Глава 26
— Мистер Стакхаус, к вам лейтенант Корби, — сообщила Джоун по интеркому. — Попросить подождать или сразу примете?
Уолтер посмотрел на Дика Дженсена. Они вместе составляли резюме по делу о налоге и должны были закончить к пяти часам.
— Скажите, пусть минутку подождет, — ответил Уолтер.
— Мне уйти? — спросил Дик.
Дик, вероятно, знает, кто такой Корби, подумал Уолтер. Корби наверняка приходил к Дику с Полли — у Айртонов он побывал уже дважды, — но Дик ничего не сказал об этом.
— Да, мне, пожалуй, лучше поговорить с ним один на один, — ответил Уолтер.
Не говоря ни слова и не взглянув на него, Дик взял со стола свою незажженную трубку и вышел.
Уолтер попросил Джоун пригласить Корби, и тот тут же явился, улыбающийся и энергичный.
— Знаю, что вы заняты, — заявил он, — и сразу перехожу к делу. Я бы хотел, чтобы сегодня вы съездили со мной в Ньюарк встретиться с Киммелем.
Уолтер медленно встал.
— Зачем мне встречаться с Киммелем? У меня работа, которую…
— Но мне нужно, чтобы Киммель встретился с вами, — возразил Корби, включив улыбку. — Киммель виновен, и следствие по его делу близится к завершению. Мне нужно, чтобы Киммель вас увидел. Он считает, что вы тоже виновны, и это его пугает.
Уолтер нахмурился.
— Вы тоже считаете меня виновным? — спросил он тихо.
— Нет, не считаю. Мне нужен Киммель. — От улыбки голубые глаза Корби зажглись насквозь притворной веселостью. — Разумеется, вы можете отказаться…
— Пожалуй, так я и сделаю.
— …но я могу сделать ваше собственное положение в несколько раз неприятней, чем сейчас.
Уолтер вцепился пальцами в край стола. А он-то поздравлял себя с тем, что Корби еще не сообщил газетчикам о вырезке с заметкой об убийстве Киммель, и даже начал питать слабую надежду, что Корби понял: вся история может оказаться цепочкой простых совпадений и на нем нет вины. Теперь Уолтеру стало ясно — Корби нарочно попридержал информацию о вырезке, чтобы ему пригрозить.
— Зачем вам все это, к чему вы стремитесь? — спросил он.
— Вытащить правду на свет, — самодовольно ухмыляясь, ответил Корби и закурил сигарету.
И тут Уолтера озарило: его цель — продвинуться по службе, вместо одного человека замести, если получится, сразу двоих и тем самым заработать себе повышение. Беспардонное честолюбие Корби предстало перед Уолтером с такой очевидностью, что он поразился — как он раньше не распознал этот единственный стимул всех действий лейтенанта!
— Если вы имеете в виду публикацию эпизода с вырванной заметкой, — сказал Уолтер, — валяйте, печатайте, но с Киммелем я встречаться не стану.
Корби внимательно на него посмотрел:
— Это не просто эпизод, не просто сообщение в печати — оно может вам исковеркать всю жизнь.
— Мне все представляется не таким ясным, как вам. Вы еще не доказали, что Киммель виновен, тем более именно в том деянии, которое вы, судя по всему, вменяете не только ему, но и…
— Вы не знаете, что я доказал, — уверенно парировал Корби. — Я восстанавливаю точную картину того, что произошло между Киммелем и его женой перед тем, как ее убили. Когда я все это предъявлю Киммелю, он расколется и сознается именно в том, в чем я его обвиняю.
Именно в том, в чем я его обвиняю. От такой самонадеянности Уолтер на минуту опешил. Подразумевалось, что признание Киммеля — или ответное его заявление о том, что в прошлом месяце Уолтер побывал у него в лавке, если он уже не сообщил об этом — подведет Уолтера под то же деяние и тоже заставит сознаться.
— Так вы едете? Я прошу вас об одолжении и могу заверить, что, если поедете, в газеты об этом ни слова не просочится.
