Едва картофелевоз тронулся с места, как Номбеко бросилась к окошку и потребовала, чтобы Хольгер-1 немедленно остановил машину, если хочет дожить до утра.

Однако первый номер, не уверенный в том, что хочет именно этого, попросил Селестину поднять стекло, чтобы не слышать шума из кузова.

Та с удовольствием выполнила просьбу, да еще опустила занавеску, чтобы не видеть величества в темно-синем кителе, белом жилете, темно-синих брюках с золотыми лампасами, белой фрачной сорочке и черном галстуке-бабочке.

Ее переполняла гордость собственным бунтом.

– Куда едем – к бабушке? – спросила она. – Или у тебя есть идеи получше?

– Откуда, любимая? – сказал Хольгер-1. – Ты же прекрасно знаешь, что у меня их не бывает.

Король скорее удивился, зато премьер возмутился до глубины души.

– Что вообще происходит? – воскликнул он. – Это что, похищение короля и премьер-министра? Вместе с атомной бомбой! Атомной бомбой у меня в Швеции – да кто вам позволил?

– Королевство Швеция все же скорее мое, – поправил его король и уселся на ближайший ящик из-под картошки. – А в остальном я, разумеется, разделяю возмущение господина премьер-министра.

Кому именно принадлежит страна, рискующая взлететь на воздух, в данном случае момент второстепенный, заметила Номбеко и тотчас пожалела, поскольку премьер пожелал узнать о проклятой бомбе побольше.

– Какой она мощности? – сурово спросил он. – Говорите!

Но Номбеко решила, что настроение в кузове и так невеселое, чтобы портить его дополнительно. Дернул же черт за язык! И она постаралась повернуть разговор в другое русло.

– Я приношу искренние извинения в связи со сложившейся ситуацией. Ни вы, достопочтенный господин премьер-министр, ни величество рядом с вами ни в коей мере не похищены – во всяком случае, мной или моим бойфрендом. Как только машина остановится, обещаю как минимум открутить нос этому типу за рулем и все исправить! – И для смягчения драматизма добавила: – А уж тем более обидно сидеть взаперти в кузове в такую прекрасную погоду!

Последнее замечание заставило короля – большого любителя природы – упомянуть белохвостого орлана, которого он чуть раньше этим вечером видел над Стрёмменом.

– В центре города! – восхитилась Номбеко и на секунду поверила, что отвлекающий маневр сработал.

Но едва секунда прошла, как вклинился премьер и потребовал, чтобы группа немедленно прекратила обсуждение погоды и природы.

– Лучше скажите, какой ущерб способна причинить бомба. Каков масштаб бедствия?

Номбеко отвечала уклончиво. По всей видимости, пара-тройка мегатонн.

– Сколько именно мегатонн?

– Ну, две. Или три, не больше.

– А это значит?

Вот же он упертый, этот премьер.

– Три мегатонны – это примерно двенадцать тысяч пятьсот пятьдесят два петаджоуля. А король уверен, что орлан был именно белохвостый?

Фредрик Райнфельдт так зыркнул на главу государства, что тот воздержался от ответа. А премьер задумался о том, что такое петаджоуль и насколько опасно, когда их двенадцать тысяч, и решил, что их спутница попросту уходит от ответа.

– Будьте любезны выложить все как есть! – потребовал он. – Так, чтобы людям было понятно.

Номбеко уступила. И выложила все как есть: что бомба уничтожит все в радиусе пятидесяти восьми километров и что непогода и ветер способны удвоить ее поражающее действие.

– В таком случае хорошо, что сегодня ясно, – рассудил король.

Номбеко кивнула, одобряя столь позитивный взгляд на вещи, но премьер-министр заметил, что Швеция стоит на пороге едва ли не величайшего общенационального кризиса с момента своего образования. Главу государства и правительства вместе с оружием массового уничтожения везет неведомо куда человек, чьих намерений никто не знает.

– Не кажется ли королю, – вопросил премьер-министр, – что в этом контексте было бы уместнее подумать о спасении страны, нежели об орланах и о том, что нам повезло с погодой?

Но король был стреляный воробей: премьер-министры приходят и уходят, а он никуда не девается. И с этим новым тоже ничего не случится, если он немножко успокоится.

