Глава 15 Профессиональная деформация. Часть третья
Сослуживцы Сергея освободились ближе к утру.
Перво-наперво допросили охранника, трудившегося по суткам. Он припомнил, как перед самым закрытием в торговый зал заходил крепкий мужчина в пуховике. Покрутился у стеллажей с водкой, долго перебирал бутылки, чем и привлёк к себе внимание.
Выбирая, дотянул до того, что его окликнула продавщица, напоминая о времени. В 22.00 торговля прекращалась.
Еле успел. В 21.59 неизвестный, по описанию как две капли воды похожий на беглого Мирнока, стоял у кассового аппарата, выкладывая на транспортерную ленту три поллитровки сорокоградусной из среднего ценового сегмента.
Расплатился наличкой, сложил покупки в пакет, и ушёл в вечернюю темноту. Закуской не озадачивался.
Круг поиска сузился. Охранник указал нужный стеллаж, уточнил марку. За отделение плевел от зёрен отвечал Александрос, добровольно присоединившийся к оперативному мероприятию и раздобывший некий засушенный пруток, безошибочно определяющий яды.
Поначалу процесс пошёл вкривь и вкось. Глупая деревяшка уверенно относила к отраве весь алкоголь и больше половины продуктов в магазине, особенно остро реагируя, почему-то, на всевозможные чипсы с прочими снеками.
Ситуация казалась патовой.
Не растеряв присутствия духа, македонец экстренно сгонял к какому-то знакомому колдуну, где получил дополнительные инструкции по эксплуатации волшебной палочки с усечёнными возможностями.
По его возвращении ёмкости с метиловым спиртом выявили за несколько минут, не став изымать из оборота весь товар, как собирались ранее.
Окрылённое успехом трио из Департамента, отставив искомые бутылки в сторону, ради самоуспокоения перепроверило остальное спиртное, включая то, что хранилось на складе и в подсобках.
К счастью, больше ничего не нашли.
— Подменил, сто процентов! — убеждённо говорил Антон, заявившийся к другу вместе с Фролом Карповичем и прекрасноликим представителем Спецотдела почти под самое утро. — Это на вынос секьюрити зорко бдят, а на внос — кому оно надо? Купил в любом лабазе водяры, похимичил, а затем подменил. Марка распространённая, везде полно. Внутри ведь не убыло? А перекатать крышечку — плёвое дело, даже особые навыки не нужны. Про переклейку акциза вообще молчу...
С призраком согласились все присутствующие. Придумано простенько и со вкусом.
— Добро, — делая ударение на первый слог, добавил боярин, — что ведомо нам имя паскудника. В розыске он уже пребывает по полицейскому ведомству, так что не сбежит... Мы тоже с краю не останемся. Поищем.
Хозяин квартиры, лишённый возможности поучаствовать в охоте на Егора Васильевича, рассыпался в похвалах и вернулся к событиям в магазине:
— Как думаете, где он метиловый спирт взял? В киоске его не купишь… И я не понял — в органы о попытке отравления сообщили?
Помалкивавший до сих пор македонец устало отмахнулся:
— Где взял? Да где угодно! Он таксистом трудился. Многое знает... И в органы мы не обращались. На общем фоне от рассказанного Фролом — данная выходка всего лишь соломинка в стоге сена. Не до того нам было.
В голосе Александроса промелькнул неподдельный укор, а между строк отчётливо читался бессмертный афоризм Шота Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны».
Однако полностью отрицать необходимость официальных обращений добровольный помощник не стал, сообщив:
— Кому нужно — обязательно узнают. Заявление задним числом примут, вещественные доказательства мы передадим... Переоцените приоритеты, Сергей! Вы — эпицентр последних суток. На вас завязано. И нам всем, — боярин одобряюще кивнул в поддержку старого друга, насупив брови, — хотелось бы знать ваше мнение по этому поводу.
Три пары глаз уставились на Иванова, ожидая ответа. Смотрели все по-разному: Швец — с надеждой, с верой в некое секретное озарение; Александрос — невыразительно, словно скучая; непосредственный начальник — мрачно, не ожидая ничего нового и настраиваясь на длительное обсуждение с аналитическим поиском причин.
— Абсурд, — инспектор выдал наиболее подходящее описание действий Мирнока. — Ему бежать надо. Со всех ног. А он со мной игры устраивает. Или полный шизик, или я чего-то не понимаю. Это послание, водка тухлая... Не сходится. Поставил так, чтобы её никто не купил. Время дал. Зачем? Выманивал из квартиры? Слишком сложно. Достаточно было утра дождаться, без циркового представления. Я на работу выйду – и бодайся со мной на здоровье. Передавал послание? Способ кретинский, в литературе вдоль и поперёк изъезженный. Кино «Крепкий орешек», третью часть, видели?
Собравшиеся разрозненно сослались на интеллектуальный пробел в области относительно современной кинематографии. Серёга пояснил:
— Там тоже полицейского заставляли выполнять бредовые желания преступников. То с плакатом посреди улицы поставили, то заминировали что-то... В деталях сюжет позабылся, — виновато уточнил парень, — но вся загвоздка в том, что таким образом полиции подкидывали отвлекающие цели, с каждым разом всё крупнее и крупнее. Пока все носились, как ошпаренные, преступники грабили банк.
