Глава 22
Рассказ Марка Истербрука

– Мы успели? Она выживет?

Я шагал по комнате туда-сюда. Не мог усидеть на месте.

Лежен сидя наблюдал за мной. Он был терпелив и добр.

– Не сомневайтесь, делается все возможное.

Все тот же ответ, который совершенно меня не успокаивал.

– А им известно, как лечить таллиевое отравление?

– Случаи такого отравления бывают нечасто, но в ход будут пущены все возможные средства. По-моему, она выживет.

Я взглянул на него. Откуда мне знать, что инспектор действительно верит в то, что говорит? Может, он просто пытается меня утешить?

– В любом случае подтвердилось, что это именно таллий?

– Да, подтвердилось.

– Итак, правда о вилле «Белый конь» оказалась проста. Яд. Не колдовство, не гипноз, не научные смертоносные лучи. Простое отравление! Как она мне врала, будь она проклята! Врала прямо в лицо! А сама, наверное, все время втихомолку посмеивалась.

– Вы о ком?

– О Тирзе Грей. В тот первый свой визит, когда я явился к ней на чай, она говорила о Борджиа – о том, что слава их зиждилась на якобы редких ядах, которые не оставляют следов, отравленных перчатках и тому подобном. «На самом же деле они использовали обычный белый мышьяк, – сказала она, – только и всего». И в данном случае все оказалось проще простого. А остальное – чушь! Транс, белые петухи, жаровня, пентаграммы, вуду, перевернутое распятие – все это было для суеверных тупиц. А вот знаменитый «ящик» был другой частью чуши, предназначенной для прогрессивно мыслящих. Мы теперь не верим в духов, ведьм и заклинания, но крайне доверчивы, когда дело доходит до «лучей», «волн» и психологических феноменов. Держу пари, что ящик – лишь умело сработанный набор деталей, производящий впечатление электрического аппарата, с цветными лампочками и гудящими клапанами. Из-за того, что мы живем в ежедневном страхе перед радиоактивными осадками, стронцием девяносто и так далее, мы склонны поддаваться внушению научных рассуждений. Вся организация в «Белом коне» – подделка! «Белый конь» – лишь ширма! Все внимание должно быть сосредоточено на нем, чтобы никто не заподозрил, что может происходить в каком-то другом месте. Самое прекрасное в этой затее – они в полной безопасности. Тирза Грей может во всеуслышание распинаться насчет оккультных сил, которыми повелевает или способна повелевать. Ее никогда не привлекут за это к суду, как не привлекут в данном случае и за попытку убийства. Можно исследовать ее аппарат – он окажется безвредным. Любой суд объявит все это невозможным, вздором и чепухой! И, конечно, на самом деле все это именно вздор и чепуха.

– По-вашему, вся троица была в курсе происходящего? – спросил Лежен.

– Вряд ли. Полагаю, Белла искренне верит в колдовство. Она верит в свои колдовские силы и наслаждается ими. С Сибил дело обстоит точно так же. У нее и вправду есть дар медиума. Она впадает в транс и не ведает, что потом происходит. Она верит всему, что рассказывает ей Тирза.

– Значит, всем заправляет Тирза?

Я медленно проговорил:

– Что касается «Белого коня» – да. Но не она – истинный мозг всего предприятия. Настоящий руководитель орудует за сценой. Он планирует и организует. Знаете, у них все отлично скоординировано. Каждый делает свою работу – и больше ничего. Брэдли заведует денежной и юридической стороной и знать не знает ничего, кроме этого; он понятия не имеет, что происходит в других местах. Конечно, ему щедро платят, как и Тирзе Грей.

– Похоже, вы во всем разобрались, к полному своему удовлетворению, – сухо сказал Лежен.

– Не разобрался. Пока нет. Но основные факты нам известны. Все делается так, как делалось веками, – грубо и просто. Всего лишь обычное отравление. Милый старый смертельный яд.

– Почему вы подумали о таллии?