– Да ладно вам, – сказал он. – Присядьте лучше на ящик из-под картошки, как мы все, и давайте попросим объяснений у господина и госпожи похитителей.

Вообще-то он мечтал стать фермером. Или экскаваторщиком. Или кем угодно, кто имеет дело с машинами или природой. Или с тем и другим.

А стал королем.

Что, в сущности, не явилось для него сюрпризом. В одном из ранних интервью он описывал свою жизнь как прямую линию от рождения и далее. Считая от сорока двух пушечных залпов, что прогремели над островом Шеппсхольмен 30 апреля 1946 года.

Он получил имя Карл Густав: Карл – в честь деда по материнской линии герцога Карла Эдварда Саксен-Кобург-Готского (поразительным образом соединившего в себе британца с нацистом), а Густав – в честь отца, а также деда, прадеда и прапрадеда по отцовской.

Для маленького принца все началось ужасно. Когда ему было всего девять месяцев, отец погиб в автокатастрофе, что создало серьезную загогулину в порядке престолонаследия. Теперь дед, будущий король Густав VI Адольф, был обязан дожить до восьмидесяти девяти лет, иначе на троне возникла бы вакансия, послужив козырем республиканцам в риксдаге.

В связи с этим все советчики единогласно рекомендовали не выпускать кронпринца за дворцовые стены метровой толщины, пока вопрос с престолонаследием не будет решен, но любящая мама Сибилла сказала «нет». Без друзей сын в худшем случае вырастет чокнутым, а в лучшем с ним будет невозможно иметь дело.

Так что принцу разрешили ходить в обычную школу, а в свободное время заниматься разными моторами и вступить в организацию скаутов, где он научился вязать прямой узел, шкотовый узел и полуштык быстрее и лучше остальных.

Зато в Сигтунской гимназии-интернате он провалил математику и едва сдал остальные предметы. Объяснялось это тем, что цифры и буквы путались у принца в голове: он страдал дислексией. Тот факт, что он лучше всех в классе играл на губной гармошке, давал ему дополнительные преимущества разве что в глазах девчонок.

Благодаря стараниям мамы Сибиллы он и правда завел друзей за стенами дворца, благо никто из них не принадлежал к числу радикальных леваков, которых в Швеции шестидесятых годов поддерживали почти все. Все же монарху не пристало отращивать патлы, жить в коммуне и предаваться свободной любви, хотя последнее, на его взгляд, звучало заманчиво.

Девизом правления деда, Густава Адольфа, было «Долг превыше всего». Возможно, поэтому он и дожил до девяноста лет. Упокоился он только в 1973 году, когда внук вырос и смог наконец занять трон: династия оказалась спасена.

Поскольку в беседе с английской королевой прямой узел и полностью синхронизированные коробки передач затрагиваются не очень часто, поначалу молодому монарху в лучших гостиных было неловко. С годами это прошло, главным образом благодаря тому, что он все меньше стеснялся быть таким, каков есть. После трех десятилетий на престоле он воспринимал торжественный обед в честь Ху Цзиньтао как очередное нудное мероприятие, пережить которое не так уж трудно. Хотя избежать его было бы куда приятнее.

Нынешняя альтернатива – похищение на картофелевозе – тоже не выглядела пределом мечтаний, но королю казалось, что все как-нибудь уладится.

Лишь бы премьер-министр перестал кипятиться.

И выслушал, что скажут похитители.

Премьер-министр Райнфельдт и не думал садиться ни на один из картофельных ящиков. Кругом была пылища. Да еще и земля на полу. Но слушать он мог.

– Разумеется, – сказал он и повернулся к Хольгеру-2. – Не будете ли вы так любезны рассказать, в чем дело?

Слова были вежливые, интонация – властная, а раздражение на короля никуда не делось.

Речь, адресованную премьер-министру, второй номер репетировал лет двадцать. Он разработал почти бесконечное число сценариев их встречи, ни в одном из которых не фигурировала возможность оказаться запертым с премьером в кузове картофелевоза. Вместе с бомбой. И королем. И с братом-антимонархистом за рулем. Направляющимся неизвестно куда и зачем.

