— Ты куда это?

Сиплый спросонья, собственный голос казался незнакомым, чужим. Мэрибет за рулем приняла вправо, к съезду. Еще немного, и хайвэй останется позади.

— Мэрибет, нам не сюда!

— Я трясла тебя минут пять, а ты все не просыпался. Думала, это кома или еще что-то вроде, а тут рядом больница.

— Вот видишь, проснулся же. Езжай прямо.

Мэрибет повернула руль, и «Мустанг» в последний момент выскочил на хайвэй. Сзади отчаянно засигналили.

— Как ты там, Ангус? — спросил Джуд, оглянувшись на пса, сунув руку между спинок кресел и коснувшись его передней лапы.

На миг взгляд Ангуса прояснился, челюсти дрогнули. Приоткрыв пасть, пес лизнул пальцы Джуда.

— Вот молодец, — прошептал Джуд. — Держись, Ангус, держись.

Повернувшись вперед, он снова откинулся на спинку кресла. Кукла-рукавичка на правой ладони обзавелась ярко-красным лицом. Чего бы он только не отдал сейчас за укол или хоть что-нибудь, лишь бы приглушить боль… хотя нечто подобное можно найти и по радио — к примеру, «Скинэрдов», а если с ними не повезет, так «Блэк Кроуз». Включив приемник, Джуд принялся быстро вращать ручку настройки. Треск помех сменился писком шифрованного радиообмена военных станций; сошедший на нет, писк уступил место Хэнку Уильямсу-третьему, а может, просто Хэнку Уильямсу (сигнал оказался настолько слабым, что этого Джуд разобрать не сумел), а после…

А после приемник поймал безупречно чистый сигнал — голос Крэддока.

— Ну, парень, никогда не подумал бы, что у тебя столько пороху в пороховницах! Никак не угомонишься, никак!

Настоящий, не кажущийся, голос мертвеца звучал совсем рядом — из динамиков, встроенных в дверцы.

— Обычно для меня такое чего-то да стоит… вот только в природе обычно, сам знаешь, не встречается, — с коротким смешком продолжал Крэддок. — Куда ни плюнь, всюду полно таких, кому вроде бы даже слово «страх» неизвестно, однако неправда все это. Неправда. Большинство, оно… усыпи любого покрепче да понадежнее, таблеточку для верности дай, поглубже в транс погрузи и скажи, что он горит заживо, — и что? Всякий криком кричит, воды просит, пока горло не надорвет. Что угодно сделает, лишь бы спастись. Все, что пожелаешь. Такова уж человеческая природа. Но некоторых — как правило, детей и душевнобольных — даже в глубоком трансе ни в чем не убедишь. И Анна, смилуйся над ней, Господи, относилась и к тем, и к другим. Пробовал я помочь ей забыть обо всем, что ее так угнетало, но… Хорошая была девочка. Мучилась из-за всякого — вот и из-за тебя — так, что смотреть больно, однако забыть обо всем отказывалась наотрез, пусть даже на сердце стало бы легче. Некоторые просто предпочитают страдать. Неудивительно, что она к тебе привязалась: ты ведь такой же. Хотел я покончить с тобой поскорее, но тебе непременно потянуть время потребовалось, а зачем? Вот скажи, зачем? Понимаешь, как только тот пес на заднем сиденье расстанется с жизнью, ты умрешь тоже, и смерть твоя будет совсем не такой легкой, какой могла бы стать. Ты уже трое суток живешь как собака, и теперь как собака подохнешь вместе с этой двухдолларовой сучкой, что сидит рядом…

Мэрибет, ткнув в кнопку, выключила радио, однако приемник тут же заговорил снова:

— …думаешь, настроил против меня мою девочку и не ответишь за это…

Джуд подогнул колено к груди и вмазал каблуком мартинса по приборной панели. Звонкий хруст трескающегося пластика — и голос Крэддока вмиг утонул во внезапном оглушительном реве басов. Еще пинок по лицевой панели, и разбитый приемник умолк.

— Помнишь, я говорил, что мертвец к нам не ради разговоров явился? — сказал Джуд. — Так вот, извиняюсь, ошибся. Такое чувство, будто ему ничего другого не нужно.

Мэрибет не ответила. Джуд тоже надолго умолк и заговорил с ней только спустя полчаса, перед нужным съездом.

