Тринадцать лет – долгий срок, если проводишь его за письменным столом, не имея никакого осмысленного занятия. Наконец для агента Б настал последний день его карьеры. Агенту стукнуло шестьдесят пять лет и девять дней. Девять дней назад его поблагодарили за службу миндальным тортом и торжественной речью. Однако речь начальника была хоть и торжественна, но фальшива, отчего миндаль в торте здорово горчил.

Прожив неделю на пенсии, бывший агент Б принял решение. И сложил чемодан, чтобы отправиться в Европу. В Швецию.

Дело об уборщице, которая исчезла вместе с бомбой, нагло украденной у Израиля, не давало ему покоя до сих пор и, похоже, не даст и на пенсии.

Кто она, собственно, такая? Помимо кражи бомбы на ее совести, видимо, гибель его друга А. Бывший агент Б сам не знал, что им движет. Но когда человеку нет покоя, то его таки нету.

С абонентским почтовым ящиком в Стокгольме стоило, наверное, проявить больше терпения. И проверить бабку Селестины Хедлунд. Если бы ему это позволили.

Времени, конечно, многовато прошло. Да и с самого начала зацепки были не то чтобы настоящие зацепки. Но уж какие есть. Для начала пенсионер Б решил отправится в леса к северу от Норртэлье. А уж если это ничего не даст, то он будет караулить пресловутое почтовое отделение недели три как минимум.

После этого он сможет уйти на пенсию как человек. Пусть даже по-прежнему задаваясь вопросами и не находя ответов. Но, по крайней мере, сознавая: он сделал все, что мог. Когда ты проиграл достойному противнику – это терпимо. Но не когда ты ушел с поля до финального свистка. Михаэль Баллак так никогда бы не поступил. Кстати, блистательный амбидекстр из «Карл-Маркс-Штадта» дорос до национальной сборной и стал ее капитаном.

Б приземлился в аэропорту Арланда. Там он взял в прокат машину и поехал прямиком к бабушке Селестины Хедлунд. И думал по дороге, что дом наверняка давно пуст и заколочен, – хотя, как знать, может, все окажется так, как он надеялся. Как-никак основной целью поездки было вернуть покой бывшему агенту, а вовсе не найти бомбу, которую все равно уже не найдешь.

Тем не менее бывший агент увидел, что у самого бабкиного дома – в котором светились все окна! – припаркован картофелевоз. Интересно, что он тут делает? И что там внутри?

Агент вышел из машины, подкрался к грузовику, глянул в кузов и… Время словно остановилось! Там стоял ящик с бомбой – все такой же обгоревший по краям, как в прошлый раз.

На всякий случай, коль скоро этот мир сошел с ума, бывший агент проверил, не остался ли ключ в замке зажигания. Таки нет. Значит, все же придется иметь дело с этими в доме, кем бы они ни были. Восьмидесятилетняя бабка, это точно. Плюс внучка. Плюс внучкин парень. И окаянная чертова уборщица. А еще? Хм, возможно, тот неизвестный мужик, что мелькнул в машине Блумгренов возле пожарища на Фредсгатан в Гнесте.

Агент Б достал служебный пистолет, который нечаянно прихватил, когда паковал манатки в день проводов на пенсию, и осторожно нажал на дверную ручку. Не заперто. Открывай да заходи.

Фредрик Райнфельдт (с посудной щеткой в руке) поинтересовался, что, собственно, происходит. Номбеко сообщила ему по-английски, что в дом только что проник израильский МОССАД с намерением завладеть лежащей в грузовике бомбой. И заодно, возможно, спровадить парочку присутствующих на тот свет. Причем первоочередной целью в этом смысле Номбеко видела себя.

– Израильский МОССАД? – переспросил премьер-министр (тоже по-английски). – По какому праву израильский МОССАД размахивает пистолетом у меня в Швеции?

– У меня в Швеции, – поправил король.

– У кого у кого в Швеции? – услышал агент Б собственный голос, глядя то на мужчину в переднике и с посудной щеткой, то на мужчину на диване, в забрызганной кровью сорочке и с недопитым шнапсом в руке.

– Я премьер-министр Фредрик Райнфельдт, – представился премьер-министр.