– Внезапно произошло сразу несколько событий. Начало всей истории положило то, что я увидел вечером в Челси. Одна девица вырвала другой волосы с корнем. И та сказала: «Да вовсе и не было больно». Я подумал, что это храбрость, – а это был просто факт. Ей и вправду не было больно. В Америке я читал статью о таллиевом отравлении. Много рабочих на заводе умерли один за другим. Их смерти объясняли удивительно разными причинами. В числе причин, если я правильно помню, были паратиф, апоплексия, алкогольный неврит, бульбарный паралич, эпилепсия, гастроэнтерит и так далее. Еще в статье говорилось о женщине, отравившей семерых человек. Диагнозы включали опухоль мозга, энцефалит и крупозную пневмонию. Насколько я понял, симптомы были крайне разнообразными. Порой все начиналось с диареи, рвоты и интоксикации той или иной степени; порой – с ломоты в суставах, и тогда списывалось на полиневрит, ревматизм или полиомиелит… Одному из пациентов подключили искусственное легкое. Иногда наблюдалась пигментация кожи.

– Вы просто говорящий медицинский справочник!

– Самой собой. Я его изучил. Но во всех случаях рано или поздно наблюдался один и тот же симптом: выпадение волос. Таллий одно время прописывали для депиляции – особенно детям со стригущим лишаем. Потом выяснилось, что он опасен. Но время от времени его применяют внутренне, только очень тщательно выверяют дозу в зависимости от веса пациента. Теперь им в основном, кажется, травят крыс. Средство не имеет вкуса, растворяется в воде, его легко купить. Нужно только, чтобы никто не заподозрил отравления.

Лежен кивнул.

– Именно, – сказал он. – Вот почему в «Белом коне» настаивали, чтобы убийца держался подальше от намеченной жертвы. Чтобы не возникло никаких подозрений насчет убийства. Да и с чего бы взяться таким подозрениям? Никто из заинтересованных лиц не мог получить доступа к еде и питью покойного. Никто из заинтересованных лиц никогда не покупал таллий. В том-то и прелесть. А настоящую работу делает тот, кто вообще не имеет связей с жертвой. Думаю, человек, который появляется всего лишь раз, не больше.

Инспектор помолчал.

– У вас есть на сей счет какие-нибудь идеи? – после паузы спросил он.

– Только одна. Все случаи связывает один общий фактор: появляется приятная, безобидная на вид женщина с анкетой, работающая на компанию, которая исследует спрос на предметы домашнего обихода.

– Вы считаете, эта женщина и подбрасывает яд? В каком-нибудь образце? Что-то в этом роде?

– Сомневаюсь, что все так просто, – медленно проговорил я. – Думается, те женщины ни о чем таком и не ведают. Но каким-то образом они вписываются в схему. Считаю, нам удастся что-нибудь выяснить, если мы побеседуем с женщиной по имени Эйлин Брендон, которая работает в эспрессо-кафе возле Тоттенхэм-Корт-роуд.

Цветик (с высоты своего собственного придирчивого мнения) довольно точно описала Эйлин Брендон. Прическа этой женщины в действительности не смахивала ни на хризантему, ни на растрепанное воронье гнездо. Вьющиеся волосы плотно зачесаны назад, минимум макияжа, на ногах практичные (кажется, так их называют) туфли. Она рассказала нам, что ее муж погиб в автомобильной катастрофе, оставив ее с двумя маленькими детьми. Ее прежним местом работы была фирма под названием «Маркетинговые исследования». Она ушла оттуда по собственному желанию, потому что работа была ей не по душе.

– Почему не по душе, миссис Брендон?

Вопрос задал Лежен. Взглянув на него, она поинтересовалась:

– Вы инспектор уголовной полиции? Верно?

– Совершенно верно, миссис Брендон.

– Вы считаете, что с этой фирмой что-то нечисто?

– В этом вопросе я как раз сейчас и разбираюсь. А вы заподозрили, что там что-то нечисто? Потому и уволились?

– Ничего определенного. Ничего определенного, что я могла бы вам рассказать.

– Естественно. Мы понимаем. Наш разговор – чисто конфиденциальный.

– Ясно. Но я и вправду немногое могу сказать.

– А вы скажите, почему вам захотелось уйти.

