Фредрик Райнфельдт с бутербродом в одной руке и чашкой тройного эспрессо в другой уселся в свое кресло в кабинете. Он только что преобразился – принял душ и облачился в костюм и туфли без глины. В другом кресле сидела его южноафриканская китайская переводчица с чашкой шведского чая в руке. В той же одежде, что и вчера. Впрочем, на картофельное поле она не ходила.

– Ага, так вот вы какой, когда не угвазданный, – отметила она.

– Который час? – спросил премьер-министр.

Было без двадцати десять. Время подготовить переводчика еще оставалось.

Премьер-министр поделился с Номбеко, что планирует пригласить Ху Цзиньтао в Копенгаген на конференцию ООН по климату в 2009 году, когда сам он станет председателем Евросоюза.

– Так что придется немножко потолковать про окружающую среду и вклад в это дело, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы Китай тоже подписал соглашение по климату.

– Понимаю, – отозвалась Номбеко.

Кроме того, премьер отметил тонкий момент: он рассчитывает изложить точку зрения Швеции на демократию и права человека. В этих пунктах особенно важно, чтобы Номбеко переводила строго по тексту и не придумывала ничего от себя.

– Что-то еще? – спросила Номбеко.

Ну да, вопросы бизнеса тоже будут обсуждаться. Импорта и экспорта. Китай становится для Швеции все более важным рынком.

– В год мы экспортируем шведских товаров на двадцать два миллиарда крон, – сказал премьер-министр.

– На двадцать и восемь десятых, – уточнила Номбеко.

Премьер допил свой эспрессо и мысленно подтвердил сам себе, что эти сутки страннее всех прочих, какие ему привелось пережить. Причем намного-пренамного.

– Может, переводчица хотела бы что-нибудь добавить? – осведомился он.

Без малейшей иронии.

Это хорошо, признала Номбеко, что на встрече будут затронуты вопросы демократии и прав человека: в таком случае господин премьер-министр сможет сказать, что на встрече были затронуты вопросы демократии и прав человека.

«А она тоже циник, – подумал Фредрик Райнфельдт, – хотя и умница».

– Господин премьер-министр. Большая честь встретиться с вами теперь, в более привычном формате. – Председатель Ху улыбнулся и протянул руку. – И с вами, уважаемая Номбеко. Вижу, наши пути пересекаются вновь и вновь. Что в высшей степени приятно, должен вам признаться.

Номбеко отвечала, что ей также очень приятно, но что с воспоминаниями о сафари лучше повременить, дабы не заставлять ждать премьер-министра.

– Он, кстати, хочет с места в карьер начать кое с чего насчет демократии и прав человека, с чем, на его взгляд, у вас пока что не очень. Причем в этом вопросе он не то чтобы совсем плавает. Но господину председателю не стоит беспокоиться, думаю, по этой теме он пройдется на цыпочках. Ну что, если вы готовы, то начали?

Ху Цзиньтао скривился от мысли о предстоящем разговоре, но духом не пал. Больно очаровательна была эта южноафриканка. К тому же он в первый раз имел дело с переводчиком, который переводит его фразу прежде, чем он успеет ее закончить. Вернее, во второй. То же самое было в ЮАР много лет тому назад.

Премьер подбирался к теме со всей осторожностью. Он обрисовал шведское представление о демократии, подчеркнул, с каким пиететом в Швеции относятся к свободе слова, и предложил дружественной народной республике развивать сходные традиции. После чего, понизив голос, потребовал отпустить политических заключенных.

Номбеко перевела, но прежде, чем Ху Цзиньтао успел ответить, добавила от себя: на самом деле премьер пытался сказать, что нельзя сажать журналистов и писателей только за то, что они пишут неприятные вещи. А также насильственно перемещать народности, вводить цензуру в интернете…

– Что это вы там говорите? – встрепенулся премьер-министр.

Он заметил, что перевод получился в два раза длиннее, чем следовало ожидать.

– Я только изложила все сказанное господином премьер-министром, а затем пояснила, что именно он имел в виду, – чтобы ускорить беседу. Мы же оба с вами подустали и не намерены тут сидеть целый день, правда же?