Пока Хольгер-2 подбирал слова и мысли, его брат в кабине размышлял вслух о том, что делать дальше. Папа отчетливо сказал: «Давай, сынок! Жми!» – и более ничего. А что, если дать королю самому выбрать: либо он добровольно покидает свой трон и следит, чтобы никто другой на него не сел, либо, наоборот, садится на бомбу. Тогда первый номер с Селестиной взорвут и короля, и часть королевства, и самих себя в придачу.

– Мой любимый, любимый храбрец, – отвечала Селестина на его размышления вслух.

Это будет всем баррикадам баррикада, на такую стоит выйти! И прекрасный день, чтобы на ней пасть, если уж на то пошло.

Тем временем к Хольгеру-2 в кузове у них за спиной наконец вернулся дар речи.

– Думаю, стоит рассказать все с самого начала, – сообщил он.

И рассказал – и про папу Ингмара, и про них с братом, и как один решил продолжить дело отца, между тем как другой, на свою беду, сидит теперь тут, где сидит, и рассказывает то, что рассказывает.

Когда он закончил, Номбеко дополнила его историю своей и заодно объяснила, каким образом бомба, которой на самом деле не существовало, отправилась гулять по белу свету. Премьер-министр пришел к выводу, что всего этого быть не может, но что действовать следует, допуская и неприятную возможность обратного. А сидевший рядом король почувствовал, что проголодался.

Фредрик Райнфельдт попытался проанализировать сложившуюся ситуацию. Оценить ее. Он вообразил себе тревогу, которую могут объявить в любой момент, если уже не объявили, и панику, которая охватит всю страну. Национальные силы специального назначения и вертолеты, кружащие над картофелевозом и бомбой. А по бокам вертолета – висящих на тросах взвинченных парней с автоматами и случайную очередь, которой те в любую секунду могут прошить стенку кузова, а затем и защитный слой металла вокруг мегатонн и петаджоулей. Или, как вариант, что кретина за рулем спровоцируют на какой-нибудь опрометчивый поступок. Например, съехать с дороги в кювет.

Это на одной чаше весов.

На другой – истории, которыми только что поделились с ними эти мужчина и женщина. И председатель Ху, который за последнюю только что поручился.

С учетом всех этих обстоятельств не пора ли ему и королю сделать все, чтобы события не вышли из-под контроля и угроза катастрофы не реализовалась как самосбывающееся пророчество?

На этом Фредрик Райнфельдт закончил свои размышления и обратился к королю:

– Я тут подумал.

– Отлично, – отвечал король. – Именно ради этого, если вам угодно знать мое мнение, мы и держим премьер-министров.

Райнфельдт риторически поинтересовался у величества, хотят ли они оба, чтобы над их головами барражировали вертолеты Национальных сил специального назначения. И не требует ли трехмегатонный боеприпас чуть более деликатного обращения.

Король похвалил премьера за то, что тот описал проблему в трех мегатоннах, а не в двенадцати тысячах петаджоулей. Хотя и так ущерб выходил немаленький. К тому же король жил достаточно давно, чтобы помнить репортажи – кажется, из Гнесты, если он ничего не путает, – о первом и покуда единственном боевом задании Национальных сил специального назначения. Они тогда спалили целый квартал, а тем временем предполагаемые террористы ушли с места гуляючи.

Номбеко сказала, что тоже читала о чем-то подобном.

Это решило дело. Премьер-министр достал телефон, позвонил дежурному начальнику охраны и сообщил, что дело касается государственных интересов, что и он и король в полном порядке, что торжественный обед надлежит провести как запланировано, упомянув, что главы государства и правительства в настоящий момент недоступны. В остальном начальнику охраны не следует ничего предпринимать и ожидать дальнейших распоряжений.

Дежурный начальник охраны от волнения взмок. К счастью, его собственный начальник – глава Полиции безопасности, также приглашенный на обед, – стоял рядом, изготовившись взять трубку. Не менее, кстати, взволнованный.

Видимо, по этой причине глава ПБ перво-наперво задал контрольный вопрос, ответа на который его подчиненный не знал: существовала опасность, что сказанное премьер-министром сказано под угрозой.

– Как зовут собаку господина премьер-министра? – начал он.