Быстрее всех оценил придумку Голливуда боярин. Ощерился, затряс бородой в неприятном, саркастическом смехе:
— Хитро! И какова же у Мирнока цель? От чего он нас отвлекает?
— Спросите чего полегче, — выдохнул Иванов, запуская пальцы в короткие волосы и массируя кожу головы. Накатывала мигрень. — У меня уже мозги кипят от множества множеств идей и допусков. Одно ясно — надо ловить. Задержим — спросим. Хочет, чтобы я вышел — выйду. Тоха рядом покрутится, невидимкой.
— Полностью за! — оптимистично ввернул Швец, в запальчивости стукнув кулаком по кухонному столу, за которым расположилась четвёрка сыщиков. — Мы его в два счёта уделаем! Только высунется — и повяжем похлеще вологодского конвоя.
— Тпру... — по лошадиному осадил Фрол Карпович подчинённого. — Закусил удила, жеребец стоялый... Наживкой идти запрещаю! Мыслили уже с Александросом... Иным образом сделаем. Тебя, Иванов, спрячем. Заместо Швеца оставим. Он в лике твоём походит до поимки. С утра будет из дому до дороги идти, после исчезать. Вечером — возвращаться. Желательно таким макаром чёткую границу выверить, где убивец может тебя подкараулить. Коль слежку удумает — раз потеряет, другой, да и начнёт крутиться поблизости. И уж тут надобно не сплоховать!
Терпеливо выслушавший начальство Антон мгновенно поменял ориентиры:
— Однозначно! Я — призрак! Мне что монтировка, что перо бандитское — до фонаря! Главное, Серёгой рисковать не надо! — и принялся убеждать друга. — Ты за меня в Новый год дежурить будешь, так что всё по-честному. Поживёшь где-нибудь, телек посмотришь. А я тебя проведывать буду, с новостями. Не дрейфь, не бросим!
Деловитый Александрос повёл бровью при упоминании грядущего праздника, однако промолчал, сочтя некорректным вмешиваться в чужие договорённости. Занудливо указал:
— Считаю данный план наиболее оптимальным.
Посчитав основные штрихи законченными, гости Иванова перешли к обсуждению деталей, особо не интересуясь мнением предмета обсуждения. Прикидывали маршрут, график движения, контрольные точки, где Швецу следовало или закурить, или слегка споткнуться для рекогносцировки окружающего пространства. Спорили о мелочах.
— С родителями мне что делать? — нарушая всеобщее оживление, хмуро осведомился Иванов. — С мамой и папой? Их куда девать? Если до них доберётся...
Проработка схем заглохла на полуслове. Про кого инспектор упоминал — сообразил каждый.
— Отец... мать... — словно пробуя на вкус позабытые понятия, остолбенело прошептал шеф. — Живые... Запамятовали про них... Сие препона. Великая! — и по второму кругу. — Отец... мать...
Представителям Департамента стало душно, тяжко в Серёгиной квартире. Давным-давно растеряв родню и заменив её службой, они намеренно загнали воспоминания о близких в глубины памяти и вытаскивали их изредка, как тщательно оберегаемый, сказочный сон, когда всё было иное, больше и ярче.
— Не стоит переживать, Фрол, — речь македонца лилась неспешным, убаюкивающим ручьём. — Организуем охрану. Круглосуточную. Обещаю задействовать все резервы. Мимо и мышь не пробежит. Лично проконтролирую.
— Вы уверены? — парню до жути хотелось услышать «да». Он хоть и общался в последнее время с семьёй редко, и звонить регулярно забывал, расстраивая маму, но любил родителей искренне, желая им только добра. Кольнул стыд.
— Да, — края губ говорящего поползли вверх, обозначая подобие уверенной улыбки. — Я. Вам. Обещаю.
С инспекторской души словно камень упал. При всей чопорности и натянутости в поведении Александроса за его верность данному слову можно было не переживать. Однако хотелось узнать побольше. Для надёжности.
— Каким образом? Пост в квартире поставите?
— Конечно. И личную охрану. Домовых привлеку. Вы их не знаете, однако в работе проверены неоднократно. Прекрасно владеют отводом глаз даже на улице, вне стен. Прочие же навыки... на высоте.
Удивлённый боярин посмотрел на прекрасноликого товарища. Тот улыбнулся, теперь полностью:
— Фрол! Ну не только тебе иметь доверенных лиц! Бойцов наших римских надолго не выдернешь, им забот по верхушки шлемов хватает. Приходится, как ты обожаешь говорить, соответствовать. Работаем, друже, работаем не хуже тебя...
Солидный бородач запыхтел, будто самовар, признавая за македонцем право на собственные методы. Однако пожелал оставить последнее слово за собой:
— Ну, раз так, то... — и застопорился. Снисходительно бросить «дозволяю» казалось наглым, заурядно согласиться — недостаточным. Разговор шёл о его подчинённом и молча, за «спасибо», принимать стороннюю помощь — значило наступить на горло горделивому характеру, проявить слабость.