– Пояснила, что я имел в виду? Разве я выразился недостаточно ясно? На переговорах на высшем уровне переводчик не должен нести отсебятину!

Ну нет так нет. Номбеко пообещала постараться нести как можно меньше отсебятины и повернулась к председателю Ху – объяснить, что премьер-министр недоволен, что она вмешивается в их беседу.

– Я могу его понять, – сказал Ху Цзиньтао. – Переведите ему, что я принял слова господина премьер-министра и госпожи Номбеко к сведению, но что мне хватает политической прозорливости отличить одно от другого.

После чего Ху Цзиньтао перешел к развернутому ответу, включавшему базу Гуантанамо на Кубе, где заключенные сидят по пять лет и больше, чтобы только узнать, в чем их обвиняют. К тому же председатель, увы, хорошо осведомлен о достойном сожаления эпизоде 2002 года, когда Швеция покорно выполнила требование ЦРУ, выслав двух граждан Египта, чем обрекла их на пытки и тюрьму, – где заодно выяснилось, что по крайней мере один из них не виновен.

Председатель и премьер перебрасывались словами и предложениями в подобном духе еще несколько раундов, пока Фредрик Райнфельдт не решил, что хватит. И перешел к окружающей среде. Эта часть переговоров пошла полегче.

Некоторое время спустя подали чай с печеньем, в том числе и переводчице. В неформальной обстановке, которая так легко устанавливается во время перекусов, председатель не преминул выразить скромную надежду на то, что вчерашняя драма разрешилась наилучшим образом.

– Конечно, спасибо, – не слишком убедительно отвечал премьер-министр.

Номбеко догадалась, что Ху Цзиньтао очень хотелось бы узнать чуть больше, и из чистой вежливости добавила – через голову Райнфельдта, – что, похоже, бомбу заперли в одном из скальных бомбоубежищ и как следует замуровали вход. Потом спохватилась, что зря это сказала, а впрочем, это была не то чтобы уж совсем отсебятина.

В молодости Ху Цзиньтао занимался некоторыми вопросами ядерного вооружения (началось это с поездки в ЮАР), и Китай в его лице питал к данной бомбе определенный интерес. Разумеется, она успела устареть на пару десятков лет и в качестве собственно бомбы стране не требовалась: мегатонн у китайских вооруженных сил и без того хватало. Но если разведданные соответствуют действительности, то демонтаж бомбы дал бы уникальную информацию о южноафриканской, читай – израильской ядерной технологии. Что, в свою очередь, стало бы важным элементом для понимания реального взаимодействия и соотношения сил между Израилем и Ираном. Иранцы китайцам вообще-то друзья. Ну как друзья? Нефть и природный газ на восток они, конечно, поставляют, но в то же время у Китая нет другого столь же неудобного союзника, как Тегеран (не считая Пхеньяна, конечно). Помимо многого другого, их не поймешь. Они правда работают над атомным оружием? Или только бряцают имеющимся конвенциональным плюс громогласной риторикой?

Рассуждения Ху Цзиньтао прервала Номбеко:

– Мне показалось, господин председатель хотел бы приобрести эту бомбу. Не спросить ли у премьер-министра, вдруг он готов ее вам презентовать? В качестве жеста доброй воли во имя укрепления мира и дружбы между нашими странами?

Для укрепления мира и дружбы бывают подарки и получше атомной бомбы в три мегатонны, подумал председатель Ху, а между тем Номбеко привела дополнительный довод: бомб этих у Китая столько, что одной больше или одной меньше – разницы никакой. По крайней мере, Райнфельдт наверняка спит и видит, чтобы бомба наконец оказалась на другой стороне земного шара. Или еще подальше, если такое возможно.

Разумеется, бомбе это свойственно – причинять неприятности, заметил Ху Цзиньтао, чего, конечно, никто бы не хотел. Но пусть даже уважаемая Номбеко правильно его поняла в смысле интереса к шведской бомбе, обращаться за подобной услугой к шведскому премьер-министру было бы в высшей степени неловко. Поэтому он попросил бы переводчицу вернуться к переводу, пока у премьер-министра не появилось нового повода для раздражения.

