У нас, писателей-фантастов, есть тайная молитва. Мы бормочем ее каждый раз, когда один из наших рассказов готов предстать перед глазами читателей, и слова в ней такие:

Мы возносим эту молитву потому, что, когда бы Тед Чан ни напечатал рассказ – а случается это, к счастью, довольно редко – он почти наверняка собирает все имеющиеся награды, не оставляя нам ничего. Чаще всего он этого заслуживает. Так что нет никакого сюрприза в том, что первая экранизация Теда Чана оказалась очень умной и очень увлекательной.

А вот настоящий шок – и я колеблюсь, стоит ли мне это писать, потому что от таких слов попахивает ересью, – может вызвать то, что в плане повествования «Прибытие» даже превосходит первоисточник.

Дело не в том, что в фильме крупнее масштаб событий или больше традиционного драматического конфликта. Не только в этом, по крайней мере. Голливуд – а как же иначе – взял, по сути, уютный разговор у камина и накачал его стероидами, превратив в эпическую историю о судьбе планеты. В «Истории твоей жизни» скромных размеров инопланетяне оборудуют несколько комнат для свиданий, какое-то время играют с нами в загадки, а потом улетают. Мотивы их остаются непостижимыми; военщина, хоть и вездесущая, служит фоновым элементом. Сюжет для Чана – в первую очередь повод исследовать кое-какие любопытные идеи о взаимодействии языка и восприятия, о том, как т-симметричная природа фундаментальной физики может породить мировоззрение – столь же непротиворечивое, как и наше – описывающее телеологическую вселенную, со всеми скачками во времени в духе Билли Пилигрима, которые из этого следуют. Это интересно и заставляет наморщить лоб, но совершенно не держит тебя в напряжении. Вернувшись к повести и перечитав ее ради этого поста, я не могу не отдать должное сценаристу Эрику Хайссереру за то, что он разглядел погребенный в ней кинематографический потенциал; если бы я собирался снять кино по одной из вещей Теда Чана, то к этой, наверное, обратился бы в последнюю очередь.

Гептаподы из «Прибытия», напротив, колоссальны. То, что мы видим, напоминает гибрид прото-Чужого из «Прометея» и самых крупных экспонатов межпространственного зверинца, мельком показанных в «Мгле». В то время как космические корабли в повести висели, невидимые, на орбите, киношные парят над головами людей, точно астероиды, замершие, чтобы напоследок оглядеться вокруг, прежде чем разнесут планету в клочья. Геополитика в повести в основном ограничивается хмурыми людьми в форме, бесполезно ворчащими на заднем плане; в фильме половина мира готова начать швыряться ядерными бомбами. Наступит ли конец света, зависит от того, на самом ли деле инопланетяне имеют в виду «орудие» там, где мы читаем «оружие».

Это все стандартное голливудское «больше-значит-лучше», и – в кои-то веки – сделано оно так, что не предает тонкость исходного материала. В основном мне понравился более эпический масштаб событий – хотя меня таки бесила неизбежная подача Америки как более спокойного, взвешенного, мирного игрока, в то время как Россия и Китай готовились развязать Первую Межзвездную войну. (Изображение США как самой миролюбивой нации в мире – наверное, самый неправдоподобный элемент этой саги о пришельцах из космоса.) Но когда я говорю, что предпочитаю фильм повести, я имею в виду не только усиленный элемент риска: я говорю о том, как увязываются друг с другом различные составные части истории. Я говорю о самой структуре сюжета.

«История твоей жизни» представляет нам несколько элементов, практически изолированных друг от друга. Мы знаем, что Луиза выйдет замуж, родит дочь, разведется. Мы знаем, что ее дочь умрет. Мы знаем, что гептаподы улетят, но никогда не узнаем, почему – или о том, зачем они, собственно, вообще прилетали. (Когда их об этом спрашивают, они говорят, что собирают информацию, – это был бы главный претендент на звание «Самого возмутительно неопределенного ответа года», если бы такая награда существовала.) (А если бы она существовала, то, естественно, досталась бы Теду Чану.)

«Прибытие» увязывает все эти линии между собой – изящно, убедительно. Пришельцы здесь, чтобы вручить нам «оружие/орудие» – или, если точнее, подарок: научить нас своему телеологическому взгляду на мир, вознести нас на новый уровень восприятия Вселенной. Они здесь для того, чтобы, в прямом смысле этого слова, расширить наше сознание. Луиза совершает этот концептуальный прорыв и использует новую парадигму, чтобы в последний момент предотвратить ядерную войну. Ее развод случится – спустя годы после финальных титров – не просто так; он случится, когда муж поймет, что она заранее знала (благодаря обретенной способности видеть будущее) о медленной и мучительной смерти их дочери в юном возрасте – и все равно сделала выбор ее родить (хотя ни о каком выборе, разумеется, здесь речи не идет). В сценарии на это упор не делается – есть только парочка туманных фраз о том, что «Папа на меня не смотрит, как раньше» и «Он рассердился и сказал, что я неправа». Но подразумеваемый конфликт в моральной алгебре между двумя людьми, которые любят друг друга, – «Мы можем подарить ей хотя бы несколько замечательных лет» против «Ты обрекла ее на агонию и смерть» – разбивает сердце там, где Чану с его кубриковским анализом это не удается.

Но самое главное – что все эти события увязаны друг с другом. Они все исходят из центрального допущения, из про́клятого дара, принесенного нам гептаподами. Все взаимосвязано – органически, логически, причинно-следственно. Телеологически.

У экранизации есть несправедливое преимущество, поскольку она может демонстрировать воспоминания о грядущих событиях и быть уверенной, что зрители воспримут их как флешбэки; момент, когда мы осознае́м нашу ошибку, – один из лучших вот-это-поворотов фильма. Чану, обреченному работать с письменным словом, пришлось раскрыть секрет почти с самого начала, написав свои воспоминания о будущем в будущем времени; прием красивый, но места для сюрпризов не оставляет.

Это не повод не читать повесть. Вот так, с ходу, я не могу придумать ни одного достойного повода не читать повестей Теда Чана.

Но в этом случае, как мне кажется, есть больше поводов посмотреть кино.