В голосе Корби звучали нетерпение и полнейшая уверенность, Уолтера же он ужаснул.
После встречи с Киммелем, подумал он, газетам и не понадобится трубить об этом. Может быть, Киммель уже рассказал Корби о его посещении. Что могло помешать Киммелю рассказать? У Корби был такой вид, будто он знает и только ждет, чтобы Уолтер сам сознался сию же минуту. Если он не поедет, Корби сам привезет Киммеля к нему на службу, предположил Уолтер. Так или иначе, но он все равно их сведет.
— Хорошо, — согласился Уолтер, — я еду.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся Корби. — Я подъеду за вами к пяти, у меня есть машина. Обернемся туда и обратно. — Он помахал рукой и направился к двери.
Корби ушел, а Уолтер продолжал стоять, вцепившись в край стола. Ему было жутко, потому что Корби теперь и его считает виновным. Еще пять минут назад Уолтер смел надеяться, что не считает или хотя бы решил не спешить с ударом, пока не уверится окончательно. Уолтер, чувствовал — он только что согласился броситься прямо в ад.
— Уолтер! — Дик щелкнул пальцами. — Что с тобой? Впал в транс? Уолтер посмотрел на Дика, потом перевел взгляд на подшивку документов на столе с надписью «Бремя доказывания».
— Слушай, Уолтер, что все это значит? — Дик кивком показал на дверь. — Полиция все еще тебя расспрашивает?
— Не полиция, — ответил Уолтер. — Один полицейский.
— По-моему, я тебе не говорил, — заметил Дик, — что как-то вечером Корби приходил к нам домой побеседовать со мной и Полли. Он задавал о тебе вопросы — и о Кларе, понятно.
— Когда?
— С неделю тому назад. Может, чуть раньше.
Еще до того, как Корби обнаружил ту вырезку, сообразил Уолтер. Значит, выспрашивал не очень серьезно.
— Какие вопросы?
— Откровенно спросил, считаю ли я тебя на это способным. Судя по всему, он привык без обиняков. Я ответил решительным «нет». Рассказал, как ты держался, когда Клара вышла из комы. Если муж хочет убить жену, он ведет себя по-другому.
— Спасибо, — тихо произнес Уолтер.
— Я и не знал, Уолтер, что Клара пыталась с собой покончить, мне об этом Корби сказал. Теперь, когда знаю, многое стало понятней. Я могу понять, что Клара… ну, что она убила себя этим способом.
Уолтер кивнул.
— Да. Уж это, казалось бы, каждый может понять.
Дик спросил, понизив голос:
— Уолт, у тебя серьезные неприятности из-за этого сыщика, Корби?
Уолтер помедлил с ответом, затем отрицательно покачал головой.
— Нет, серьезных неприятностей нет.
— А вообще неприятности?
— Нет. Вернемся к работе?
Уолтеру хотелось поскорей с ней покончить, чтобы успеть спуститься к пяти встретить Корби.
В пять часов Корби еще раз предложил отвезти Уолтера в Ньюарк и обратно в своей машине, и Уолтер согласился. Они молча доехали до туннеля Холланд. В туннеле Корби сказал:
— Я понимаю, мистер Стакхаус, вы много делаете, чтобы мне помочь. Я это ценю. — В туннеле его голос глуховато вибрировал. — Наша поездка, надеюсь, даст свои результаты, хотя сразу они, возможно, и не проявятся.
Сложный маршрут до книжной лавки Корби одолел с такой легкостью, словно ездил им много раз. Уолтер непроизвольно принял вид, будто видит это место впервые, хотя ни о чем не спрашивал. Воздух в лавке — спертый, пыльный, пропитанный сладковатым запахом пораженных сухой гнилью страниц и переплетов — показался Уолтеру давно и до ужаса знакомым. Они застали Киммеля одного. Уолтер увидел, как он медленно поднимается из-за письменного стола им навстречу, словно почуявший опасность слон.