Но было поздно.

– О чем вы опять болтаете, черт вас раздери! – сердито вопросил премьер. – Сказано же – только переводить и больше ничего!

– Да, прошу прощения, господин премьер-министр, я просто попыталась решить одну его проблему, – сказала Номбеко. – Но не вышло. Так что теперь болтайте вы. Про окружающую среду, права человека, вот это все.

Странное чувство охватило премьер-министра – уже в который раз за эти нескончаемые сутки. Ну не может такого быть – чтобы его собственный переводчик перешел от похищения людей к перехвату повестки переговоров с главой другого государства.

Во время торжественного завтрака Номбеко фактически заработала гонорар, которого не ожидала и которого не получила. Она просто поддерживала оживленную беседу между председателем Ху и, соответственно, премьер-министром Швеции и главами «Вольво», «Электролюкс» и «Эрикссон» – особо не вникая. Только пару раз язык у нее сболтнул лишнего. Когда, например, председатель Ху снова поблагодарил главу «Вольво» за потрясающий давешний подарок и добавил, что Китай пока не умеет производить таких замечательных машин. Тут Номбеко, вместо того, чтобы повторять все то же самое, предложила Ху Цзиньтао и его стране купить всё «Вольво» целиком и перестать завидовать.

Или, пока глава «Электролюкса» рассказывал, какой спрос в Китае имеет та или иная его продукция, Номбеко продала Ху идею: пусть тот как генеральный секретарь компартии страны слегка поддержит «Электролюкс» за счет членов собственной партии.

Эта мысль до того понравилась председателю Китая, что он, не сходя с места, спросил главу «Электролюкса», какую бы он предложил скидку, если бы получил заказ на шестьдесят миллионов семьсот сорок две тысячи электрических чайников.

– На сколько на сколько? – переспросил глава «Электролюкса».

Главнокомандующий вооруженными силами страны проводил отпуск в Лигурии, когда ему позвонили от премьер-министра – через референтку. Надо вернуться, и это не пожелание правительственной канцелярии, но приказ. Дело касается безопасности страны. Главком должен быть готов доложить о состоянии дел с бомбоубежищами скального типа по всей территории Швеции.

Главком подтвердил, что приказ понял, задумался минут на десять, чего именно премьеру от него надо, после чего сдался и истребовал учебный истребитель «JAS 39 Грипен», дабы попасть на родину с затребованной премьером скоростью (в два раза выше звуковой).

Однако шведские ВВС не могут ни садиться на первом попавшемся поле Северной Италии, ни оттуда взлетать; самолет был направлен в Геную, в аэропорт имени Христофора Колумба, куда главком добирался больше двух часов сквозь пробку, которая постоянно и без всяких исключений стоит на шоссе А10 и по всей Итальянской Ривьере. Раньше половины пятого в правительственную канцелярию ему никак не успеть, сколько бы звуковых барьеров по пути он ни взял.

Завтрак в Доме Сагеров завершился. До встречи с главнокомандующим оставалось несколько часов. Премьер-министр понимал, что ему пора вернуться к бомбе, но еще раз понадеялся на Номбеко и на ненадежную Селестину. Дело было в том, что премьер страшно, отчаянно устал: тридцать с лишним часов он занимался примерно всем на свете, не сомкнув глаз ни на минуту. И решил ненадолго прикорнуть прямо в канцелярии.

Номбеко и Селестина последовали его примеру, только в кабине грузовика на парковке в бывшем дачном поселке Талькругене.

Тем временем председателю КНР и его свите настала пора уезжать. Визитом Ху Цзиньтао остался доволен, но и вполовину не настолько, насколько довольна была жена председателя Лю Юнцин. Пока супруг тратил воскресенье на политику под отварную треску в масляном соусе, она вместе с несколькими женщинами из делегации успела побывать на двух потрясающих экскурсиях: сначала на фермерском рынке в Вестеросе, а потом на конном заводе в Книвсте.

В Вестеросе супруга председателя сперва любовалась замечательными, истинно шведскими изделиями народных промыслов, а потом подошла к палатке со всякими импортными безделушками. Среди которых – Лю Юнцин глазам своим не поверила! – оказался подлинный керамический гусь времен династии Хань.

