Глава 9
Рассказ Марка Истербрука

– Ну и захватывающие вещи творятся в деревне! – беспечно сказала Гермия.

Мы только что пообедали. Перед нами стоял кофейник с черным кофе.

Я посмотрел на нее. Не таких слов я ожидал. Я четверть часа рассказывал ей всю историю; она слушала с пониманием и интересом, но ответ ее был совершенно неожиданным. Гермия говорила таким снисходительным тоном, как будто мой рассказ ее не только не шокировал, но и не взволновал.

– Люди, утверждающие, будто в деревне скукота, а города полны интересных событий, сами не знают, о чем говорят, – продолжала она. – Последние ведьмы укрылись на полуразрушенной вилле, и молодые люди с порочными наклонностями справляют в отдаленных поместьях черные мессы. Предрассудки правят бал в изолированных от большого мира деревушках. Пожилые старые девы гремят фальшивыми скарабеями и устраивают спиритические сеансы; планшетки грозно скользят по листам чистой бумаги. На тему всего этого можно написать серию очень увлекательных статей. Почему бы тебе не испытать свое перо?

– Вряд ли ты как следует поняла, о чем я тебе рассказал, Гермия.

– Да поняла я, Марк! По-моему, все это потрясающе интересно. Это страница из истории – давно забытые знания о Средних веках.

– Меня не интересует история, – раздраженно ответил я. – Меня интересуют факты. Список фамилий на листке бумаги. Я знаю, что случилось с некоторыми из этих людей. А что случится или уже случилось с остальными?..

– Не слишком ли тебя заносит?

– Нет, – упрямо сказал я. – Я так не думаю. Я считаю, что угроза реальна. И не только я так думаю. Жена викария со мной согласна.

– О, жена викария! – пренебрежительно отозвалась Гермия.

– Не говори таким тоном «жена викария»! Она очень необычная женщина. И вся эта история реальна, Гермия.

Та пожала плечами:

– Возможно.

– Но ты так не думаешь?

– Я думаю, тебя слегка подвело воображение, Марк. Осмелюсь предположить, что твои пожилые киски сами совершенно искренне во все это верят. И я уверена, что они ужасно противные старые киски!

– Но ничуть не опасные?

– Марк, ну сам посуди – с чего им быть опасными?

Я помолчал. Мысли мои блуждали от света к мраку и обратно. Мраком был «Белый конь», а свет символизировала собой Гермия. Добрый свет будничного благоразумия – электрическая лампочка, прочно ввернутая в патрон, освещающая все темные углы. Там – ничего… И здесь совершенно ничего нет… Всего лишь обыденные предметы, которые всегда можно увидеть в комнате.

И однако… Однако… Свет Гермии, как бы четко он ни озарял вещи, в конечном итоге был искусственным светом…

Мои мысли качнулись обратно – решительно, упрямо.

– Я хочу расследовать это дело, Гермия. Докопаться до сути происходящего.

– Согласна. По-моему, ты должен это сделать. Это может быть так интересно! Вообще-то, даже превесело.

– Ничего веселого тут нет! – резко сказал я. И продолжал: – Я хотел спросить – не поможешь ли ты мне, Гермия?

– Помочь тебе? Чем?

– Помоги мне все расследовать. Давай возьмемся за дело и все выясним.

– Марк, дорогой, но в настоящее время у меня дел по горло. Моя статья для журнала. И мои расследования Византии. И еще я пообещала двум студенткам…

Она продолжала говорить разумным, рассудительным тоном… Я почти не слушал ее.

– Понятно, – сказал я. – У тебя и без того полно забот.

– Вот именно.

Гермия явно почувствовала облегчение из-за моей уступчивости. Она улыбнулась мне. И снова меня поразило ее снисходительное выражение лица. С такой снисходительностью мать может взирать на маленького сына, поглощенного новой игрушкой.

Да пропади все пропадом, я не маленький мальчик! Я не искал мамочку… Тем более такую мамочку. Моя мать была очаровательной и беспомощной, и все вокруг нее, в том числе и ее сын, обожали присматривать за ней.

Я бесстрастно рассматривал Гермию, сидящую напротив меня за столом. Такая красивая, такая зрелая, такая интеллектуальная, такая начитанная! И такая… Как бы это выразиться? Такая… Да, такая чертовски тупая!

