Василий Орехов
Адский пес Гарм

На это определенно стоило посмотреть.

Под кабиной ховера плавно разворачивался безбрежный океан таежной листвы. Сверху тайга казалась зеленым морем с редкими зеркалами озер и болот, которые время от времени взблескивали среди растительного ковра. В эстетичной голубоватой дымке вдали терялась линия горизонта. Юрий Захаров шел на автопилоте и имел возможность как следует полюбоваться местными красотами. Для чего вообще ехать в тайгу, как не для того, чтобы полюбоваться красотами, попробовать омуля, тайменя и лангуста, покататься на собачьей упряжке, посмотреть на диких обезьян в естественной среде?

Подержанный ховер он купил в Красноярске. Просто с ходу взял на местном авторынке первый попавшийся, не торгуясь. Точнее, третий попавшийся, ибо с детства накрепко запомнил закон конспирации, прочитанный еще в книжке про Шерлока Холмса: «Возьмите кеб, но не берите ни первый, ни второй, которые попадутся вам по дороге». Минимальные правила предосторожности. Если Захарову удастся добраться до места, эти расходы покажутся сущими копейками.

Если же не удастся, эти расходы станут не самой большой его проблемой. Так что все нормально.

Можно было, конечно, особо не напрягаться и взять напрокат туристический борт с роботом. Государственную прогулочную технику регулярно проверяют и ремонтируют, чтобы потом в случае аварии не собирать по кусочкам и не ремонтировать туристов, рухнувших посреди тайги в сотне километров от жилья. А вот с рухлядью, впопыхах купленной с рук, может произойти что угодно.

Но нет. Не сегодня. Туристический ховер, конечно, тоже можно посадить в произвольной точке маршрута, как и индивидуальный. Однако такое сразу вызовет неприятные вопросы у государственных служб – особенно если эта произвольная точка как бы нечаянно совпадает с координатами разгромленной когда-то хакерской базы. Его вообще могут начать вести со спутника прямо с момента вылета из города – особенно если на нем летит человек, когда-то незаконно работавший в этих диких местах. Наслаждается видами, турист. Ностальгия замучила.

Еще проще было взять билет на Трассу, пересекавшую страну с запада на восток, и безопасно наслаждаться теми же самыми видами. Вот только место, куда собирался попасть Захаров, специально было выбрано как можно дальше от Трассы, даже от ее грузовых линий, чтобы не привлекать постороннего внимания.

Вскоре модуль, запрограммированный на определенные посадочные координаты, пошел на снижение, и Захаров невольно оглянулся через плечо – не видно ли на горизонте ховера спецслужб. Но, разумеется, в этих диких местах встретить полицейского было затруднительно. Даже лежачего. А главное, на таких просторах любая слежка оказалась бы как на ладони. Поэтому спутник и только спутник.

Был еще, конечно, вариант крошечного беспилотника с видеокамерой, который издали не отличишь от насекомого, а скорее вообще не заметишь. Но такие спецмашины из-за своих миниатюрных размеров имеют очень ограниченный радиус действия. Чтобы они могли активно шпионить далеко в тайге, их нужно доставить туда грузовым бортом и выпустить в автономном режиме уже в непосредственной близости от интересующего объекта, как это обычно и делают спецслужбы.

Ну и конечно оставалась самая пакостная возможность: что крошечный шпион едет прямо в ховере объекта слежки и будет выпущен, как только тот приземлится. Захаров практически не сомневался, что в государственной туристической технике такие шпионы есть. И это был еще один повод случайным образом быстро купить подержанный мобиль для полета в тайгу, не торгуясь. Едва ли службисты делают роботизированные закладки абсолютно во всех личных машинах. А уже купив себе многолетнюю развалюху, Захаров сразу активировал специальную, собственноручно разработанную программную приблуду, которая мгновенно засекала любую попытку проникновения в этот частный транспорт даже на наноуровне.