Когда она на своем посредственном английском трижды переспросила продавца, действительно ли тот хочет за гуся названную им цену, тот подумал, что иностранка торгуется, и рассердился:

– Говорят вам – нет! Он стоит ровно двадцать крон и ни эре меньше!

Этого гуся продавец в свое время нашел в ящике с хламом, который приобрел в Сёдерманланде на распродаже имущества одного покойника (покойник некогда купил гуся за тридцать девять крон у чудака американца на рынке Мальмамаркен, но знать этого торговец не мог). Гусь ему успел порядком надоесть, но иностранка вела себя уж больно бесцеремонно, да еще стрекотала с подружками на языке, которого не поймет ни один нормальный человек. Так что продавец решил держаться первоначальной цены из принципа. Двадцать крон, и баста.

Наконец бабка заплатила – пять долларов! Еще и считать не умеет.

Продавец был доволен, жена председателя – счастлива. А потом стала еще счастливее, потому что на конном заводе в Книвсте внезапно и страстно влюбилась в вороного трехлетнего жеребца каспийской породы по имени Морфей. Жеребец выглядел как настоящая, взрослая лошадь, но в холке имел не больше метра и дальше, как все каспийцы, расти не собирался.

– Хочу-хочу! – заявила Лю Юнцин, у которой за годы в амплуа первой леди Китая развились исключительные способности добиваться своего.

Но когда в аэропорту Арланда увидели, что именно делегация собирается везти домой в Пекин, с них запросили немыслимое количество всевозможных бумаг. В тамошнем Карго-Сити имелось не только любое оборудование для погрузки и разгрузки, но и полная информация о том, какая печать на какой бумажке должна стоять.

Драгоценный ханьский гусь сумел-таки проскользнуть сквозь этот заслон. А вот с конем вышла незадача.

Уже сидя в своем председательском кресле на борту председательского самолета, председатель КНР спросил секретаря, в чем причина задержки рейса. В ответ ему сообщили, что есть небольшая проблема с доставкой председательского «вольво» из Турсланды – автовозу оставалось преодолеть еще несколько десятков километров, – но куда хуже вышло с лошадью, которую купила супруга президента. Они тут такие странные, в аэропорту: можно подумать, что раз правила написаны, то их вот прямо все и соблюдают, а что речь вообще-то о самолете председателя КНР, им без разницы.

Секретарь добавил, что переговоры вести тяжело, переводчик все еще в больнице и до отбытия делегации не выздоровеет. Секретарь не хотел бы утомлять председателя страны подробностями, но если коротко, то делегация охотно воспользовалась бы напоследок услугами той южноафриканки, ведь председатель не возражает? Можно ли в таком случае считать, что председатель позволил к ней обратиться?

Номбеко и Селестину, спавших валетом в кабине картофелевоза на парковке, разбудил телефонный звонок, и пришлось им отправляться вместе с картофелевозом, бомбой и всем прочим в Карго-Сити Арланды, чтобы помочь председателю КНР и его делегации с заполнением таможенных деклараций.

Если вам вдруг покажется, что у вас маловато проблем, то купите себе млекопитающее на территории Швеции за несколько часов до вылета на другую сторону земного шара и потребуйте принять животное в багаж.

Номбеко предстояло помочь китайцам, в частности, с получением в Управлении сельского хозяйства действительного разрешения на вывоз каспийской лошади, которая за несколько часов до этого так проникновенно заглянула в глаза китайской первой леди.

Также лошадь должна предъявить соответствующему представителю власти в аэропорту справку о прививках. Поскольку Морфей был каспийцем, а конечным пунктом полета значился Пекин, то по правилам китайского министерства сельского хозяйства требовалось провести тест Коггинса, который бы подтвердил, что лошадь, родившаяся и выросшая в Книвсте, в тысяче километров от полярного круга, не больна тропической болотной лихорадкой.

Далее, на борту должны быть успокоительные средства, шприцы и иглы для инъекций на случай, если животное впадет в панику. А также убойная маска Брюно – если ситуация и лошадь окончательно выйдут из-под контроля.