– А я – король Карл XVI Густав, – сказал король. – Так сказать, начальник премьер-министра. А это графиня Виртанен, наша любезная хозяйка.

– Благодарю вас, – с достоинством кивнула графиня.

Фредрик Райнфельдт почувствовал не меньшее возмущение, чем несколько часов назад в картофелевозе, когда понял, что похищен.

– Немедленно уберите оружие, не то я позвоню премьер-министру Ольмерту и попрошу объяснить, что происходит. Вы же, как я понимаю, действуете по его заданию?

Агент Б замер, пораженный чем-то вроде мозгового паралича. Не поймешь, что хуже: что мужик в переднике и с посудной щеткой утверждает, будто он премьер-министр, что другой мужик в кровавой сорочке и со стопкой в руке заявляет, что он король, или тот факт, что агент Б узнал обоих. Это были таки премьер и таки король. В доме посреди леса, в конце дороги посреди шведского Руслагена.

Агенты израильского МОССАД никогда не теряют присутствия духа. Но данный агент Б его потерял. Опустил пистолет. Сунул в кобуру под пиджаком. И сказал:

– У вас выпить не найдется?

– Какое счастье, что мы не успели убрать бутылку! – воскликнула Гертруд.

Агент Б опустился на диван рядом с королем и тотчас получил маршальскую стопку. Опрокинул ее, вздрогнул и с благодарностью подставил снова.

Прежде чем премьер-министр Райнфельдт успел обрушить на незваного гостя ливень накопившихся вопросов, к агенту Б повернулась Номбеко и предложила, чтобы они вдвоем рассказали начальнику Райнфельдту и его начальнику королю обо всем, что произошло. Начиная с базы Пелиндаба. Агент Б вяло кивнул.

– Начинайте вы, – сказал он и показал графине Виртанен, что стопка в его руке снова опустела.

И Номбеко начала. Король с премьером уже слышали эту историю в краткой версии, пока сидели взаперти в кузове вместе с бомбой. Новая версия оказалась куда подробнее. Премьер-министр ловил каждое слово, вытирая сперва обеденный стол, затем посудный. Король тоже слушал, сидя на диване, где сидел, – между очаровательной графиней и не столь очаровательным агентом.

Номбеко начала с Соуэто, потом перешла к алмазам Табо и тому, как она попала под машину в Йоханнесбурге. Рассказала про суд. Про приговор. Про инженера и его страсть к «Клипдрифту». Про базу Пелиндаба и ее контуры под напряжением. Про южноафриканскую ядерную программу. Про израильское присутствие.

– Ничего из этого я подтвердить не могу, – прокомментировал агент Б.

– А если поднапрячься? – спросила Номбеко.

Агент Б задумался. Ему в любом случае конец. Либо он сядет в шведскую тюрьму на пожизненный срок. Либо премьер позвонит Эхуду Ольмерту. Пожизненный срок, конечно, предпочтительнее.

– Я передумал, – сказал агент. – Кое-что я мог бы подтвердить.

И подтвердил по ходу рассказа даже больше. Заинтересованность в седьмой, несуществующей бомбе. Договоренность с Номбеко. Идею насчет дипломатической почты. Охоту, начатую агентом А, когда стало известно о том, что посылки перепутали.

– Что, кстати, стало с коллегой? – спросил агент Б.

– Он сел на вертолете в Балтийское море, – сказал Хольгер-1. – Боюсь, довольно жестко.

А Номбеко продолжала свой рассказ. О фирме «Хольгер&Хольгер». О Фредсгатан. О сестричках-китаянках. О гончаре. О подземном ходе. О вмешательстве Сил специального назначения, которые несколько часов сражались сами с собой.

– Кого это удивило, поднимите руку, – буркнул премьер-министр.

А Номбеко продолжала свой рассказ. О чете Блумгрен. О сгоревших алмазных деньгах. О встрече с агентом Б возле пепелища на Фредсгатан. Обо всех бесплодных телефонных разговорах с референткой премьер-министра.

– Она просто делала свою работу, – сказал Фредрик Райнфельдт. – Не найдется ли у вас швабры, Гертруд? Осталось только пол протереть.