– У меня появилось ощущение, что там происходит нечто, о чем я не знаю.

– Вы имеете в виду – вы не знали, настоящая ли это фирма?

– Что-то в этом роде. Мне казалось, что она управляется не по-деловому. Я подозревала, что за ее деятельностью кроется нечто другое. Но что именно – я до сих пор не знаю.

Лежен расспросил насчет того, какую именно работу ей поручали. Ей давали список фамилий людей, проживающих в определенном районе, и она должна была посещать их, задавать определенные вопросы и записывать полученные ответы.

– И что во всем этом произвело на вас плохое впечатление?

– Мне показалось, что вопросы не преследуют никакой практической исследовательской цели. Они казались бессвязными, почти случайными. Как будто… Как бы это выразиться… Они лишь служили прикрытием для чего-то другого.

– У вас есть хоть какие-то идеи о том, что они могли прикрывать?

– Нет. Это меня и озадачивало.

После короткой паузы она с сомнением добавила:

– Одно время я гадала: а вдруг вся фирма организована с целью краж со взломом, чтобы, так сказать, предварительно прощупать почву? Но нет, меня ведь никогда не просили описать расположение комнат, запоры и так далее, и не спрашивали, когда обитатели квартиры обычно бывают вне дома или в отъезде.

– С какими предметами торговли вы имели дело, проводя опросы?

– С разными. Иногда это бывали продовольственные товары. Каши быстрого приготовления, смеси для пудингов… А еще это могли быть моющие средства или мыльная стружка. Иногда косметика – пудра, помада, крем и так далее. Иногда патентованные лекарства – бренды аспирина, пастилки от кашля, снотворное, таблетки для тонуса, полоскания, средства от несварения и прочее.

– А вас не просили, – небрежно спросил Лежен, – вручать образцы каких-либо определенных товаров?

– Нет. Никогда ничего подобного.

– Вы просто задавали вопросы и записывали ответы?

– Да.

– И какова предположительно была цель таких опросов?

– Именно это и казалось мне странным. Нам никогда этого четко не говорили. Предполагалось, что работа проводится, чтобы снабжать информацией определенные производственные предприятия… Но если так, то подход к делу был крайне дилетантским. Без какой бы то ни было систематики.

– А как вы думаете, среди вопросов, которые вы должны были задавать, мог быть один вопрос – или группа вопросов, – ради которых все и организовывалось? А остальные задавались лишь для маскировки?

Слегка нахмурившись, женщина подумала над этим и кивнула:

– Да. Это бы объяснило случайный выбор вопросов… Но я понятия не имею, какие – или какой – из них действительно были важны.

Лежен остро посмотрел на нее.

– Вы нам не все рассказали, – осторожно проговорил он.

– В том-то и дело, что рассказывать, по сути, не о чем. У меня просто было ощущение, что со всей этой организацией что-то не так. А потом я поговорила с другой нашей женщиной, миссис Дэвис…

– Вы поговорили с миссис Дэвис… И?.. – Голос Лежена ничуть не изменился.

– Ей тоже не все там нравилось.

– А что именно не нравилось?

– Он подслушала кое-что.

– Что подслушала?

– Я уже предупредила, что не знаю ничего наверняка. Она мало мне об этом рассказала. Только то, что, судя по подслушанному, вся фирма – мошенничество. «Они не то, чем кажутся» – вот что она сказала. А еще: «Но это нас не касается. Платят очень хорошо, нас не просят делать ничего противозаконного… Поэтому не стоит забивать себе этим голову».

– И всё?

– Она сказала еще кое-что, но я не поняла, о чем она. Она сказала: «Иногда я чувствую себя Тифозной Мэри». Я тогда не поняла, что она имеет в виду.

Лежен вынул из кармана бумагу и протянул ей:

– Фамилии из этого списка что-нибудь вам говорят? Вы кого-нибудь из них посещали, не припомните?

– Где уж тут помнить… – Женщина взяла бумагу. – Я перевидела столько людей…

Она начала просматривать список – и задержала взгляд:

– Ормерод.

– Вы помните Ормерода?

