12. Две легенды преступного мира

Среди бесчисленных воров и разбойников, которые промышляли в России на протяжении многих веков, лишь некоторые оставили значительный след в народной памяти. Из них, пожалуй, 2 фигуры стали по-настоящему легендарными. В их криминальных судьбах органично переплелись голые факты с вымышленными сюжетами. Речь идет о Ваньке Каине и Соньке Золотой Ручке. Несмотря на то что их разделяет больше века российской истории и во многом они не похожи, эти 2 натуры выражают различные грани одного явления — отечественной преступности.

Жизнь и судьба известного московского разбойника Ваньки Каина наиболее полно были запечатлены в популярном романе М. Комарова 1779 года. Книга рассказывала о событиях середины XVIII века, когда случились основные эпизоды жизни преступника. Иван Осипов (таково его настоящее имя) родился в 1722 году в деревне Болгачиново Ростовского уезда Ярославской губернии. Будучи сыном крестьянина, Иван по рождению был подневольным владельца сельской вотчины, купца Филатьева. Подростком Ваньку отправили прислуживать господину в его московский дом. Прослужив в господском доме 4 года и претерпевая крутой нрав хозяина, унижения и побои, в один день он вскрыл сундук барина с деньгами и бежал с награбленным. При побеге ему помогал бывалый вор Петр Романович Смирной, известный под прозвищем Камчатка. Под его надзором Ванька начал свою преступную карьеру.

По сведениям ходившей в народе автобиографии Ваньки Каина, что, однако, документально не подтверждается, свобода беглеца не была долгой. Вскоре люди купца Филатьева схватили его, привели на барский двор и привязали на цепь. Когда его собрались сечь, Ванька закричал условную фразу «Слово и дело». Эта словесная формула означала, что он знает о государственном преступлении и готов донести на причастных к нему лиц. Ввиду исключительной важности этих сведений предписывалось незамедлительно доставлять доносчика в Канцелярию тайных розыскных дел на допрос.

Филатьеву и его людям ничего не оставалось делать, как передать Ваньку полиции для препровождения в Московскую контору тайных розыскных дел. На допросе Ванька рассказал об истории, ставшей ему известной от дворовой девки Филатьева. По ее словам, повторенным Ванькой на допросе, купец или кто-то из его дворни способствовали убийству солдата, тело которого бросили в колодец во дворе купеческого дома. Убийство военного человека расценивалось в качестве тяжкого государственного преступления и жестоко наказывалось. Проведенная по факту данных показаний проверка подтвердила их достоверность. Ванька получил вольную и был выпущен на свободу. На воле его ожидали сотоварищи по кражам и разбоям, разгульная жизнь и воровская деятельность.

По протекции Камчатки Ванька был введен в сообщество воров и преступников, собиравшихся в притоне «под Каменным мостом». Под пролетами Всехсвятского (Каменного) моста в то время собирались представители криминального мира, чтобы сокрыть уже награбленное и планировать будущие нападения. Организационной и финансовой жизнью притона заправлял купец, опустившийся до уровня вора и скупщика краденого, Степан Болховитинов. Он держал воровскую казну и вел подробные списки краж и разбоев. Когда по доносу Ваньки Болховитинов и его списки попадут в руки властей, такая скрупулезность сыграет злую шутку для многих московских воров и разбойников.

Шайка Камчатки промышляла карманными кражами и мелким разбоем сначала в Москве, а затем в Нижнем Новгороде и далее вниз по Волге в составе ватаг атамана Михаила Зари. Спустя несколько лет Камчатка был арестован по навету своего ученика Ваньки Каина. В протоколе допроса Камчатки так были отражены его воспоминания о тех событиях, когда они вместе с Каином мошенничали в Нижнем Новгороде:

«<…> и пошел он, Петр [Камчатка — прим. автора], для кражи в торговых банях платья, тако ж и вытаскивания у людей разных чинов из карманов денег, в Нижний Новгород, и по приходе в тот город сошелся он, Петр <…> с крестьянином Савельем Плохим, да <…> с крестьянином Григорьем Степановым сыном Мазиным, <…> с учениками Большого суконного двора Иваном Куваевым да Михайлой Денисовым, да по сему делу с явившимся доносителем Иваном Каином, изс которых означенный Каин знаком ему, Петру, по тому, что мошенничал с ним вместе. И потом все пять человек ходили в том городе Нижнем для кражи разных чинов у людей из карманов денег и платков и для кражи в торговых банях у парильщиков денег и платья и в том городе жили пять дней. И во время де того их житья как в вечерних, так и в утренних банях, во все дни крали у бурлаков и у людей разных чинов деньги и платье. <…> А потом из того Нижнего Новгорода пришли все на Макарьевскую ж ярморку <…>».