– Графиня Гертруд, с вашего позволения, – поправил король.

А Номбеко продолжала свой рассказ. О картофелеводстве. Об учебе второго номера. О выходке Идиота во время защиты диссертации.

– Идиота? – перепросил агент Б.

– Вообще-то это я, – сообщил Хольгер-1 и почувствовал, что, пожалуй, где-то так оно и есть.

А Номбеко продолжала свой рассказ. О журнале «Свенск политик».

– Хороший был журнал, – сказал премьер-министр. – Первый номер. Но кто из вас написал редакционную колонку во втором? Да нет, не говорите. Попробую догадаться сам.

А Номбеко тем временем успела подойти к концу. Она поведала о своем знакомстве с Ху Цзиньтао. Об идее привлечь его внимание перед входом во дворец. И о том, как после этого Хольгер-1 – всем идиотам идиот – похитил их всех.

Агент Б, прикончив третью стопку, почувствовал наконец, что анестезия действует. И дополнил историю своей собственной – начиная с рождения и дальше. Как после выхода на пенсию эти вещи не давали ему покоя. Вот он и приехал. А вовсе не по заданию премьер-министра Ольмерта. Исключительно по собственной инициативе. Ой, до чего он сожалеет!

– Надо же, какой винегрет! – рассмеялся король.

Премьер-министру пришлось признать: величеству удалось на редкость четко обрисовать ситуацию.

К полуночи глава Полиции безопасности был уже на пределе.

Король и премьер-министр по-прежнему находились неизвестно где. Председатель Китайской Народной Республики уверяет, что они в хороших руках, но ведь то же самое он говорит и о народе Тибета?

Ценно, конечно, что премьер позвонил, заверил, что все в порядке, и попросил сидеть тихо. Но было это много часов тому назад. А теперь его телефон молчит, а местоположение не пеленгуется. А у короля телефона и вовсе нет.

Торжественный обед давно закончился, и поползли слухи. Звонили журналисты и спрашивали, почему хозяев мероприятия не было за столом. Пресс-секретари двора и правительства отвечали, что король и премьер-министр, к сожалению и в силу независимых причин, недоступны для общения, но ни тому ни другому ничто не угрожает.

Увы, недоверие к такого рода совпадениям заложено в журналистах на генетическом уровне. Начальник Полиции безопасности чувствовал, что эти ребята уже на низком старте. В отличие от самого начальника Полиции безопасности, который продолжал сидеть, сложив руки на груди. А что ему еще, в самом деле, оставалось?

Он попробовал осторожно прощупать почву, например, позвонил руководителю Сил специального назначения. Не объясняя, о чем речь, намекнул, что, возможно, назревает некая щекотливая ситуация и может встать вопрос о мерах по штурму и освобождению. Вроде тех в Гнесте, десятилетней давности. Швеция – спокойная страна. Одна штурмовая операция за десять – пятнадцать лет – это нормально.

Руководитель Сил специального назначения не без гордости ответил, что Гнеста была первой и на сегодня единственной спецоперацией его и его группы, но что они всегда готовы.

В пору, когда выгорела часть Гнесты, начальник Полиции безопасности еще не состоял в этой должности. Соответствующих рапортов он тоже не читал. Так что вполне доверял Силам специального назначения. Тем более огорчительным выглядело отсутствие главного условия для успешного освобождения короля и премьер-министра.

А именно – информации, в какой заднице их прикажете искать.

Б попросил налить ему четвертую стопку. И пятую. О шведских тюрьмах агент знал не слишком много, но сомневался, что тамошним заключенным полагается бесплатное спиртное. Так что надо пользоваться, пока есть возможность.

Король одобрил развитую агентом скорость.

– Вы успели нас догнать и перегнать за сорок минут, – сказал он.

Премьер-министр поднял взгляд от пола, который продолжал подметать. Как можно вот так сидеть и шутки шутить с секретной службой иностранного государства?

В обществе короля графиня Виртанен буквально расцвела. Что он король, уже неплохо, а еще он режет кур, как настоящий мужик, и знает, кто такой Маннергейм, и опознал маршальский шнапс, и на лосей охотился с Урхо Кекконеном. И зовет ее графиней. Наконец-то ее, всю жизнь выращивавшую картошку как простая Виртанен, заметили и признали настоящей финской Маннергейм.