На выручку пришёл всё тот же Александрос, досконально изучивший за долгие годы сварливый нрав коллеги:
— Я тебя с ними потом познакомлю.
Посчитав оказанное уважение достаточным, Фрол Карпович смягчился.
— Иванов. Ты бумаги читал из дел. Что скажешь?
Прежде чем отвечать, инспектор подумал о Юльке. Просить охрану и для неё? Вряд ли дадут. Она ему не жена, не сожительница. Общались они не часто, вместе в окрестностях не мелькали. Если не тормошить девчонку, не устраивать совместные загулы по выходным — никто про неё и не узнает.
Придётся исчезнуть на время.
— ... Супруга, армейские сослуживцы отработаны плохо. Рабочие связи — я бы повторно прошёлся.
— Полиция уже в мыле бегает. Что ещё?
— Запастись терпением и ждать нового сообщения...
***
Спрятали Серёгу в соседнем областном центре, арендовав за счёт Департамента отличную студию в новостройке. Выдали достойные суточные.
Драконовского режима самоизоляции шеф требовать не стал, разумно предложив «гулять окрест сторожко, жить в согласии с башкой и посматривать в смартфон».
За это инспектор испытывал к нему особую благодарность. Сидеть взаперти слишком однообразно и изматывающе.
Новое жильё обустраивать под себя почти не пришлось. Арендодатель, которого инспектор так и не увидел, позаботился обо всех мелочах — от ложек с вилками до запасов туалетной бумаги с мылом.
Супермаркет оказался под боком, рядом со спорткомплексом, куда Иванов немедля купил абонемент, вознамерившись привести молодой организм в приличное физическое состояние.
Юльке он написал про длительную командировку, родителям — тоже. Прошло вроде нормально. Во всяком случае, лишних расспросов не поступало. Только дочка билетёрши немного по-женски повздыхала — ей нравился парень, и с недавних пор она ждала выходных ради встреч с ним.
Как ни странно, но вместе с Ивановым в новое жилище приехала и Мурка.
— Для компании, — пояснила домовая, украдкой смахивая слезинку и мощным пинком загоняя упирающуюся питомицу в переноску.
Сама Маша осталась дома. Охранять, следить и вообще... Вдруг маньячный таксист решит вломиться днём? Она бы тогда ему!..
Именно кошка и стала связующим звеном в общении Сергея с миром. Вечно занятый напарник, помимо отыгрывания роли приманки, занимался и текущими делами, вкалывая и за себя, и «за того парня». Созванивались они каждый день, но говорили коротко, больше по работе.
Мирнок на горизонте не всплывал. Точно в воду канул.
Юльке Иванов не звонил сознательно, отделываясь скупыми смайликами.
Родителей набирал раз в три дня, справлялся о здоровье. Отец отвечал коротко — он вообще по натуре больше молчун, а с мамой особо не пообщаешься — изведёт расспросами и заботой. Мой руки перед едой, тепло одевайся, носи шапку…
Врать ей не хотелось, а говорить правду — откровенный перебор. К чему пугать причинами отъезда? Рода нынешней деятельности сына она не знала, убеждённая в том, что любимое чадо работает в отделе безопасности какой-то преуспевающей фирмы. Отсюда и приличная одежда, и прочие материальные блага.
Зато кицунэ могла часами болтать по видеосвязи, рассказывая все-все подробности уходящего дня, беспрестанно требуя показать ей питомицу, давая советы по готовке и указания по уходу за вредной мурлыкой.
Попутно сплетничала, жаловалась на Елизавету Владимировну, маму Стаса. Когда та узнала о временном прекращении «массажных» сеансов, то не от большого ума устроила глобальный скандал, истошно требуя руководство выдуманного фонда и угрожая жалобами.
Поругались.
Домовая на неё не злилась, понимала — у человека почти украли надежду, но всё равно — осадочек остался. Ты с добром, а тебе сходу клеят ярлык «должен».
Одним словом, выговаривалась Машка всласть, найдя в скучающем инспекторе безотказного слушателя.
Напоминало о себе и начальство. Звонило раз в сутки, мимоходом спрашивало как дела и требовало почаще проверять входящие сообщения, доводя Серёгу до белого каления.
Он и сам прекрасно понимал всю важность задачи, не расставаясь со смартфоном почти нигде. Даже в душ брал, отчего заработал небольшое нервное расстройство, именуемое по-умному номофобией. Куда бы ни шёл — да хоть от кухонной стойки к окну — неизменно проверял наличие аппарата в руке или кармане и каждый раз включал дисплей, трепетно выглядывая новую SMS-ку.
... На все требования конкретизировать сроки добровольного заключения Фрол Карпович неизменно отвечал, что как только, так и сразу. Жди. Все ищут, все стараются, все заинтересованы в скорейшем результате. Короче, отстань, Иванов…
Заполняя пустоту от утра до вечера, парень остервенело тренировался в спортзале. Тягал железо, плавал в бассейне, наматывал километры на беговой дорожке. Результаты, за исключением ноющих мышц, пока не проявились, однако курить он стал значительно меньше. Так, перед сном или вечерком, после чая.
