался за счет возросшего потока грузов из Ирана и контрабанды золота, драгоценностей и иностранной валюты. На севере страны валютной контрабандой занимались иностранные моряки, прибывавшие в порты Архангельска, Мурманска и Молотовска с морскими караванами союзнической помощи. В результате оперативных мероприятий за 1942, 1943 и первый квартал 1944 гг. было изъято более 34 млн рублей, 32 тыс. долларов США, 84,5 кг золота и 284,5 кг серебра, а также большое количество золотых изделий и бриллиантов. Правоохранители признали, что это составило лишь незначительную часть фактического оборота валютных ценностей.

К концу войны и в первые годы после ее окончания ситуация существенным образом не улучшилась. По рукам ходили драгоценности, привезенные в качестве военных трофеев из побежденных стран. В городах действовали банды валютчиков, которые организовали скупку валютных ценностей у населения и их дальнейшую перепродажу. В 1945 году в результате расследования дела с условным названием «Бриллиант» милиция раскрыла крупную банду из 20 участников, организовавшую в Москве, Киеве, Львове и других городах скупку драгоценностей и иностранной валюты и их контрабанду на территорию Польши. Среди изъятых ценностей значились более 2 млн рублей, 2,6 кг золота в слитках, монеты, бриллианты и изделия из драгоценных металлов. Еще одна валютная банда была обнаружена в Москве и Ташкенте. Валютчики переправляли собранные ценности из Средней Азии в Москву багажом в упакованных чемоданах. Следственная проверка выявила участие 32 преступников, а также огромное количество наличных средств, золотых монет, изделий из драгоценных металлов и камней.

По данным милиции, основными участниками незаконных валютных операций выступали бывшие биржевые маклеры, ювелиры, граверы, часовщики, зубные врачи и техники — то есть те лица, которые имели непосредственный доступ к драгоценностям. Из числа иностранных валют наибольшим спросом у валютчиков пользовались американские доллары и английские фунты стерлингов. Хотя среди последних могли попадаться фальшивки, выпущенные в оборот в большом количестве немцами во время войны. Преступники вспомнили методы работы времен Торгсина — они поджидали потенциальных клиентов у государственных ювелирных магазинов и пунктов по скупке золота у населения и предлагали продать драгоценности и валюту по более привлекательной цене. В целях борьбы с валютными махинациями милиция расширяла агентурную сеть. Агенты вербовались из состава участников валютных банд, контрабандистов, работников ювелирных магазинов и золотоскупочных пунктов. Несмотря на предпринимаемые усилия, валютные спекуляции не были искоренены и привлекали все новых последователей.

С середины 1950-х гг. во времена хрущевской «оттепели» советские люди почувствовали дыхание свободы в общественной и политической жизни: страна приоткрыла дверь для зарубежного мира. СССР начали чаще посещать иностранцы в туристических, деловых или культурных целях. Взаимный интерес зарубежных гостей и советских граждан был огромен. Первых интриговал советский образ жизни, вторых — великое разнообразие остального мира. Интерес выражался даже в бытовых мелочах. Иностранцы закупались социалистической символикой (значками, медалями, флажками и т. п.), сувенирной продукцией (матрешками), винно-водочными изделиями. Советских граждан интересовали дефицитные товары иностранного производства: джинсы, другая одежда и аксессуары, косметика, сигареты, предметы быта, пластинки зарубежных исполнителей и т. п.

Очевидно, что при таком спросе появились посредники, готовые за вознаграждение достать желаемую вещь. Таких спекулянтов называли фарцовщиками . Мощный импульс в развитии фарцовки дал Всемирный фестиваль молодежи и студентов в 1957 году. В это время в страну стали приезжать группы иностранных туристов, студентов, командировочных. Рядом с гостиницами, на ходовых туристических местах заграничных гостей поджидали перекупщики, стремившиеся выкупить иностранную валюту и зарубежные товары. Фарцовщики предлагали приезжим гостям советские рубли в обмен на иностранную валюту по очень выгодному курсу, в несколько раз превышавшему официальный. На вырученную валюту они выкупали у иностранцев дефицитные товары, которые реализовывались на внутреннем рынке по многократно завышенным ценам.

Среди клиентов фарцовщиков выделялась группа молодежи, называемая стилягами. Это слово придумал московский сатирик Д. Г. Беляев. В одноименном фельетоне на страницах журнала «Крокодил» за 1949 год он оставил яркое описание представителя этой молодежной субкультуры: «В дверях зала показался юноша. Он имел изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зеленые; таких широченных штанов канареечно-горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клеша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из черного лака и красной замши. Юноша оперся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую. Обнаружились носки, которые слепили глаза, до того они были ярки <…>».