На что премьер ответил, что никакой собаки у него нет, но что теперь он ее точно заведет, здоровенную и зубастую, и натравит на главу ПБ, если тому не хватает ума помолчать и выслушать, что ему говорят.

Дело обстоит ровно так, как премьер только что сказал. Если у главы ПБ остаются сомнения, он может справиться у председателя Ху: в данный момент они с королем находятся в обществе его приятельницы. Либо он может наплевать на только что озвученное поручение премьер-министра, спросить, как зовут его аквариумную рыбку (которая как раз имеется), объявить в розыск короля и премьера, поднять страну на уши – и начиная с завтрашнего дня приступить к поискам новой работы.

Начальнику Полиции безопасности нравилась нынешняя работа. Должность его устраивала, зарплата тоже. Да и пенсия приближалась. Короче говоря, искать новую работу ему вовсе не хотелось. Так что он решил, что аквариумная рыбка премьер-министра может зваться как ей заблагорассудится.

Тут рядом с ним возникла Ее величество королева, которая тоже хотела сказать пару слов.

Фредрик Райнфельдт протянул трубку своему королю.

– Привет, дорогая. Нет, дорогая, я не сачкую и не прогуливаю…

Угрозу атаки спецназа с воздуха удалось отвести. В ходе дальнейшей поездки Хольгер-2 детализировал сложившуюся проблему. Дело в том, что его брат-близнец за рулем – в точности как их давно покойный отец – вбил себе в голову, что Швеции следует быть республикой, а не монархией. Женщина рядом с братом – это его подруга, злюка и такая же безбашенная, как он сам. Разделяющая, к сожалению, его взгляды на государственное устройство.

– Вынужден заметить для порядка, – сказал король, – что сам я придерживаюсь иной точки зрения.

Грузовик катил себе дальше. Пассажиры в кузове решили подождать и посмотреть. В основном они, конечно, ждали: смотреть было особенно не на что, поскольку окошко между кабиной и кузовом Селестина задернула занавеской.

Внезапно оказалось, что они приехали. Грузовик остановился, мотор умолк.

Номбеко спросила своего бойфренда, кто из них первым пойдет убивать его братца, но второго номера больше занимал вопрос, где они оказались. Король со своей стороны выразил надежду, что их накормят. А премьер-министр разглядывал дверь кузова. Она ведь должна отпираться и изнутри? Пока машина ехала, об этом и речи быть не могло, но теперь оснований и дальше сидеть в грязи Фредрик Райнфельдт не видел. Он единственный всю дорогу простоял на ногах.

Тем временем Хольгер-1 бросился в амбар Шёлиды, влез на сеновал и поднял ведро, под которым почти тринадцать лет пролежал пистолет агента А. И вернулся прежде, чем премьер успел разобраться с функционированием дверного механизма.

– Попрошу без глупостей, – сказал он. – Выходим тихо и спокойно.

Король, бренча всеми своими медалями, спрыгнул на землю. Их звон и блеск прибавили первому номеру сил. Он поднял оружие, показывая, кто тут теперь главный.

– У тебя пистолет? – удивилась Номбеко и решила пока что погодить и с убийством, и с откручиванием носа.

– Что происходит?

Гертруд увидела в окно, что народу в компании прибавилось, и вышла на крыльцо встречать гостей, как и во всякой непонятной ситуации, с лосиным штуцером папы Тапио в руках.

– Час от часу не легче, – сказала Номбеко.

Гертруд не понравилось, что Селестина и остальные притащили с собой какого-то политика: она их как-то не любила. А король ее устраивал, да еще как. Она еще в семидесятых повесила его вместе с королевой у себя в отхожем месте, и они составляли ей там компанию, тепло улыбаясь, когда приходилось отправлять надобности на пятнадцатиградусном морозе. Поначалу, конечно, подтираться в присутствии короля было неловко, но плюсы перевешивали, и в конце концов она привыкла. Когда в 1993 году Шёлида обрела ватерклозет, Гертруд стало не хватать былых моментов наедине с величествами.

– Приятно встретиться снова, – сказала она, пожимая руку своему государю. – Все ли благополучно у королевы?

