Следственный изолятор размещался в центре поселка, в здании монастыря с высокими посеревшими стенами, огороженными в три ряда колючей проволокой. По углам стояли деревянные вышки с островерхими крышами, на которых несли караул часовые. Место мрачноватое, убогое, вокруг ни деревца, лишь стоптанная до грязи трава.

Но именно вокруг тюрьмы вертелась вся жизнь поселка. Бо́льшая часть местных жителей работала именно здесь кто надзирателем, кто вольнонаемным. Тюрьма кормила всякого. Были тут и такие, кто отсидел свой срок и остался в поселке.

Уже подходя к тюрьме, недалеко от самых ворот Дарья увидела длинную унылую очередь. Один ее конец скрывался в глубине здания, а другой упирался крючковатым хвостом в заилившийся пруд.

Стараясь не смотреть на скорбящих мужчин и женщин, замкнутых на собственном горе, она прошла в здание. Даша оказалась в длинном узком коридоре, по обе стороны которого стояли люди, прижавшиеся плечами к холодным камням.

Она уверенно направилась к открытой двери, из-за которой раздавался сильный женский голос:

– Не положено. Это тоже нельзя.

Даша заглянула вовнутрь и увидела узкую длинную комнату, разделенную деревянным барьером с небольшой калиткой. Подле нее стояла дама в форме сотрудника НКВД и выкладывала из сумки на стол, расположенный рядом, какие-то вещи и продукты. По внешнюю сторону барьера переминалась с ноги на ногу женщина в убогой одежде, наверняка родственница какого-то арестанта.

Дама в форме посмотрела на Дарью, сразу замешкавшуюся, застывшую в проходе, и строго спросила:

– Что вы хотели?

Замешательство девушки сделалось невыносимым. Только сейчас она вспомнила, что забыла спросить фамилию Павла.

– Мне бы повидать офицера. Высокий такой. Он сказал, что я должна подойти сюда в восемь часов.

– Как его звать?

– У него шрам на правой щеке.

– Меня особые приметы не интересуют, он же не преступник. Имя, фамилия, звание?

– Я… забыла.

– Вот как вспомните, тогда и приходите и не мешайте мне тут работать, – сухо обронила дама, уложила вещи обратно в сумку, взглянула на родственницу арестанта и громко произнесла: – Сказано же вам было, что именно запрещено передавать. Вы думаете, что мы вашего мужа в голоде и холоде держим? Государство его и накормит, и напоит, и вещами нужными обеспечит. Так что заберите то, что лишнее.

– Но ведь я уже здесь стояла, и мне сказали…

Окончания фразы Дарья не расслышала. Она развернулась, быстро шагнула за порог и крепко закусила губы, опасаясь разреветься прямо в комнате. Вот будет тогда этой бабе потеха! За горло ее крепкой хваткой взяла обида.

«Обманул. Не пришел! Нельзя быть такой доверчивой! Ну не девчонка уже, пора делать выводы!»

Туманная пелена заслонила глаза Даши. Ей следовало переждать секунду-другую, и эта беда пройдет.

Дарья зажмурилась, шагнула вперед и тотчас натолкнулась на какую-то преграду. Она открыла глаза, подняла голову и увидела улыбающегося Павла.

– Так ведь и голову расшибить можно, – сказал он и усмехнулся. – Ты чего ревешь?

– Думала, что ты не придешь, – отступив на шаг, произнесла Дарья.

– Сказал же, что буду. Почему ты ушла?

– Спрашивали твою фамилию, а я не знаю.

– Смыслов моя фамилия. Капитан Смыслов. Пойдем за мной. Утри ты, наконец, слезы!

Павел подошел к металлической решетке, делившей коридор на две неровные половины. В одной из них, с затертыми потемневшими стенами, продолжал толпиться народ. Другая была ярко освещена, недавно побелена и совершенно пустынна.

– Она со мной, – предупредил надзирателя.

Тот понимающе кивнул, открыл дверь, впустил капитана и Дашу в огороженное помещение. Не оглядываясь, зная, что девушка послушно топает следом за ним, Павел повернул за угол и остановился у двери, где дежурил второй надзиратель. Он толкнул створку и пропустил Дашу вперед. Она вошла в комнату без окон, где за столом сидел Игнат.