— Киммель, — бесцеремонно сказал Корби, когда они подошли, — хочу познакомить вас с мистером Стакхаусом.
Массивное лицо Киммеля было непроницаемо.
— Здравствуйте, — произнес он первым.
— Здравствуйте.
Уолтер весь напрягся и ждал. Лицо Киммеля по-прежнему ничего не выражало. Уолтер никак не мог решить, успел ли Киммель предать его Корби или только собирается предать, спокойно и хладнокровно, и только ждет наводящих вопросов.
— Мистер Стакхаус тоже имел несчастье недавно утратить жену, — сказал Корби, бросая шляпу на стол с книгами, — и тоже в результате трагедии во время стоянки автобуса.
— По-моему, я об этом читал, — заметил Киммель.
— Полагаю, читали, — улыбнулся Корби.
Уолтер переступил с ноги на ногу и посмотрел на Корби. Поведение Корби являло собой невероятную и непотребную смесь профессиональной грубости с официальной вежливостью.
— Полагаю, — безмятежно продолжал Корби, — я вам говорил и о том, что мистеру Стакхаусу также известно об убийстве вашей жены. Я нашел у него в альбоме вырванную из августовской газеты заметку об этом убийстве.
— Да, — серьезно ответил Киммель, слегка кивнув лысой головой.
Губы Уолтера самопроизвольно дернулись в нервной улыбке, хотя его охватила паника. Маленькие глазки Киммеля казались абсолютно холодными и равнодушными, как глаза убийцы.
— Похож, по-вашему, мистер Стакхаус на убийцу? — задал Корби вопрос Киммелю.
— Разве не ваша задача — это выяснить? — парировал Киммель, прижимая подушечки толстых сноровистых пальцев к зеленой промокашке у себя на столе. — Я не понимаю цели посещения.
Корби с секунду помолчал. В глазах у него мелькнуло беспокойство.
— Цель этого посещения очень скоро станет ясной, — ответил он.
Киммель и Уолтер обменялись взглядами. Выражение лица Киммеля переменилось. Теперь в его маленьких глазках проскальзывало нечто вроде любопытства, и Уолтер заметил, как уголок его сложенных сердечком губ изогнулся в подобии улыбки, которая, казалось, говорила: мы оба жертвы этого молодого кретина.
— Мистер Стакхаус, — обратился к нему Корби, — не станете же вы отрицать, что думали о действиях Киммеля, когда преследовали автобус, в котором ехала ваша жена?
— Говоря о «действиях» Киммеля…
— Мы это обсуждали, — оборвал Корби.
Стану, — возразил ему Уолтер. — Я это решительно отрицаю.
За эти несколько секунд Уолтера охватило такое сильное чувство симпатии к Киммелю, что он растерялся и попытался скрыть это чувство. Теперь он твердо знал, что Киммель не рассказал Корби о его посещении лавки и не собирался рассказывать.
Корби обратился к Киммелю:
— А вы, очевидно, отрицаете, что, прочитав о появлении Стак-хауса на автобусной остановке, подумали о том, что Стакхаус убил свою жену таким же способом, как вы — свою?
— Трудно было не подумать, поскольку в газете намекалось на это, чуть ли не утверждалось, — спокойно ответил Киммель, — но я моей жены не убивал.
— Киммель, вы лжете! — закричал Корби. — Вы понимаете, что своим поведением Стакхаус заложил вас. Однако стоите тут и строите из себя невинность!
Киммель с великолепным безразличием пожал плечами.
Уолтер почувствовал приток свежих сил и перевел дыхание. Теперь-то он догадался, что Киммель боялся, как бы он не выболтал об их первой встрече, и боялся не меньше, чем Уолтер — его. Киммель был явно не расположен откровенничать с Корби. Молчание Киммеля вдруг предстало Уолтеру в ореоле героического благородства, так что сам Киммель показался сияющим ангелом по сравнению с Корби, воплощенным сатаной.