И последнее, но не менее важное – лошадку должен осмотреть уполномоченный окружной представитель государственной ветеринарной службы при Управлении сельского хозяйства и, прибыв в аэропорт, идентифицировать животное. Когда оказалось, что заведующий стокгольмским окружным отделением ветеринарной службы уехал в командировку в Рейкьявик, Номбеко сдалась.

– Похоже, проблему придется решать иначе, – сказала она.

– А как? – спросила Селестина.

После того как Номбеко решила лошадиную проблему жены Ху Цзиньтао, следовало поспешить назад в канцелярию премьера, чтобы отчитаться. Было важно успеть до прибытия главнокомандующего, так что пришлось ловить такси, предварительно настрого запретив Селестине привлекать внимание к себе или картофелевозу в транспортном потоке. Селестина пообещала этого не делать и сдержала бы слово, не запой по радио Билли Айдол.

Дело в том, что в паре десятков километров к северу от Стокгольма образовался затор из-за ДТП. Такси с Номбеко успело проскочить, а Селестина на картофелевозе застряла в глухой пробке. Согласно объяснениям, данным ею впоследствии, стоять под Dancing with Myself было физически невозможно. И она поехала по полосе, выделенной для общественного транспорта.

В результате женщина, ритмично мотающая головой за рулем картофелевоза с фальшивыми номерами, чуть севернее Рутебру обогнала не с той стороны стоящую в пробке полицейскую машину без опознавательных знаков и в результате была немедленно задержана для серьезной беседы.

Полицейский инспектор проверил регистрационные номера и выяснил, что они принадлежали красному «Фиат-Ритмо» (до заявления об их пропаже). А к Селестине, опустившей стекло, подошел его коллега-стажер.

– Вы не имеете право занимать выделенную полосу, ДТП там или нет, – сказал он. – Будьте любезны предъявить права!

– И не подумаю, ментяра позорный, – заявила Селестина.

Спустя несколько бурных минут она была загружена на заднее сиденье полицейской машины, в наручниках, малоотличимых от ее собственных. Все это время публика в пробке бешено щелкала камерами телефонов.

Инспектор имел за плечами долгие годы службы и спокойным голосом объяснил фрекен, что лучше бы ей сообщить, кто она такая, кому принадлежит грузовик и почему она ездит с фальшивыми номерами. Стажер тем временем обследовал кузов грузовика. Там обнаружился большой ящик, и если наклониться сбоку под определенным углом, то… Ого!

– Ни фига себе! – воскликнул стажер и позвал инспектора.

В следующий миг полицейские вернулись к оставленной в наручниках Селестине, чтобы задать ей новые вопросы, на сей раз о содержимом ящика. Но она уже успела совладать с собой.

– Вы типа хотели знать, как меня зовут? – спросила она.

– Очень даже, – ответил по-прежнему спокойный инспектор.

– Эдит Пиаф! – воскликнула Селестина.

И запела:

Она все еще пела, когда инспектор доставил ее в Стокгольмское управление полиции. Что ни говори о полицейской службе, думал он по дороге, но скучать она точно не дает.

Стажеру было поручено доставить грузовик туда же, причем обращаться с ящиком как можно аккуратнее.

В воскресенье 10 июня в 16:30 китайский государственный борт вылетел из стокгольмской Арланды курсом на Пекин.

Примерно в это же время Номбеко вернулась в правительственную канцелярию. Она сумела проникнуть в святая святых, связавшись с референткой премьер-министра и объяснив, что имеет важную информацию для ее шефа касательно председателя Ху.

Номбеко впустили в кабинет премьера за несколько минут до того, как туда должен был явиться главнокомандующий. Фредрик Райнфельдт выглядел значительно бодрее: он сумел-таки поспать полтора часа, пока Номбеко ездила в Арланду и колдовала с бумагами, лошадьми и прочим. Хотелось бы знать, с чем она явилась теперь. Он-то думал, они не увидятся до тех пор, пока не проинформируют главкома и не наступит момент организовать… так сказать, вечное хранение.