– Пятнадцать минут! – напомнил Павел и вышел.

Дарья услышала, как в двери повернулся замок, а затем в коридоре раздались удаляющиеся шаги.

– Здравствуй, сестренка! А ты молодец, не ожидал я от тебя такой прыти. Извини, обнять не могу, – проговорил Игнат и показал взглядом на браслеты, соединенные цепью. Один из них был защелкнут на правом запястье, а другой, прикрепленный к стене толстым штырем, держал левое. – Распяли меня как Христа, ни повернуться нельзя, ни встать.

– Что ты хотел? У нас мало времени.

– Не хотелось бы мне здесь подыхать, сестренка. Ты же знаешь, я не такой, каким они меня рисуют.

– Чем я тебе могу помочь?

– Здесь мне помогать не нужно, – негромко отвечал Игнат Коваленков. – Сам как-нибудь решу все вопросы. Вот только воля – это еще не все. Я по-человечески хочу пожить. Намыкались мы с тобой в детстве, поголодали. Хочу, чтобы у меня всегда кусок хлеба был. – Он умолк, подался вперед, поближе к сестре, и проговорил еще тише: – Я тут долго не задержусь. Не могу сказать, когда именно, но скоро мы с тобой встретимся в Москве. Запоминай адрес. Ломженская, дом двадцать три. Сиди там и меня дожидайся.

– Там чужие люди, – заявила Дарья и отрицательно покачала головой.

Она понимала, что Игнат втягивает ее в очередную скверную историю.

– Не дрейфь. Встретят как надо, эти люди мне должны. Обогреют, накормят, защитят. До того как я вернусь, вот что для меня сделай. Сойдись с адвокатом Серебряковым. Как его найти, тебе подскажут.

Дарье захотелось закричать, но вместо этого она тихо выдавила:

– Зачем он тебе нужен?

– А ты послушай меня, – терпеливо проговорил Коваленков. – Человек он состоятельный, поделиться со мной должен, так что и тебе немало перепадет. Вотрись к нему в доверие. Вывернись наизнанку, но сделай так, чтобы он тебе поверил! Можешь стать его любовницей, домработницей, той и другой одновременно, но узнай, где он хранит драгоценности и деньги. А их у него немало. Уверен, что держит он это добро где-то поблизости. Ты слушаешь меня? – строго спросил Игнат.

Дарья продолжала хмуриться и молчала. Случилось именно то, о чем предупреждал ее Павел. Брат втягивал сестру в очередное преступление, которое могло закончиться для них страшной бедой. Даше следовало послушаться капитана Смыслова, собрать чемодан и съехать куда-нибудь в глухие места.

Пребывая в заключении, Игнат продолжал воздействовать на нее. А сейчас, находясь на расстоянии вытянутой руки, он буквально подчинил сестру своей преступной воле. Коваль обесточил девушку, парализовал, лишил индивидуальности, заставил позабыть о тех обещаниях, которые она давала себе накануне, собираясь не ввязываться в его дела.

– Да, я тебя слушаю, – отвечала Дарья рассеянно.

– Значит, ты все поняла?

– До последнего слова.

– И не волнуйся за меня, сестренка, – ободряюще произнес Коваль. – Все будет хорошо. Обещаю!

– А если я уеду? – спросила Дарья, подняла голову и в упор посмотрела на брата.

– Куда? – не сразу осведомился Игнат, лицо которого вдруг посерело.

– А хоть куда! Например, в Сибирь.

Коваль тяжело пошевелился на стуле. Цепочка на браслетах шаркнула о столешницу.

– Ты же знаешь, что тебе от меня никуда не деться, – негромко и очень твердо произнес он. – Не испытывай судьбу. Если ты это сделаешь, то я тебя найду где угодно и убью! Ты же меня знаешь. – Коваль широко улыбнулся, глянул в изменившееся лицо девушки и добавил со значением: – Да пошутил я. Зря ты так перепугалась. Как же я могу порешить родную сестренку, кровинушку? А потом ты же не можешь отказать в крошечной просьбе своему брату?

Дверь открылась.

В комнату заглянул Павел и заявил:

– Свидание закончилось. Надеюсь, вы наговорились. – Не дожидаясь ответа, он позвал надзирателя и сказал ему: – Уводи заключенного в камеру.