Свернув с хайвэя, «Мустанг» помчался по двухполосному шоссе местного значения, сквозь южный субтропический лес, подступавший к самым обочинам, нависавший над головой. Вот и знакомый с детства кинотеатр для автомобилистов, закрывшийся еще в те времена, когда Джуд был совсем мал… Огромный экран возвышался над шоссе, и многочисленные прорехи в нем открывали вид на небо: гвоздем сегодняшнего вечера оказалась колышущаяся пелена грязно-серого дыма. Затем «Мустанг» миновал «Нью-Саут-Мотель», тоже давным-давно закрывшийся, заросший джунглями, двери и окна кое-как заколочены досками. Первым работающим заведением оказалась заправочная станция, однако пара бронзовых от загара толстяков, сидевших у входа лицом к шоссе, не улыбнулись, не помахали руками и вообще никак не отреагировали на проезжающих — разве что один, слегка подавшись вперед, сплюнул в пыль.

Дальше Джуд велел Мэрибет свернуть с шоссе на боковую дорогу, уходящую влево, в россыпи невысоких холмов. После обеда небо потемнело, окрасилось ядовито-красным, дневной свет сменился мрачными предгрозовыми сумерками. Цвет этот был Джуду знаком: точно такая же красноватая, оттенка головной боли, мгла возникала перед глазами, стоило ему смежить веки. Надо же: времени до ночи полным-полно, а вокруг — будто поздний вечер… Подбрюшья облаков на западе угрожающе почернели, ветер раскачивал верхушки пальм, яростно трепал бороды испанского мха, свисавшего с нижних ветвей дубов.

— Вот и приехали, — сказал Джуд.

Как только Мэрибет свернула на подъездную дорожку, полого тянувшуюся наверх, к дому, ветер внезапно усилился, хлестнул очередью крупных, увесистых дождевых капель в лобовое стекло. Капли дождя яростно забарабанили и по стеклу, и по крыше, однако ливень кончился, едва начавшись: ожидаемого продолжения не последовало.

Дом стоял на вершине невысокого взгорка. Не возвращавшийся в родные края три с лишним десятка лет, до этой минуты Джуд даже не подозревал, насколько его дом в штате Нью-Йорк похож на этот, родной, на дом детства. Казалось, он прыгнул на десять лет в будущее, вернулся в Нью-Йорк, а его загородный особняк, оставленный без присмотра, нежилой, за это время пришел в упадок. Впереди возвышалось огромное мышасто-серое здание с кучей пристроек, крытое черной битумной черепицей. Многие плитки покоробились, задрались кверху, а то и вовсе исчезли, и, как только «Мустанг» подъехал поближе, ветер на глазах Джуда подхватил один из черных квадратиков, сорвал с крыши и зашвырнул высоко в небеса.

Сбоку от дома виднелся опустевший курятник. Под натиском ветра сетчатая дверь распахнулась настежь, а после захлопнулась с грохотом ружейного выстрела. В одном из окон первого этажа недоставало стекла; кусок полупрозрачной пленки, пришпиленный скобами к раме, дробно трещал, трепетал на ветру. Теперь Джуд понимал: сюда-то они все это время и ехали, сюда и стремились с той самой минуты, как отправились в путь.

Грунтовка, ведущая к дому, заканчивалась разворотной петлей. Описав круг, Мэрибет развернула «Мустанг» назад, туда, откуда они приехали, и заглушила мотор. Не прошло и секунды, как внизу, у подножия взгорка, вспыхнули фары пикапа Крэддока.

— О, Господи, — ахнула Мэрибет и, выскочив из кабины, бросилась к дверце со стороны Джуда.

В начале дорожки выцветший грузовичок вроде бы слегка притормозил, но тут же покатил к ним, вверх по склону.

Обежав «Мустанг» спереди, Мэрибет изо всех сил рванула на себя пассажирскую дверцу и подхватила под локоть едва не вывалившегося наружу Джуда.

— Вставай, вставай! Держись! Скорее в дом!

— Ангус, — пробормотал Джуд, оглянувшись на пса.

Пес, опустив голову на передние лапы, устало глядел на Джуда. Окаймленные красным, собачьи глаза влажно поблескивали в полумраке кабины.

— Он мертв.

— Нет, — возразил Джуд, уверенный, что Мэрибет ошибается. — Как ты там, Ангус?

