Веко Джессики Макдермотт-Прайс беспорядочно, нервно задергалось, на кончике одной из ресниц набухла, готовясь упасть, капелька пота. Подведенные темно-красной, почти черной, будто черешня, помадой, губы хозяйки дома разъехались в стороны еще шире, однако оскал зубов, утратив всякое сходство с ухмылкой, сменился гримасой ярости пополам с замешательством.

— Не тебе о нем говорить! Он и не такое дерьмо, как ты, с каблуков соскребал!

— А вот тут ты кое-что путаешь, — ответил Джуд. Сам он тоже слегка запыхался, но его голос звучал на удивление ровно. — В кучу дерьма вляпались вы, когда со мной связаться решили. Скажи-ка, ты помогала ему покончить с ней, чтоб она о его проделках не проболталась? Стояла рядом, смотрела, как родная сестра умирает, истекая кровью?

— Девчонка, вернувшаяся в этот дом, с моей сестрой не имела ничего общего. Ничего общего! Сестра к тому времени, как вы с ней расстались, уже умерла, а погубил ее ты. А девчонка, возвратившаяся к нам, была пропитана ядом до мозга костей. Чего только не наговорила. Чем только не угрожала. Приемного папу в тюрьму засадить собиралась. И меня заодно в тюрьму засадить. А ведь Крэддок ни единого волоска на ее вероломной змеиной башке не коснулся. Крэддок любил ее всей душой. Он лучшим был, лучшим человеком на свете!

— А еще твой приемный папаша малолеток пялить любил. Сперва тебя, после — Анну. И ведь ответ-то у меня с самого начала под носом, можно сказать, лежал…

Стоило наклониться над ней, упершись руками в колени, как у Джуда слегка закружилась голова. Снаружи сквозь окошки над раковиной нещадно палило солнце, отчего в кухне сделалось довольно жарко и душно, а еще от хозяйки одуряюще пахло духами, ароматом жасмина. За слегка приотворенными створками стеклянных раздвижных дверей виднелось крытое заднее крыльцо — половицы из выдержанного красного дерева, обеденный стол под кружевной скатертью. На столе, ощетинившись, настороженно наблюдая за происходящим в кухне, восседала длинношерстная серая кошка. Голос из радиоприемника забубнил что-то о загружаемом контенте. Монотонный, точно гудение пчел в улье, подобный голос мог вмиг усыпить, убаюкать кого угодно.

Джуд оглянулся в сторону магнитолы, собираясь шваркнуть по ней монтировкой и разнести на куски, однако при виде стоявшего рядом с ней фото немедля забыл о задуманном покушении. С фотографии восемь на десять дюймов в серебристой рамке во весь рот улыбался Крэддок. Одет он был в тот самый черный костюм с блестящими пуговицами величиной с серебряный доллар, одной рукой касался полей федоры, точно вот-вот учтиво приподнимет ее, а другой рукой придерживал за плечо девочку, дочку Джессики, невероятно похожую на Анну благодаря высокому лбу и широко посаженным синим глазам. Смуглое от загара лицо девочки на фотографии — неулыбчивое, непроницаемое, не выражающее никаких чувств — казалось лицом человека в лифте, дожидающегося, когда же кабина наконец доползет до нужного этажа. Это-то выражение на лице и придавало девчонке еще большее сходство с Анной — с Анной на пике депрессии. Тревожный знак. Настораживающий.

Заметив, что Джуд ненадолго отвлекся, Джессика заерзала, отползая назад, отодвигаясь подальше, однако Джуд снова сгреб ее за ворот блузы и рванул на себя. Лишившись последней пуговицы, блуза окончательно распахнулась, повисла складками на плечах. Джуд поднял руку и утер предплечьем взмокший от пота лоб. Заканчивать разговор он пока не собирался.

— Конечно, Анна так и не призналась, что подвергалась домогательствам в детстве, но когда человек так старательно избегает расспросов, по-моему, все очевидно. А еще в последнем письме ко мне она писала, что очень устала держать все в секрете и что долго этой постоянной усталости не выдержит. С виду — вроде бы намек на самоубийство, и потому я не сразу понял, о чем на самом деле шла речь, что ей просто требовалось выговориться, выпустить правду на волю. Рассказать, как отчим погружал ее в транс и творил с ней все что захочет. Да, дело свое он знал и заставил Анну на время забыть обо всем, однако полностью стереть из ее памяти пережитое не смог. Как на нее накатит, воспоминания — раз и всплывают. И, видимо, годам к шестнадцати-семнадцати она обо всем догадалась, поняла, что он вытворяет. И многие годы бежала от всего этого. От приемного папочки. Только я посадил ее в поезд, отправил обратно, и она снова угодила к нему. Увидела, как он стал стар, как близок к смерти. И может быть, решила, что ей больше не нужно ни от чего бежать.