Стиляги скупали у фарцовщиков заграничную одежду, обувь, украшения, косметику, приобретали модные журналы и музыкальные пластинки, перенимали западные танцы и привычки. Со временем эпатаж первых советских стиляг сменился подчеркнутой элегантностью. Теперь они предпочитали широкоплечие пиджаки или пальто, зауженные брюки, узкий галстук типа «селедочка» с небольшим узелком и взбитый на голове «кок». Девушки одевались в яркие цветастые платья с подчеркнутой талией. Друг друга они называли иностранными именами, а в обыденной речи использовали своеобразный сленг, в котором преобладали адаптированные англицизмы . Эпоха стиляг закончилась в середине 1960-х гг., когда им на смену пришли битломаны и другие молодежные субкультуры.

В 1970-х и 1980-х гг. клиентура фарцовщиков расширилась, и к ним мог обратиться любой, кто желал приобрести заграничные товары. Ассортимент перекупщиков увеличился и, помимо популярной одежды, включал теперь товары широкого потребления, аудио- и видеозаписи, книги, журналы, мелкую домашнюю технику. Варианты ввоза товаров из-за границы также стали разнообразнее. Теперь фарцовщики выкупали их главным образом у дипломатических работников и других категорий граждан, кто имел возможность выезжать за рубеж или заказывать оттуда дефицитные товары. Помимо постоянного спроса и предложения, торговля иностранными товарами могла существовать еще и потому, что напрямую не грозила привлечением к ответственности. Однако это не исключало наказания за сопутствующие ей преступления — спекуляцию и незаконный оборот валютных ценностей.

На рубеже 1950-х и 1960-х гг. Ян Рокотов, Владислав Файбишенко и Дмитрий Яковлев создали целую систему валютной и товарной фарцовки, так называемую «фарцовочную империю». Низовое звено в их системе занимали «бегунки», которые выкупали валюту у иностранцев. Собранную валюту у них забирали «шефы». Можно вспомнить фильм «Бриллиантовая рука», где махинация с ввозом драгоценностей, осуществляемая героями А. Миронова и А. Папанова («бегунками»), проводилась под началом главаря — Шефа. И на вершине фарцовочной пирамиды находились «купцы» или «короли».

Ян Рокотов прошел большой путь, прежде чем стать валютным «королем». В 1946 году, когда он был студентом юридического факультета МГУ, его заподозрили в участии в антисоветской молодежной организации, созданной его одноклассником и племянником первой жены И. В. Сталина, Джонридом Сванидзе. Рокотова приговорили к высылке из Москвы, хотя наказание могло быть более жестким — вплоть до 25 лет лишения свободы. В нарушение приговора Рокотов остался в столице и скрывался от правоохранительных органов. В 1946 году его повторно схватили в собственном доме, но благодаря природной изворотливости ему удалось во время ареста вылезти через форточку в туалете на улицу и податься в бега. В следующем году его арестовали на юге страны и приговорили к 8 годам заключения за ведение контрреволюционной деятельности и побег из-под стражи (места ссылки).

Лагерная жизнь Рокотова проходила на лесоповале вместе с бандитами и рецидивистами. Поначалу он подвергался избиениям и мучениям со стороны бывалых убийц и насильников, но со временем освоился и к моменту освобождения обзавелся новым костюмом и некоторым имуществом. В 1954 году после пересмотра дела Рокотов был полностью реабилитирован. Тюремный опыт оставил глубокий отпечаток на его последующей жизни. После долгих лет заключения ему захотелось пожить настоящей, сытой, полноценной жизнью.

Рокотов восстановился на втором курсе университета, но учебная рутина и мизерная стипендия не могли обеспечить ему желаемый уровень материального благосостояния. Вместе с несколькими лагерными и такими же реабилитированными товарищами он занялся подпольной деятельностью. Один из его солагерников и по совместительству известный советский историк И. М. Фильштинский так вспоминал случайную встречу с Рокотовым в начале его «предпринимательского» пути: «Он не хвастался особенно своими финансовыми возможностями, но из разговора я понял, что он ни в чем не нуждается. “Я бросил институт, — сказал он, — поздно мне, старику, сидеть за одной партой с не знающими жизни юнцами. Наш институт ведь особенный, там полно детей разных шишек. На черта мне сдалась эта специальность юриста. Я и так про нашу юриспруденцию все знаю, испытал ее милости на собственной шкуре! Сидеть юрисконсультом в конторе или адвокатствовать! Ну их к бесу!”».