В проводимых рейдах и налетах Ванька показывал себя бесстрашным, смекалистым и ловким преступником, способным стать главарем в любом деле. Ванька приобрел авторитет в криминальном мире, его похождения стали широко известны в Москве и прилегающих губерниях. Все изменилось 27 декабря 1741 года, когда Ванька явился в Сыскной приказ с повинной. Именно сюда вечером со двора главного судьи Сыскного приказа князя Я. Н. Кропоткина привезли разбойника Ваньку Осипова, который раскаялся в совершенных преступлениях, сдался сам и, что самое поразительное, сдал всех своих подельников. Причину такого поведения можно обнаружить в указе новоиспеченной императрицы Елизаветы Петровны «О сложении недоимок и штрафов и об отпущении впадшим в преступления вин». В тот день указ был озвучен в Москве, и основной его смысл сводился к призыву повиниться и тем самым избежать наказания. Возможно, Ванька боялся и предполагал, что его опередят свои же подельники и сдадут властям. Тем не менее он немедля объявил доношение, записанное с его слов дежурным копиистом Сыскного приказа.

В доношении на имя императрицы Елизаветы Петровны Ванька признал свою вину в совершенных преступлениях: «<…> будучи в Москве и в прочих городах, во многих прошедших годах мошенничествовал денно и ночно, будучи в церквах и в разных местах, у господ, и у приказных людей, и у купцов, и всякого звания у людей из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и прочее вынимал». И здесь же Ванька привел список известных ему преступников: «И дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое доношение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарищей по реестру дать канвой сколько надлежит, дабы оныя мои товарищи впредь как господам офицерам и приказным служителям и купцам, так и всякого чина людям, таких продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтоб от оных моих товарищей не учинилось смертных убийств, и в том бы мне от того паче не пострадать». Реестр прилагался к доношению и содержал имена 33 «товарищей», включая Петра Камчатку.

Уже на следующий день начались первые аресты мошенников, причем Ванька Каин самолично ездил с отрядом солдат и указывал на дома, где жили его «товарищи». Солдат возглавлял протоколист Сыскного приказа Петр Донской, который в тот день после рейда оставил отчет о произведенных задержаниях — доезд. Так, в доезде была отражена поимка одного из воров, Алексея Соловьева, и содержателя воровского притона Степана Болховитинова: «Он же, Каин, близ Москворецких ворот указал печуру, а сказал, что в той печуре живет мошенник Казанского полку беглой извозчик Алексей Иванов сын Соловьев. И в той печуре оного Соловьева взяли, у него ж, Соловьева, взяли из кармана доношение, в которой написано рукой ево, что он знает многих мошенников, и при том написан оным мошенником реэстр, да в той же печуре взяли хозяина, Басманой слободы купца Степана Иванова сына Болховитинова…» Интересно, что в реестре Соловьева было имя Ивана Каина, но свое доношение Соловьев не успел подать.

Первые дни Ванька ходил с солдатами по Москве в сопровождении служащих Сыскного приказа, но спустя всего несколько дней его стали отпускать без присмотра лиц ведомства. Каин во главе группы солдат устраивал облавы на известные ему воровские притоны, ловил мошенников на многолюдной Красной площади посреди торговых рядов. К марту 1742 года по наводке Ваньки Каина были пойманы 117 преступников: воров, мошенников, разбойников и беглых солдат. Такое активное сотрудничество с московскими сыщиками не осталось незамеченным: к концу месяца Каин уже числился доносителем Сыскного приказа.

Перейдя на сторону властей, Ванька Каин нарушил неписаные воровские законы, запрещавшие сотрудничать с официальной властью, а тем более доносить на своих подельников. В криминальном мире Ванька стал восприниматься предателем, что особенно подчеркивалось данным ему прозвищем — Каин. По ряду мнений, это прозвище он получил задолго до того, как стал сыщиком, но такое добавление к имени попало в точку и ярко подсветило истинное к нему отношение.

В 1744 году позиция Ваньки Каина серьезно усилилась. В сентябре его успехи были замечены Правительствующим сенатом, который своим распоряжением «за прилежное изыскание воров и разбойников» наградил Каина денежными средствами в размере 50 рублей. Должность доносителя в Сыскном приказе не предполагала жалованья, поэтому денежное вознаграждение было как нельзя кстати. Почувствовав к себе расположение сенаторов, уже через неделю Ванька обратился в сенат с просьбой подтвердить его возможность общаться с ворами в целях розыска «злодеев». Также Ванька просил предоставить ему неприкосновенность от оговоров и доносов преступников. И сенаторы согласились с его доводами и признали за ним право иметь дела с ворами в разыскных целях и подтвердили его неподверженность воровским наговорам и показаниям.