Дарья поднялась со своего места и вышла в коридор. Через решетчатую дверь, делившую его на две части, она видела все ту же скорбящую очередь. Люди стояли с сумками и котомками в руках, они принесли передачи для своих близких, оказавшихся за решеткой. Вот только не каждая из них доходила до адресата.

Даша уныло засеменила заметно отяжелевшими ногами к железной двери, которую уже открывал надзиратель. На капитана, сопровождавшего девушку, он старался не смотреть. Столь повышенное внимание к этой девушке со стороны Смыслова оказалось для него совершенно неожиданным и более чем странным. К этому красавцу едва ли не каждый день девки сами приходили, но ни с одной из них он не обходился так любезно, как с этой пигалицей.

«Что же в ней такого?» – ломал он голову, но старался выглядеть совершенно равнодушным.

Не тот случай, чтобы выражать интерес. Так и без работы остаться можно.

– Погоди, – сказал Павел и попридержал Дашу.

Девушка послушно остановилась и вопросительно глянула на него.

Он достал из кармана пачку папирос, но тут же нервным движением вогнал ее обратно.

«Что же в ней такого, что я не перестаю о ней думать? Надо же, как крепенько она меня прихватила. Будто бы околдовала!»

– Поговорила?

– Да.

– Ты расстроена.

– Тебе показалось.

– Я же вижу, он тебе сказал что-то такое, о чем ты сейчас размышляешь. Думы эти явно невеселые. Может, мне заслать его куда-нибудь подальше от этих мест, чтобы он тебя не донимал? – осторожно проговорил Павел. – Это в моей власти. Уверяю, братец тебя больше не побеспокоит.

Дарья отрицательно покачала головой и сказала:

– Я не хочу, чтобы ему было плохо.

Надзиратель, стоявший у дверей, тактично, не привлекая к себе внимания, смотрел в сторону и все более удивлялся поведению капитана Смыслова. Надо же как мужика развезло, от бабы отойти не может, какие-то нежные слова ей нашептывает.

– Может, тебе покажется странным то, что я сейчас скажу. Но я крепко все обдумал. Не век же мне бобылем куковать, пора бы и остепениться, время пришло. Ты думаешь, я из тех, кто красивую бабу увидел и сразу жениться ей предлагает? – Павел усмехнулся. – Это не так. Много у меня женщин было, но ни одна по-настоящему не зацепила. А с тобой как-то по-другому вышло, сам от себя такого не ожидал. Вывернула ты меня всего наизнанку. Сам себя не узнаю. Есть в тебе что-то такое. Наверное, это самое что-то и роднит нас. Оставайся в моем доме, будешь за хозяйку. Обещаю тебе, не пожалеешь.

Тяжелый сводчатый потолок давил на него. Капитан, всегда такой прямой, вдруг опустил плечи, с высоты своего огромного роста смотрел на Дашу и смиренно дожидался ответа.

«У этой девки в роду явно были еще те прабабки, настоящие колдуньи. Только у них могут быть такие бесовские зеленые глаза, – подумал он. – Иначе никак нельзя объяснить тот неоспоримый факт, что едва она на меня глянула, да так приворожила, что и не вздохнуть. Белый свет стал не мил, только о ней и думаю. Казалось бы, получил свое от девки, ступай себе с миром, а вот только ноги не идут. Каждый шаг в противоположную сторону представляется мне настоящим несчастьем. А ведь совсем недавно я полагал, что такого не бывает. Надо же, проняло не к какой-нибудь интеллигентной барышне, а к сестре матерого уркагана, пребывающего под расстрельной статьей».

Дарья не смела поднять взор на капитана, смотрела прямо перед собой, на стену и отмечала, что побелена она неровно. На поверхности оставались белые комочки извести. Через толстый слой штукатурки проступали швы между прямыми рядами кирпича.

– Спасибо тебе, что ты мне помог, – сказала она.

– Не стоит об этом.

– Конечно, мне очень лестно то, что ты предлагаешь. Однако ты ведь меня совсем не знаешь.

По губам капитана скользнула грустная улыбка.

– Я бы и сам не хотел с тобой связываться, – заявил он. – Но не знаю, что со мной происходит. Это сильнее меня. Я ничего не могу с собой поделать. Когда тебя увидел, так меня просто молнией по макушке шарахнуло. Никогда со мной такого не было. А о тебе я знаю больше, чем ты думаешь.

