30
Вызвавшись взять переговоры с духами на себя, Джорджия положила левую руку рядом с рукой Джуда на указатель (со временем Джуд вспомнил, что называется эта штука планшеткой). Услышав, как Джорджия звучно переводит дух, он поднял взгляд. Джорджия смежила веки, но не так, будто собиралась погрузиться в мистический транс — скорее будто перед прыжком в воду с вышки, чтоб одолеть холодок в животе.
— Окей, — заговорила она. — Меня зовут Мэрибет Стейси Кимболл. В течение пары не самых радужных лет жизни я звалась Морфиной, а тот, кого я люблю, упорно зовет меня Джорджией, хотя жутко меня этим злит, но на самом деле я — Мэрибет. Таково мое настоящее имя.
Чуть приоткрыв глаза, она взглянула на Джуда из-под ресниц.
— Представься тоже.
Однако стоило ему раскрыть рот, Джорджия вскинула кверху ладонь.
— Тут настоящее имя нужно. Имя, принадлежащее твоему истинному «я». Истинные имена — штука немалой важности. В словах правды заключен заряд особенной силы, достаточной, чтоб вернуть мертвого в мир живых.
Все это казалось несусветной глупостью, пустыми забавами, напрасной тратой времени — детством сплошным, да и только. Однако музыкальная карьера подбрасывала Джуду немало поводов почувствовать себя идиотом. Как-то раз, например, на съемках видеоклипа ему со всей группой — с Диззи, Джеромом и Кенни — пришлось в притворном ужасе бежать через поросший клевером луг, а по пятам за ними мчался карлик в грязном лепреконском наряде и с бензопилой в руках. Со временем у Джуда выработалось нечто вроде иммунитета, способности не чувствовать себя глупо ни в каком положении, и сейчас он замешкался вовсе не из нежелания говорить. Он просто честно не знал, что сказать.
— Меня, — наконец сказал он, взглянув на Джорджию, — зовут… э-э… Джастин. Джастин Ковзински. Наверное. Хотя я не отзываюсь на это имя с девятнадцати лет.
Джорджия, снова прикрыв глаза, углубилась в себя. Меж ее тонких, изящных бровей появилась ямочка — крохотная задумчивая морщинка.
— Ну что ж, — неторопливо, негромко заговорила она, — вот мы и назвались. Вот кто мы таковы, и нам нужно поговорить с Анной Макдермотт. Анна, нам, Джастину с Мэрибет, очень нужна твоя помощь. Анна, ты здесь? Согласна ли на разговор?
Оба замерли в ожидании. Шторы вновь всколыхнулись, снаружи, с улицы, донеслись детские крики.
— Есть здесь хоть кто-нибудь, желающий поговорить с Джастином и Мэрибет? Не скажет ли нам хоть слово Анна Макдермотт? Пожалуйста. Мы в беде, Анна. Прошу, выслушай нас. Помоги нам, пожалуйста, — проговорила Джорджия, а после едва слышным шепотом, обращаясь к планшетке, добавила: — Давай. Давай, шевелись же.
Бон тоненько — точно так же пищит под ногой мокрый резиновый коврик — пукнула во сне.
— Меня она не знает, — рассудила Джорджия. — Позови ее ты.
— Анна Макдермотт? Анна Макдермотт есть в зале? Пожалуйста, подойдите к справочному бюро службы Уиджа.
Джорджия улыбнулась — широко, однако без капли веселья.
— О, да. Так и знала, что идиотских шуточек долго ждать не придется.
— Прости.
— Зови ее. Всерьез зови, взаправду.
— Так не выходит же ничего, сама видишь.
— Ты даже не попробовал.
— Как «не попробовал»?
— Вот так, не попробовал.
— Да ведь бред же полный!
Джуд ожидал злости или раздражения, но Джорджия лишь улыбнулась еще шире и взглянула на него так спокойно, так нежно, что он сразу же заподозрил неладное.
— Она ждала твоего звонка до последнего дня, до самой смерти ждала… как будто у нее был хоть шанс. А ты с продолжением гастролей из штата в штат в поисках самой легкой добычи подождал хотя бы неделю?
Джуд покраснел. Действительно, подождать хоть неделю он даже не подумал.