В ноябре того же 1744 года Каин снова обратился в сенат, на этот раз с жалобой, что при поиске воров и разбойников различные ведомства чинят ему немалые препятствия. Ванька просил пожаловать ему разрешение («инструкцию») на беспрепятственный розыск преступников и сообщить об этом в московские установления: «<…> и о том в Москве по командам, как полицейского ведения, так и в протчих смотрениях, о сыске и поимке мною, нижайшим, помянутых воров подтвердить наикрепчайше Ея Императорского Величества ис Правительствующаго Сената указами, дабы в том мне, нижайшему, ни от кого никакого препятствия чинено не было». 8 декабря 1744 года сенат принял указ, в котором предписал каждому, к кому обратится Каин за помощью в задержании воров, «в поимке тех злодеев чинить всякое вспоможение». Этот указ был отправлен в московские полицейские и военные ведомства для исполнения под страхом жестокого наказания «без всякого упущения». Так Ванька-Каин получил неограниченные права по сыску и поимке преступников и стал полностью неконтролируемым московскими властями.

Успехи Каина в поиске преступников были впечатляющи: к 1748 году число задержанных достигло 774 человек. Среди них числились воры и мошенники, разбойники и фальшивомонетчики («денежные воровские мастера»), «покупщики» и «держатели» краденых вещей, беглые солдаты, крестьяне и ссыльные люди, укрыватели преступников и изготовители поддельных паспортов. При этом наиболее продуктивный, с точки зрения задержания опасных воров, мошенников и разбойников период пришелся на первый год его сотрудничества с сыскным ведомством Москвы. Дальнейшая работа Ваньки Каина привела к значительному увеличению доли менее опасных лиц: среди тех же 774 задержанных человек доля криминальных элементов составила лишь половину, оставшаяся часть включала в себя беглецов, укрывателей и скупщиков краденого.

Такая избирательность Ваньки в борьбе с преступностью объясняется тем, что он в качестве главного московского сыщика начал завязывать новые отношения с криминальным миром. Поначалу Каин завел своих людей среди воров и мошенников, которые докладывали ему о других преступниках, месте их нахождения и их деяниях. Доносчики снабжали его сведениями, а Ванька сквозь пальцы смотрел на их преступную деятельность. По доносам своей агентурной сети Каин ловил воров, искал украденные вещи и задерживал беглецов. Так, при монастыре Василия Блаженного служил дьякон Алексей Яковлев, который помимо церковной работы занимался подделкой паспортов. С дьяконом у Каина был уговор, что в случае обращения к нему беглых людей за фальшивыми паспортами и увольнительными письмами тот непременно должен был сообщить об этом Каину.

Опутав Москву агентурной паутиной, Иван Каин начал злоупотреблять предоставленной ему властью. Каин стал заниматься запугиванием московских жителей, вымогательством, захватом людей в заложники и содержании их в своем большом доме в Зарядье для получения выкупа. Первые свидетельства о вовлеченности Каина в преступную деятельность появились в 1745 году. В тот год в Москве была раскрыта община последователей «христовщины» — раскольнического религиозного течения. Выявлением раскольников занималась в течение нескольких лет специальная следственная комиссия под началом Московской конторы тайных розыскных дел.

Воспользовавшись страхом определенной части населения быть схваченными, крестьяне Федор Парыгин и Тарас Федоров под видом сыщиков вымогали у московских жителей деньги. Они угрожали арестами и сдачей в тайную контору, если жертвы вымогательства откажутся от сотрудничества и не откупятся. Одна из жертв преступников, крестьянин Еремей Иванов, содержавший торговую лавку в Москве, донес на мошенников в тайную контору. В ходе проверки обнаружилась связь преступников с Иваном Каином. Со слов Еремея Иванова, после того как он отказался дать деньги, один из лжесыщиков Парыгин вернулся в его дом с командой солдат во главе с Иваном Каином. Солдаты избили Иванова, разгромили лавку, и Каин взял в заложники племянницу жертвы Афросинью. Заложницу проводили не в присутственное место, а в дом Каина, где она содержалась до получения выкупа.

По результатам следствия Каин избежал каторги: на судебное решение в значительной степени повлияли его положение и заслуги в сыске воров и разбойников. Судьи Московской конторы тайных розыскных дел ограничились применением наказания кнутом с предупреждением впредь более не совершать преступления: «бить плетьми нещадно, и по учинении того наказания объявить ему под страхом смертныя казни с подпискою: ежели впредь сверх должности своей явитца он, Каин, в каких либо хотя наималейших воровствах и взятках, то уже поступлено с ним будет по силу указов Ея Императорского Величества безо всякого упущения».