Что бы ни случилось потом, когда маннергеймовский напиток покинет ее организм, а король – ее дом, но здесь и сейчас, сидя на диване между величеством и бесконечно усталым агентом, Гертруд решила, что отныне и впредь она будет графиней! По полной программе!

Хольгер-1 совершенно утратил платформу. Осознал, что его республиканские убеждения все эти годы подпитывались исключительно образом Густава V – в парадной форме, с медалями, моноклем и тростью с серебряным набалдашником. В эту картинку они с братом в детстве метали под папиным руководством дротики. И этот же образ он продал любимой Селестине. А она на него купилась.

И что им обоим прикажете делать теперь? Взорвать себя вместе с правнуком Густава V, а заодно с братом одного и бабушкой другой?

Да, если бы только король не зарезал кур. И не снял парадную форму. И не закатал рукава забрызганной кровью сорочки. Не объяснял Гертруд, как починить трактор. И не опрокидывал не моргнув глазом стопку за стопкой.

То, что премьер-министр в данный момент стоял на четвереньках, отскребая с пола пятно, – перед тем убрав со стола, вытерев его и помыв посуду, – также не упрощало ситуации. Но это были пустяки в сравнении с тем, как на глазах у Хольгера с Селестиной рассыпа́лась в прах непреложная истина.

Что короли не режут кур.

Теперь Хольгеру настоятельно требовалось убедиться в том, что истинное учение выдержит проверку практикой. Тогда он сможет убедить и Селестину.

Монархом из всех монархов, как следовало из рассказов папы Ингмара, был Густав V – именно его особой князь тьмы вознамерился отравить землю-матушку. Поэтому, смекнул Хольгер, надо послушать, что скажет об этом сатанинском отродье нынешний король. И, подойдя к нему, воркующему с восьмидесятилетней бабкой, изрек:

– Король, а король!

Король осекся на полуслове и поднял взгляд:

– Да?

– Я хотел с тобой потолковать кое о чем, – сказал Хольгер-1, обращаясь к величеству на «ты».

Король не отвечал, вежливо ожидая продолжения.

– Короче, насчет Густава Пятого.

– Моего прадеда, – сказал король.

– Вот именно, у вас это наследственное, – сказал Хольгер, сам не вполне понимая, что имеет в виду. – Короче, хотелось бы знать, что вы – в смысле ты о нем думаешь.

Тем временем Номбеко незаметно подошла поближе, чтобы не упустить ни слова из дальнейшей беседы короля с Идиотом. «До сих пор ты отлично справлялся, король! – шепнула она себе. – Ответь и теперь как надо!»

– О Густаве Пятом? – переспросил король, чуя подвох.

Король окинул внутренним взором свое родословное древо.

Быть главой государства – не такое простое дело, как кажется на непосвященный взгляд. Не в последнюю очередь ему вспомнился Эрик XIV, которого сперва ославили безумцем (отчасти не без оснований), потом по приказу родного брата заключили под стражу и, наконец, накормили супом, приправленным ядом.

Или взять Густава III: отправишься на бал-маскарад развеяться, а тебя там подстрелят. Весело получилось, что и говорить. К тому же стрелок целился настолько скверно, что король прожил еще две недели.

Или тот же Густав V, на котором этот республиканец Хольгер-1, похоже, зациклился. Ребенком прадедушка был хилым, подволакивал ногу, в связи с чем его пользовали новоизобретенным электричеством. Тогда полагали, что если пропустить через человека пару вольт, то ноги у него зашагают веселее.

Вольты стали тому причиной или нет, но Густав V не дрогнув провел нейтральную Швецию через две мировые войны подряд. Притом что его королева была немка, а сын-кронпринц матримониально сочетался с Британией, причем два раза.