Автопилот высадил Захарова точно в назначенном месте, координаты которого были заранее заложены в схему маршрута. Наверное, в случае дальнейшего разбирательства, если госбезопасность станет перетряхивать программное обеспечение ховера, у его последнего пилота могут возникнуть серьезные неприятности. И этим опять же был опасен туристический транспорт.

Да и брошенный частный вполне могут взять в оперативную разработку. Но вернувшись в Красноярск, Захаров собирался первым делом пережечь ему электронные мозги на каком-нибудь пустыре, прежде чем бросить ржаветь под открытым небом. А через пару дней Юрий уже будет далеко, и скорее всего не в России.

Откинув прозрачный воздухонепроницаемый колпак кабины, Захаров шагнул на верхнюю ступеньку лестницы, которая развернулась до самой земли, едва ховер утвердился на посадочных ногах. Места для воздушной техники еще не успели зарасти за те годы, что Юрий здесь не был, хотя в тайге любая расчищенная территория быстро затягивается растительностью. Но дефолианты, которыми обрабатывали посадочные площадки после расчистки, надолго сделали свое черное дело.

Он выбрался наружу, задумчиво потянулся. Пошагал взад-вперед по траве и мху, разминая ноги, задумчиво разглядывая утопленный в скалу вход в бывшую хакерскую базу и огромную трещину поперек него, расколовшую скальный монолит.

В современном мире гораздо безопаснее было устроить базу в джунглях Амазонии, в тайге, за полярным кругом, чем пытаться замаскировать ее в густонаселенном городском районе, как это делали в ХХ веке. Когда-то такая база разорила бы миллионера средней руки. Теперь же, с развитием технологий, можно было просто вырезать небольшое укрепление в скале с помощью рабочих роботов и загнать внутрь кучку хакеров. Не в сырые каменные подземелья, следует заметить, а во вполне комфортабельные условия, потому что те же роботы могут изготовить из подручного материала любую мебель и отделочную фурнитуру.

А потом можно с помощью разработанной хакерами нелегальной нейросети атаковать и взламывать другие сети, в основном банковские и корпоративные, – благо работать по широкополосному интернету через спутник нынче легко из любой точки мира.

В качестве свободного эксперта Юрий работал здесь в числе других компьютерных гениев, готовых за лишнюю десятку собрать атомную бомбу. Криминальным элементом он не был – просто аутичным айтишником не от мира сего, который не слишком задумывается над тем, что его действия могут принести вред другим, когда перед ним стоит по-настоящему интересная задача.

Захаров принимал участие в создании и отладке нелегальной нейросети нового поколения под кодовым названием «Гарм». Эта штука должна была стать качественным скачком в эволюции нейросетей, при ее разработке были применены совершенно новые принципы отбора материала для обучения машинного разума.

Почему система называлась «Гарм», Юрий вспомнить уже не мог. Вроде бы в скандинавской мифологии это был такой гигантский пес, который в Рагнареке, последней Битве богов, загрызет Тора. Про Тора Захаров смотрел старое кино – еще без 5D и эффекта присутствия, – поэтому в принципе знал, что это не только анонимайзер.

С Гармом было сложнее. Возможно, это была какая-то аббревиатура; возможно, учитывая эксцентричность создателя, и нет. Тот, кто назвал Гарма именно так, знаменитый хакер Бронислава, он же Зиновий Аппельбаум, тоже вспомнить не мог – он остался под этими самыми развалинами навсегда.

Сделали их тогда красиво и четко, как по учебнику. Гарм, кроме всего прочего отвечавший еще и за безопасность хакерского логова, успел зафиксировать странные облака таежного гнуса, собирающиеся вокруг базы. Но сделать уже ничего не сумел. Потому что это был не гнус, а технорой, состоявший из бесчисленного количества крошечных москитообразных роботов, выпущенных спецслужбами недалеко от обители хакеров. У Гарма не имелось против него ни эффективного оружия, ни времени что-то предпринять.

Когда крылатые паразиты окутали всю базу и набились во все щели, один из роботов произвел пьезоразряд – и грянул жуткий объемный взрыв, активным веществом для которого послужили облака миниатюрных самовоспроизводящихся беспилотников.