Корби нервно прохаживался по комнате. Он утратил сходство с воспитанным старшеклассником и напоминал сейчас гибкого длинноногого борца, который топчется перед противником, готовясь пустить в ход запрещенный прием.
— Вас совсем не удивляет тот факт, что Стакхаус вырвал из газеты заметку об убийстве вашей жены, а потом помчался за автобусом, в котором ехала его жена, в тот вечер, как ее убили?
— Вы же сами сказали мне, что жена Стакхауса покончила самоубийством, — удивленно возразил Киммель.
— Это не доказано.
Корби затянулся сигаретой, меряя шагами пространство между Киммелем и Уолтером.
Так что же вы в конце концов пытаетесь доказать? — спросил Киммель. Скрестив на белой рубашке руки, он прислонился к стене. Свет лампы, что горела у него над столом, отражаясь в стеклах очков, превращал их в яркие непроницаемые кружки.
— Самому бы хотелось знать, — глумливо ответил Корби. Киммель снова пожал плечами.
Уолтер не мог сказать, смотрит ли на него Киммель или нет; он перевел взгляд на открытую книгу, лежащую на столе у Киммеля. Когда он пошевелился, у него заболела шея. В огромной книге текст на странице был расположен двумя колонками, как в Библии.
— Мистер Стакхаус, вам не приходило в голову, когда вы прочитали в газете об убийстве Киммель, что сам Киммель мог убить свою жену?
— Вы меня уже спрашивали об этом, — ответил Уолтер. — Нет, не приходило.
Киммель не спеша взял с крышки бюро кожаный увлажнитель для сигар, снял крышку, предложил Уолтеру, который отрицательно покачал головой, затем Корби — тот на него даже не посмотрел и извлек сигару.
Корби бросил сигарету на пол и растер носком ботинка.
— В другой раз, — сказал он разочарованно. — Как-нибудь в другой раз.
Киммель отвалился от стены, перевел взгляд с Корби на Уолтера и снова на Корби:
— Мы закончили?
— На сегодня — да. — Корби забрал со стола свою шляпу и направился к двери.
Киммель наклонился подобрать брошенный Корби окурок и на миг загородил Уолтеру дорогу. Окурок он отправил в корзину для бумаг у бюро, после чего проворно ступил в сторону, чтобы пропустить Уолтера, и проследовал за ними к выходу. Его массивное тело двигалось с тяжеловесным величием. Он распахнул перед ними дверь.
Корби вышел, не попрощавшись.
Уолтер обернулся:
— Доброй ночи.
Киммель холодно глянул на него из-за стекол очков.
— Доброй ночи.
У автомобиля Уолтер предложил:
— Вам не обязательно меня отвозить, я могу взять такси.
У него перехватывало горло, словно все напряжение разом сосредоточилось в гортани.
Сегодня будет трудно поймать такси до Нью-Йорка, а я так и так возвращаюсь в Нью-Йорк, — возразил Корби, придерживая открытую дверцу.
Нанести визит еще одному из моих знакомых, подумал Уолтер. Заморосило. Темная улица походила на туннель в преисподнюю. На Уолтера накатило безумное желание кинуться назад в лавку и поговорить с Киммелем, объяснить ему, с какой целью он вырвал ту газетную заметку, и вообще все ему рассказать.
— Хорошо, едем, — согласился он.
Он быстро нырнул в машину и при этом так сильно ударился о верхнюю раму проема дверцы, что несколько секунд у него все плавало перед глазами.
Всю дорогу оба молчали. Корби, похоже, ругался про себя из-за постигшей его неудачи. Они добрались до Манхаттана, когда Уолтер вспомнил, что договорился с Элли о встрече. Он с ужасом поглядел на часы и увидел, что опоздал на час сорок минут.
— Что-нибудь не так? — спросил Корби.
— Нет, ничего.
— У вас свидание?
— Нет, что вы.