Нет, господину премьер-министру следует иметь в виду, что в силу обстоятельств его встреча с главнокомандующим теперь представляется излишней. Зато стоило бы не откладывая послать соответствующий сигнал председателю Ху.

Номбеко рассказала премьеру про каспийскую лошадку ростом с пони и о практически нескончаемой волоките, которую пришлось преодолеть, чтобы животное не осталось на земле, к вящему раздражению китайской первой леди и ее мужа. И про то, как удалось найти нестандартное решение, поместив лошадь вместе с оформленным по всем правилам «вольво», подаренным председателю в пятницу на заводе в Турсланде.

– Мне обязательно это знать? – перебил премьер-министр.

– Боюсь, что скорее да, – ответила Номбеко.

Дело в том, что конь в ящик с «вольво» не поместился. Но если бы удалось связать животное как следует и запихнуть его в ящик с бомбой, а потом поменять местами сопроводительные документы, то Швеция за один рейс отделалась бы и от каспийской лошади, и от атомной бомбы.

– То есть вы… – Премьер-министр осекся посреди фразы.

– Я уверена, председатель Ху будет счастлив заполучить бомбу: она даст его специалистам ответы на множество вопросов. А в Китае и так полно ракет средней и большой дальности, одной трехмегатонной бомбой больше или меньше – какая разница? Зато представляете, какая радость для жены председателя забрать с собой свою лошадку? Жалко только, «вольво» так и остался в Швеции. В кузове нашего картофелевоза. Думаю, премьер-министру стоит распорядиться. Пусть кто-нибудь как можно скорее доставит его в Китай. Или он так не считает?

В обморок от полученной информации Фредрик Райнфельдт не упал только потому, что на это уже не осталось времени. В дверь постучала референтка и сообщила, что главнокомандующий прибыл и ждет.

Всего несколько часов назад главком сидел за поздним завтраком в порту чудесного Сан-Ремо с любимой женой и тремя детьми. После срочного вызова из правительственной канцелярии он гнал на такси всю дорогу до Генуи, где его подобрал учебный экземпляр истребителя «JAS 39 Грипен», гордости шведских ВВС, который за триста двадцать тысяч крон в два раза превысил звуковой барьер и доставил его в Швецию на военный аэродром Упсала-Эрна. Оттуда главком ехал на машине и опоздал на несколько минут из-за ДТП на шоссе Е4. Стоя в пробке, он наблюдал разворачивающуюся на обочине драму жизни. На глазах главкома полиция остановила грузовик с женщиной за рулем. На женщину надели наручники, а она запела по-французски. Странный эпизод.

Однако последовавшая встреча с премьер-министром оказалась и того страннее. Главком опасался, что дело пахнет чуть ли не введением военного положения, судя по настойчивости, с какой требовали его возвращения. И вот теперь премьер сидел перед ним и спрашивал, все ли бомбоубежища скального типа находятся в исправности и выполняют свою функцию.

Главком отвечал, что, насколько ему известно, они все функционируют исправно и что в них наверняка найдется свободная кубатура – хотя, конечно, все зависит от того, что премьер-министр намерен туда поместить.

– Вот и хорошо, – отвечал премьер. – В таком случае не смею больше беспокоить главнокомандующего, он ведь, как я понимаю, в отпуске и все такое.

Когда главком обдумал произошедшее и пришел к выводу, что пониманию это не поддается, его растерянность сменилась раздражением. Человеку не дают спокойно отдохнуть в отпуске! Наконец он позвонил пилоту того же учебного истребителя «JAS 39 Грипен», на котором прилетел и который все еще стоял на военном аэродроме севернее Упсалы.

– Приветствую, говорит главком. Вы не будете так любезны доставить меня обратно в Италию?

На это ушло еще триста двадцать тысяч крон. Плюс еще восемь тысяч, поскольку главком решил добраться до аэродрома на вертолетном такси. Между прочим, это был тринадцатилетний «Сикорски S-76: a», некогда приобретенный в счет страховки за похищенную машину той же марки.

Главком вернулся в Сан-Ремо за пятнадцать минут до того, как семья села ужинать морепродуктами.

– Как прошла встреча с премьером, дорогой? – спросила жена.