Много читал, полюбил стоять на балконе, глядя вдаль.
Пробовал заниматься и с Муркой, мечтая закрепить полученный недавно результат.
Наученное горьким опытом животное с удовольствием шло на руки, давало себя гладить, но только Сергей пробовал, улучив момент, повторить фокус с бесконтактным зрением, тут же начинало визжать, царапаться, кусаться и мчалась, не разбирая дороги, куда подальше от неуёмного любителя знаний. Потом долго обижалось, игнорируя любые подношения.
Не помогали ни рыбка, ни колбаса, ни увещевания. Складывалось впечатление, что Сергей делает что-то не так и питомице чрезвычайно дискомфортно от чужого вмешательства.
Пожалев, оставил кошку в покое. Не хватало ещё колдовскими изысканиями довести её до инфаркта. Весной ужика поймает, с шефом переговорит, уточнит правила упражнения и начнёт по-новой самообразовываться. А Мурка пусть без нервов по диванам скачет, хватит с неё.
... В выходные притащился в гости Антон. Передал привет от кицунэ, от своей подружки Розы, оценил мягкость кровати и удобство кресел, повосторгался приличных размеров плазменным телевизором, споткнулся о Мурку, радостно выбежавшую встретить давнего знакомого.
Угостившись заранее припасённым пивом, принялся излагать историю последних дней.
... За Мирнока взялись плотно, постепенно обкладывая как зайца. Даже на информационные телеролики не поскупились и негласно заручились спонсорской поддержкой, пообещав крупное вознаграждение за любые сведения.
Силовики перевернули всё, до чего смогли дотянуться. Опрашивали, допрашивали, передопрашивали уйму народу, имевшую несчастье хоть как-то соприкасаться с убийцей. Создали оперативную группу, нацеленную строго на задержание Егора Васильевича.
В эту группу каким-то боком входил и Фрол Карпович, напропалую эксплуатируя любые её возможности — от прослушки до МВДшного транспорта.
— Двенадцать томов дела! — гордо сообщал Швец с таким видом, словно это являлось его персональной заслугой. — В коридорах народ по повесткам толпится, будто в поликлинике понедельничным утром! В три кабинета — и всех под протокол. Особо мутных — в разработку. Нужные документы не глядя подмахиваются!
— А толку? — Серёга демонстрировал пессимизм. — Фигурант до сих пор в бегах.
— Найдём! Не переживай… С родителями твоими полный порядок. Александрос лично вокруг них коршуном вьётся. У Машки тоже проблем вроде нет. Я с ней постоянно общаюсь. Скучает, конечно, за вами, но держится. Ты про Мирнока послушай, — вернулся напарник к основной теме, которой он жил в последние дни. — Похоже, на войне кукуха у дяди поехала. Сослуживцы рассказали — без башни мужик. Угодил он в какой-то переплёт, где больше половины участников погибло, контузию словил – и понеслось… Ходит себе спокойный, медлительный, а потом планка ниже плинтуса блямсь! Рухнула! — и ночью, в одно рыло, срывался бородатых резать. Его свои же боялись. Не за то, что убивает — там по-иному нельзя, за непредсказуемость. Подозревали Егорку в исчезновении одного из взводных, редкой скотины, но особо не вникали. Обстановка не способствовала. Порассказывали они, да... про головы отчекрыженные и прочие страхи. Вспоминать не хочется. И жена подтвердила, бывшая. Он, оказывается, ей не изменял, не бил, не обижал — пугал до заикания. Представь: живёт нормальный, борщ кушает, в кино по субботам водит, а потом — щёлк! Звериное в нём что-то просыпается, заставляющее трястись от ужаса. По половине суток гирями бряцал, успокаиваясь... Бедная женщина с ребёнком сбежала, с грудным, к родителям. Да так и не вернулась, а фигурант не настаивал. Знал за собой, похоже, такое свойство — людей кошмарить. Попробовал семейную жизнь на вкус — обжёгся. С проститутками проще оказалось.
— Пусть его закидоны доктора изучают, в закрытых отделениях психиатрии. Когда меня отсюда выпустят?
Антон погрустнел.
— Шеф велел тебе передать, — он словно умышленно дистанцировался от распоряжения Фрола Карповича. — Торчать тебе тут до победы. Нельзя возвращаться.
Набрав в грудь воздуха для праведного возмущения опостылевшим ничегонеделанием, Иванов как-то быстро сдулся. Напарник при чём? Ему высказывать накипевшее? Для чего? Поистерить?
Скрипнув от досады зубами, инспектор попросил:
— Поинтересуйся у нашего грозного, может, я в окрестностях нечисть для разнообразия погоняю? Рейд проведу или агентурой разжиться попробую.
— Передастом меня сделать хочешь? — призрак понятливо кивнул. — Обратись напрямую, без посредников.
— Не слушает, — удручённо признался Иванов, — тут же связь отключает.
— Сделаю, но без гарантий.
— И за это спасибо...
Погостив ещё немного, Антон отправился обратно, оставив друга в тоске и печали.