На следующее утро я попытался связаться с Джимом Корриганом – безуспешно. Но я оставил для него сообщение, что, если он сможет зайти выпить по рюмочке, я буду у себя между шестью и семью. Зная, что Джим человек занятой, я сомневался, что он так быстро сможет ко мне выбраться, но Корриган явился как штык, примерно без десяти семь.

Пока я наливал ему виски, Джим бродил по комнате, разглядывая мои картины и книги. В конце концов он заметил, что сам бы предпочел быть императором Великих Моголов, чем перегруженным работой, вечно замотанным полицейским врачом.

– Хотя, полагаю, – заметил он, усаживаясь в кресло, – у них были немалые проблемы с женщинами. По крайней мере, я от этого избавлен.

– То есть ты не женат?

– Ни в коем случае. И ты тоже – как видно по уютному беспорядку, в котором ты обитаешь. Жена бы живо тут все прибрала.

Я сказал, что женщины вряд ли настолько плохи. Потом взял свою выпивку и, усевшись в кресло напротив Джима, начал:

– Ты, наверное, удивляешься, с какой стати так срочно мне понадобился. Но дело в том, что всплыло нечто, возможно имеющее отношение к теме нашего последнего разговора.

– А о чем мы тогда… Ах да, конечно. Дело отца Гормана.

– Да. Но скажи сначала: тебе о чем-нибудь говорит название «Белый конь»?

– «Белый конь»… «Белый конь»… Вроде нет. А что?

– Потому что, сдается, он может быть связан с тем списком имен, который ты мне показал. Я побывал со своими друзьями в деревне, в местечке под названием Мач-Диппинг, и они сводили меня в старую гостиницу, вернее, бывшую гостиницу – виллу под названием «Белый конь».

– Постой-ка! Мач-Диппинг? Мач-Диппинг… Это где-то возле Борнмута?

– Примерно в пятнадцати милях от Борнмута.

– Полагаю, ты там не сталкивался с человеком по имени Винаблз?

– Еще как сталкивался.

– В самом деле? – Корриган взволнованно выпрямился. – У тебя просто дар попадать в подходящие места! Что представляет собой этот субъект?

– Он воистину замечательная личность.

– Да ну? Чем именно замечательная?

– Преимущественно силой характера. Хоть он сильно искалечен из-за полио…

– Что? – резко перебил Корриган.

– Несколько лет назад он перенес полиомиелит. И с тех пор парализован ниже пояса.

Джим с крайне недовольным видом откинулся в кресле.

– Ну тогда всё – конец. Я так и подумал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Не понимаю, о чем ты.

– Тебе надо встретиться с инспектором уголовной полиции Леженом. Он с интересом тебя выслушает. Когда убили Гормана, Лежен просил поделиться информацией всех, кто видел его на улице в тот вечер. Большая часть информации оказалась, как всегда, бесполезной. Но нашелся фармацевт по имени Осборн, у которого в тех местах своя аптека. Он сообщил, что видел, как тем вечером отец Горман прошел мимо его заведения, а потом заметил человека, следовавшего за священником по пятам. Само собой, в тот момент он ничего такого не подумал. Но ухитрился довольно точно описать этого парня и не сомневался, что узнал бы его, если б увидел снова. Так вот, пару дней назад Лежен получил от Осборна письмо. Тот удалился от дел и живет теперь в Борнмуте. Он был на каком-то местном празднике и говорит, что видел там этого человека – в инвалидной коляске. Осборн спросил, кто это такой, и ему сказали, что это Винаблз.

Корриган вопросительно взглянул на меня. Я кивнул.

– Совершенно верно, – сказал я. – Это Винаблз. Он был на празднике. Но он не мог быть тем человеком, который шел по улице в Паддингтоне, преследуя отца Гормана. Это физически невозможно. Осборн ошибся.

– Он описал его очень тщательно. Ростом около шести футов, крючковатый торчащий нос, выступающий кадык. Верно?

– Да. Описание подходит к Винаблзу. Но все же…

– Знаю. Мистер Осборн необязательно такой талант по части узнавания лиц, каким себя мнит. Его явно ввело в заблуждение случайное сходство примет. Но меня беспокоит то, что тут подворачиваешься ты, болтая о том же самом месте… И о каком-то белом коне…

Что еще за белый конь? Выкладывай все как на духу.

– Ты не поверишь, – предупредил я. – Я и сам не до конца в это верю.