– Мне тоже крайне приятно, – отвечал король, добавив, что с королевой все в порядке, и про себя задавшись вопросом, где он мог встречать эту даму с ружьем.

Хольгер-1 загнал всех на кухню, намереваясь предъявить величеству ультиматум. Тут Гертруд спросила, не забыли ли они купить продукты, особенно с учетом того, что у них сегодня гости. И не кто-нибудь, а король, ну и этот, другой.

– Я – премьер-министр Фредрик Райнфельдт, – представился премьер-министр Фредрик Райнфельдт и протянул руку. – Очень приятно.

– Лучше отвечайте, когда вас спрашивают, – сказала Гертруд. – Продукты купили?

– Нет, Гертруд, – сказала Номбеко. – Помешали другие дела.

– Значит, придется голодать.

– А нельзя позвонить и заказать пиццу? – предложил король и подумал, что там, на официальном обеде, уже съели жареные гребешки под соусом песто из мелиссы и теперь приступают к припущенному палтусу со спаржей и кедровыми орешками.

– Тут у нас сеть не берет, – сообщила Гертруд. – А все политики. Не люблю их, – снова посетовала она.

Фредрик Райнфельдт второй раз подумал, что этого не может быть. Он только что своими ушами слышал, как его король предложил заказать готовую пиццу для себя и похитителей.

– Если вы зарежете пару курей, могу потушить их с картошкой, – продолжала Гертруд. – К сожалению, свои двести гектаров картофельных полей я продала, но Энгстрём вряд ли заметит, если мы стащим штук пятнадцать картофелин из его пятнадцати миллионов.

А посреди всего этого стоял Хольгер-1 с пистолетом в руке. Пицца? Пара курей? Король должен либо отречься, либо превратиться в ядерный пепел.

Первый номер шепнул Селестине, что пора бы и к делу. Та кивнула, решив начать с того, чтобы разъяснить ситуацию бабушке, что и сделала, буквально в двух словах. Штука в том, что король похищен, а заодно и премьер. И теперь Хольгер заставит его отречься от престола.

– Премьера?

– Нет, короля.

– Жалко, – констатировала Гертруд, добавив, что никому не следует ни от чего отрекаться на голодный желудок. – Ну что, тушим курицу, или как?

Тушеная домашняя курочка – это, по мнению короля, было бы и сытно и вкусно. И коль скоро он рассчитывает подкрепиться, за дело придется браться самому.

Ему случалось охотиться на фазанов, и поначалу, в бытность кронпринцем, желающие разделать его добычу не то чтобы выстраивались в очередь. Годы закалили юношу, и он подумал, что коли тридцать пять лет назад он мог застрелить и ощипать фазана, то и теперь зарежет курицу и точно так же ее ощиплет.

– Если премьер-министр возьмет картошку на себя, то я займусь курами, – сказал он.

Фредрик Райнфельдт, успевший окончательно убедиться в том, что этого не может быть, взял вилы и отправился на картофельное поле в лаковых туфлях и фраке от итальянца Корнелиани. Все лучше, чем заляпать фрачную сорочку куриной кровью, да еще и находясь бог знает в каком месте.

Король оказался не по годам проворен. За пять минут он отловил трех петушков и при посредстве топора отделил им голову от тела. Перед этим он снял парадный китель и повесил на крюк, торчавший из наружной стены курятника. В лучах вечернего солнца засверкали орден Серафимов, памятный знак в честь юбилея Густава V, памятная медаль в честь Густава VI Адольфа, орден Мечей и орден Полярной звезды. Орден Васы на цепи висел тут же на ржавых вилах.

Белоснежную сорочку, в точности как предвидел премьер-министр, покрывали красные крапинки.

– Дома у меня еще одна есть, – объяснил он Номбеко, помогавшей ему ощипывать кур.

– Надо думать, – сказала Номбеко.

Когда вскоре после этого она вошла в кухню с тремя ощипанными петушками, Гертруд радостно заквохтала, что сейчас она их им потушит! За кухонным столом сидели Хольгер-1 и Селестина с видом еще более озадаченным, чем обычно. Озадаченность возросла дополнительно, когда вошел премьер-министр с ведром картошки в руке и глиной на ногах. А следом король во фрачной сорочке, забрызганной куриной кровью. Китель и орден Васы он забыл на стене курятника и на вилах соответственно.