***
А через три дня, почти в полночь, к Сергею вломился приплясывающий от волнения призрак и счастливо заорал:
— Серый! Ходи колесом! Ура! Ура!!!
— Да что стряслось?
— Поймали Мирнока!
— Где?! — возбуждение напарника передалось и Иванову.
— Далеко! Под Красноярском! По ориентировке! Туда уже Александрос с шефом рванули, проследить, чтобы вторично не свинтил и за бутылочки со спиртягой метиловой пообщаться! Завтра можешь домой ехать, первым автобусом!
От радостных известий инспектор пустился в пляс. Друг поддержал, благо, рекламная музыка, льющаяся из телевизора, который парень смотрел перед сном, тому способствовала.
— Это ещё не всё! — исполняя ногами замысловатую загогулину, пропел Швец. — Я с этой ночи в отпуске. Шеф перенёс! Приказал через неделю вернуться, чтобы на праздники в городе быть! И тебя не забыл — три дня увольнения дал, без дороги. Куда поедешь?
— К себе. А ты?
— В Европу. Ну их, эти моря, передумал я. Попутешествую, замки с башнями посмотрю. Да и удобнее мне так. Чартеры из нашего аэропорта не каждый день летают — не сезон, а через столицу, в Европу — регулярно. Мне же не в конкретную страну, любой ближайший рейс подойдёт... Италию проведать желаю! Рим, Колизей, Неаполь, апельсиновые рощи! В сети отзывы путешественников читал, там прикольно... В общем, вылет в шесть утра, потом пересадка. Роза уже собирается. Нам же много не надо, и билеты не нужны. Невидимками воспарим в небесах!
— Тогда спеши, — прекратив веселье, Сергей хлопнул друга по плечу. — Я с утра на вокзал поеду. Машка в курсе?
— Нет. Я сразу к тебе. Сюрприз ей сделай! Нежданчиком!.. Бывай! — попрощался Антон и поспешно исчез, полный томительных предвкушений, преподносимых грядущим вояжем по памятным местам Западной Европы.
А инспектор подошёл к Мурке, потрепал питомицу за ухо.
— Отмучались. Возвращаемся. Поспим, утречком Машку порадуем, без сюрпризничания, и в путь. Ты в переноске, я рядом... Пошли, вкусненьким угощу. Отметишь праздник...
***
… Просыпался Иванов тяжело, точно сбрасывал оковы. Болела спина, колени, матрац непривычно жёстко упирался в лопатки. Суставы ломило, вместо связных мыслей — сплошная муть.
Разомкнул веки. Взгляд сфокусировался на потолке. Простом, каменном, незнакомом.
Моргнул – потолок никуда не делся и вида не изменил.
Стало страшно.
Зажмурившись, инспектор мысленно вернулся к хронологии последних событий: съёмная квартира, Тоха с пивом, важные новости; после ухода напарника поболтал с Муркой, покормил скотинку, завалился спать. Уснул быстро. Ни воды, ни чая после ухода друга не употреблял — галлюцинации ловить не с чего. Даже если и подсыпали что в воду, то...
Новый взгляд на потолок. Ничего не поменялось. Выходит, не сон.
Пощупал пальцами матрац. Обычный, жёсткий. В съёмной квартире он укладывался на ортопедический, подстраивающийся под форму тела.
Принюхался. Пахло... гостиницей. Свежим бельём, почти выветрившимся дезинфектантом, непривычным воздухом, и совсем не пахло человеком.
Осознавая, что валяясь на спине многого не достигнешь, Сергей повернулся на бок.
Комната метра три на четыре. Пустая. На полу — тёмный кафель, на стенах, кроме зелёной краски — ничего. Ни розеток, ни телевизора. Окно отсутствует. В углу — душевой поддон с лейкой на высокой стойке, раковина с краном и унитаз. Никакой приватности.
Покосился правее, в сторону ног — решётка тюремного типа. Толстые прутья, выходящие из пола и уходящие в потолок, густым частоколом отделяли непонятный кусок коридора. В середине конструкции имелась дверь из тех же прутьев с массивным, намертво вваренным замком.
Желая осмотреться получше, инспектор поднялся, не слишком поразившись тому, что вместо трусов, в которых он ложился, на нём мягкая роба синего цвета.
Сунув ноги в любезно предоставленные неизвестно кем тапочки, новые и прохладные, прошёлся по помещению, предавая завершающие мазки первому впечатлению.
Дешёвая койка у стены, за ней, невидимая поначалу — тумбочка. Заглянул внутрь. В верхнем ящичке — одноразовая бритва, мягкий тюбик с кремом для бритья, зубная щётка с пастой. Ниже — комплект постельного белья, полотенце. Поодаль – столь и стул.
Заинтересовался освещением, впадая в некоторое замешательство. Вместо положенной лампочки на потолке — пустота. Свет поступал из коридора, из расположенного под нужным углом маленького прожектора, и его хватало с избытком.
Грамотно от электричества отрезали...
— Жесть! — поделился впечатлениями Серёга и крикнул в коридор, во всю мощь лёгких. — Ау! Есть кто живой?!
Отозвалось лишь эхо.