Перед самой Первой мировой Густав V несколько раздухарился и громогласно потребовал усилить военную мощь страны, так что премьер-министр Стофф в ярости подал в отставку. Всеобщее избирательное право казалось Стоффу куда важнее постройки пары-тройки броненосцев. Тот факт, что прадед выступил со своим предложением перед самым выстрелом в Сараеве и таким образом оказался прав, не имел значения: дело королей – помалкивать. Нынешний монарх и сам имел случай в этом убедиться, когда неосторожно назвал султана Брунея надежным парнем.

Ну да ладно. Прадедушка правил без малого сорок три года и успешно отражал все вызовы времени. Взять хоть то, что монархия выстояла, когда право голоса появилось у каждого встречного-поперечного, так что к власти пришли социал-демократы. Но вместо ожидаемой революции получилось так, что премьер-министр Ханссон, весь из себя республиканец, стал захаживать во дворец поиграть в бридж.

Правду сказать, прадедушка в первую голову защищал монархию. Впрочем, в нынешней ситуации действовать следовало как раз в его духе: соединив в разумной пропорции решимость с реализмом.

Тот, кого нельзя называть идиотом, сообразил король, задал свой вопрос неспроста. Однако в силу того, что упомянутый идиот вряд ли успел родиться до 1950 года, когда прадед скончался, встретиться они никак не могли. Стало быть, корень проблемы уходит еще глубже в прошлое. Признаться, король не очень внимательно следил за речью фрекен Номбеко, поскольку был слишком занят графиней. Но тот, другой Хольгер, еще в картофелевозе что-то такое говорил об их отце: вроде бы это он внушил близнецам республиканские идеи.

Ну, частично.

Что, если этот отец как-то пострадал от Густава V?

Хмм.

Мысли короля приняли запретное направление.

В сентябре 1881 года, когда прабабушка и прадедушка сказали друг другу «да», идея жениться по любви в королевские круги еще не проникла. Тем не менее прадедушка очень огорчился, когда королева уехала в Египет – погреться на солнышке и поправить здоровье, а заодно заняться более пикантными вещами в бедуинском шатре в обществе простого придворного барона. Да еще и датчанина.

Говорят, с того дня король начисто утратил интерес к женщинам. Что до мужчин, тут никто наверняка не знал. Но с годами поползли всякие слухи. Не говоря об истории с одним проходимцем, вымогавшим у короля деньги в пору, когда гомосексуальность находилась вне закона и могла стать угрозой монархии. Двор сделал все, чтобы ублажить шантажиста, а главное – заставить его молчать.

Ему дали денег, потом еще немного денег, потом еще. Помогли открыть свой ресторан и пансионат. Но если человек проходимец, то это надолго: деньги утекали у него между пальцев, и он вновь и вновь возвращался и клянчил еще и еще.

Однажды ему напихали полные карманы купюр и отправили морем через Атлантику в США, но неизвестно, успел ли он туда добраться, прежде чем явился с очередными требованиями. В другой раз – в разгар войны – его выслали в нацистскую Германию, пообещав пожизненное содержание в виде ежемесячных переводов из Швеции. Но там этот человек-наказание стал лапать мальчиков и в остальном вел себя далеко не так, как полагается истинному арийцу. Так что его выпроводили обратно в Швецию – после того, как он до такой степени выбесил гестапо, что едва не угодил в концлагерь (что с точки зрения шведского двора было бы не худшим вариантом).

Вернувшись в Стокгольм, проходимец написал книгу о своей жизни. Об этом должен узнать весь мир! Не должен, решил начальник стокгольмской полиции, скупил весь тираж и запер в камере полицейского участка.

Наконец замалчивать некрасивую историю стало невозможно (это вам не Бруней!). Общественность встала на защиту короля, и проходимца приговорили к восьми годам тюрьмы, понемножку за все хорошее. К этому времени Густав V уже умер, а проходимец, когда его выпустили, распорядился собой точно так же.

Крайне неприятная история. Но возможно, проходимец был не только проходимцем. По крайней мере, в том, что касается его отношений с Густавом V. Не исключено, что король вступал с ним и другими мальчиками и мужчинами из своего окружения в эту… как тогда выражались… незаконную связь.

Что, если…

Что, если этому подвергся и отец этих двух Хольгеров? И поэтому начал свой крестовый поход против монархии вообще и против Густава V в частности?

Что, если…

Ведь что-то там наверняка было.