Вылезая на Третьей авеню у стоянки, где обычно оставлял машину, Уолтер произнес:
— Надеюсь, встреча оправдала ваши ожидания.
Узкая голова Корби склонилась в глубоком рассеянном поклоне.
— Спасибо, — ответил он кисло.
Уолтер захлопнул дверцу. Он подождал, пока Корби скрылся из вида, и пошел быстрым шагом. Избавившись от Корби, он вновь попытался разобраться в поведении Киммеля. Предав его, Киммель ничего бы не выиграл. С другой стороны, и защищать Уолтера у него не было решительно никаких оснований. За исключением шантажа. Уолтер наморщил лоб, вызывая в памяти необычное лицо Киммеля и стараясь постигнуть его выражение. Грубое лицо, но исполненное большого достоинства. Способен ли он на шантаж? Или всего лишь пытается по возможности себя оберечь, выбалтывая как можно меньше? Последнее выглядело правдоподобней.
Уолтер вошел в бар отеля «Коммодор» и окинул взглядом столики. Элли не было. Он решил было спросить метрдотеля, не оставлена ли ему записка, но отказался от этой мысли и отправился поискать Элли в вестибюле. Потеряв надежду, он двинулся к выходу и тут увидел, что она входит с улицы.
— Элли, прости, я кругом виноват. Я не мог тебе позвонить — проторчал на совещании целых три часа.
— Я звонила тебе на службу, — сказала она.
— Мы собирались в другом месте. Ты ела?
— Нет.
— Хочешь, перекусим прямо здесь?
— Да нет, что-то не хочется, — ответила она, но в бар с ним пошла.
Они сели за столик и заказали выпить. Уолтер велел принести себе двойную порцию виски.
— Я не верю, что ты был на совещании, — заявила Элли. — Ты был с Корби, верно?
Уолтер вздрогнул, отвел взгляд от ее лица и посмотрел на серебряную брошку в виде горящего солнца у нее на плече.
— Да, — признался он.
— И что же он теперь говорит?
— Он задает вопросы. Все одни и те же. Элли, лучше бы ты не спрашивала. В конце концов все уляжется. Бессмысленно все время к этому возвращаться.
Уолтер глянул, не видно ли официанта с виски.
— Я тоже с ним встречалась.
— С Корби?
— Сегодня в час он явился ко мне в школу. Он рассказал о вырезке, что нашел у тебя дома.
Уолтер почувствовал, как от лица у него отхлынула кровь. До сих пор Корби не удосужился хотя бы позвонить Элли. Выжидал, пока подвернется рассказать ей что-нибудь вроде этого.
— Это правда? — спросила Элли.
— Да, правда.
— Как она у тебя оказалась?
Уолтер поднял стакан.
— Я просто выдрал заметку из газеты, точно так же, как выдирал многие другие. Она оказалась среди заметок для очерков, которые я пишу. Я держу их дома в специальном альбоме.
— Это было в тот вечер, когда я торчала в «Трех братьях»?
— Да.
— Но почему ты мне не рассказал?
— Потому, что Корби раздул из нее совершенно невероятную историю! И продолжает раздувать.
— Корби сказал, что, по его мнению, Киммель убил свою жену. Он думает, что Киммель поехал следом за автобусом и что ты поступил так же.
Он ощутил, что чувство обиды, самозащиты и злости, которое вызывал у него Корби, теперь вызывает и Элли.
— Ну и как, ты ему веришь?
Элли сидела, не притронувшись к своему бокалу, вся на взводе, как и он.
— Я не совсем понимаю, зачем тебе понадобилась эта заметка. Что за очерки ты пишешь?
Уолтер объяснил. Объяснил он и то, что выбросил вырезку, но Клавдия, должно быть, ее подняла и положила обратно в альбом.
— Господи Боже ты мой, в той заметке не было ни слова о преследовании автобуса! Корби не доказал, что Киммель ехал за автобусом. У Корби навязчивая идея. Я все объяснил Корби про эту чертову вырезку, а если кто мне не верит, так ну их всех к дьяволу!