Гертруд молча забрала картошку, а короля похвалила за ловкость в обращении с топором.

Хольгер-1 не одобрял подобного амикошонства с чертовым величеством. Как и Селестина. В свои семнадцать она бы тотчас уехала, не простившись, но теперь им предстояло выполнить миссию, да и не хотелось второй раз обижать бабушку. По крайней мере, до тех пор, пока не придется взорвать всю здешнюю компанию, и людей, и кур, но это уж другой вопрос.

Первый номер по-прежнему держал в руке пистолет, переживая, что никому до этого словно и дела нет. Номбеко казалось, что сейчас самый момент открутить этому номеру нос (она была уже не настолько сердита, чтобы его убить), но ее останавливало желание отведать напоследок куриного жаркого Гертруд – на тот неприятный случай, если их земная жизнь внезапно оборвется. Причем главную угрозу представляла не бомба, а обалдуй с пистолетом.

Так что Номбеко решила немного подсобить брату бойфренда логикой. Она объяснила: раз король не убегает, то и пистолет ни к чему, а если все же убежит, в запасе у Хольгера остаются пятьдесят восемь километров – радиус действия бомбы. Даже королю не пробежать их за три часа, даром что он снял с себя несколько килограммов медалей.

Хольгеру достаточно спрятать ключ от картофелевоза. После этого в Шёлиде установится равновесие страха, никому не придется ни за кем следить, и можно будет спокойно поесть.

Первый номер задумчиво кивал. Номбеко говорила дело. К тому же ключ он и так уже сунул в носок, еще не понимая, до чего умно поступил. После еще нескольких секунд раздумий он поместил пистолет во внутренний карман куртки.

Забыв поставить на предохранитель.

Пока Номбеко вразумляла номера первого, бабушка поручила Селестине нарезать курицу. А Хольгеру-2 тем временем смешать напитки строго по рецептуре: одну бульку «Гордонс-джина» и две бульки «Нуайи Пра» долить чистым шнапсом и настойкой «Сконе-аквавит» в равных частях. Точного объема бульки второй номер не знал, но предположил, что две бульки примерно в два раза больше, чем одна. Он украдкой попробовал готовую смесь и остался настолько ею доволен, что попробовал еще раз.

Наконец все уселись за стол – кроме Гертруд, которая проделывала завершающие манипуляции с куриным жарким. Король взглянул на обоих Хольгеров и поразился, до чего они похожи.

– Как же вас различать, если вы и зоветесь одинаково?

– Того, который с пистолетом, предлагаю называть Идиотом, – не без удовольствия предложил Хольгер-2.

– Хольгер и Идиот… Ну да, так удобнее, – согласился король.

– Никто не смеет называть моего Хольгера идиотом! – воскликнула Селестина.

– Почему это? – спросила Номбеко.

Премьер-министр, чувствуя, что назревающая ссора никому на пользу не пойдет, поспешил похвалить Хольгера за то, что тот убрал оружие, тем самым вынудив Номбеко объяснить присутствующим сложившийся баланс сил.

– Если мы схватим Хольгера, которого не будем называть идиотом в присутствии его подруги, а во всех остальных случаях – пожалуйста, и привяжем его к дереву, существует риск, что его подруга пустит в ход бомбу. А если мы привяжем рядом и ее, кто знает, что удумает ее бабушка со своим лосиным штуцером?

– Гертруд, – одобрительно уточнил король.

– Если вы Селестиночку хоть пальцем тронете, то пули полетят во все стороны, имейте в виду! – заверила Гертруд.

– Ну, все всё поняли? – спросила Номбеко. – Так что пистолет уже ни к чему, это я какое-то время назад сумела втолковать даже Идиоту.

– Все готово, – сообщила Гертруд.

Меню включало в себя куриное жаркое, домашнее пиво и фирменный бленд на основе шнапса от хозяйки дома. Первым и вторым гости могли угощаться по собственному усмотрению, а шнапс разливала Гертруд. Она выдала каждому по стопке, включая слабо завозражавшего премьера, и наполнила их до краев. Король потер руки:

– Что жаркое получилось, я даже не сомневаюсь. А пока попробуем, что к нему за приправа.