Прильнул к прутьям, мимоходом отмечая, что сделаны они на совесть, вслушался в окружающее пространство. Ни шагов, ни дыхания, ни шума вентиляции.
Через десяток метров торчала новая решётка, разделяющая пустой проход.
Тюрьма?
Сомнительно. В стандартном узилище на этаже камер много и вертухай между ними ходит, бдит. Да и двери в хаты(*) иного типа используются. Тяжёлые, со стопором, с глазком для наблюдения, с кормушкой для раздачи пищи. Такие вот решётки устанавливают только для того, чтобы арестанты, вздумай напасть на конвоиров, далеко не убежали.
Максимум до первой прорвутся. Ключей от неё у этажных тюремщиков нет — любой заключённый знает. Принцип такой — открыть можно только снаружи и только руками следующего надзирателя. Очень эффективная методика.
Здесь же ни малейшего намёка на двери для удержания других постояльцев. Будто специально для единственного узника строили — забабахали коридор, а тупик умышленно отгородили.
Подождав минуты три, инспектор вернулся к изучению нового обиталища, предварительно активировав Печать и попытавшись вызвать Антона. Раньше он сознательно оттягивал это вполне логичное действие, робея паниковать раньше времени. Но, похоже, пора.
Светящийся круг не отказался появиться на ладони, но засветился блёкло, точно на последнем издыхании.
Попробовал снова, предварительно сформировав сгусток Силы в правой руке и истово надеясь, что импровизированная батарейка сработает. Полыхнуло чуть ярче, однако отклика вновь не последовало.
Выругавшись, Иванов припомнил, что напарник свалил курортничать за границу и вполне может находиться «вне зоны действия сети». Не мудрствуя, подал сигнал о помощи. До сих пор ему этого делать не доводилось, однако механизм призыва предусматривался самый простой: врубить метку на максимум, так, чтобы кожу запекло.
Бесполезно. Департамент остался глух к своему сотруднику.
Затылок засвербило. Казалось, отовсюду подглядывают омерзительные рожи, владельцы которых, едва сдерживая смех, вовсю потешаются над Серёгиными неудачами.
Пусть смеются! Пусть веселятся! Пусть хоть оборжутся, только бы показали, где их секретные норки! Хотелось видимого, конкретного врага, с которым можно подраться за вот это вот всё! Начистить личность или самому огрести — не важно, дело десятое... Главное — понять, что происходит. Выплеснуть страх, а там хоть трава не расти.
Рассвирепев, он рухнул на койку лицом вниз и попытался отгородиться от давящей на перепонки тишины. Прижался к матрацу, точно стремился утонуть в его ватном нутре, несколько раз треснул кулаком по бездушной ткани. В ответ что-то грубовато зашуршало, напоминая шелест сминаемой бумаги.
Звук заинтриговал. Перестав молотить по худосочному тюфяку, Иванов приподнял голову и увидел сложенный в четвертинку лист. В самом изголовье.
По логике, он должен был заметить посторонний для постели предмет сразу после пробуждения. Но не заметил.
Демонстративно сбросив тапки на пол, сел, развернул находку и зло вчитался в машинописный текст.
Первое же предложение отталкивало излишним пафосом.
«Самоубийство — это грех!»
А далее по пунктам, мелким шрифтом, расписывались крайне занимательные факты, убеждающие узника в том, что доступной Силы вокруг нет и растраченные ресурсы невосполнимы; что попытка побега, даже путём смерти, исключена — душа окажется в плену этого места; что нужно вести себя хорошо, слушаться всех, кто не в клетке и добросовестно кушать кашу.
Изучив предложенные тезисы, Сергей настроился проверить их эмпирическим путём. Попробовал ощутить... да хоть что-нибудь. Плохое место; любые, самые слабенькие, присутствующие повсеместно, потоки энергии Жизни; отголоски чужих аур.
Помещение и коридор отозвались стерильностью операционной. Ни намёка на привычные отголоски Дара.
Следующий пункт инспектор пропустил. Самоубиваться его категорически не тянуло.
Оставался третий — слушаться. Но кого?
Вскоре головоломка разрешилась. Вдалеке лязгнули двери, за ними — другие, и в конце коридора показались двое крепких мужчин в чудаковатых комбинезонах, отдалённо напоминающих мотоциклетные, перчатках, шлемах с прозрачным забралом и в форменных ботинках. Оба с аурами колдунов, с дубинками на ремнях поверх одежды. По повадкам — опытные люди, а не обычные попкари(**).
Двигались они по тюремным правилам, потому последнюю перегородку преодолел всего один человек. Второй остался, закрыв двери дальней решётки и прилично отойдя назад.
Дойдя до камеры, «выводной», как окрестил его парень, скомандовал, причём с акцентом:
— Лицо к стене. Рука назад.
Инспектор повиновался. Указаний, что и как делать — не требовалось. Насмотрелся за время службы в органах на взаимодействия конвойных и конвоируемых, потому отлично знал — любое неповиновение наказуемо. Церемониться никто не станет.
Пульнуть сгустком? Ну и дальше что? Прыгнуть сквозь пространство он способен максимум на метр, потом свалится, обессиленный. Всех решёток не пройти... А отношения с охраной капитально испортятся.