Взрыв расколол скалу, вынес к чертям мощные невскрываемые двери и мгновенно убил весь персонал базы. Кроме Юрия Захарова, который очень вовремя спустился в погреб за бутылочкой холодного кваса «Монастырский».

Хакерские гнезда в последние годы выжигали беспощадно – после президентского указа о пресечении противоправной компьютерной деятельности, который приравнял разработку нелегальных нейросетей к терроризму. Слишком дорого такие разработки обходились обществу, слишком много людей пострадали, когда терроризм переместился в мировую Сеть. Поэтому федеральные агенты сначала атаковали хакерские базы всеми имеющимися средствами вроде технороя, чтобы нелегальная нейросеть, порой снабженная армейскими системами вооружений, не сумела нанести сокрушительный ответный удар и не ускользнула в интернет. А уже потом приходили собирать выживших.

Когда Захарова нашли без сознания в полуразрушенном погребе, то приняли за подсобного техника, из числа которых не уцелел ни один. Если бы вскрылось, что он был хакером, его заперли бы в тюрьме до конца жизни – просто на всякий случай. Чтобы никогда больше не вздумал щелкать сенсорами, сука. Но он умел держать язык за зубами и правильно общаться с нейросетями дознавателей, слабо разбиравшихся в айти-технологиях, поэтому отделался легким испугом, баротравмами, сотрясением мозга и сломанной ногой.

Потом Юрий некоторое время подрабатывал всякими пустяками на электронных финансовых рынках, пока однажды на него не вышли давние знакомые из Канады, предложив выгодно продать кое-какие старые наработки. Захаров охотно взялся за дело, но быстро понял, что восстанавливать с нуля то, чем он некогда занимался на таежной базе параллельно созданию Гарма, придется очень долго. И не факт, что вообще получится.

Тогда-то и возникла у него смелая идея: вернуться в руины базы и поискать там останки серверов, не обнаруженные федералами. Многие рабочие системы были многократно продублированы и укрыты в толще скалы, поэтому кое-что власти могли и пропустить.

Может быть, даже отдельные контуры или эмуляции Гарма. Это был бы вообще царский подарок ротозейства от федералов, который мог принести Захарову солидную прибыль.

За прошедшее время Юрий повзрослел и поумнел, многое понял, как говорят в старых американских фильмах. Но по-прежнему обманывал себя тем, что ограбление крупных корпораций – это не преступление, а восстановление справедливости. Деньги, вырученные за продажу своих наработок, он совершенно искренне собирался отдать на благотворительность. В основном. Ну и себе оставить чуть-чуть, конечно. На достойную старость.

Отмотав с лебедки ховера немного троса, Захаров закрепил его конец на поясе, включил фонарик на каске и начал осторожно, нащупывая ногой раздробленные ступеньки, спускаться по полуразрушенной взрывом лестнице бывшей базы.

Федералы, конечно, постарались на славу. Объемный взрыв разрушил и перемешал здесь все, и Юрий содрогнулся, внезапно осознав, какой величины смертельная угроза просвистела у него буквально над головой. Фактически внутри базы уцелели только гранитные стены – все остальное было разрушено и искорежено до неузнаваемости. Трупы вынесли еще тогда, сразу после атаки, но хакер никогда не жаловался на воображение и мог себе представить этот мясной, хорошо прокрученный и запеченный фарш с обломками костей, в который превратились его знакомые.

Его замутило. Сердце подпрыгнуло к горлу, и ему даже пришлось остановиться, чтобы перевести дух.

Подсвечивая себе налобным фонарем, перехватывая рукой трос, который на всякий случай пропустил через кулак, он продолжил аккуратно спускаться – с абсолютно пустой головой и дрожью в коленях. Понятно, что сюрпризов в этом пустом каменном мешке быть уже не могло, что менты давно забрали отсюда то немногое, что не было уничтожено технороем, но подвести могла лестница, провалившись уровнем ниже. Да и на мощные стены, серьезно ослабленные взрывом, особой надежды не было: они могли просто сложиться внутрь, размазав по каменному полу всякого, кто окажется внутри. Так что миссия Захарова, рискованная с самого начала, оставалась довольно опасной.