– Ваше здоровье, король, – сказала Гертруд.

– А наше? – спросила Селестина.

– И ваше, само собой. – Гертруд опрокинула свою рюмку.

Король и Хольгер-2 последовали ее примеру. Остальные осторожно отпили по глоточку, кроме Хольгера-1, который не смог заставить себя выпить за здоровье короля, и премьер-министра, незаметно вылившего свой шнапс в горшок с геранью.

– Ей-богу, – одобрительно воскликнул король. – Это же маршал Маннергейм!

Никто не понял, о чем он. Кроме Гертруд.

– Отлично, король! – похвалила она. – Не угодно ли повторить? Между первой и второй промежуток небольшой, а?

Хольгера-1 и Селестину все больше напрягало то, как Гертруд носится с человеком, которому следует отречься от престола. И который к тому же сидит, закатав рукава забрызганной кровью фрачной сорочки, вместо того чтобы облачиться в китель. Первому номеру не нравилось, когда он ничего не понимает, притом что давно мог бы уже привыкнуть.

– Что происходит? – спросил он.

– Прямо сейчас произошло то, что твой друг король опознал лучший в мире напиток, – ответила Гертруд.

– Он мне не друг, – заявил Хольгер-1.

Густав Маннергейм был мужик не промах. Недаром он несколько десятков лет прослужил в царской армии и объехал верхом и Европу, и Азию.

Когда в России победили коммунисты во главе с Лениным, он отбыл домой в независимую Финляндию, где стал регентом королевства, главнокомандующим и впоследствии президентом. И во все времена он считался лучшим солдатом Финляндии, получал ордена и прочие награды по всему свету – и удостоился уникального титула маршала Финляндии.

Маршальская стопка появилась во время Второй мировой войны: бреннвин пополам с аквавитом, капелька джина и две вермута. Напиток стал классикой.

Впервые шведский король отведал его в ходе государственного визита в Финляндию больше тридцати лет назад, успев побыть королем чуть больше года.

Тридцативосьмилетнего, разволновавшегося, с трясущимися поджилками, его принимал поднаторевший в политике финский президент Кекконен, которому в то время было хорошо за семьдесят. На правах старшего Кекконен решил, что королю срочно надо принять на грудь, уже тогда увешанную медалями, а уж потом визит пойдет как по маслу. Финские президенты какой попало шнапс не подадут, а только маршальский, и с тех пор между королем и шнапсом возникла любовь на всю жизнь, а с Кекконеном король не раз ходил на охоту.

Король опорожнил вторую стопку и поцокал языком:

– У премьер-министра, я смотрю, стопка опустела. Может, добавочки? И кстати, сняли бы вы фрак, раз уж туфли у вас в глине. Причем почти до колена, как я погляжу.

Премьер-министр извинился за свой внешний вид. Конечно, в свете вновь открывшихся обстоятельств ему следовало явиться на торжественный ужин во дворец в комбинезоне и резиновых сапогах. И добавил, что от шнапса воздержится: на его взгляд, король пьет за них двоих.

Фредрик Райнфельдт не знал, как ему унять своего беспечного короля. С одной стороны, главе государства следовало отнестись к этой в высшей степени сложной ситуации со всей серьезностью и не глушить спиртное ведрами (в глазах крайне умеренного премьера ведром выглядела стопка в тридцать миллилитров).

С другой стороны, король явно вызвал замешательство в рядах республиканцев за столом. Премьер-министр заметил, что человек с пистолетом перешептывается со своей подругой. Их явно что-то беспокоило. Король, естественно. Но не в том смысле, в каком он беспокоил премьера. И не в том простом смысле «долой монархию», который, очевидно, двигал обоими оппозиционерами с самого начала.

Что-то явно происходило. Но если к королю не приставать, все они, возможно, скоро узнают, что именно. Так что лучше ему не мешать.

Он, как-никак, все-таки король.

Первой свою тарелку опустошила Номбеко. Впервые она наелась досыта только в двадцать пять лет, за счет президента Боты, и с тех пор старалась не упускать шанса.

– А нельзя ли добавки?