— Не тебе бы по этому поводу злиться, — проворчал он, — учитывая, что помянутой «легкой добычей» была ты сама.
— Знаю. От этого-то и противно. Руку! На этот! Хренов! Указатель! Верни! Делу еще не конец.
За пререканиями Джуд убрал руку с планшетки, но, ошеломленный вспышкой Джорджии, поспешил снова коснуться ее пальцами.
— Оба мы выглядим мерзопакостнее некуда. Ты — потому что такой уж есть, а я — потому что тебе потакаю. Давай, зови ее. Ко мне она не придет, а ты — дело другое. Недаром же звонка от тебя ждала до конца: если б ты позвонил, бегом бы, наверное, примчалась… а может, и до сих пор бегом примчаться готова.
Джуд впился яростным взглядом в доску — в литеры алфавита «под старину», в солнце и полумесяц.
— Анна, ты здесь? Не согласится ли Анна Макдермотт поговорить с нами? — спросил он.
Пластиковая планшетка замерла на месте, будто приклеенная. Настолько привязанным к миру реального, обыкновенного Джуд не чувствовал себя уже несколько дней. Нет, без толку все это. Впустую. Убрать бы поскорее руку с планшетки, встать да делом заняться…
— Джуд… то есть Джастин, — окликнула его Джорджия. — Не сдавайся. Снова попробуй.
Джуд… Джастин…
Не сводя глаз с собственных пальцев на планшетке и с доски под ней, Джуд призадумался, и вскоре до него дошло, в чем ошибка. Джорджия сказала, что в истинных именах есть заряд особенной силы, что слова правды способны вернуть мертвого в мир живых. А ведь, если на то пошло, Джастин — вовсе не настоящее его имя. Девятнадцатилетний Джастин Ковзински навеки остался в Луизиане, а сорок часов спустя в Нью-Йорке сошел с автобуса совсем другой человек, способный сказать и сделать такое, о чем Джастин Ковзински даже мечтать не мог. И Анну Макдермотт сейчас звать к разговору не стоило наверняка — ведь Джуд никогда ее так не называл, а значит, с ним вместе она была вовсе не Анной Макдермотт, а…
— Флорида, — едва ли не со вздохом заговорил Джуд, но дальше его голос зазвучал на удивление спокойно, твердо, уверенно. — Давай-ка поговорим. Это Джуд, милая. Прости, что не звонил долго. Вот, сейчас, выходит, звоню. Ты здесь? Слушаешь? Все еще ждешь меня? Так вот он я, тут. Тут.
Планшетка под пальцами вздрогнула так, словно доску кто-то поддел снизу ногой. Джорджия, вздрогнув с ней вместе, негромко вскрикнула, вскинула пострадавшую руку к губам. В тот же миг сквозняк дунул в обратную сторону, всосанные в приоткрытые окна шторы хлопнули по стеклу, в спальне стало темнее. Ангус приподнял голову. В неярком свете свечей глаза пса сверкнули ярким, зловещим зеленоватым огнем.
Здоровую руку Джорджия не отрывала от указателя, и планшетка, стукнув о доску, немедля пришла в движение. От противоестественности происходящего сердце Джуда бешено забилось в груди. Казалось, планшетку движет, вертит еще одна пара пальцев, третья рука, касающаяся ее между их с Джорджией ладонями. Скользнув по доске, указатель коснулся острием одной из букв, задержался на долю секунды, а затем развернулся волчком, так что Джуд с трудом удержал на нем руку.
— Че, — выдохнула Джорджия. — Тэ… О…
— «Что», — подытожил Джуд.
Указатель плясал по доске, нащупывал буквы одну за другой, Джорджия произносила их вслух: «Же… Е… Тэ… Е…» — а Джуд, внимательно слушая ее, складывал из букв слова.
— Же… тебе… мешало.
Еще пол-оборота — и планшетка, негромко скрипнув роликами, замерла.
— «Что же тебе мешало», — повторил Джуд.
— А вдруг это не она? Вдруг это он? Откуда нам знать, кто с нами говорит?
Не успела она завершить фразу, как планшетка снова сорвалась с места — будто грампластинка, вдруг завертевшаяся под пальцами.