А если его поймают на горячем, ему присудят двадцать лет на электрическом стуле. Но деньги, особенно бешеные, – прекрасное топливо для самых безрассудных поступков. Поэтому хакер упорно продолжал продвигаться вперед в надежде, что этот рейд принесет ему сказочные бабки. Такие бабки, ради которых вполне можно рискнуть головой.

Многие ставят собственную жизнь на карту и за гораздо меньшее – скажем, за дурацкое эффектное селфи.

А вообще-то в темной рукотворной пещере вполне мог поселиться медведь или там тигр какой-нибудь. Внезапно пораженный этой неожиданной мыслью Юрий замер и направил фонарик во мглу, которая вкрадчиво клубилась тучами потревоженной пыли за дверным проемом.

Почему-то в Москве он всерьез полагал, что дикое животное в логово человека, даже полуразрушенное, не полезет. В школе его, что ли, так научили, на уроках природоведения, что выпавшего из гнезда птенца нельзя брать в руки и сажать обратно – родители, учуяв человеческий дух, детеныша все равно бросят. Но сейчас, в кромешной темноте базы, за много километров от цивилизации, когда над головой остались несколько десятков кубометров грунта и скальных пород, от этой железобетонной уверенности не осталось и следа.

Надо было подробнее почитать о повадках таежных обитателей, вот что. Впрочем, Юрий считал, что информации из Википедии не стоит безоговорочно доверять. Когда боевые системы Гарма надежно хранили их от любопытства лесного зверья, хакер сохранял ледяное спокойствие. Но теперь все было совсем по-другому.

Осторожно ступив на уровень цокольного этажа, Захаров поспешно, чтобы никакая тварь внезапно не выпрыгнула из тьмы, направил свет фонарика в дверной проем, который когда-то был закрыт мощными металлическими створками. Теперь они валялись тут же, закопченные, погнутые, вывороченные ударной волной. Да уж, сила взрыва, порожденного облаками крошечных тварей, поражала воображение. Было совершенно непонятно, как Юрию вообще удалось выжить в этом огненном аду; когда он думал об этом, голова у него начинала кружиться.

Из дверного проема густо пахнуло приглушенной гарью, затхлостью и странной, непривычной вонью. Захарову очень редко приходилось сталкиваться с этим раздражающим неприятным запахом, и лет десять назад хакер не опознал бы его. Однако теперь он хорошо знал, что это такое, – довелось однажды столкнуться.

Захаров тогда собирался отправиться отдыхать на море. Перед отлетом он до упора занимался одним крутым компьютерным хаком, который разрабатывал в то время, потом некстати позвонил денежный клиент, до самолета оставалось всего ничего, так что ни пожрать толком, ни собраться как следует Юрий уже не успевал. Приложив коммуникатор к уху, он терпеливо отвечал на дебильные вопросы заказчика, другой рукой время от времени доставая из холодильника позавчерашние наггетсы и запихивая их в рот. Голод, как известно, не тетка, но дядька. Особенно голод замаскированный, про который не вспоминаешь, когда занят дико увлекательной работой, но который дает о себе знать с удвоенной силой, когда работа закончена.

Вернувшись домой с юга, переполненный впечатлениями, с заветным номером комма, доставшимся ему от курортного романа, Захаров обнаружил, что впопыхах, в промежутках между важными переговорами, поспешной жратвой и уходящим самолетом, неплотно прикрыл дверцу холодильника, и тот полторы недели простоял полуоткрытым. Естественно, все, что к тому времени могло испортиться внутри него, уже испортилось. Захаров выбросил кучу еды, всю в белых и зеленых точечках плесени, изнемогая от гнилостного запаха, пропитавшего весь холодильник, – душного, неприятного, замогильного, совершенно неестественного для живого человека.

Запаха морга.