На черном рынке дела Рокотова быстро пошли в гору. Он занялся подпольным обменом иностранной валюты на советские рубли. Власти искусственно держали курс советской валюты на определенном уровне, что только увеличивало поток людей к Рокотову и другим валютчикам за более выгодным курсом. Преступники скупали иностранную валюту у зарубежных туристов и перепродавали ее по хорошему курсу советским гражданам, выезжающим за рубеж. Курсовая разница оседала в карманах перекупщиков. Вскоре Рокотов оброс сетью посредников, которые выполняли основные поручения по покупке и сбыту валюты. Схема надежно работала, обеспечивая каждого в этой структуре стабильным заработком.

Ян Рокотов активно сотрудничал с другими валютными «королями». Владислав Файбишенко был среди них самым молодым. Он начинал фарцовщиком: покупал у иностранцев одежду и аксессуары и продавал их на внутреннем рынке. Затем занимался скупкой икон и, наконец, перешел на валютные операции. В последующем Рокотов так характеризовал своего молодого партнера: «Файбишенко был неутомим: сутками бегал по улице Горького и по Красной площади, скупал у стиляг, фарцовщиков и иностранцев валюту, золотые монеты, а также другие предметы, ценности и даже безделушки с иноземной маркой, а затем все это перепродавал по спекулятивным ценам. Его энергии можно было позавидовать: работал он за десятерых, откуда брались только сила и энергия».

Третьим «королем» был аспирант Московского института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова Дмитрий Яковлев. Будучи выходцем из Прибалтики и имея там много знакомых, он сделал прибалтийские республики основным рынком для совершения валютных операций. Знание нескольких иностранных языков позволяло ему легче устанавливать деловые связи с иностранными партнерами. Обладая недюжинным интеллектом, он в полной мере использовал его в своей деятельности: виртуозно избавлялся от слежки, а для защиты от прослушки нанял ничего не подозревавшую пенсионерку, которая по телефону связывала его с товарищами по делу. Каждое утро Яковлев звонил ей и спрашивал один и тот же вопрос: «Какой у меня распорядок дня на сегодня?» К примеру, на 3 мая 1960 года ответ выглядел так: «В 3 часа тебя ждет в том же месте дядя Сеня, в 4:30 — Ахмет у ресторана «Баку», в 5 — Алексей возле места работы Иры Беляевой, в 5:30 — Сергей, грузин, у выхода из метро «Охотный ряд» на улицу Горького, в 6 — Женя у касс Большого театра, 6:30 — пока не занято, в 7 — грузин Алексей, просил заехать к нему». Практически все эти встречи касались покупки и сбыта валютных ценностей.

Так на подпольном валютном рынке страны появились 3 главные фигуры, которые задавали тон работе всего теневого механизма. «Короли» проводили крупные сделки. Рокотов придумал грандиозную аферу по обмену валюты с участием западногерманского банка. Перед тем как отправиться в Советский Союз, иностранцы вносили бы на расчетный счет в этом банке определенную сумму валюты. По прибытии они получали бы по выгодному курсу советские рубли. В то же время советские граждане, выезжающие за границу, передавая фарцовщикам сумму в рублях, получали бы за рубежом конвертированную валюту. По слухам, на хвалебные слова западногерманского банкира относительно предложенной схемы Рокотов ответил: «Славы не нужно, лучше деньгами».

Помимо операций с деньгами, валютчики также занимались скупкой и продажей изделий из драгоценных металлов: золотых монет, цепочек, часов, слитков и просто всевозможного лома благородных металлов. Рокотов сумел завести связи с арабскими военнослужащими, проходившими обучение в советских военных академиях. Сотрудничество с ними оказалось настолько выгодным, что в него были вовлечены несколько десятков арабских офицеров. Они провозили через границу в огромном количестве зашитые в специальные пояса золотые монеты. К примеру, в ходе проверки арабских перевозчиков одномоментно было обнаружено и изъято более 20 кг золотого груза.

«Короли» были баснословно богаты, но в реалиях советского общества существовало не так много вариантов, куда можно было потратить вырученные деньги. Хорошие рестораны, добротный автомобиль, одежда, предметы быта — вот, в общем-то, и весь арсенал доступных для граждан покупок. К примеру, Рокотов часто обедал в элитном ресторане «Арагви» в центре Москвы и развлекался с женщинами легкого поведения. А Дмитрий Яковлев по прозвищу Антиквар тратил выручку на приобретение раритетных вещей, забивая ими свободное пространство своей квартиры. Тем не менее валютчики избегали излишних трат, которые могли вызвать подозрение и привести к раскрытию дельцов.

