Иосиф, обрученный жених Марии, не знал о бывшем ей благовествовании, но Бог открыл ему тайну сию. Во сне явился ему Ангел и сказал: «Иосиф, сын Давидов! Не бойся взять Марию в жену себе! Она будет матерью сына Божия; родившегося от нея младенца ты назовешь Иисусом (сие имя означает Спаситель) потому, что Он спасет людей своих от грехов их».
Проснувшись, Иосиф тотчас исполнил повеление Ангела: он взял Марию в дом свой, и они жили в Назарете мирно, согласно, исполненные благодарности к Богу, и вели жизнь невинную, как Ангелы на Небесах.
Иосиф и Мария ожидали всякий день исполнения обещанного им Богом, когда получено было повеление от римского кесаря Августа сделать перепись всем его подданным. Всякий должен был вписывать имя свое в месте своего происхождения.
Иосиф и Мария, будучи потомками царя Давида, должны были вписать имена свои в Иудее, в городе Вифлееме, отчизне Давидовой. Таким образом исполнилось одно из древних пророчеств, предсказывающих, что Христос родится в Вифлееме. Они отправились туда. Столь дальний путь, в Мариином положении, был очень тягостен; но она без роптания повиновалась кесаревой воле.
Они прибыли в Вифлеем вечером. Туда собралось множество народа для переписи; все домы были наполнены приезжими. Иосиф напрасно искал пристанища для себя и подруги своей, где бы провести ночь; их никуда не хотели пустить, как потому, что все домы были заняты постояльцами, так и потому, что вся наружность их показывала величайшую бедность. Ночь наступала; они были утомлены путем и не находили нигде пристанища! Какое ужасное положение! В самом конце города была пещера, в которой жили пастухи; они пригоняли туда на ночь стада свои. В сем-то вертепе родился Иисус Христос, Сын Божий!
Мария спеленала Его и положила в ясли, потому что не было другого места. Небесный Младенец при появлении Своем на свет встретил бедность, унижение. Он родился среди тишины ночной; для одеяния Его не было ничего, кроме бедной пелены; для успокоения ничего, кроме соломы и сена, положенных в ясли!.. Как далеко отстоит небо от земли, так мысли Божии выше мыслей человеческих! Чего ищут люди в сем свете? Почестей, богатства! Иисус Христос при самом пришествии Своем на землю хотел показать нам, сколь они ничтожны и что прямые блага суть добродетели! Вы, которые желаете богатства, вы, которые оплакиваете свою бедность, вспомните, что Иисус Христос родился бедным младенцем, что избранные Им земные родители, Иосиф и Мария, святейшие из людей, были бедны. Подумайте об этом и утешьтесь! Есть блага, превосходящие богатства.
В сию ночь весь Вифлеем был погружен в глубокий сон; не спали только некоторые пастухи, стерегшие в поле стада свои. Они были добрые люди. Души их были чисты и ясны, как сияющее над ними безоблачное небо; кротки и спокойны, как охраняемые ими агнцы; они были просты и откровенны, как жители сел; невинны и набожны, как юноша Давид, здесь же некогда пасший овец своих.
В эту ночь пастухи сии увидели перед собою Ангела, во всем блеске сияния небесного. Они испугались, но Ангел сказал им: «Не бойтесь! Я возвещаю вам великую радость для всего Израиля. В ночи сей, во граде Давидовом, родился Христос Спаситель! Вы узнаете Его, найдя младенца, обвитого пеленами и лежащего в яслях!»
После сего пастухи увидели с Ангелом благовестником бесчисленное множество Ангелов, славящих Бога священным пением: «Слава в вышних Богу и на земле мир, к человекам благоволение!» Ангелы скрылись в пучине небесного света, и темнота ночная снова водворилась вместе с тишиной.
«Пойдемте в Вифлеем! – говорили пастухи друг другу в радостном восторге. – Пойдем! Увидим сами то, что Господь возвестил нам!» Они вошли в знакомую им пещеру; там нашли они Иосифа и Марию и при слабом свете светильника увидели Божественного Младенца, лежащего в яслях. Они подошли к Нему и смотрели на Него с тихим, безмолвным благоговением.
Мария и Иосиф, полагавшие, что о рождении младенца, кроме них, никому не было известно, удивились, видя, что оно возвещено было вошедшим к ним пастухам. Пастухи рассказали им о виденном им явлении. Вероятно также, что Мария и Иосиф сообщили пастухам обо всем, что касалось до новорожденного; ибо они вышли из пещеры, славя и благодаря Бога за все виденное и слышанное, и пересказывали о сем всем своим знакомым. Мария же соблюла в сердце своем все сказанное о Младенце.