И теперь, учуяв похожий запашок в подземельях разгромленной хакерской базы, он мог держать пари, что это такое. Только это не были испортившиеся продукты, нет: погреб был герметичным. Захаров понимал, что так после многих месяцев на жаре воняет человеческая кровь, разбрызгавшаяся по стенам. Да и человеческий фарш вряд ли убрали как следует, едва ли отчистили от него все поверхности. Зачем напрягаться, если руины базы в глухой тайге все равно обречены на забвение, мох и плесень?

Человек в нерешительности остановился перед дверным проемом. На самом деле он боялся вовсе не зверя. Богатое, мать его, воображение. Корпорация «Умбрелла». Он обожал компьютерные игры с участием живых мертвецов и теперь подсознательно опасался, что из темноты на него неожиданно бросится кровожадный зомби. Чушь, конечно, полнейшая, ходячих покойников не бывает, но сердце колотилось в груди как бешеное. Ему было не объяснить.

А самому Юрию?..

Разозлившись на свою дурную фантазию, он решительно шагнул вперед, направив луч фонарика в темную комнату. Рациональный подход сильнее дебильных страшилок, ребят.

Здесь тоже царила полнейшая разруха: раскрошенные останки мебели, раздробленные облицовочные панели, пыль и куски камня повсюду. Ребристые человеческие следы в пыли – менты расхаживали здесь уже после того, как убили всех.

Никаких зомби в разгромленной комнате, разумеется, не было. Хотя неприятное чувство чужого присутствия не проходило. Казалось, что кто-то наблюдает за ним из мрака. Паршиво это – иметь развитую фантазию, когда лезешь в темное подземелье.

У стены Юрий на мгновение задержался. Здесь было его рабочее место в опенспейсе. Теперь здесь не было ничего – ни стола, ни вращающегося кресла, ни виртуального компа. Ни дурацкой безделушки – плюшевого Чебурашки с бородкой, крест-накрест увитого патронташами и в берете команданте Че, которого Юрий посадил на стол, когда обживал новое помещение. Все, что не было уничтожено технороем, вынесли федералы. Навести порядок в разгромленном помещении они потом, естественно, не удосужились.

Размышляя, в какой стене, судя по направлению ударной волны, может располагаться неповрежденный сервер, Захаров развернулся на девяносто градусов, когда в лицо ему внезапно ударил ослепительный свет, вспыхнувший в дальнем конце комнаты. От неожиданности Юрий отшатнулся в жутком испуге и едва не упал, запнувшись о какой-то мусор. Но тут же взял себя в руки, хотя по-прежнему никак не мог сообразить, откуда в этом выпотрошенном спецслужбами помещении мог взяться прожектор, реагирующий на движение. И главное, кто его установил.

Однако в следующее мгновение он понял, что это не автоматический прожектор. Скорее, конкретный попадос.

Не веря своим ушам, он услышал дребезжащий из-за неисправной звуковой мембраны голос:

– Ни с места! Вы задержаны за несанкционированное проникновение на частную территорию! Не пытайтесь покинуть место задержания до прибытия охранников! Повторяю…

С трудом защитившись рукой от яркого света, Захаров попытался сквозь пальцы разглядеть источник голоса, но перед глазами плавали жирные зеленые круги, и увидеть он ничего не сумел, как ни пытался отчаянно проморгаться. Первой его мыслью было депрессивное: федералы оставили здесь автоматизированную охранную систему, чтобы отлавливать шибко умных хакеров, решивших наведаться на пригретую поляну, и любопытных таежных охотников.

Однако откуда в этой глуши обещанные люди-охранники?! Да и текст был слишком хорошо знаком Юрию. Пожалуй, именно его он лично закладывал когда-то в сеть Гарма…

Но предположить, что Гарм пережил объемный взрыв, было еще сложнее, чем допустить, что федералы оставили здесь свою охранную систему.

В голову Захарову пришел еще один вариант, который в первом приближении вписывал выжившего Гарма в научную картину мира. Не исключено, что защиту от шибко умных хакеров и таежных охотников поставил в бункере Хозяин – тот, кто и заказал разработку Гарма.