Несмотря на все меры предосторожности, к концу 1959 года следователи уже понимали, что главенствующую роль среди валютчиков играли Рокотов, Файбишенко и Яковлев. Их не арестовывали, намереваясь выявить сообщников и дождаться случая, когда их можно было бы задержать с поличным. Следователи знали, что Рокотов хранил накопленные богатства в чемодане, который кочевал по квартирам его товарищей. Однажды оперативная группа заметила «короля» в ресторане Ленинградского вокзала с крупным чемоданом. После ужина Рокотов спустился в камеру хранения и оставил в ней свой саквояж. Оперативники вскрыли ячейку и нашли в чемодане золотые монеты, иностранную и советскую валюту. Было принято решение устроить там засаду, чтобы взять валютчика на месте преступления. Через несколько дней Рокотов снова появился на площади трех вокзалов (Комсомольская площадь), но теперь уже на соседнем Ярославском вокзале. Он сел на пригородную электричку, доехал до Пушкино и в последний момент выскочил на перрон. На обратном пути он доехал сначала до Мытищ, а затем и до Москвы. Так Рокотов пытался вычислить слежку и оторваться от нее.

Убедившись в отсутствии слежки, Рокотов вошел в камеру хранения и встал в очередь. Начальник Службы по борьбе с контрабандой и незаконными валютными операциями КГБ Федосеев так вспоминал операцию по задержанию валютного «короля»: «Старик-приемщик в массивных очках взял у Рокотова квитанцию и направился искать багаж. Неожиданно у стойки возник мужчина с двумя парами новых лыж. “Можно у вас лыжи оставить до вечера?” — спросил он у приемщика. “Подождите, я занят”, — ответил старик и протянул Рокотову чемодан. В ту же секунду “Ян Косой” почувствовал, как его левую руку заломил за спину обладатель лыж. На правую ловко навалился парень, только что мило разговаривавший с молодой девушкой. Рокотов взревел. “Это не мой! Ты что, дед, ослеп! У меня черный был”, — закричал он. Но трюк не удался. “Перестаньте ломать комедию. Ян Тимофеевич”, — раздался голос сотрудника, дежурившего в камере много дней. В отчаянии Рокотов начал сползать на колени. Его подхватили. “Боже, какой я кретин”, — застонал он. От волнения “купец” даже прокусил себе пальцы».

Примерно в одно время был арестован и Файбишенко. Его задержали недалеко от кинотеатра «Россия» при попытке совершения сделки с арабским военнослужащим. При задержании у Файбишенко нашли 148 золотых английских фунтов и крупную сумму советских рублей. Ранее в одном из домов Подколокольного переулка уборщица местного ЖЭК обнаружила под лестничной клеткой сверток с пачкой иностранных купюр. Как будто деньги были специально заложены в тайник и ожидали прихода нужных людей. Вскоре, как по заказу, к женщине явилось двое молодых людей. Они уговаривали ее отдать сверток, предлагали в качестве выкупа круглую сумму, но к тому времени сознательная уборщица уже отнесла находку в отделение Государственного банка. Ей показали фотографию арестованного Файбишенко. Она узнала в нем одного из молодых людей, искавших найденный ею сверток.

Третьего «короля» Яковлева тоже взяли с поличным. Следователи втерлись в доверие к пенсионерке, которую Яковлев нанял принимать звонки и вести запись его встреч по телефону. Она рассказала сотрудникам КГБ о звонке странного гражданина Павлова с иностранным акцентом. Он просил передать Яковлеву, что на его имя отправлена посылка. Следователи узнали в Павлове финского контрабандиста, а при вскрытии посылки нашли в ней несколько десятков золотых женских часиков. Оставалось только подкараулить их встречу и при передаче товара задержать «короля», что и было сделано. В отличие от Рокотова и Файбишенко, Яковлев сразу стал сотрудничать со следствием: признал свою вину, раскрыл основные каналы контрабанды и способы работы валютчиков.

Доказательства участия «королей» в спекуляциях становились все очевиднее, отрицать их уже не было смысла. Собранных доказательств оказалось достаточно для передачи материалов в суд. Весной 1961 года в Московском городском суде состоялся первый процесс по делу Рокотова, Файбишенко и ряда других валютчиков. Яковлев активно работал со следствием, поэтому его судили позже. Обвинение требовало привлечь подсудимых к ответственности за нарушение правил о валютных операциях и спекуляцию валютными ценностями. Статья 25 закона СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления» предусматривала наказание в виде лишения свободы на срок от 3 до 8 лет с конфискацией имущества.