Встал по инструкции, расставив ноги пошире, упёрся лбом в камень и завёл руки за спину.
На запястьях щёлкнули браслеты.
— Иди.
***
По пути Иванов миновал две решётки и поворот, заканчивающийся глухой железной дверью. Тюремщиков за время пути набралось аж трое.
Перед поворотом виднелось затянутое мелкой решёткой окошко, за ним — сидящим за пультом с мониторами смуглым мужиком в униформе. Оттуда, по идее, должно было просматриваться его новое пристанище. Наверное, дежурный.
Насчитал не менее девяти камер наблюдения, зафиксировал неизменный материал стен — сплошной камень, ни следа кладки.
В горе он, что ли, находится?
Выхода из дежурки засечь не удалось.
Перед основной дверью имелась ещё одна, попроще, и Сергея ввели именно туда.
Продолговатое помещение сродни его новой жилплощади, из меблировки — стол, стул и... Александрос.
***
— Здравствуйте, Сергей, — македонец излучал радушие. — Как вы себя чувствуете?
Происходящее настолько не вязалось со здравым смыслом, что инспектор впал в некоторый ступор.
— Здрассьте...
— Вижу, освоились. Да вы присаживайтесь! — засуетился прекрасноликий, указывая на лёгкий стул с обтекаемыми формами, ждущий нового седока в углу помещения. — В ногах смысла нет.
— Правды, — автоматически поправил Иванов.
— Да, правды. Часто путаю поговорки. Памятку прочли?
— Ознакомился.
— В ней сплошная истина. Спрашивайте. Я вижу, у вас много вопросов. Обещаю отвечать честно, — македонец обратился к конвойным. — Снимите браслеты. Наш гость благоразумен и к пустому героизму не склонный.
Щёлкнул металл замочков, запястья немного засаднило. Узника подвели к стулу, усадили.
Сопровождающие выстроились у стены, и не думая уходить.
Трое… никак.
— Я в тюрьме?
Александрос печально развёл руки в стороны.
— И да, и нет.
— За что?
— Не за что, а почему, — сотрудника Спецотдела пробило на философию. — Рассматривайте своё нынешнее положение как временное ограничение свободы. Насколько «временное» — зависит от вас.
— Угу...
До сих пор Серёга полагал, что для ограничения свободы надо пройти через уголовное дело, через суд, в конце концов. А не всего лишь проснуться чёрт знает где. И почему «временное»? Можно допрыгаться и до «постоянного»?
— Вы, наверное, уже заметили, что ваши способности несколько... ограничены. Тут нет Силы. Совсем нет, за исключением той, что в вас. Потому колдовать не рекомендую. Перегорите. И не советую пробовать. Стены вокруг устроены таким образом, что с удовольствием поглотят выделяемую энергию.
— Почему Печать не работает?
— Не может, — по македонцу не удавалось определить — глумится он или нет. Тон ровный, доброжелательный, привычный. — Я ранее говорил — место такое.
— Тюрьма для нечисти?
— Подобное случается, — не стал отрицать собеседник. — Нужно же их где-то содержать, блокируя способности? В том числе и ведьм, и колдунов... Я могу долго перечислять.
Осознавая своё нынешнее положение, инспектор поёрзал на стуле, по привычке пытаясь найти сигареты.
— Почему я здесь? И как я сюда попал?
Перед тем, как ответить, Александрос положил перед собой пачку излюбленного Ивановым курева и зажигалку.
— Возьмите. Я хоть табачную зависимость и не одобряю, однако запрещать считаю нецелесообразным.
Стараясь не делать резких движений, дабы не провоцировать охрану, парень подошёл к столу и закурил, положив и пачку, и зажигалку обратно.
— Это вам. Заберите. И я не играю в доброго полицейского. Я пытаюсь донести до вас свои цели.
Равнодушно подхватив подачку, пленник вернулся в угол, сбрасывая сгоревший табак прямо на пол. Пепельницу ему никто не предложил.
Курил молча, глубокими, редкими затяжками, давая сидящему в другом конце помещения высказаться.
Александрос, принимая предложенные правила в общении, продолжил:
— Начну издалека. При задержании Мирнока вы допустили непростительную оплошность. Все, включая Фрола. Забыли поставить на него банальную, элементарную метку, по которой можно отыскать любого в пределах населённого пункта, включая пригороды. Это сделал я. Вы и не заметили.
Мучительно соображающий Сергей непроизвольно хмыкнул. По всем канонам, в голове должна была сложиться разрозненная мозаика, упорядочиться некий замысловатый паззл, однако всё только запутывалось ещё больше.
Как убийца с ним связан? В чём его вина? Почему рядом со спецотдельским мурлом отсутствует шеф?
Но рот, против ожидания, брякнул туповатое:
— И чё?
— Мирнока задержали в тот же день, — ошарашил македонец, сохраняя ласковое выражение на лице. — Вечером. Неподалёку от города.
«Ёлки... как просто» — подумалось парню, а события зашуршали между собой, выстраиваясь в линейку. Озарение, наконец-то, накатило.