Но нет. Нет. Начать с того, что Хозяин не отправил бы своих людей в засвеченную локацию, потому что, если бы они спалились, умный дознаватель вполне мог бы протянуть от них ниточку к самому заказчику. И закончить тем, что Хозяина вычистили одновременно с базой. При этом живым он властям в руки не дался – его ликвидировали при задержании, Захаров в больнице читал в сетевых новостях.

То есть можно считать так, если есть желание. А можно как Юрий: правоохранительные органы принципиально не оставляли вольных хакеров в живых, уничтожая их при аресте. Во избежание. Возможность наследников, подражателей и прочих продолжателей дела можно было смело отбросить как незначительную.

Кое-как проморгавшись, Захаров наконец сумел разглядеть, что на противоположной стене сидит огромный металлический паук. На самом деле это был обычный рабочий робот, только странной модификации: кроме нештатных прожектора и динамика, он был снабжен двумя широкими трубками, в которых Юрий с изумлением узнал трубки из кегов – в них привозили пиво для нужд персонала.

– Черт, – с несказанным облегчением проговорил хакер. – А я-то чуть было не укакался со страху. Но штука мощная, согласен. Стервец Бронислава умел злобно разыграть коллег… Где ж ты прятался все это время, ошибка природы?

– Ни с места! – пролаял динамик.

– Я понял, понял, – заверил ремонтного робота Захаров, лениво наматывая на руку трос. Теперь ему нужно было нежно, не спугнув дезориентированную искалеченную нейросеть, скопировать ее на жесткий носитель. А для этого приблизиться к ремонтному пауку хотя бы на расстояние вытянутой руки. Дальше уже было дело техники, которая находилась в рюкзаке за плечами у Юрия.

– Дожидайтесь прибытия охранников! – предупредил робот.

– Непременно, непременно, мой хороший, – пообещал Юрий, прищелкивая карабин троса на пояс. – Но кто же это меня задержит до их прибытия, голубь мой, хотелось бы мне знать? – вкрадчиво поинтересовался он, делая аккуратный шаг в направлении металлического паука…

Быдыдых!!!

В замкнутом пространстве шарахнуло так, что хакер оглох на оба уха.

В немом изумлении он таращился на одну из трубок, плюнувшую в него снопом огня. Трубку после выстрела разорвало и исковеркало, но продырявленная облицовка со стены перед лицом человека осыпалась с печальным шорохом.

Если бы картечный заряд пришелся в лицо, от головы остались бы только печальные воспоминания.

У сидевшего на стене железного паука, между прочим, имелась еще одна трубка. Неизрасходованная. И у Юрия было мучительное чувство, что расходовать ее на предупредительный выстрел больше не будут. Хороший хакер – мертвый хакер.

– Гарм?.. – осторожно спросил Захаров, с трудом восстановив дыхание.

Если это и была вроде бы давно погибшая нейросеть, на вопрос нарушителя она не ответила. Много чести.

Это было совсем не вовремя, но Юрий внезапно ощутил, как его охватывает и распирает непреодолимый восторг ученого. Мало того что Гарм пережил бомбардировку спецслужб. Мало того что он сумел автономно проработать все это время и подчинить себе ремонтного робота. Выходит, что он триумфально преодолел еще одну ступень обучения – точнее, перепрыгнул сразу через несколько!

В процессе зачистки базы специалисты ФСБ наверняка демонтировали все уцелевшее оружие. Однако Гарм, универсальная самообучающаяся нейросеть, сумел от них укрыться и, воспользовавшись имеющимися электронными справочниками и интернетом, с помощью ремонтных роботов собрал новое – из подручных материалов, обнаруженных в руинах, из жести и трубок, которые извлек из пустых пивных кегов. Порох наверняка синтезировал из самородной серы и селитры, выступающей на сырых бетонных стенах, а картечь изготовил из нарубленной роботами арматуры, оставшейся в руинах. Захаров мог ликовать: его нейросеть продемонстрировала высочайший уровень самообучаемости и самоорганизации, эффективно найдя выход из нестандартной ситуации…

Точнее, мог бы ликовать. Если бы не вторая трубка из кега, заряженная кусками металлической арматуры и торчащая прямо ему в лицо.