– К следующим выборам я думаю перейти в другую партию, – ответил главнокомандующий.

Председателя Ху звонок премьер-министра Швеции застал еще в воздухе. Обычно председатель не прибегал к своему посредственному английскому во время международных политических переговоров, но в этот раз сделал исключение. Уж больно его разбирало любопытство, что это вдруг понадобилось премьеру Райнфельдту. И спустя всего несколько секунд беседы председатель не удержался от хохота. Мисс Номбеко – это что-то с чем-то, не так ли, мистер премьер-министр?

«Вольво», конечно, был прекрасен, но то, что председатель получил взамен, явно будет получше. К тому же любимая супруга чрезвычайно довольна, что смогла взять с собой лошадку.

– Я лично прослежу, чтобы машину доставили мистеру председателю как можно скорее, – обещал Фредрик Райнфельдт и вытер мокрый лоб.

– Или на ней может вернуться мой переводчик, – предложил Ху Цзиньтао. – Если он когда-нибудь выздоровеет. Нет, погодите-ка! Отдайте ее мисс Номбеко, мне кажется, она заслужила.

После чего председатель Ху пообещал не использовать полученную бомбу по прямому назначению. Наоборот, она будет разобрана на составные части и таким образом прекратит существовать. В процессе разборки атомщики председателя Ху много чего узнают, – кстати, не будет ли это интересно и премьер-министру Райнфельдту?

Нет, премьер-министру Райнфельдту это совершенно неинтересно. Без подобного знания его страна (или страна короля) вполне обойдется.

После чего Фредрик Райнфельдт еще раз поблагодарил председателя Ху за визит.

Номбеко вернулась в сьют «Гранд-отеля» и сняла наручники со все еще спящего Хольгера-1. Затем поцеловала в лоб спящего Хольгера-2 и укрыла пледом графиню, уснувшую прямо на ковре перед мини-баром. А потом вернулась к своему второму номеру, улеглась рядышком, закрыла глаза, успела подумать: «Где-то теперь Селестина?» – и тоже отключилась.

Проснулась она в полпервого следующего дня оттого, что оба Хольгера и графиня звали ее обедать. Спальное место Гертруд перед мини-баром оказалось самым неудобным, и она первой оказалась на ногах. Не зная, чем заняться, графиня принялась листать гостиничные буклеты – и обнаружила нечто потрясающее. Оказывается, достаточно придумать, чего тебе хочется, поднять трубку, сообщить об этом человеку на том конце провода, и тот, поблагодарив за звонок, без лишних проволочек доставит желаемое тебе в номер.

Называется это дело, как выяснилось, room service. Правда, графиню Виртанен не волновало ни как оно называется, ни на каком языке, главное было убедиться, что оно работает.

Для проверки она заказала бутылку шнапса маршала Маннергейма, каковой и получила, хотя на поиск редкого напитка у отеля ушел целый час. Тогда графиня заказала одежду для себя и остальных, причем так угадала с размерами, что всем все оказалось впору. На сей раз ждать понадобилось два часа. А потом обед из трех блюд – для всех, кроме Селестиночки. Внучки все нету. Не знает ли Номбеко, где она может быть?

Нет, Номбеко не знала. Но даже спросонок сообразила: что-то стряслось.

– Она что, пропала вместе с бомбой? – спросил Хольгер-2, чувствуя, как от одной этой мысли у него поднимается температура.

– Нет, любимый, от бомбы мы отделались навсегда, – отвечала Номбеко. – Сегодня – первый день нашей оставшейся жизни. Я потом объясню. Сейчас мы пообедаем, затем я наконец приму душ и переоденусь – впервые за двое суток – и начну искать Селестину. Насчет одежды, графиня, это была очень и очень правильная инициатива!

Обед был бы всем хорош, кабы Хольгер-1 не причитал то и дело о своей пропавшей подруге. Вдруг она взорвала бомбу одна, без него?

Прожевав, Номбеко заметила, что если бы Селестина и вправду сделала то, что он предположил, то Хольгер безусловно оказался бы в это вовлечен, хочется ему или нет, но ничего такого не произошло, поскольку все они еще живы и едят пасту с трюфелями. К тому же она – мучившая их двадцать лет кряду – теперь находится в другой части света.