Но Ангус, печально глядевший на Джуда, даже не шевельнулся. Ворвавшийся в кабину ветер в негромким стуком покатил по полу пустой бумажный стаканчик, взъерошил, поднял дыбом шерсть Ангуса, однако пес этого словно бы не заметил.

Неужели Ангус действительно вот так запросто, втихомолку расстался с жизнью? В подобное просто не верилось. Всего пару минут назад он был живехонек, в этом Джуд нисколько не сомневался. Нет, нет. Стоит лишь подождать еще самую малость, и Ангус встрепенется, потянется, поднимет голову… но тут Мэрибет снова потянула его к дому. Не в силах сопротивляться (какое тут «сопротивляться» — на ногах устоять бы, Джуд поневоле заковылял за ней следом.

На колени Джуд рухнул чуть позже, в какой-то паре футов от крыльца, сам не поняв, с чего бы. Одной рукой он оперся на плечи Мэрибет, а та обхватила его за талию и, застонав от натуги сквозь стиснутые зубы, подняла на ноги. Сзади, с грунтовки, донесся хруст гравия под колесами и скрип тормозов остановившегося пикапа.

— Эй, парень, — окликнул Джуда Крэддок из-за опущенного стекла с водительской стороны.

Джуд с Мэрибет, остановившись у двери, оглянулись назад.

Пикап тарахтел на холостых оборотах рядом с «Мустангом». За рулем сидел Крэддок все в том же застегнутом наглухо строгом черном костюме с серебристыми пуговицами. Левая рука его небрежно свисала книзу из открытого окна. Лица за изогнутым синеватым стеклом было не разглядеть.

— Родной дом, сынок, да? — со смехом спросил Крэддок. — Скучал, небось, по нему, ночей не спал от тоски?

Не прекращая смеха, мертвец разжал руку, выставленную за окно. Выпавший из кулака полумесяц бритвы закачался из стороны в сторону на золотой цепочке.

— Скоро ты перережешь ей глотку. А она просто счастлива будет. Просто счастлива будет, что все наконец позади. Напрасно ты, Джуд, связался с моими девочками.

Джуд повернул ручку двери, Мэрибет толкнула створку плечом, и оба с грохотом ввалились в темную прихожую. Взглянув напоследок в окно возле двери, Джуд обнаружил, что грузовичок мертвеца бесследно исчез, а на подъездной дорожке остался только «Мустанг». Еще секунда, и Мэрибет, пинком захлопнув за собой дверь, подтолкнула Джуда вперед.

Бок о бок, поддерживая друг дружку, оба двинулись в темноту коридора. Задетый бедром Мэрибет, столик у стенки опрокинулся и с треском грохнулся на пол. Стоявший на нем телефон откатился в сторону, слетевшая с рычагов трубка задребезжала о половицы.

В конце коридора, за дверью, ведущей в кухню, горели лампы. Больше света нигде во всем доме пока что было не видно: окна снаружи закрыты ставнями, прихожая темна, ведущая наверх лестница теряется в кромешном мраке.

На шум из кухни выглянула старуха в неяркой, пастельных тонов, блузке в цветочек. Мелко вьющиеся, ее волосы торчали над головой белым пухом, глаза, увеличенные толстыми линзами очков, казались нелепо, до смешного большими. Арлин Уэйд… Джуд узнал ее с первого взгляда, хотя даже не помнил, когда в последний раз виделся с ней. Как бы там ни было, с тех пор она не изменилась ничуть, так и оставшись сухопарой старухой с неизменно изумленным взглядом.

— Что за дела тут? — вскричала она, сжав в кулаке висевший на шее крестик и отступив в сторону, чтоб пропустить их в кухню. — Бог ты мой, Джастин! Мать Пресвятая Богородица, что с тобой?

Кухня оказалась сплошь желтой. Желтый линолеум, желтые плиты рабочих столешниц, шторы в желто-белую клетку, расписанные маргаритками тарелки, сохнущие в корзине у раковины… При виде всего этого в голове Джуда тут же зазвучала та самая песня, что несколько лет назад вознесла к вершинам английских и американских чартов «Колдплэй», — та, где все вокруг желтое.