– Давай-давай. Жарь.

Я пересказал ему свой разговор с Тирзой Грей. Джим среагировал незамедлительно:

– Какая неописуемая белиберда!

– Не правда ли?

– Конечно. Что с тобой такое, Марк? Белые петухи… Полагаю, для жертвоприношений? Медиум, местная колдунья и пожилая деревенская старая дева, которая может послать смертоносный луч – летальный исход гарантирован. Это же безумие, старик, полное безумие!

– Действительно, безумие, – медленно проговорил я.

– Ой, да хватит со мной соглашаться, Марк. Я из-за этого чувствую себя так, будто в твоем рассказе есть что-то рациональное. А ты-то сам веришь, что в нем это есть, а?

– Сперва позволь задать один вопрос: разговоры о том, что в каждом кроется тайное желание умереть, – в них есть хоть какая-то научная правда?

Корриган мгновение колебался, потом сказал:

– Я не психиатр. Строго между нами: я думаю, половина этих парней сами слегка с приветом. Они настолько шибануты своими теориями, что удержу на них нет. Я так тебе скажу: полиция не очень-то любит судебно-медицинских экспертов, которых вечно вызывает защита, чтобы оправдать человека, прикончившего какую-нибудь беспомощную старушку ради денег в ее кубышке.

– Ты предпочитаешь свою теорию желез внутренней секреции?

Он усмехнулся:

– Ладно, ладно. Я тоже теоретик. Признаю. Но за моей теорией стоит солидная физическая основа… Если я когда-нибудь смогу до нее докопаться. Однако вся эта дичь с подсознательным! Тьфу!

– Значит, ты не веришь в подсознательное?

– Конечно, верю, но эти парни слишком далеко с ним заходят. «Подсознательное стремление к смерти» и все такое – конечно, в этом что-то есть, но не так много, как они утверждают.

– Но все-таки оно существует, – настаивал я.

– Лучше пойди купи книгу по психологии и все об этом прочитай.

– Тирза Грей заявляет, что знает об этом все, что можно знать.

– Тирза Грей! – фыркнул Корриган. – Что знает неопытная деревенская старая дева о психологии?

– Говорит, что знает много.

– Как я уже сказал – белиберда!

– Так люди всегда говорили о любом открытии, не вписывавшемся в общепринятые идеи, – заметил я. – Лягушки, дрыгающие лапками от прикосновения металла…

Джек перебил:

– Итак, ты проглотил все чохом: наживку, леску и грузило?

– Вовсе нет, – сказал я. – Мне просто хотелось выяснить, есть ли под всем этим какая-то научная основа.

Корриган снова фыркнул.

– Какая, к черту, научная основа!

– Хорошо. Я просто хотел выяснить.

– В следующий раз ты скажешь, это Тирза Грей – Женщина со шкатулкой.

– Какая Женщина со шкатулкой?

– Просто одна из диких историй, которые возникают время от времени… Благодаря Нострадамусу и матушке Шиптон. А некоторые люди готовы проглотить что угодно.

– Скажи хотя бы, как у вас продвигаются дела со списком.

– Ребята стараются, но такие вещи требуют времени и долгой рутинной работы. Фамилии без адресов и без имен нелегко проследить и идентифицировать.

– Давай посмотрим на дело под другим углом. Я могу побиться об заклад, что за довольно короткий период – скажем, за год или полтора – каждая из этих фамилий появилась в свидетельстве о смерти. Я прав?

Он бросил на меня странный взгляд:

– Да, прав. Ну и что с того?

– Вот что объединяет их всех – смерть.

– Да, но все необязательно так зловеще, как кажется, Марк. Ты вообще представляешь, сколько человек каждый день умирает на Британских островах? А большинство тех фамилий вполне обычны – что тоже не помогает расследованию.

– Делафонтейн, – сказал я. – Мэри Делафонтейн. Не очень-то обычная фамилия, верно? Я так понимаю, ее похороны состоялись в прошлый вторник.

Корриган быстро взглянул на меня:

– Откуда ты знаешь? Наверное, прочел в газете?

– Услышал от ее подруги.

– В ее смерти не было ничего подозрительного, точно тебе говорю. Вообще-то, ничего сомнительного не было и во всех других смертях людей из списка, которые расследовала полиция. Имей место «несчастные случаи», это могло бы быть подозрительным. Но все смерти наступили от абсолютно естественных причин. Воспаление легких, кровоизлияние в мозг, опухоль мозга, камни в желчном пузыре, один случай полиомиелита – совершенно ничего подозрительного.