— Венки от вас?
— Правильно. Простите за корявый почерк.
— Сообщение, водка?
— Верно.
— Водку сознательно к десяти принесли? Чтобы никто отравиться не успел?
— Вы проницательны. Да. Это сделал я, в образе убийцы.
— И сами себя искали, — скривился Иванов. — Красота!
— Спасибо, — сарказм Александрос, похоже, не понял, приняв сказанное за чистую монету.
Вопросы лились сами:
— Меня требовалось убрать для удобства похищения?
— Конечно. Мне показалось это наилучшим вариантом. Ваш друг всегда крутится рядом, когда вы на улице. Домовая Маша тоже являлась определённой... помехой. Отстранить вас от расследования, выставить объектом охоты и убрать подальше — оптимально.
— Тогда почему в первую же ночь не спёрли со съёмной квартиры?
— Переправка неконтактного человека через границу требует некоторой подготовки. Из-за удачно сбежавшего убийцы приходилось импровизировать и решать некоторые проблемы дольше, чем хотелось.
— В смысле? Не сбеги Мирнок, то и не случилось бы ничего?
— Случилось. Но позже, и запутаннее. Я воспользовался удачным стечением обстоятельств, запустив процесс раньше, чем собирался.
От тщательно подобранных, выверенных ответов македонца Сергею хотелось блевать.
На мизинцах развёл, как лохов последних...
— Экспресс-отпуск Тохи тоже без вас не обошёлся?
— Меньше языком трепать надо, — в Александросе мелькнуло некоторое подобие насмешки. — Я услышал, потом спросил у Фрола, он подтвердил. Когда всё приготовили к вашей отправке и подсунули ничего не помнящего, да ещё и с обширным сотрясением мозга Мирнока полиции, убрать вашего товарища оказалось сущим пустяком. Всего лишь напомнил старому другу о том, что в праздники слишком многое может случиться из-за разнузданности и ухарства отдыхающих, а Антону рассказал о красотах заснеженной Европы и тонко намекнул, что вылетать удобнее из столицы, дабы не потерять ни мгновения столь долгожданного отпуска. Дальнейшие решения лежали на поверхности. Вас с товарищем — наградить за посильное участие в поимке злодея, отпустить порезвиться, чтобы к Новому году всех собрать для службы.
— А вы не перемудрили? Тоха со мной в одной постели не спит.
— Требовались сутки тишины. Швец отправился познавать новые впечатления, Фрол остался проконтролировать доставку убийцы по месту розыска. Поверьте, ему будет не до вас… Маше с вашего смартфона сообщили о том, что вы отправились к школьному приятелю, совершенно случайно проживающему почти по соседству с конспиративным жильём, и настроились всерьёз загулять. Перестраховка никогда не повредит. Про кошку не переживайте. За ней присмотрят.
Сигарета давно догорела. Инспектор закурил новую, бросив дотлевший окурок под ноги. Развязно откинулся на спинку.
— Как спеленали?
— Укол из разработок определённого рода... Мои помощники, домовые постарались. Они же и следили за вами. В жильё, конечно, до часа «Ч» не входили, однако им и вентиляции для прослушивания с контролем достаточно.
— Понятно... Прежде чем вы мне расскажете, какого х..я я тут, хотелось бы посмотреть вам в глаза. Хочу понять, насколько сильно вы мне врёте. Можно?
— Почему нет? — площадная брань покоробила прекраснорылого, однако он сумел побороть эмоции. Поднялся, вышел из-за стола. — Подойдите.
Бросив недокуренную сигарету на пол, Иванов поднялся под настороженными взглядами охранников. Приблизился, остановившись от пленителя на расстоянии локтя. Сжал губы в нитку, всмотрелся в холодные, безмятежные зрачки...
И прошипел. Зловеще, яростно:
— За похищение приговариваю к десятке!
Ладонь с активированной за «свой счёт» Печатью взлетела от пояса и со шлепком ударилась о лоб македонца. Мигнул круг с непонятными символами, втягиваясь в чужую, прохладную на ощупь кожу.
Мощный удар под колени повалил парня. Охранники скрутили ему руки за спиной, знающе шарахнули по почкам, уткнули носом в пол перед остолбеневшим Александросом. Дубинками прошлись по бокам, по печени. Но пленник ничего этого не замечал, с безбашенным упоением выкрикивая:
— Похищение человека — преступление!.. Объясняй теперь, откуда у тебя татуировочка! На десять лет! Карповичу объясняй, начальству своему... козлина, мля... Правда, весело?!! Она же наверняка именная... — рваный, истеричный смех рвался наружу, и Иванов ему не мешал. — А теперь я послушаю, какого хера ты этот спектакль устроил... Самостоятельно! Без санкции сверху! Иначе в тупую бы меня повязали! Без прелюдий! Оправдывайся! Продолжай! Интересно рассказываешь!
Голова македонца задвигала челюстью, задёргалась в приступе ярости, выплюнув с интеллигентским, высокопарным презрением:
— Какой же вы подонок...
(*) Хата – камера (тюремное)
(**) Попкарь — то же самое, что и надсмотрщик (тюремное)
—