— О… Тэ… Че… Гэ…
— «Отчего. Небо. Синее», — проговорил Джуд, и указатель снова остановился. — Да, это она. Она не раз говорила, что ей больше нравится спрашивать, чем отвечать. Это вроде как шуткой для нас двоих стало.
Действительно, это была она. В голове один за другим замелькали образы, яркие, будто череда цветных кадров. Вот она на белом кожаном заднем сиденье «Мустанга», голая, если не считать байкерских сапог и огромного стетсона с перышком, смотрит на Джуда из-под полей, озорно сверкая глазами. Вот она дергает Джуда за бороду за кулисами на выступлении Трента Резнора, и Джуду поневоле приходится прикусить изнутри щеку, чтобы не закричать. Вот она мертвая, в ванне, какой Джуд видел ее только в воображении — вода темнее чернил, а возле ванны в черном костюме гробовщика стоит на коленях, словно в молитве, ее отчим…
— Давай, Джуд, — поторопила его Джорджия. — Не молчи. Говори с ней.
Тихий, едва уловимый, ее голос дрожал, как струна. Подняв взгляд, Джуд обнаружил, что ее вправду колотит дрожь, хотя лоб и щеки блестят от пота. Глаза ее тоже горели в глубине темных, запавших глазниц лихорадочным, нездоровым огнем.
— Что с тобой?
Джорджия раздраженно — дескать, оставь меня — мотнула из стороны в сторону головой, задрожала сильнее прежнего, но левой руки от планшетки не отняла.
— С ней, с ней говори!
Джуд вновь перевел взгляд на доску. Черный полумесяц в верхнем углу хохотал… а ведь еще минуту назад вроде бы хмурился? Возле нижнего края доски, задрав кверху морду, воя на полумесяц, сидел черный пес… а ведь, когда Джуд распаковывал доску, никаких псов на ней, кажется, не было.
— Не знаю я, чем тебе помочь, — сказал он. — Прости, малышка. Жаль, что влюбилась ты не в кого-нибудь, а в меня. Уж лучше полюбила бы какого-нибудь хорошего, надежного парня. Который не отослал бы тебя прочь в трудную минуту.
— Эс… Е… Эр… Дэ… И, — с трудом, задыхаясь, продолжила Джорджия. Похоже, сдерживать дрожь стоило ей немалых усилий.
— «Сердишься. На. Меня».
Указатель замер.
Обуреваемый затейливой мешаниной самых разных чувств, Джуд усомнился, что сумеет выразить все это словами, однако сумел, и задача оказалась на удивление простой.
— Да, — ответил он.
Планшетка перепорхнула к слову «НЕТ».
— Ну, а зачем ты такое с собой сотворила?
— Че… Тэ… О…
— «Что. Сотворила», — повторил Джуд. — Да уж известно что! Сама знаешь: с собой покон…
Планшетка скользнула назад, к слову «НЕТ».
— Что значит «нет»?
— Че… Тэ… О, — снова заговорила Джорджия.
— «Что. Если. Я. Не могу. Отвечать».
На этом планшетка остановилась. Джуд ненадолго задумался, но вскоре понял, в чем дело.
— Она не может отвечать на вопросы! Только спрашивать может.
Однако Джорджия уже продолжала:
— О… Эн… Вэ… А… Эс…
Охваченная новым приступом дрожи, она неудержимо застучала зубами, и Джуд, взглянув на нее, обнаружил, что изо рта ее клубами валит пар, будто вокруг морозильник… вот только, на его собственный взгляд, в спальне не сделалось ни жарче ни холоднее.
Далее Джуд заметил, что Джорджия больше не смотрит ни на руку, ни на указатель, ни на него — ни на что вообще. Устремленный куда-то вдаль, взгляд Джорджии утратил всякую ясность — да, указанные планшеткой буквы она читала без запинки, хотя, не глядя на доску, видеть их не могла.
— «Он», — проговорил Джуд, по-прежнему складывая названные ею буквы в слова, — «Вас. Преследует».
Джорджия замолчала, и он догадался, что это тоже вопрос.
— Да. Да. Думает, что ты взрезала вены из-за меня и теперь хочет свести со мной счеты.
«НЕТ».
На этом слове планшетка задержалась, будто особо подчеркивая его, и вновь засновала по доске, от буквы к букве.
— Пэ… О… Че… Е… Эм… У, — забормотала Джорджия, еле ворочая языком.