Я кивнул и сказал:

– Никаких несчастных случаев. Никаких отравлений. Просто обычные болезни со смертельным исходом. В точности как заявляет Тирза Грей.

– Ты всерьез намекаешь, что эта женщина может заставить человека, которого она в глаза не видела, находящегося от нее за много миль, подхватить пневмонию и в результате скончаться?

– Я ни на что такое не намекаю. А вот она – намекает. Я считаю это фантастикой; мне бы хотелось, чтобы такое было невозможным. Но существуют определенные любопытные факты. Случайное упоминание о «Белом коне» в разговоре о том, как убрать нежелательных людей. Есть вилла под названием «Белый конь» – и живущая в нем женщина практически похваляется, что такая процедура возможна. В тех же местах проживает мужчина, в котором уверенно опознали человека, преследовавшего отца Гормана в тот вечер, когда священника убили… В тот самый вечер, когда Гормана позвали к умирающей женщине, говорившей о «злодеянии». Не многовато ли совпадений, как думаешь?

– Тот человек не мог быть Винаблзом; ты же сам сказал – он уже несколько лет как парализован.

– А с медицинской точки зрения можно симулировать паралич?

– Конечно, нет. При параличе атрофируются конечности.

– Похоже, этот вариант полностью отпадает, – признал я со вздохом. – Жаль. Если существует… Даже не знаю, как это назвать… Организация, которая специализируется на устранении людей, я легко могу представить Винаблза в роли того гения, который ею управляет. Вещи, собранные в его доме, говорят о неслыханном богатстве. А откуда он берет деньги?

После паузы я добавил:

– Все эти люди, которые умерли… Так аккуратно… В своих постелях от того, другого и третьего – кто-нибудь получил выгоду от их смерти?

– Всегда кто-то получает выгоду от смерти – в большей или меньшей степени. Но бросающихся в глаза подозрительных обстоятельств не было, если ты это имеешь в виду.

– Не совсем это.

– Леди Хескет-Дюбуа, как ты, наверное, знаешь, оставила примерно пятьдесят тысяч фунтов чистого дохода. Наследники – племянник и племянница. Племянник живет в Канаде. Племянница замужем и живет на севере Англии. Обоим не помешают деньги. Томазине Такертон оставил очень большое состояние отец. Если она умирает незамужней и до того, как ей исполнится двадцать один год, состояние возвращается к ее мачехе. Мачеха кажется совершенно безобидным созданием. Потом эта твоя миссис Делафонтейн – деньги достались двоюродной сестре…

– Ах да. А двоюродная сестра?..

– В Кении, с мужем.

– Все блистают своим отсутствием, – заметил я. Корриган бросил на меня раздраженный взгляд.

– Из трех Сэндфордов, которые сыграли в ящик, один оставил вдову, много моложе себя, которая очень скоро снова вышла замуж. Покойный Сэндфорд был католиком и не дал бы ей развода. А парня по имени Сидни Хармондсворт, который умер от кровоизлияния в мозг, Скотленд-Ярд подозревал в увеличении доходов с помощью осторожного шантажа. Несколько людей на высоких постах, наверное, испытывают огромное облегчение от того, что его больше нет.

– То есть все смерти были кому-то очень на руку. А что насчет Корригана?

Джек ухмыльнулся.

– Корриган – распространенная фамилия. Их поумирало довольно много… Но, насколько нам удалось выяснить, никто от этого особо не выгадал.

– Ну тогда ясно. Ты и есть будущая жертва. Береги себя.

– Обязательно. И не думай, что твоя Аэндорская волшебница поразит меня язвой двенадцатиперстной кишки или гриппом-испанкой. Только не закаленного, огрубевшего доктора!

– Послушай, Джим. Я хочу разобраться с этими заявлениями Тирзы Грей. Поможешь мне?

– Нет, не помогу! Просто не возьму в толк – умный, образованный парень ловится на такую белиберду…

Я вздохнул:

– Не мог бы ты найти другое слово? От этого уже тошнит.

– Ну, галиматья, если тебе это больше по вкусу.

– Не очень-то.

– Какой же ты упрямец, Марк!

– Насколько я понимаю, должен же кто-то здесь быть упрямцем, – сказал я.