На этом король закончил свои рассуждения. Не во всем верные, но логичные.

– Что я думаю о моем прадеде Густаве Пятом? – снова произнес король.

– Да отвечай, наконец! – сказал Хольгер-1.

– Строго между нами? – осведомился король (в непосредственном присутствии графини Виртанен, Селестины, Хольгера-2, Номбеко, премьер-министра и успевшего заснуть бывшего израильского агента).

– Само собой, – заверил Хольгер-1.

Король мысленно попросил прощения у покойного прадеда на небесах. И произнес:

– Редкостный был мудак.

Вплоть до этого момента все могло объясняться тем, что король – дитя природы и они с Гертруд нашли друг друга в силу чистой случайности. Но когда он не пощадил доброго имени Густава V, это навело Номбеко на мысль, что король понимает ситуацию не хуже их. Он посягнул на честь и достоинство прадеда и, по-видимому, сделал это ради общих интересов.

Оставалось увидеть, как среагирует первый номер.

– Пошли, Селестина, – сказал тот. – Прогуляемся до причала. Надо переговорить.

Первый номер и Селестина сели на лавочку на причале в заливе Вэтёсунд. Уже стемнело, шел первый час короткой и не слишком зябкой шведской летней ночи. Селестина взяла руки Хольгера в свои, посмотрела ему в глаза и для начала спросила, сможет ли он простить ей то, что она почти дворянка.

Хольгер пробормотал, что постарается, ведь это, насколько он понимает, не ее вина, что папа Селестининой бабушки оказался бароном вдобавок к своей более почтенной специальности фальшивомонетчика. Хотя обидно, конечно. Если только все это правда, а то история местами как-то хромает. Впрочем, в ней есть и смягчающее обстоятельство – дедушка Густав Маннергейм на склоне лет переменил убеждения к лучшему, став президентом. Мало того, верный царю дворянин взял на себя руководство республикой. Ох, до чего же все запутано!

Селестина считала так же. С самого детства она чувствовала себя какой-то ошибкой. Пока не столкнулась с Хольгером, который оказался в точности тем, кого она искала. И позже выпрыгнул из вертолета с шестисотметровой высоты ради спасения ее жизни. А потом они вместе похитили шведского короля, чтобы заставить его отречься от престола либо взлететь на воздух вместе со всеми своими медалями – и с ними самими.

На мгновение жизнь показалась Селестине понятной и осмысленной.

И тут вдруг король идет и режет кур. А потом, после кофе, любезно помогает бабушке чинить трактор. Так что теперь к кровавым пятнам на его сорочке добавились пятна машинного масла.

А бабушка тем временем буквально расцвела у Селестины на глазах. Внучке стало стыдно, что она в свое время уехала, даже не попрощавшись, только из-за того, что у бабушки оказался неправильный дедушка.

Стыдно? Это было новое чувство.

Хольгер признал: он понимает, Селестину впечатлила бабушкина вечеринка, а сам он несколько запутался. Искоренению подлежат не только король и его монархия, но и все то, что эта монархия представляет. Чтобы не начала представлять чего-нибудь еще прямо у них на глазах. А то король даже разок выругался. Черт его знает, может, он еще и курнуть выходил вместе с Гертруд.

Нет, Селестина так не думала. Да, они выходили вдвоем, это правда, но исключительно ради трактора.

Хольгер-1 вздохнул. Если бы только король не отрекся от Густава V, да еще в такой форме.

Селестина предложила позвать величество сюда, чтобы найти компромисс, и вдруг поймала себя на том, что произносит это слово впервые.

– В смысле – что мы взорвем бомбу, но немножко? – спросил Хольгер-1. – Или что король останется на троне на полставки?

Впрочем, пригласить короля на причал и обсудить с ним ситуацию, спокойно и основательно, явно не повредило бы. Только король, Хольгер-1 и Селестина. Без второго номера, без Гертруд, без премьер-министра, а главное, без этой гадюки Номбеко и заодно без спящего израильского агента.

С чего начать эту беседу и куда она выведет, не знал ни Хольгер, ни тем более Селестина. Но если разговор сложится, то, может, что-то из него и выйдет?