1837
Рождество Христово и святая Пасха – праздники, по преимуществу, детские, и в них как будто исполняется сила слов Христовых: «Аще не будете яко дети, не имате внити в царствие Божие». Прочие праздники не столь доступны детскому разумению, и любезны для детей более по внешней обстановке, нежели по внутреннему значению…
Однако же и из двух названных больших праздников – дитя скорее поймет и примет простым чувством Рождество Христово.
Как счастлив ребенок, которому удавалось слышать от благочестивой матери простые рассказы о Рождестве Христа Спасителя! Как счастлива и мать, которая, рассказывая святую и трогательную повесть, встречала живое любопытство и сочувствие в своем ребенке, и сама слышала от него вопросы, в коих детская фантазия так любит разыгрываться, и, вдохновляясь этими вопросами, спешила передавать своему дитяти собственное благочестивое чувство. Для детского воображения так много привлекательного в этом рассказе.
Тихая ночь над полями палестинскими – уединенный вертеп – ясли, обставленные теми домашними животными, которые знакомы ребенку по первым впечатлениям памяти, – в яслях повитый Младенец и над Ним кроткая, любящая мать с задумчивым взором и с ясною улыбкой материнского счастья – три великолепных царя, идущих за звездою к убогому вертепу с дарами – и вдали на поле пастухи посреди своего стада, внимающие радостной вести Ангела и таинственному хору сил небесных. Потом злодей Ирод, преследующий невинного Младенца; избиение младенцев в Вифлееме – потом путешествие святого семейства в Египет – сколько во всем этом жизни и действия, сколько интереса для ребенка!
Старая и никогда не стареющая повесть! Как она была привлекательна для детского слуха, и как скоро сживалось с нею детское понятие! Оттого-то, лишь только приведешь себе на память эту простую повесть, воскресает в душе целый мир, воскресает все давно прошедшее детство с его обстановкою, со всеми лицами, окружавшими его, со всеми радостями его, возвращается в душу то же таинственное ожидание чего-то, которое всегда бывало перед праздником. Что было бы с нами, если бы не было в жизни таких минут детского восторга!
Таков вечер перед Рождеством: вернулся я от всенощной и сижу дома в той же комнате, в которой прошло все мое детство; на том же месте, где стояла колыбель моя, потом моя детская постелька, – стоит теперь мое кресло перед письменным столом. Вот окно, у которого сиживала старуха няня и уговаривала ложиться спать, тогда как спать не хотелось, потому что в душе было волнение – ожидание чего-то радостного, чего-то торжественного на утро. То не было ожидание подарков – нет, – чуялось душе точно, что завтра будет день необыкновенный, светлый, радостный, и что-то великое совершаться будет. Бывало, ляжешь, а колокол разбудит тебя перед заутреней, и няня, вставшая, чтобы идти в церковь, опять должна уговаривать ребенка, чтобы заснуть.
Боже! Это же ожидание детских дней ощущаю я в себе и теперь… Как все во мне тихо, как все во мне торжественно! Как все во мне дышит чувством прежних лет, – и с какою духовною алчностью ожидаю я торжественного утра. Это чувство – драгоценнейший дар неба, посылаемый среди мирского шума и суеты взрослым людям, чтобы они живо вспомнили то время, когда были детьми, следовательно, были ближе к Богу и непосредственнее чем когда-либо принимали от Него жизнь, свет, день, пищу, радость, любовь – и все, чем красен для человека мир Божий.
Но это ожидание – радости великой и великого торжества – у ребенка никогда не обманывалось. У ребенка минута ожидания так сливалась с минутою наслаждения и удовлетворения, что не было возможности уловить переход или середину. Ребенок просыпался утром – и непременно находил то, о чем думал вечером, встречал наяву то, о чем говорили ему детские сны: существенность для ребенка – не то же ли, что сон; сон его не то же ли, что существенность? Ребенок утром просыпался окруженный теми же благами жизни детской, которые бессознательно принимал каждый день, – только, освещенные праздничным светом, лица, его окружавшие, были веселее, ласки живее, игры одушевленнее. Чего же более для ребенка? Ребенок не жалел на утро о том, чего ожидал вечером: как было бессознательно вчерашнее ожидание, так и утреннее наслаждение было бессознательно…
О великая таинственная ночь! О, светлое, торжественное утро! Если забуду тебя, если останусь равнодушен к тебе, если перестану слышать те речи и словеса, коих гласы слышатся в тебе всякой душе верующей, – стало быть, я забуду свое детство, свою жизнь и самую вечность… ибо что иное вечность блаженная, как не вечная радость младенца перед лицом Божиим!
1885