Однако этот случай не отвратил Ивана Каина от последующих злоупотреблений. В 1747 году Сыскной приказ рассматривал челобитную купца второй гильдии Емельяна Юхатова. Он жаловался на то, что его дом был ограблен командой под руководством Ивана Каина. Хозяина в тот момент не было дома. Ворвавшаяся через окно бригада Каина избила находившихся в купеческом доме работников и вынесла из дома ценные вещи и товары. Дело закончилось примирением сторон: Каин обязался компенсировать купцу Юхатову понесенные им в результате разорения дома убытки.

В Сыскном приказе стали все более с подозрением смотреть на своего доносителя. Теперь перед тем, как выделить Каину команду солдат, его надлежало расспросить, куда и для каких целей солдаты будут использоваться, чтобы оградить знатных людей от Каиновых облав, сопровождаемых многими страхами и бесчинствами. Офицерам солдатских команд предписывалось доставлять задержанных людей не в дом Каина, а напрямую в Сыскной приказ. Также в ходе рейдов и задержаний офицерам следовало строго следить за порядком и не допускать грабежей и разорения в домах захваченных людей. Недовольство вольностью Каина только увеличивалось.

Гром грянул в 1749 году, когда очередная челобитная дошла до главы полицейского ведомства страны генерал-полицмейстера А. Д. Татищева. Иван Каин обвинялся в сокрытии солдатской дочери и чинении с ней блудного дела. Преступление относилось к разряду тяжких, поэтому незамедлительно последовал арест Каина и его пристрастный допрос. Не будучи вовлеченным в московскую полицейскую жизнь и оставаясь независимым от внешних влияний лицом, Татищеву удалось раскрыть тайную сторону Каиновых дел. В ходе допросов Каин все больше и охотнее рассказывал о своих криминальных связях и попустительстве московских властей. Перед глазами следователей открывалась картина масштабной коррупции в сыскном ведомстве первопрестольной столицы.

Исходя из данных Каином показаний, в его преступной деятельности были замешаны сотрудники Сыскного приказа. Секретари, протоколисты и судьи, а также члены их семей получали от Каина различные подарки. По его признанию он угощал приказных работников заграничным вином, одаривал «шапками, платками, перчатками и шляпами немецкими пуховыми, а протоколисту де и сукна цветом свинцоваго на камзол прошедшим летом в доме ево подарил, да жене ево бархату черного аршин, да об[ъ]яри на болохон и на юпку цветом голубой, а сколько аршин, не упомнит, да в разные времена три или четыре платка италианских». В свою очередь, работники Сыскного приказа закрывали глаза на поступающие на Каина жалобы и не давали им дальнейший ход: «<…> когда на него произойдет какая в чем жалоба, чтоб они ему в том помогали и с теми людьми, не допуская в дальнее следствие, мирили, что де и самым делом бывало неоднократно <…>».

Расследование Татищева завершилось составлением доклада на имя императрицы Елизаветы Петровны. В докладе, датированном 19 марта 1749 года, Татищев подчеркнул двойной характер работы Каина в Сыскном приказе с преобладанием личных преступных целей над общественными: «доноситель Иван Каин под видом искоренения таковых злодеев чинил в Москве многие воровства, и разбои, и многие грабежи, и, сверх того, здешним многим же обывателем только для одних своих прибытков немалые разорении и нападки». Генерал-полицмейстер отмечал вовлеченность в криминальные дела должностных лиц Сыскного приказа. В итоге Татищев предлагал создать специальную комиссию для подробного расследования преступной деятельности бывшего доносителя.

25 июня 1749 года по рассмотрении доклада императрица постановила отстранить названных Каином работников Сыскного приказа, сформировать новый состав Сыскного приказа и создать независимую следственную комиссию по делу Ивана Каина. Расследование двигалось чрезвычайно медленными темпами, главным образом по причине поиска свидетелей многочисленных эпизодов каиновых злодеяний. 24 июля 1753 года из-за отсутствия результатов указом Правительствующего сената следственная комиссия была распущена, дело было передано на доследование в обновленный Сыскной приказ. 28 июня 1755 года Юстиц-коллегия, наконец, получила доношение Сыскного приказа об окончании дела, в котором приказные судьи высказали мнение о назначении Каину наказания в виде смертной казни через отсечение головы. Из Юстиц-коллегии дело было передано в сенат, который постановил заменить санкцию на «наказание кнутом и, вырезав ноздри, поставить на лбу ”В“, на щеках на одной ”О“ и на другой ”Р“ и, по учинении того наказания, заклепав в кандалы, сослать до указу в тяшкую работу в Рогервик».