— «Почему. Ты. Так. Глуп». Хм…
Умолкнув, Джуд недоуменно приподнял брови. Кто-то из собак на кровати тоненько заскулил.
И тут Джуду сделалось ясно, в чем дело. Голова закружилась, перед глазами все расплылось — будто от прилива крови к вискам, если встать слишком резко, а еще это слегка походило на ощущение, которое испытываешь в тот миг, когда подтаявший, ноздреватый лед раздается под ногой, перед тем как ухнешь в стылую воду. Куда же он раньше смотрел?
— Вот гнида, — выдохнул Джуд, потрясенный собственным тугодумием до глубины души. — Вот гнида старая…
Тут он заметил, что Бон уже не спит, сверлит настороженным взглядом доску Уиджа, и Ангус тоже, постукивая хвостом по матрасу, не сводит с доски глаз.
— Что нам теперь делать? — спросил Джуд. — Он гонится за нами по пятам, и мы даже не представляем, как от него избавиться. Ты помочь можешь?
Указатель скользнул к слову «ДА».
— Золотая дверь, — прошептала Джорджия.
Джуд поднял на нее взгляд и невольно вздрогнул. Глаза Джорджии закатились под лоб, так что на виду остались только белки, все тело тряслось крупной дрожью, лицо, и без того исключительно бледное, сделалось еще бесцветней, чем было, приобрело отвратительную восковую полупрозрачность, изо рта валил пар. Услышав лихорадочный скрип планшетки, скользящей по дереву, Джуд поспешил перевести взгляд на доску. Джорджия молчала как рыба, и на этот раз слова из букв пришлось составлять самому.
— Кто… будет… дверью. Что значит «кто будет дверью»?
— Я буду дверью, — ответила Джорджия.
— Какой дверью, Джорджия, о чем ты?
Указатель снова пришел в движение, стремительно заскользил по доске, а отыскав нужную букву, задерживался возле нее всего на долю секунды, и теперь Джуд следил за ним молча.
«Назад… Меня… Проведешь».
— Да, — ответила Джорджия. — Если сумею. Я сделаю дверь и тебя назад проведу, и ты его остановишь.
«Клянешься».
— Клянусь, — подтвердила Джорджия. Казалось, от страха ее голос позванивает — негромко, тонко, словно натянутая струна. — Клянусь… клянусь… еще как клянусь. Знать бы только, что делать… но я готова. Ты, главное, объясни, что от меня требуется.
«Зеркало… Мэрибет… Зеркало… У… Тебя… Есть».
— Есть, а что? — удивилась Джорджия. — Вот, например…
Моргнув, она осоловело огляделась вокруг, повернулась к туалетному столику… и, с визгом отдернув руку от планшетки, прижала ладони ко рту. В тот же миг Ангус вскочил и разразился заливистым лаем, глядя туда же, куда и она. Повернувшись к зеркалу, Джуд тоже убрал руку с планшетки, и планшетка завертелась, закружилась по доске, точно мальчишка верхом на кросс-байке, накручивающий «пончик» за «пончиком».
В наклоненном вперед зеркале на туалетном столике отражались и Джорджия, сидящая напротив Джуда, и доска Уиджа, лежащая между ними… только в зеркальном стекле глаза Джорджии прикрывала черная повязка из газовой ткани, а горло пересекала, словно алый, непристойно разинутый рот, широкая резаная рана. На футболке под раной темнели потеки крови.
Ангус и Бон, разом спрыгнув с кровати, рванулись вперед. Едва коснувшись лапами пола, Бон с рыком бросилась на планшетку, будто на мышь, семенящую к норке. Лязг челюстей — и осколки планшетки брызнули во все стороны.
Ангус с разгона толкнул туалетный столик передними лапами и яростно залаял, устремив взгляд прямо в зеркало. От толчка столик качнулся к стене, встав на задние ножки, наклонное зеркало тоже качнулось назад, повернувшись лицевой стороной к потолку. Ангус рухнул на четвереньки, а долю секунды спустя о половицы оглушительно, звонко грохнули и ножки столика. В качнувшемся от удара вперед зеркале снова возникло отражение Джорджии… только на этот раз самое обыкновенное. Кровь, черная повязка — все это исчезло, как не бывало.