Потому и пригрозила рассказать, что сделал с ней Крэддок, верно я говорю? Всем обо всем рассказать, к суду его притянуть. Потому он ее и прикончил. Еще раз ввел в транс и взрезал ей вены в ванне. Задурил девчонке голову, уложил в ванну, вены вскрыл и устроился рядом, поглядеть, как она истекает кровью. Сидел, любовался…

— Не смей поливать его грязью! — пронзительно, резко взвизгнула Джессика. — Тот последний вечер стал для нас сущим кошмаром. Каких только гадостей она не наговорила! Чего только не сделала! В лицо ему плюнула, с лестницы пыталась столкнуть — это его-то, дряхлого старика! Грозила нам всем, всем до единого. Сказала, что Риз от нас заберет, а Крэддока — с твоими-то деньгами и твоими юристами — непременно упрячет в тюрьму.

— То есть у него просто не было другого выхода, да? — усмехнулся Джуд. — То есть все это с его стороны — практически самозащита?

Мелькнувшее на лице Джессики выражение исчезло так быстро, что Джуд мог бы вообразить, будто оно ему только почудилось. Однако уголки рта Джессики дрогнули, губы на миг сложились в улыбку — понимающую улыбку самого подлого, отталкивающего сорта. Сев малость прямее, она заговорила по-новому, наставительно, и в то же время напевно, воркующе:

— Сестра была нездорова. Страдала помрачениями рассудка. И суицидальные склонности за ней наблюдались давно. Так что, когда она легла в ванну и вскрыла вены, никто этому не удивился. О ее намерениях знали все, и никто на свете не скажет ничего другого.

— Анна говорит по-другому, — возразил Джуд.

На лице Джессики отразилось замешательство.

— В последнее время я от умерших чего только не наслушался, — пояснил он. — И, знаешь, концы с концами у тебя не сходятся. Если уж ты решила науськать на меня призрака, так отчего не Анну? Если уж я виноват в ее гибели, зачем посылать ко мне Крэддока, а? Нет, отчим твой охотится на меня не из-за моих грехов — из-за собственных.

— А сам-то ты кто такой, чтоб его называть педофилом? Насколько вон та сучонка тебя моложе? На тридцать лет? На все сорок?

— Язык придержи, — предостерег ее Джуд, крепче сжав в кулаке монтировку.

— Мой отчим заслуживал всего, о чем бы нас ни просил, — не в силах остановиться, продолжала Джессика. — Я это понимала всю жизнь. И моя дочь поняла тоже. Но Анна все вывернула наизнанку, представила какой-то жуткой мерзостью, насильником его объявила, хотя он не сделал ничего такого, что Риз пришлось не по вкусу. Готова была отравить последние дни Крэддока на этой земле, и только затем, чтоб снова добиться твоей благосклонности, чтоб снова тебе понравиться, и вот: сам теперь видишь, что получается, когда настраиваешь человека против родных! Когда суешь нос куда не просят!

— Бог ты мой, — проговорила Мэрибет. — Если мне все это не чудится, если уши меня не подводят, ничего мерзопакостнее я в жизни еще не слышала.

Раздвинув коленом ноги Джессики, Джуд снова прижал ее к полу забинтованной левой.

— Ну, с меня хватит. Услышу еще хоть слово о том, чего ваш приемный папаша заслуживал да как всех вас любил, — не выдержу ведь, сблюю. Как мне от него избавиться? Расскажешь, каким образом его прогнать, и мы уйдем, и на том делу конец, — сказал он, сам не зная, правду ли говорит.

— Что случилось с костюмом? — спросила Джессика.

— А какая, мать твою, разница?

— Нет его больше, да? Ты приобрел костюм мертвеца, костюма у тебя больше нет, а духа тебе не прогнать. Что куплено, то куплено. Проданный товар обратно не принимается — тем более в поврежденном виде. Дело сделано. Считай, ты уже мертв. И ты, и вон та сучка с тобой. Пока оба в землю не ляжете, он от вас не отвяжется.

Джуд, наклонившись вперед, слегка придавил горло Джессики монтировкой, перехваченной за оба конца. Джессика захрипела.