Он закурил сигарету и только тогда заметил, что в пепельнице дымится другая.
— Полагаю, Корби старался убедить тебя в том, что я убил жену, и главным образом из-за тебя, угадал?
— Конечно, старался, но с этим я могу разобраться, для меня это не было неожиданностью, — ответила Элли.
А вот с вырезкой она разобраться не может, подумал Уолтер. Он посмотрел в напряженно-внимательные вопрошающие глаза Элли, и его поразило, что она ему не верит, что Корби своими дикими бессвязными доводами мог заронить сомнение даже в Элли.
— Элли, вся его теория абсолютно бессмысленна. Послушай…
— Уолтер, ты можешь поклясться, что не убивал ее?
То есть как это? Ты мне не веришь, когда я утверждаю, что не убивал?
— Я хочу, чтобы ты поклялся, — повторила Элли.
— Мне что, требуется принести присягу? Я рассказал тебе о каждой минуте того вечера, ты знаешь каждый мой шаг не хуже полиции.
— Хорошо. Я всего лишь просила тебя поклясться.
— Дело не в клятве, а в принципе, в том, что ты вообще меня просишь об этом! — резко возразил он.
— Но ведь это так просто, верно?
— Ты мне тоже не веришь! — произнес он.
— Я верю. Я хочу верить. Но…
— Нет, не веришь, а то бы не стала просить!
— Ладно, хватит об этом. — Она покосилась в сторону. — Давай говорить тише.
— А в чем дело? Я за собой никакой вины не знаю. Но ты мне не веришь, это ясно как день. Предпочитаешь сомневаться, как все другие!
— Уолтер, перестань, — прошептала Элли.
Ты ведь подозреваешь меня, скажешь нет?
Она ответила ему таким же яростным взглядом.
— Уолтер, я еще извиню твое поведение тем, что у тебя издерганы нервы, но только если ты немедленно прекратишь!
— Ах, извинишь! — передразнил он.
Элли вскочила и выскользнула из-за столика, Уолтер только успел заметить, как в дверях мелькнули разлетающиеся полы ее пальто. Он поднялся, вытащил бумажник, бросил на стол пятидолларовую бумажку и выбежал на улицу.
— Элли! — позвал он. Он всмотрелся в мешанину огней и машин на 42-й улице, окинул взглядом перекрестки на другой стороне. Она, вероятно, пошла к вокзалу Пенн, чтобы сесть на поезд до Леннерта, раз свою машину оставила дома. А если не к вокзалу? Где живет Пит Злотников? Где-то в Вест-Сайде. Да ну его к черту, подумал Уолтер. И ее тоже.
Он вернулся на стоянку на Третьей авеню. Домой он поехал привычным маршрутом по Ист-Ривер-драйв. Большие склоненные ивы по сторонам Марлборо-Роуд недалеко от дома наводили на него тоску, оживляли в памяти сумрачные крылатые фигуры, парящие над могилами и надгробиями на гравюрах Блейка. Он поставил машину в гараж. Когда под ногой у него треснула веточка, он подскочил на месте. Расколотую болтающуюся нижнюю перекладину калитки он не отбросил пинком, как обычно, а приподнял и закрепил на поперечине.
Проснулся он в шесть утра — пошаливали нервы и мучительно хотелось есть. Он натянул старые парусиновые штаны и рубашку и короткую фланелевую куртку, в которой ездил на рыбалку. Проходя через кухню, он прихватил кусок хлеба с сыром и направился к сарайчику у гаража. Он решил починить калитку.
Ему пришлось отпилить от полена кусок на скрепу, но, поскольку перекладина была примерно из такого же дерева, конечный результат его удовлетворил. Он соединил перекладину — не лучшим образом, однако теперь она хоть не будет скрести концом по земле. До семи (он обычно вставал в этот час) оставалось еще двадцать минут, поэтому он принес из гаража кисть и белую краску и подмазал кухонное крыльцо в тех местах, где краска начала слезать. Он заканчивал, когда со стороны дороги послышались шаги. От автобусной остановки в конце Марлборо-Роуд приближалась Клавдия. Она издали ему улыбнулась и крикнула:
— С добрым утром, мистер Стакхаус!