Король оторвал взгляд от своей графини. Конечно же, он готов побеседовать с фрекен Селестиной и тем, кого нельзя называть идиотом, коль скоро им этого хочется и коль скоро таковая беседа будет способствовать повороту дела в правильном направлении.

Переговоры на причале Хольгер-1 начал с заявления, что королю должно быть стыдно – он ведет себя совсем не по-королевски.

– У всех нас свои недостатки, – извинился король.

Первый номер продолжал в том духе, что его любимая, Селестина, позволила себе порадоваться тем… теплым отношениям, которые сложились у короля с Гертруд.

– С графиней, – поправил король.

Ладно, как бы ее ни называли по разные стороны баррикад, она стала одной из причин, по которым очевидная необходимость взорвать короля и часть королевства в случае, если король откажется отказываться от престола, утратила свою очевидность.

– Вот и отлично, – сказал король. – Так я и сделаю.

– Откажешься от престола?

– Нет, откажусь отказываться, коль скоро это не повлечет за собой вышеописанных драматических последствий.

Хольгер-1 клял себя на чем свет стоит. Он начал разговор не с того конца, выложил на стол свой единственный козырь – угрозу взорвать бомбу. Надо же, за что бы он ни взялся, все выходит наперекосяк! Получается, он и впрямь то слово, которым его назвали.

Заметив, что Хольгера-1 снедают внутренние терзания, король добавил, что господину идиоту не стоит так уж переживать по поводу оборота, который приняли события. В конце-то концов, история свидетельствует: согнать короля с трона – этого мало. Даже если вся династия пресечется, этого все равно будет недостаточно.

– Неужели? – поразился Хольгер-1.

Над Руслагеном уже рассветало, когда король решил поведать поучительную историю о короле, чьи жизненные обстоятельства сложились не слишком удачно, и о том, к чему это привело.

Началось с того, что отца Густава IV Адольфа подстрелили в стокгольмской Опере. На то, чтобы войти в новую роль, у сына было всего две недели, пока отец лежал на смертном одре. Маловато. К тому же папа успел втемяшить сыну, что шведский король получает свою должность милостью Божьей: король и Бог – это одна команда.

Когда точно знаешь, что Господь твой бдит над тобой неусыпно, то вступить в войну и выиграть ее у императора Наполеона и царя Александра, причем одновременно, это как нечего делать. На беду, император и царь тоже рассчитывали на господне покровительство и действовали соответственно. Так и вышло, что правы оказались все трое, а Бог имел неосторожность пообещать слишком много каждой из сторон. В подобной ситуации Господу ничего не оставалось, как делегировать окончательное решение вопроса реальному соотношению сил.

Видимо, поэтому Швеции прилетело дважды: она получила оккупацию Померании и лишилась Финляндии. Густава прогнали с трона взбешенные графы и разъяренные генералы. Одним словом, случился путч.

– Ты гляди-ка, – удивился Хольгер-1.

– Я еще не закончил, – заметил король.

Бывший Густав IV Адольф страшно расстроился и ушел в запой – а что ему оставалось? Лишенный права именоваться прежним именем, он назвался полковником Густавсоном и мотался по Европе, пока не кончил свои дни, спившийся и нищий, в одном из швейцарских пансионатов.

– Вообще отлично! – воскликнул Хольгер-1.

– Если бы вы не перебивали меня то и дело, вы бы уже поняли, что я не это имел в виду, – сказал король. – А то, например, что на его место тотчас сел новый король.

– Да понятно, – сказал Хольгер-1. – Потому-то и надо извести всю семейку сразу.

– Даже это не помогает, – ответил король и продолжил.

Как говорится, яблочко от яблони недалеко падает, так что путчисты предпочли не рисковать. И решили, что высылке из страны подлежит не только растяпа Густав IV Адольф, но и вся его семья, включая десятилетнего кронпринца. Все они были объявлены навсегда утратившими право на шведскую корону.

А трон занял тот, кто приходился братом убитому в свое время отцу Густава IV Адольфа.

– Ну это уже слишком! – сказал Хольгер-1.

– До того, что я имел в виду, осталось не так долго, – заверил его король.

– Вот и хорошо.