Ухоженная, яркая, полная жизни, ничем не напоминавшая об упадке, царящем снаружи, кухня удивила Джуда до глубины души. На его памяти такого уюта здесь отродясь не бывало. Здесь, в кухне, чистя картошку либо перемывая бобы и тупо таращась в экран телевизора, проводила большую часть времени мать. Ее бесчувственность, ее равнодушие обесцвечивали все вокруг, превращали кухню в безрадостное, чужое место, где и говорить-то следует только шепотом, если следует вообще, а уж бегать неуместно тем более — все равно что шумно резвиться на похоронах.

Однако мать Джуда тридцать лет как умерла, и теперь кухня принадлежала Арлин Уэйд. Прожившая в родительском доме год с лишним, тетка, по-видимому, тоже проводила большую часть времени именно здесь и отогрела кухню собственной обыденной жизнью — жизнью старухи, болтающей по телефону с кучей подруг, пекущей пироги для многочисленных родственников да вдобавок заботящейся об умирающем старике. Пожалуй, теперь в кухне стало даже слишком, сверх меры уютно. От всего этого и от жаркой духоты у Джуда закружилась голова, и Мэрибет развернула его к кухонному столу. Костлявые пальцы Арлин глубоко впились в правую руку, с неожиданной силой стиснули бицепс.

— Что у тебя за носок на руке? — спросила тетка.

— Ему палец оторвало, — пояснила Мэрибет.

— Тогда что вы здесь делаете? — удивилась Арлин. — Его в больницу нужно везти.

Джуд мешком рухнул в кресло. Странно, однако ему даже сейчас казалось, будто он движется, едет куда-то, будто стены неспешно скользят мимо, а кресло катит вперед этакой машинкой из паркового аттракциона, «Безумной гонки мистера Джуда». Мэрибет, опустившись в соседнее кресло, ткнулась коленями в его ногу. Ее по-прежнему бил озноб, лицо масляно блестело от пота, встрепанные, местами свалявшиеся волосы прядями липли к вискам, к щекам, к шее.

— Где ваши собаки? — спросила она.

Арлин принялась развязывать носок, стягивавший запястье Джуда, глядя на него сверху вниз сквозь линзы очков на кончике носа. Возможно, вопрос и показался ей несуразным либо неожиданным, но, целиком поглощенная делом, тетка даже не изменилась в лице.

— Мой пес — вон там, — ответила она, кивком указав в угол кухни. — И, как видишь, в любую секунду готов броситься мне на выручку. Старикан он лютый, свирепый, с ним не шути.

Джуд с Мэрибет подняли взгляды. В углу, на собачьей подушке в плетеной корзине лежал старый, до неприличия разжиревший ротвейлер. Корзина ему была маловата, так что розовый, безволосый собачий зад свешивался через край. Лениво приподняв морду, пес смерил обоих взглядом, блеснул слезящимися, в кровавых прожилках глазами, вновь опустил лобастую голову и тихонько вздохнул.

— Так вот, что у тебя с рукой, Джастин? Собака укусила? — спросила Арлин.

— С отцовскими овчарками что? — вместо ответа спросил ее Джуд.

— Он, знаешь ли, ухаживать за собаками больше не в состоянии, так что Клинтона с Ратером пришлось к Джеффри переселить.

Сняв с руки Джуда носок, Арлин резко, со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы: бинты под носком промокли, пропитались кровью насквозь.

— Ты уж не догонялки ли с папашей затеял — кто первым помрет?

Не трогая бинтов, она уложила руку Джуда на стол и окинула взглядом повязку на другой.

— Там тоже чего-нибудь не хватает?

— Нет. Левую просто пропорол здорово.

— Так. Позвоню-ка я в неотложку, — решила Арлин. Всю жизнь прожившая на юге, «неотложку» она превратила в «не ту ложку».

Шагнув к телефону на стене кухни, Арлин сняла трубку, но трубка разразилась оглушительными короткими гудками, и тетка, вздрогнув от неожиданности, повесила ее на рычаг.

— Стало быть, это вы там, в коридоре, мне телефон своротили, — догадалась она и отправилась наводить порядок.

Мэрибет не мигая уставилась на Джудову руку. Приподняв ладонь, Джуд оценил мокрый алый отпечаток, оставшийся на столешнице, и бессильно уронил руку на стол.

— Не стоило нам сюда ехать, — сказала Мэрибет.

— А больше некуда.

Отвернувшись от Джуда, Мэрибет взглянула в сторону разжиревшего ротвейлера Арлин.

— Скажи, что он нас выручит, а?

— Окей. Он непременно нас выручит.

— Ты серьезно?