– Нет. Но миссис Дэвис один раз о нем упоминала. Он скоропостижно скончался, так? Кровоизлияние в мозг. Она расстроилась и сказала: «Две недели назад он был в моем списке. И выглядел преотлично». Вот тут она и упомянула Тифозную Мэри. Сказала: «Некоторые люди, к которым я заглядываю, похоже, пугаются до смерти при одном моем виде». Миссис Дэвис посмеялась и сказала, что это просто совпадения. Но вряд ли ей это сильно понравилось. Правда, она сказала, что не собирается беспокоиться…

– И это всё?

– Ну…

– Расскажите.

– Некоторое время я с ней не виделась. Но однажды мы с миссис Дэвис повстречались в ресторанчике в Сохо. Я сказала ей, что ушла из «МИ» и нашла другую работу. Она спросила почему, и я ответила – мне было не по себе оттого, что я не понимала, что там происходит. Она сказала: «Наверное, вы поступили мудро. Но платят там много, а рабочий день короткий. И, в конце концов, мы все должны ловить подвернувшийся шанс! Мне не слишком везло в жизни, так почему меня должно заботить то, что происходит с другими людьми?» Я говорю: «Не понимаю, о чем вы. Что именно не так с этой фирмой?» А она: «Вот что: я не уверена, но, кажется, я узнала на днях одного человека. Он выходил из дома, где ему нечего было делать, и нес сумку с инструментами. Хотелось бы мне знать, зачем ему понадобились там инструменты?» И еще она спросила меня, не встречалась ли я случайно с женщиной, которая заправляет где-то пабом «Белый конь». Я спросила: какое ко всему этому имеет отношение «Белый конь»?

– А она что ответила?

– Засмеялась и сказала: «Читайте Библию». Не знаю, что она имела в виду, – добавила миссис Брендон. – С тех пор я больше ее не видела. Не знаю, где она сейчас, работает ли еще на «МИ» или уволилась.

– Миссис Дэвис умерла, – сказал Лежен.

Эйлин Брендон вздрогнула.

– Умерла! Но… как?

– От воспаления легких, два месяца тому назад.

– О, понятно. Какая жалость…

– Можете еще что-нибудь нам рассказать, миссис Брендон?

– Боюсь, что нет. Я слышала, как другие упоминали эти слова: «Белый конь»… Но стоило переспросить, как они тут же затыкались. И вид у них был перепуганный. – Она тревожно подняла взгляд. – Я… Я не хочу ввязываться ни в какие опасные дела, инспектор Лежен. У меня двое маленьких детей. Честное слово, я рассказала вам все и больше ничего не знаю.

Он остро посмотрел на нее. Затем кивнул и отпустил.

– Мы слегка продвинулись вперед, – сказал Лежен, когда Эйлин Брендон ушла. – Миссис Дэвис слишком много знала. Она пыталась закрывать глаза на то, что происходит, но, наверное, имела очень веские подозрения. А потом вдруг заболела и, лежа на смертном одре, послала за священником и рассказала ему все, что знала и что подозревала. Вопрос в том, как много ей было известно. Я бы сказал, что список – это список людей, к которым ее посылали по работе и которые позже умерли. Отсюда и упоминание о «Тифозной Мэри». Но самый главный вопрос – кого она узнала? Что за человек выходил из дома, где ему нечего было делать, притворяясь рабочим? Наверное, именно это и сделало ее опасной. Если она его узнала, он тоже мог ее узнать – и понять, что опознан. Если она пересказала все отцу Горману, жизненно важно было заставить того замолчать навеки, прежде чем тот сможет передать знания дальше. – Инспектор посмотрел на меня. – Вы согласны? Все должно было быть именно так.

– О да, – отозвался я. – Согласен.

– Тогда, возможно, у вас есть предположение, кто этот человек?

– Предположение есть, но…

– Знаю. У нас нет реальных доказательств.

Лежен немного помолчал, потом встал.

– Но мы схватим его, – сказал он. – Я не шучу. Как только мы доподлинно узнаем, кто он, способы найдутся. И мы, черт возьми, испробуем каждый из них!