— Ну нет, с этим я не согласен. Другой способ наверняка есть. Думай, зараза, не то… а вот руки от меня убери.

Пальцы Джессики теребили пряжку ремня. Отпрянув прочь, Джуд убрал монтировку с ее горла, и Джессика расхохоталась.

— Что же ты застеснялся? Разве тебе никогда не хотелось похвастать, что сестер трахал? — спросила она. — Ручаюсь, подружка твоя с удовольствием поглядит.

— Не тронь меня.

— Да ты сам послушай, что говоришь! Крутой, здоровый мужик, рок-звезда, а боишься — боишься меня, и отца моего, и себя самого! Вот и славно. И правильно. Еще немного, и ты умрешь. От собственной же руки. Вижу, вижу, вон они, печати смерти поверх твоих глаз. И твоих тоже, милочка, — добавила Джессика, покосившись на Мэрибет. — Твой дружок, знаешь ли, прикончит тебя перед тем, как покончить с собой. Вот бы своими глазами на это полюбоваться! С удовольствием поглядела бы, как он это проделает. Надеюсь, ножом… а прежде, надеюсь, располосует твою блядскую мордочку в…

Тут монтировка снова легла поперек ее горла, и теперь Джуд надавил на нее изо всех сил. Глаза Джессики полезли вон из глазниц, язык вывалился изо рта. Собравшись с силами, Джессика приподнялась на локтях, но от толчка Джуда звучно приложилась затылком о кафельный пол.

— Джуд, — заговорила Мэрибет. — Джуд, не надо.

Однако стоило Джуду немного ослабить нажим, позволив Джессике перевести дух, Джессика закричала — отчаянно, во весь голос, хотя прежде кричать даже не думала. Хочешь не хочешь, пришлось ему вновь навалиться на монтировку, заглушив крик.

— Гараж, — сказал он.

— Джуд…

— Дверь в гараж закрой, говорю. А то вся улица, мать их, сейчас всполошится.

Джессика вскинула руку, целя ногтями ему в лицо, но руки Джуда были гораздо длиннее. Отшатнувшись назад и без труда уклонившись от ее скрюченных пальцев, он еще раз приложил Джессику затылком об пол.

— Еще раз завопишь, мигом из тебя дух вышибу. А сейчас уберу с горла вот эту штуку, и лучше уж начинай говорить, да гляди, дурочку мне не валяй. Рассказывай, как от него избавиться. Что, если ты напрямую с ним свяжешься — через доску Уиджа или еще как-нибудь? Ты сама им командовать можешь?

С этим он снова ослабил нажим, и Джессика немедля завопила во второй раз, но вскоре ее громкий, пронзительный вопль перешел в кудахчущий смех. Пришлось опять затыкать ей глотку, вогнав кулак в солнечное сплетение.

— Джуд, — снова окликнула его Мэрибет, остановившаяся за спиной. Дверь в гараж она затворила и успела вернуться.

— После.

— Джуд…

— Чего тебе? — зарычал Джуд, обернувшись и полоснув ее раздраженным взглядом.

Вместо ответа Мэрибет показала ему блестящую, почти квадратную, ярко раскрашенную сумочку Джессики Прайс. Приглядевшись внимательней, Джуд обнаружил, что это вовсе не сумочка, а коробка для завтраков с глянцевым фото Хилари Дафф на крышке.

Глядя на Мэрибет и коробку для завтраков в ее руках, Джуд пришел в некоторое замешательство — зачем ему эта коробка, что в ней такого примечательного? — но тут Бон разразилась громким утробным лаем, словно бы исходящим из самых глубин груди. Обернувшись на лай, Джуд услышал еще один звук, отрывистый металлический лязг, в котором без ошибки узнал щелчок взведенного курка револьвера.

Сквозь раздвижные стеклянные двери на заднее крыльцо в кухню шагнула девчонка, дочь Джессики Прайс. Откуда у нее мог взяться револьвер, Джуд даже не догадывался. Громадный «сорок пятый» «кольт» с костяными щечками на рукояти и длинным стволом был так тяжел, что девчонка едва удерживала его на весу. Поблескивая глазами, она пристально смотрела на Джуда сквозь пряди челки. На верхней губе ее набухла капелька пота. Голос девчонки тоже поразительно напоминал голос Анны, но самым потрясающим оказалось даже не это, а ровный, спокойный тон.

— Отпусти мать, — велела она.