Приговор был приведен в исполнение. Каин был отправлен на каторгу в эстонский город Рогервик, а затем в Сибирь, где и скончался. Так бесславно закончилась жизнь знаменитого вора и непревзойденного сыщика, в котором воровская натура оказалась сильнее правомерного начала.

В криминальном мире женщинам отводилась роль второго плана. Как правило, они выполняли функции соучастниц: участвовали в подготовке злодеяния, укрывали преступников и награбленные ценности. Во второй половине XIX и начале XX в. более половины «женских» преступлений составляли посягательства на имущество, жизнь и здоровье, смертоубийства. Четверть всех преступлений приходилась на кражи, которые в целом не носили серьезного характера. Такое поведение женской части общества объяснялось прежде всего действием моральных принципов и рядом правовых ограничений. Опутанные со стороны семьи, общества и государства, женщины не предпринимали решительных шагов в сфере преступности.

На фоне слабой криминальной активности женщин особенно ярко смотрелись несколько исключительных примеров. Стоит вспомнить мучительницу крестьян середины XVIII века Дарью Салтыкову, которую за садистские наклонности и безрассудную жестокость называли Салтычихой или «Людоедкой». Спустя столетие народоволка Софья Перовская участвовала в заговоре против императора Александра II, закончившемся его гибелью. Еще одна женщина Вера Засулич, возмущенная поведением петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, стреляла и ранила его, но была освобождена вердиктом присяжных заседателей. Заметное место в этом ряду занимала известная мошенница Софья Блювштейн по прозвищу Сонька Золотая Ручка. Ее усилиями преступность получила женское лицо с чертами коварства, изощренности и хитроумия.

Шейндля-Сура Лейбовна Соломониак — такое имя имела знаменитая авантюристка при рождении — появилась на свет в местечке Повонзки близ Варшавы в 1846 году. Свою славную карьеру она начала, когда ей не было еще и 20 лет. Жертвой стал ее первый муж, некий Розенбад, от которого она родила дочь и через некоторое время сбежала из Варшавы в Россию, прихватив с собой определенную сумму денег. После побега началось длительное турне великолепной воровки по стране.

Поначалу она промышляла в поездах, обирая невнимательных пассажиров. Аферистка в богатом наряде подсаживалась в купе к состоятельным попутчикам, заводила разговор и незаметно подсыпала собеседнику опиум или хлороформ. После того как клиент засыпал, Сонька вынимала деньги и драгоценности. Таким образом она работала на многих междугородних поездах, богатые пассажиры которых неизменно лишались взятых с собою в поездку средств. Здесь же она повстречала очередного своего мужа, железнодорожного вора Михеля Блювштейна, под фамилией которого Сонька фигурирует в полицейских документах. Однажды на станции в Клину ее задержали за кражу чемодана, но после искреннего объяснения в том, что она перепутала чемоданы, даже потерпевший поверил в правдивость этих слов, и ее отпустили.

После клинской истории она перебралась в столицу империи, Петербург, где занялась главным образом кражами в гостиницах. Сонька разработала схему гостиничных краж, получившую название «гутен морген». Она вселялась в дорогую гостиницу, изучала постояльцев, расположение их номеров. Определив своего клиента, она рано утром, пока жертва спит, проникала в номер и начисто обчищала спящего владельца. Если хозяин номера просыпался, то она включала свой незаурядный артистический талант: смущалась, извинялась за беспокойство, уверяла, что ошиблась номером.

В Петербурге Сонька, назвавшись графиней Тимрот, нашла себе нового клиента — почтенного директора саратовской гимназии в отставке. Он раскрыл ей планы купить небольшой особнячок в Москве и перебраться в первопрестольную со своим семейством. Через несколько дней графиня Тимрот продала ему особняк за какие-то 125 тысяч рублей. У счастливого нового владельца особняка не вызвали подозрения ни низкая стоимость дома, ни личность самой графини, ни быстрота сделки. Через несколько дней в особняк приехали настоящие владельцы, сдававшие его внаем на период своей поездки за границу. Бедный клиент «графини» покончил жизнь повешением.

Как только Сонька стала в России знаменитостью и угроза быть задержанной возросла, она вышла на международный уровень. Вена, Варшава, Париж, Лейпциг — вот неполный перечень городов, в которых отметилась аферистка. Знание 5 языков и изрядное сколоченное в России состояние позволяли ей жить на широкую ногу и одновременно продолжать вести мошенническую деятельность. Из-за способности тратить с размахом она и получила прозвище Золотая Ручка.