– Ты наводил обо мне справки?

– Не удивляйся, это моя работа. Я должен знать все не только о самом своем подопечном, но и о его родственниках и ближайшем окружении. А личное дело твоего братца – весьма занимательное чтиво…

– И что ты обо мне знаешь?

– Вы с братом росли в детдоме, родители ваши были репрессированы. Из детдома вы убегали много раз. Вас ловили и возвращали. Однажды тебя даже удочерили добрые люди, но брат уговорил тебя бежать из этого дома. С полгода вы жили где-то по чердакам и подвалам, потом вас снова отловили. Но возвращаться к приемным родителям ты не захотела. После детдома твой брат порезал пару каких-то жиганов, за что угодил в колонию. Тебя отправили учиться на швею-мотористку, но Игнат сбежал из колонии и уговорил тебя бросить учебу. Ты так и сделала. Вы долго промышляли тем, что ты заманивала богатых дядечек в темное безлюдное место, где он их грабил. География ваших преступлений довольно широка: Москва, Владимир, Ростов Великий. Вас активно искали по всему Подмосковью. Ваш конец наступил тогда, когда вы ограбили руководителя крупного оборонного завода. В его портфеле были очень серьезные документы, они пропали. Было предположение, что это диверсия, но вскоре бумаги отыскались в мусорном баке. Тут за вас взялись уже серьезно и через три дня арестовали. Коваленков взял всю вину на себя, и тебе удалось избежать заключения. Мне продолжать дальше?

Напряженная, побелевшая Дарья внимательно слушала неторопливую, ровную речь капитана. Ей хотелось провалиться от стыда, но пол, выложенный громоздкими серыми каменными плитами, не давал такой возможности.

– Не нужно, – едва слышно произнесла Дарья, покачав головой. – Все это написано в деле брата?

– Да. Там написано куда больше, чем ты думаешь. Мне не хотелось бы пересказывать многие эпизоды.

– Ты знаешь обо мне все и предлагаешь быть вместе?

– Предлагаю. По долгу службы я встречал много различных людей. Немалая их часть оказалась за решеткой только по воле случая или какого-то нелепого обстоятельства. Я бы не хотел, чтобы с тобой случилось то же самое. Ты другая, тюремные стены не для тебя. Они тебя сломают, ты не выйдешь оттуда. Чего ты молчишь? Скажи, как мне до тебя достучаться.

– Ты спрашиваешь серьезно?

– Я никогда еще не был таким серьезным. Даже сам не знаю, куда меня заносит.

– Помоги моему брату.

– Я переведу его в другую камеру, ему там будет поспокойнее. Паек станет получше, сам прослежу за этим. Это все в моих силах. Но по большому счету ему это мало чем поможет. Его дни уже давно сочтены. Если не сегодня, так завтра твоего братца пустят в расход.

– Я говорю не о камере, а о большем, – негромко, но с некоторым вызовом произнесла Дарья.

– И о чем же?

– Помоги ему бежать. У меня, кроме него, больше никого нет. Я не могу его потерять. Просто не сумею пережить такой утраты. Тогда я для тебя все что угодно сделаю. Рабой твоей стану!

Павел долго молчал. Не ослышался ли? Но Дарья смотрела прямо ему в глаза и требовала откровенного ответа.

– Ах, вот оно что. Не ожидал. Ну ты даешь, девка. Ну и занесло тебя! А хочешь, я сделаю так, что ты не выйдешь из этой тюрьмы? Мне достаточно только надзирателя позвать, и тогда даже упрашивать тебя не придется. Ты сама согласишься на все, что мне угодно. Знаешь, сколько у меня тут таких, как ты, сидят?

– Но это уже буду не я. И вряд ли эта другая женщина понравится тебе после меня.

– Вон ты какая!

– Я пойду, у меня дела, – сказала Дарья и уверенным шагом направилась в сторону металлической двери.

– Выпускай! – приказал надзирателю капитан Смыслов, потянул тяжелую дверь на себя и выпустил Дашу.

На какое-то мгновение она остановилась в проеме, как если бы ожидала оклика, а потом уверенно зацокала каблуками по каменному полу.