– Селестина – в другой части света? – обомлел Хольгер-1.

– Сиди и ешь, – сказала Номбеко.

После обеда она приняла душ, облачилась в новую одежду и спустилась на ресепшен распорядиться насчет некоторых ограничений касательно дальнейших заказов графини Виртанен. Графиня, похоже, вошла во вкус новой, аристократической жизни и наверняка со временем начнет заказывать себе в номер самолеты и персональные концерты Гарри Белафонте.

На ресепшене ей бросились в глаза вечерние газеты.

Заголовок в «Экспрессен», над фотографией Селестины, гласил:

«Накануне за нарушение правил дорожного движения на трассе Е4 полиция задержала женщину младшего среднего возраста. Вместо того чтобы предъявить права, женщина заявила, будто она – Эдит Пиаф, и запела Non, je ne regrette rien. Задержанная продолжала петь, пока не заснула в КПЗ».

Публиковать фото полиция отказалась, а газета «Экспрессен» – нет и купила несколько превосходных кадров, сделанных частными лицами. Возможно, кто-то ее опознает? Она, по всей видимости, шведка: по свидетельству многочисленных снимавших ее свидетелей, прежде чем запеть, она оскорбляла полицейских шведскими словами.

– Боюсь, я знаю, какими именно, – пробормотала Номбеко себе под нос и, забыв оговорить ограничения для рум-сервиса, вернулась с газетой в сьют.

Фотографию дочери многострадальных Гуннара и Кристины Хедлунд на первой полосе «Экспрессен» обнаружили их ближайшие соседи. Два часа спустя Селестина воссоединилась с мамой и папой в КПЗ Управления полиции в центре Стокгольма. Она вдруг поняла, что больше на них не злится, и сказала, что хотела бы выбраться из проклятой тюрьмы и познакомить их со своим бойфрендом.

Полиция и сама мечтала избавиться от докучной задержанной, но прежде следовало прояснить некоторые вещи. Номера на картофелевозе были фальшивые, но в угоне он не числился. Его владелицей оказалась бабушка Селестины, дама восьмидесяти лет и не без странностей. Себя она именовала графиней и полагала, что по этой причине находится вне подозрений. Объяснить, как на машине оказались фальшивые номера, она не смогла, но предположила, что это могло произойти в девяностых, когда она несколько раз одалживала грузовик молодым людям из Норртэлье, занятым на уборке картофеля. Что молодежи из Норртэлье доверять нельзя, графиня поняла еще летом 1945 года.

После установления личности Селестины Хедлунд оснований для ее дальнейшего задержания или требования ареста уже не было. Ей придет штраф за незаконное вождение, вот и все. Красть чужие номера, разумеется, преступление, но вне зависимости от того, кто его совершил, он сделал это двадцать лет назад и больше не несет ответственности в связи с истечением срока давности. Правда, разъезжать с фальшивыми номерами тоже незаконно, но полицейский начальник предпочел не увидеть в этом злого умысла – до того ему осточертело бесконечное Non, je ne regrette rien. К тому же дача у начальника оказалась как раз в окрестностях Норртэлье, и прошлым летом оттуда стащили гамак. Так что насчет тамошней молодежи графиня, пожалуй, права.

Оставался новенький, с иголочки, «вольво» в кузове картофелевоза. Первый же контакт с Турсландой выявил сенсационный факт: машина принадлежит председателю КНР Ху Цзиньтао. Но после переговоров руководства концерна с пекинской администрацией в полицию перезвонили и сообщили, что председатель подарил автомобиль некой женщине, чье имя он не хотел бы называть. Надо думать, Селестине Хедлунд. Внезапно нелепое происшествие запахло международной политикой. Дежурный полицейский начальник сказал себе, что больше ничего об этом знать не желает. Дежурный прокурор с ним целиком согласился. Поэтому Селестину Хедлунд отпустили, и она вместе с родителями уехала на «вольво».

Причем полицейский начальник лично удостоверился, кто именно из них сел за руль.