Деятельность Соньки приобрела известность в криминальном мире. Она даже «породнилась» с активным участником крупного уголовного клуба «червонных валетов» Дмитриевым-Мамоновым, став его любовницей. Тогда она носила очередную дежурную фамилию — Соколова. На ее квартире «валеты» напоили одну из своих жертв — коллежского асессора Артемьева. После попойки его отвезли домой и унесли оттуда спрятанные в сундуке сбережения. В 1877 году на суде по делу «клуба червонных валетов» Сонька оказалась среди 19 подсудимых, которых признали невиновными и оправдали. Выйдя на свободу, мошенница продолжила воровскую деятельность, пуская в ход свое главное оружие — дерзость и обаятельность.

Непостижимым образом аферистка привлекала к себе мужчин. Современники отмечали, что она была некрасива. Осталось полицейское описание ее внешности: «Росту 2 аршина 21/2 вершков [1 метр 53 сантиметра — прим. автора], лицо худощавое, круглое, немного рябоватое, волосы на голове и бровях русые, глаза карие, нос умеренный с широкими ноздрями, немного приплюснутый, в рябинах, рот обыкновенный, губы тонкие, на правой щеке бородавка». Как видно, красота не была ее сильным оружием. Она привлекала мужчин необычайным обаянием и артистизмом. Это объясняет такое количество замужеств, при этом, как правило, мужей меняла именно она. Многие бывшие возлюбленные оставались в ее ближнем деловом кругу: к примеру, в деле по продаже особняка участвовали трое ее бывших мужей.

Правоохранительным властям Золотая Ручка попадалась не раз, но до определенного момента ей удавалось выпутываться из полицейских сетей. По-настоящему крепко взяли ее по наводке очередного возлюбленного Вольфа Бромберга. Он подарил Соньке бархотку, украшенную алмазом, который взял под залог у одного ювелира. Залогом стала закладная на часть богатого дома. На следующий день он вернул алмаз, но не оригинал, а всего лишь подделку. В тот же день ювелир обнаружил подмену. Богатого дома, указанного в закладной, также не существовало. Схваченный Бромберг заявил, что поддельный камень и фальшивую закладную передала ему Сонька. Так она попалась в руки правосудия.

В 1880 году на суде Сонька не признавала никакие обвинения, вела себя решительно и отчаянно. В последствии присяжный поверенный А. Шмаков вспоминал, что она могла «заткнуть за пояс добрую сотню мужчин». Несмотря на все усилия авантюристки, приговор был суров: «Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, она же Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири». Ее этапировали в Иркутскую губернию, где в глухой лесной деревне она провела несколько лет жизни. Ей удалось бежать, и снова народ заговорил о неуловимой аферистке.

После побега Золотой Ручке приписывали несколько авантюрных историй. Первый случай произошел с владельцем ювелирного магазина Карлом фон Мелем. Потенциальная покупательница, супруга известного доктора-психиатра, попросила его помочь выбрать ювелирные украшения с бриллиантами. Он охотно согласился и предложил ей колье, брошь и кольца на круглую сумму. Покупательница пригласила фон Меля посетить дом ее мужа для проведения расчетов. Не подозревая коварства, продавец прибыл в назначенное время и место с дорогостоящим товаром. Женщина попросила примерить драгоценности к вечернему платью и, взяв украшения, проводила фон Меля в кабинет мужа. Вскоре несчастный понял, что денег ему не видать, и стал требовать от доктора вернуть ему бриллианты обратно. По распоряжению хозяина дома возмущенного посетителя сопроводили под руки в лечебную палату. Выяснилось, что незнакомка не приходилась доктору супругой. Она записала бедного фон Меля на прием, назвавшись его женой и сославшись на его плохое психическое самочувствие. Поэтому для доктора гневные требования посетителя показались не чем иным, как проявлением психической болезни. Мошенница тем временем скрылась с бриллиантами, оставив двух своих «мужей» выяснять друг перед другом, что именно с ними произошло.

Следующая история случилась с состоятельным банкиром Догмаровым. В одном из одесских кафе он познакомился с Софьей Сан-Донато. Она попросила его разменять ценную бумагу на 1 тысячу рублей наличными, и он оказал ей эту услугу. Между ними завязался разговор, и банкир узнал, что по счастливой случайности он и его новая знакомая отправлялись в тот же день в Москву на одном поезде. Встретившись вечером у вагона, он держал в руках коробку конфет с надеждой провести поездку в приятной компании. Уже в купе попутчица пожелала выпить ликера, и радостный ухажер отправился в буфет заказывать хороший бенедиктин. По возвращении он съел несколько конфет и внезапно уснул. Когда он проснулся, то обнаружил, что спутница исчезла и прихватила с собой деньги и ценные бумаги на крупную сумму.