25 марта 1961 года указом Президиума Верховного Совета СССР статья 25 закона была дополнена частью 2, предусматривавшей уголовную ответственность за спекуляцию валютными ценностями, совершенную в виде промысла, или в крупных размерах, или неоднократно. Добавленный состав предусматривал максимальное наказание в виде лишения свободы до 15 лет. Будучи новым законом, отягчающим ответственность, поправка не имела обратной силы, поэтому подсудимых приговорили к максимальному наказанию в редакции ранее действовавшего закона — 8 годам лишения свободы с конфискацией имущества. Тем временем в уголовное дело вмешалась политика.

В конце 1960 года Н. С. Хрущев побывал с визитом в Западном Берлине, где ему рассказали о жутком черном рынке в Москве. По прибытии в Москву он потребовал доложить ему о мерах, предпринимаемых для борьбы с валютчиками. Узнав о том, что в Москве поймали крупных преступников Рокотова и Файбишенко, Хрущев возмутился недостаточно жестким наказанием: «Обожглись на молоке, теперь на воду дуете. Высокая кара за содеянное должна образумить, устрашить других. Иначе это зло приобретет угрожающие для государства размеры». На заседании Пленума ЦК КПСС Хрущев говорил о несовершенстве советского законодательства и требовал принятия решительных мер. Хрущев многозначительно предупредил Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко: «Не думайте, что ваша должность пожизненна!» А председателю Верховного Суда СССР А. Ф. Горкину предназначалась следующая реплика: «Ну, вас-то мы давно знаем как закоренелого либерала».

Непримиримая позиция Хрущева повлияла на дальнейшую судьбу осужденных. Указу Президиума Верховного Совета СССР от 25 марта 1961 года была придана обратная сила, что дало повод пересмотреть приговор и назначить более жесткое наказание. 15 июня 1961 года в результате нового рассмотрения дела срок лишения свободы увеличился до 15 лет. Но Хрущев требовал большего и на городском митинге в Алма-Ате заявил: «Вы читали, какую банду изловили в Москве? И за все это главарям дали по 15 лет. Да за такие приговоры самих судей судить надо!» Повинуясь напору партийного руководства, государственный аппарат инициировал очередное ужесточение ответственности.

1 июля 1961 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях». В статью 25 закона СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления» добавили высшую меру наказания — смертную казнь. Указу вновь была придана обратная сила. Генеральный прокурор Руденко принес в Верховный Суд РСФСР кассационный протест по причине мягкости приговора. Дело валютчиков, в том числе сотрудничавшего со следствием Яковлева, пересмотрели в третий раз 18–19 июля 1961 года с участием председателя Верховного Суда РСФСР А. Т. Рубичева.

На третьем суде Рокотов вел себя смело и в какой-то степени дерзко. Он спорил с судьей и прокурором и не признавал выдвинутые против него обвинения. В перерыве он успел сказать подошедшему к нему журналисту: «Они меня все равно расстреляют, они без казней не могут, но хоть года два я пожил как человек, а не как “тварь дрожащая”!» Суд приговорил Рокотова и Файбишенко к расстрелу с конфискацией всех изъятых ценностей и имущества. Приговор обжалованию не подлежал. Яковлева ждала та же участь, несмотря на попытки КГБ добиться для него более легкой судьбы. Руководство направило Генеральному прокурору СССР письмо с просьбой не применять к Яковлеву смертную казнь. В качестве смягчающих обстоятельств указывались его раскаяние, активное сотрудничество со следствием и тяжелая болезнь подсудимого. Прокуратура просьбу не поддержала.

Рокотов и Файбишенко написали на имя Хрущева прошение о помиловании, но Президиум Верховного Совета РСФСР отклонил ходатайства осужденных. Смертный приговор был приведен в исполнение в Бутырской тюрьме. Место расстрела Яковлева остается неизвестным. С 1 января 1961 года вместе с основным текстом УК РСФСР вступила в силу статья 88 «Нарушение правил о валютных операциях», на сленге прозванная «бабочкой». Она не применялась в первых делах валютчиков, но в последующем стала основным карательным инструментом. В течение последующего года было рассмотрено более 90 уголовных дел, которые окончились вынесением смертных приговоров против 183 спекулянтов и расхитителей. По некоторым данным, общее количество осужденных к высшей мере наказания исчислялось тысячами человек. Только в 1994 году злополучную «бабочку» отменили.