— Нет.

Мэрибет подняла на Джуда вопросительный взгляд.

— Прости, — сказал Джуд. — Похоже, насчет собак я малость ошибся и зря тебя обнадежил. Не всякий пес тут подойдет. Тут нужен мой пес. Помнишь, у каждой ведьмы обязательно есть черный кот? Вот и Бон с Ангусом были для меня чем-то вроде. И заменить их некем.

— И когда же ты догадался об этом?

— Четыре дня назад.

— А мне почему не сказал?

— Надеялся истечь кровью и умереть, прежде чем Ангус отдаст концы. Тогда для тебя бы все обошлось. Тогда мертвецу поневоле пришлось бы от тебя отвязаться: больше-то у него к нам дел никаких. Эх, не сообразил я вовремя… с повязкой перестарался…

— По-твоему, вот помрешь ты — и все будет окей? По-твоему, опустить руки и пусть все будет, как ему хочется, это нормально, да? Да будь ты проклят… по-твоему, я перлась в такую даль только затем, чтоб твоей смертью полюбоваться? Будь ты проклят…

Вернувшаяся в кухню Арлин наморщила лоб, сдвинула брови — то ли от раздражения, то ли в глубоких раздумьях, а может, и то и другое, серединка на половинку.

— Понять не могу, что за беда с телефоном. Нет гудка, хоть ты тресни. Снимаю трубку — и ничего, кроме какой-то местной станции на средних волнах. Вроде программы для фермеров. Какой-то тип треплется, как туши свиней свежевать. Похоже, провода ветром оборвало.

— Так у меня сотовый есть, — начала Мэрибет.

— У меня тоже, — оборвала ее Арлин. — Только не ловят сотовые в этих местах. Давай-ка уложим Джастина, и я погляжу, чем ему прямо сейчас помочь можно. А после до шоссе, к Макги прокачусь и позвоню оттуда.

Подойдя к столу, она без лишних слов ухватила Мэрибет за запястье и поднесла ее забинтованную руку поближе к глазам. Бинты затвердели, побурели от запекшейся крови.

— Да что с вами стряслось-то? — спросила Арлин.

— Я только большой палец слегка повредила, — ответила Мэрибет.

— Не на его ли указательный думала обменять?

— Просто инфекция… нагноился слегка.

Оставив в покое ее забинтованную руку, Арлин оценивающе оглядела другую — ту, что без бинтов, устрашающе сморщенную и побледневшую.

— В жизни подобной инфекции не видала. Обе ладони… еще где-нибудь есть?

— Нет.

Арлин пощупала лоб Мэрибет.

— Да ты вся горишь… Господи, и он тоже! Ты, милочка, отдохни в моей комнате, а Джастина я у отца уложу. Как раз две недели назад вторую кровать там поставила, чтобы вздремнуть при случае, далеко от него не отходя. Идем, мальчик мой… хоть и выросший. Еще немного пройтись нужно. Давай-ка, вставай.

— Хочешь меня с места сдвинуть, лучше тащи со двора тачку да вези, — проворчал Джуд.

— А в комнате твоего папки у меня морфин припасен.

— Окей…

Опершись о стол левой ладонью, Джуд с трудом поднялся на ноги.

Мэрибет, вскочив с кресла, подхватила его под локоть.

— Нет, тебе вон туда, — сказала Арлин, кивнув в сторону ротвейлера и двери, ведущей в комнатку, когда-то приспособленную матерью под шитье, а теперь превращенную в крохотную спаленку. — Вон там приляг и отдохни. С ним я сама управлюсь.

— Все в порядке, — заверил Джуд Мэрибет. — Арлин за мной присмотрит.

— А с Крэддоком что будем делать? — спросила Мэрибет.

Стояла она совсем рядом, и Джуд, наклонившись вперед, уткнулся лицом в ее волосы, поцеловал макушку.

— Не знаю, — ответил он. — Зачем только ты ввязалась во все это вместе со мной? Отчего не сбежала вовремя, пока возможность была? Откуда в тебе столько упрямства ослиного, а?

— Я, как-никак, девять месяцев рядом с тобой ошивалась, — пояснила она, поднявшись на цыпочки, обвив руками Джудову шею и припав губами к его губам. — Наверное, от тебя и подхватила.

Какое-то время оба просто молчали, обнимая друг друга, покачиваясь из стороны в сторону.