Через некоторое время снова произошел случай в ювелирном магазине. Некая баронесса Буксгевден из Курляндии заглянула в ювелирный магазин Хлебникова в Москве. Она была не одна, ее сопровождали отец, ребенок и нянька. Управляющий магазина предложил баронессе роскошную коллекцию украшений из бриллиантов. Та согласилась, но при оплате встревожилась, не найдя при себе деньги, по-видимому, забытые дома на каминном портале. Украшения уже были упакованы, и дама договорилась с управляющим забрать коллекцию домой. Там она возьмет с камина деньги и вернется для проведения расчетов. В магазине в качестве гарантии возвращения баронессы остались сопровождавшие ее лица. Через пару часов управляющий осознал, в какую скверную историю он попал. Спутниками баронессы оказались люди с улицы: роль отца играл штаб-ротмистр в отставке, няньки — нанятая в прислуги мещанка, а ребенка взяли «напрокат» у одной воровки на Хитровском рынке. Но к тому времени, как все обнаружилось, след баронессы уже простыл.

После серии краж и обманов ее поймали в Смоленске в конце 1885 года и осудили на 3 года каторжных работ. Каторгу ей предстояло отбывать там же, в Смоленской каторжной тюрьме. Через несколько месяцев Сонька непостижимым образом бежала из места заключения. В этом ей помог охранник, унтер-офицер Михайлов, влюбившийся в нее до потери памяти. Он передал ей гражданскую одежду и незаметно вывел за пределы тюрьмы. Вскоре ее снова поймали и по совокупности содеянного приговорили к каторжным работам на острове Сахалин.

На каторгу Сонька отправлялась в числе других каторжан на пароходе «Ярославль». Рассказывали, что в день отправления из одесского порта пароход посетил городской градоначальник П. А. Зеленой. Он проявил сочувствие к знаменитой воровке, пожелал хорошего пути и этим сильно ее растрогал. В знак благодарности она протянула ему золотые карманные часы. Градоначальник не сразу заметил, что эти часы с двуглавым орлом и так принадлежали ему. Несколько минут назад они висели у него на цепочке, которая теперь болталась пустой. Соньке понадобилась пара мгновений, чтобы незаметно снять часы и тут же их вернуть законному владельцу.

Плавание до Сахалина длилось более 5 месяцев. По прибытии на остров Золотую Ручку распределили в Александровский пост на берегу Татарского пролива. Это место отличалось тяжелыми условиями содержания каторжан. Они жили в бараках, работали на лесозаготовках и угольных копях.

Сахалинская каторга для Золотой Ручки оказалась полна различными событиями. На острове одно за другим совершались дерзкие преступления, и в них непременно видели участие Соньки. Так, в ноябре 1888 года группой лиц был убит торговец Никитин. Подозрения в организации убийства упали на знаменитую мошенницу, но достаточных доказательств этому собрано не было. Непосредственных убийц приговорили к смертной казни, а Соньке удалось избежать наказания. В следующем году размеренную островную жизнь снова сотрясло известие о громком преступлении. В Александровском посту была ограблена богатая торговка и жена ссыльного фальшивомонетчика Юрковского. Грабители вскрыли сундук и унесли сбережения на крупную сумму. Отдельные обстоятельства косвенно указывали на причастность Соньки, но из-за слабости доказательств преступление так и не было раскрыто.

За время каторжной жизни воровка предприняла несколько попыток побега. Первый побег случился вскоре после прибытия на Сахалин. Она жила на поселении, что помогло ей беспрепятственно скрыться от надзирателей. Соньку подвело плохое знание местности, ее быстро хватились и в скором времени вернули в заключение. Следующая попытка оказалась более успешной. Ее искали более суток 2 взвода солдат, прочесывая лес и поджидая ее на вероятных направлениях. В итоге Сонька сама вышла к поджидавшим ее солдатам. Наказание за побег было суровым — продление каторжных работ на 3 года и 15 ударов плетью. Соньку заковали в кандалы и определили в одиночную камеру.

В 1890 году в таком положении ее обнаружил А. П. Чехов во время своего путешествия на Сахалин. Он оставил следующее описание знаменитой воровки: «Из сидящих в одиночных камерах особенно обращает на себя внимание известная Софья Блювштейн — Золотая Ручка, осужденная за побег из Сибири в каторжные работы на три года. Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом. На руках у нее кандалы; на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и теплою одеждой, и постелью. Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное. Глядя на нее, не верится, что еще недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков…»

На Сахалине Сонька встретила очередного сожителя, каторжанина и убийцу Богданова. С ним она предприняла последнюю попытку побега с острова. Но уже возраст и здоровье славной мошенницы оставляли желать лучшего. Сожителю пришлось нести ее на руках, и их вскоре нагнал отряд солдат. С тех пор Сонька уже не думала о побеге. Она занялась мелкой торговлей, приготовлением кваса и организацией культурной жизни каторжан: открытием игорного дома, карусели, танцкласса, корчмы и кафешантана (увеселительного заведения). Сонька стала настоящим символом и знаковой персоной для Сахалина. На ней зарабатывали деньги, делая постановочные фотографии о заковывании воровки в кандалы и продавая их заезжим путешественникам. На фотокарточках ее лицо неизменно искажалось от злобы и бешенства то ли по совету фотографа, чтобы получился более привлекательный кадр, то ли от внутренней нелюбви мошенницы к такого рода съемкам.