— Доброе утро, Клавдия! — отозвался он. Виновница всех его бед, подумал Уолтер. По крайней мере, самой крупной. Она несла в сумке купленную для него зелень.
— Рановато вы нынче, — заметила Клавдия. Она, казалось, обрадовалась, увидев его в старой одежде, хлопочущим по хозяйству.
Я решил, что давно пора наладить калитку. Осторожней — нижняя ступенька еще не высохла.
Вот и славно! — весело ответила Клавдия. Она осторожно переступила и вошла на кухню.
Уолтер отнес краску в гараж, промыл кисть скипидаром и вернулся в дом. Поднявшись на второй этаж, он позвонил Элли из верхнего телефона. У него не было уверенности, что она окажется дома. Она подняла трубку только после пятого или шестого вызова и объяснила, что принимала ванну.
— Прости за вчерашнее, Элли, — произнес Уолтер. — Я вел себя очень грубо. Я хочу сказать, что клянусь в том, о чем ты меня просила. Клянусь тебе, Элли.
На том конце последовало долгое молчание.
— Хорошо, — наконец ответила она очень тихо и очень серьезно. — Когда ты такой, с тобой невозможно разговаривать. Ты выставляешь себя в плохом свете, много хуже, чем на самом деле. Можно подумать, ты воюешь против чего-то, что наводит на тебя слепой ужас.
В самом ее тоне чувствовалось, что она ждет от него новых оправданий и утверждений о невиновности, ждет, чтобы он опять стал разубеждать ее с самого начала. Он по-прежнему улавливал в ее голосе нотки сомнения.
— Элли, я очень сожалею о вчерашнем, — сказал он спокойно. — Больше такого не повторится. Господи Боже ты мой!
Снова молчание.
— Мы сегодня увидимся, Элли? Ты можешь приехать ко мне пообедать?
— До восьми я занята на репетиции.
Уолтер вспомнил, что в школе начались репетиции спектакля к Дню Благодарения.
— Тогда после. К восьми я заеду за тобой в школу.
— Ладно, — не очень охотно согласилась она.
— Элли, в чем дело?
— Мне кажется, ты ведешь себя как-то странно, в этом, очевидно, все дело.
— А мне кажется, что ты ищешь в этой истории то, чего в ней нет! — возразил Уолтер.
— Ну вот, опять. Уолтер, меня нельзя упрекать за то, что я задаю свои простые вопросы, после того как вчера я встретилась с таким типом, как Корби…
— Корби спятил, — перебил ее Уолтер.
— Если Корби тебя и вправду расспрашивает, я не понимаю, зачем тебе нужно врать мне об этом. Эдак ты любого заставишь подозревать, что действительно пытаешься что-то скрыть. Ты не можешь упрекать меня за то, что я задаю простые вопросы, когда такой человек, как Корби, обрушивает на меня версию, в которую сам, судя по всему, верит и которая, возможно — не вероятно, а только возможно, допустима, поскольку не противоречит известным фактам, — закончила она тоном спорщика.
Уолтер подавил рвавшийся с языка ответ и уже в следующую секунду лихорадочно искал слова, способные развеять ее подозрения, удержать ее, потому что чувствовал — она ускользает.
— Версия Корби невозможна, — начал он ровным голосом, — потому что я не мог совершить то, что мне инкриминирует Корби, а затем околачиваться четверть часа на стоянке, расспрашивая всех и каждого, где найти убитую мной женщину!
Она молчала. Он понимал, о чем она думает: ну вот, он опять завелся, а что толку?
— Значит, до встречи, — сказала она. — В восемь.
Он хотел потянуть разговор, но не знал, как это сделать. — Хорошо, — произнес он, и они повесили трубки.