Еще бы! Гертруд ужасно понравилось, что Номбеко понравилось угощение. Да и все остальное Гертруд тоже ужасно нравилось. А уж король ее прямо очаровал. И ведь не поймешь чем.

Не то личным обаянием.

Не то маршалом Маннергеймом.

Не то его напитком.

Не то всем понемножку.

Что бы это ни было, но было это хорошо. Возможно, королю и Гертруд удалось не только привести заговорщиков в замешательство, но и нарушить их дальнейшие планы.

Что называется, спутать карты.

Номбеко с удовольствием провела бы с королем стратегические переговоры на предмет того, чтобы он и впредь не отдалялся от темы Маннергейма, но, увы, король был целиком поглощен хозяйкой, а она, соответственно, им.

Величество обладало способностью, которая начисто отсутствовала у премьера: радоваться моменту, совершенно игнорируя грядущую угрозу. Королю нравилось общество Гертруд. Старушка вызывала у него неподдельный интерес.

– А позволено ли мне будет спросить, какое отношение Гертруд имеет к Маннергейму и Финляндии?

Это был тот самый вопрос, который подсказала бы королю Номбеко, если бы могла.

– Мое отношение к маршалу и Финляндии? Да вам-то небось не интересно!

– Мне это крайне интересно, – сказал король.

– Это долгая история, – сказала Гертруд.

– Времени у нас хватает! – сказал король.

– Неужели? – переспросил премьер-министр, и Номбеко одарила его сердитым взглядом.

– Началось все в 1867 году, – начала Гертруд.

– В год рождения маршала, – кивнул король.

– Это ж надо, вы знаете! – поразилась Гертруд. – Именно так – в год рождения маршала.

В этот раз родословное древо Гертруд вызвало у Номбеко не меньше ботанических сомнений, чем в прошлый. Зато у короля от хозяйкиного рассказа настроение ничуть не ухудшилось. В свое время он провалил математику в Сигтунской гимназии. Возможно, поэтому упустил из виду тот факт, что от баронов, настоящих или нет, никак не могут происходить графини.

– Так вы графиня! – восхитился король.

– Неужели? – переспросил премьер-министр, у которого со счетом было получше, и Номбеко снова метнула на него сердитый взгляд.

Что-то было в короле, что по-настоящему удручало Хольгера-1 и Селестину. Что-то неуловимое. То ли сорочка в кровавую крапинку? То ли закатанные рукава? То ли золотые запонки, на время сложенные в пустую стопку возле мойки? То ли отвратительный, увешанный медалями китель, так и оставшийся висеть на стене курятника?

Или то, что король только что зарезал трех кур?

Короли не могут резать кур!

Кстати, и премьер-министры картошку не копают (по крайней мере, во фраке), но главное – короли не режут кур!

Пока первый номер и Селестина осмысляли эти противоречия, король ухитрился усугубить ситуацию. Они с Гертруд затронули тему картофелеводства, а следом – старого трактора, давно никому тут не нужного, – и слава богу, все равно он не работает. Гертруд изложила монарху суть проблемы, и тот ответил, что MF-35 – это тонкая штучка и требует ласки и ухода. А затем предложил почистить дизельный фильтр и форсунку. После этого машина запросто раскочегарится, если только аккумулятор не сел окончательно.

Фильтр и форсунку? Короли не чинят трактора!

Ужин завершился. После кофе и прогулки вдвоем, чтобы посмотреть на MF-35, король и Гертруд вернулись принять по последнему «Маннергейму».

Тем временем премьер-министр Райнфельдт убрал со стола и навел порядок на кухне. Чтобы лишний раз не пачкать фрак, он надел графинин фартук.

Хольгер-1 с Селестиной сидели и шептались в одном углу, а его брат с Номбеко – в другом. О том, как они видят ситуацию и каким должен быть следующий стратегический ход.

Тут дверь распахнулась. На пороге возник немолодой мужчина с пистолетом в руке и рявкнул по-английски, чтобы все оставались на своих местах и не делали резких движений.

– Что происходит? – Премьер-министр Райнфельдт застыл с посудной щеткой в руках.

Номбеко ответила премьеру на английском, изложив все как есть: в дом только что ворвался агент израильского МОССАД с целью захвата атомной бомбы, лежащей в картофелевозе.