В это время ее быт описал журналист В. М. Дорошевич, прибывший в 1897 году на Сахалин для составления очерков о каторжанской жизни. Безусловно, он был наслышан о подвигах легендарной воровки и с нетерпением ждал встречи с «Мефистофелем преступного мира» и «Рокамболем в юбке», но при виде мошенницы его постигло разочарование: «И… я невольно отступил, когда навстречу мне вышла маленькая старушка с нарумяненным, сморщенным как печеное яблоко лицом, в ажурных чулках, в стареньком капоте, с претензиями на кокетство, с завитыми крашеными волосами. Неужели “эта”? Она была так жалка со своей “убогой роскошью наряда и поддельною краской ланит”. Седые волосы и желтые обтянутые щеки не произвели бы такого впечатления. Зачем все это? Рядом с ней стоял высокий, здоровый, плотный, красивый, — как бывает красиво сильное животное, — ее “сожитель”, ссыльно-поселенец Богданов. Становилось все ясно…»

Богданов держал сожительницу в «ежовых рукавицах», бил, тиранил, проматывал заработанные Сонькой деньги. Но взамен она получила защиту и участника ее преступных операций. К слову сказать, Богданов был одним из обвиняемых по делам об убийстве торговца Никитина и ограблении семейства фальшивомонетчика Юрковского. Это те преступления, за которыми видели фигуру воровки. На встрече же с Дорошевичем Золотая Ручка предстала в совершенно ином свете. В приватном разговоре она просила журналиста узнать о судьбе ее дочерей, при этом слезы катились из ее глаз и голос через фразу прерывался. Дорошевич записал: «”Рокамболя в юбке” больше не было. Передо мной рыдала старушка-мать о своих несчастных детях. Слезы, смешиваясь с румянами, грязными ручьями текли по ее сморщенным щекам».

К концу жизни Соньку перевели на материк в приморскую станицу Иман. После освобождения в 1898 году она не поехала в европейскую часть страны, а осталась на Дальнем Востоке. Вскоре она вернулась на Сахалин в Александровский пост, где и провела последние годы жизни. В 1899 году она приняла православие под именем Мария, а в 1902 году, не покидая остров, скончалась.

Пожалуй, ни один из преступников не оставил после себя такой исторический след и народную память, как это случилось с героями этого рассказа. Имя Ваньки Каина в конце XVIII века и на протяжении XIX века использовалось в качестве нарицательного. Так называли отъявленных мошенников, которые ради сохранения своей шкуры готовы сотрудничать с властями и выдать всех своих подельников. Согласно Толковому словарю В. И. Даля, прозвище «Ванька-каин» имело бранный смысл — так называли «отбойных буянов». Прозвище в преувеличенном виде отражало оригинальный образ Ваньки Каина. Его залихватская, разнузданная жизнь поражала современников и впоследствии в народной переработке долго оставалась заметной темой в городском фольклоре. Ему приписывалась популярная автобиография, собравшая истории о его преступной деятельности. О нем писали романы, повести и слагали народные песни, которые составили отдельный цикл «каиновых песен».

Долгая жизнь в тревожной народной памяти ожидала и Соньку Золотую Ручку. Она стала примером для подражания для многих женщин-воровок того времени. Как раз тогда по стране прокатилась череда авантюрных преступлений. Молва о неуловимой аферистке воскресла из небытия и на многие годы пережила героиню распространившихся легенд. Слухи о Соньке Золотой Ручке подогревали преступницы, копировавшие почерк знаменитой предшественницы. Долгое время в разных местах то и дело всплывали новости о проделках мошенниц, в которых угадывались Сонькины черты. Наибольшей выучкой и воровской удачей отличалась авантюристка Ольга фон Штейн, которая во многом продолжила преступные традиции знаменитой предшественницы. Память о Соньке не угасла до сих пор. Спустя годы в Москве на Ваганьковском кладбище криминальные авторитеты устроили могилу и памятник великой авантюристке. Это стало местом поклонения представителей криминального мира, где они просят совета, защиты и помощи в делах.