Итак, новый король именовался Карлом XIII, и все бы хорошо, не проживи его единственный сын всего неделю. А новых никак не рождалось (или рождались, но не у тех женщин). Королевскому роду угрожало вымирание.

– Ну хоть с этим-то он разобрался? – спросил Хольгер.

– Да, усыновил одного родича знатных кровей, тоже обладавшего дурной склонностью умирать раньше времени.

– А с этим он как разобрался?

– Усыновил датского принца, который, правда, тоже умер – от инсульта.

Хольгер заметил, что покамест рассказ короля развивается в правильном направлении.

Оставив эту реплику без внимания, король поведал, что после фиаско с датским принцем Карл XIII обратил свой взор к Франции, где у Наполеона как раз завалялся лишний маршал. Вот так, одно к одному, и получилось, что Жан-Батист Бернадот стал шведским наследным принцем.

– И?..

– С него пошла новая династия. Я-то ведь тоже Бернадот. Жан-Батист приходится прадедом моему прадедушке, Густаву Пятому, помните, да?

– Фух, еще бы.

– Уничтожать королевские династии бесполезно, Хольгер, – вежливо произнес король. – Пока народ желает монархии, от нее никуда не денешься. Но я уважаю ваше мнение, у нас, слава богу, демократия. Может, вам лучше вступить в крупнейшую из наших партий? Пойти в социал-демократы и попытаться повлиять на них изнутри? Или стать членом Республиканского объединения и воздействовать на умы с его позиций?

– Или поставить тебе памятник, и пусть он грохнется на меня, чтобы со всем этим покончить, – буркнул Хольгер-1.

– Что-что? – не понял король.

Солнце уже встало, но никто в Шёлиде и не думал спать, если не считать агента Б, который еще с вечера забылся тревожным сном, сидя на диване.

Короля на причале в Вэтёсунде сменили Хольгер-2 с Номбеко. Впервые после похищения Хольгер и Хольгер получили возможность обменяться парой слов.

– Ты ведь обещал не трогать бомбу, – попрекнул брата Хольгер-2.

– Да знаю, – сказал Хольгер-1. – Но я же держал слово все эти годы, правда? Пока она вместе с королем не оказалась в кузове, а я – в кабине за рулем. Это было сильнее меня.

– О чем ты только думал? И что думаешь теперь?

– Ни о чем я не думал. Я этим вообще редко занимаюсь, сам знаешь. Это папа сказал мне: «Жми!»

– Папа? Но он же скоро двадцать лет как умер!

– Вот да, странно, правда же?

Хольгер-2 вздохнул:

– Страннее всего то, что мы с тобой братья.

– Не смей обижать моего любимого! – вступилась Селестина.

– А ты бы помолчала, – сказал Хольгер-2.

Номбеко поняла, что первый номер с Селестиной уже не столь тверды в убеждении, что наилучшим выходом для страны станет самоуничтожение вместе с некоторой частью ее территории.

– А что вы думаете теперь? – поинтересовалась она.

– Черт, опять я обязан что-то думать, – буркнул Хольгер-1.

– Я думаю, что мы не можем убить того, кто сумел развеселить бабушку, – сказала Селестина. – Она не смеялась ни разу в жизни.

– А ты-то что думаешь, идиот? Ну попытайся, хоть разок в жизни?

– Я кому сказала – не смей обижать моего любимого! – взвилась Селестина.

– Я еще даже не начинала, – ответила Номбеко.

Несколько секунд Хольгер-1 молчал, а потом сказал:

– В той мере, в какой я способен думать, я думаю, что с Густавом Пятым вышло бы проще. У него был монокль и трость с серебряным набалдашником, а не куриная кровь на рубашке.

– И машинное масло, – добавила Селестина.

– То есть вы хотели бы выйти из всего этого с минимальными потерями. Я правильно поняла?

– Да, – пролепетал Хольгер-1, не решаясь взглянуть ей в глаза.

– Тогда для начала отдай ключи от машины и пистолет.

Хольгер протянул ей ключи, но одновременно умудрился уронить пистолет на причал. Грянул выстрел.

– О черт! – вскрикнул Хольгер-2 и повалился без чувств.