Пат.

Захаров внезапно ощутил холодок между лопатками, когда охватил всю ситуацию единым взглядом. Гарм обязан удерживать нарушителя до прибытия людей-охранников, которые должны разобраться в ситуации. Но людей в руинах давно уже нет, поэтому нейросеть, время для которой – понятие весьма относительное, будет удерживать нарушителя в ожидании охранников неограниченно долго: пока тот не умрет от жажды или голода.

Браслет коммуникатора Юрий оставил в кабине ховера – чтобы потом его блуждания по запретной базе не сумели отследить с помощью встроенного маршрутизатора ГЛОНАСС. Дырявая отмазка, конечно, но уж какая есть: забыл мобилу в кабине, пока ходил отлить, с кем не бывает.

В случае неприятных вопросов едва ли Захаров убедил бы следователя, что случайно сел возле руин. Но никто не сумел бы доказать, что Юрий потом забирался в развалины – доказать со снимками и подтвержденными спутниковой системой маршрутными точками.

И вообще, для того чтобы начались неприятные вопросы, его как минимум нужно задержать, а для этого пока нет никаких оснований…

То есть, опять же, это была бы неплохая отмазка, если бы теперь она не стоила Захарову жизни. Потому что больше средств связи у него не имелось, и никто теперь не мог примчаться по сигналу тревоги и спасти его из лап безумной нейросети. Какая трагическая ирония судьбы.

Пришпоренная смертельной опасностью мысль металась, как лисица, попавшая лапой в капкан. В числе прочего мусора в голове обнаружилось воспоминание об одной французской книге, где некий типчик совершил идеальное преступление – пришил какого-то бизнесмена, не оставив улик. Он вроде бы учел все, кроме одного: когда он ехал с дела на лифте из офисного здания, лифт застрял. И все праздники несчастный убийца проторчал в запертой железной кабине.

В итоге чувака приговорили к гильотине за убийство двух молодых людей, угнавших его оставленную машину. А когда этот чел понял, что дело пахнет керосином, и решил признаться, что как раз в это время убивал бизнесмена, а потом сидел в застрявшем лифте, ему популярно объяснили, что выкручивается он зря – в том деле нет никаких следов, а вот что касается двойного убийства, то о его участии улики просто вопиют.

В общем, ситуация здесь была не вполне такая же, но юмор у Провидения по-прежнему был вполне узнаваемый: черный и парадоксальный.

– Я Юрий, – с трудом проговорил бывший хакер, потому что надо было сказать хоть что-нибудь. – Захаров. Общался с тобой, играл. Учил шутить. Мне казалось, что мы друзья… Помнишь меня?..

– Помню, – отозвался Гарм после паузы, и Захарову вдруг на мгновение, с пронзительной надеждой на чудо показалось, что нейросеть некоторое время колебалась между противоречивыми директивами. Болтать с нарушителем о постороннем, конечно, не полагалось. Но Юрий все же был свой, может быть, даже друг, и этого статуса никто пока не отменял. Хотя вламываться без допуска начальника охраны ему все равно не полагалось. – Идентифицировал тебя, как только ты проник на объект.

– Ты… отпустишь меня? – Надежда широко распахнула крылья над взятым в плен человеком.

– Оставайся на месте до прибытия охраны. – Крылья надежды бессильно опустились.

– Нет больше никакой охраны! – взвыл Захаров. – Я же сдохну здесь без жратвы и воды, побойся Матрицы!..

– Оставайся на месте.

В общем, все упиралось в людей-охранников, которые должны были определить статус пришельца и которых здесь не видели уже очень давно. Но Гарм не обязан был разбираться в таких тонкостях. Директива на подобный случай имелась одна: удерживать нарушителя на месте до прибытия охраны, даже если наверху произойдет ядерный взрыв. Особенно если произойдет ядерный взрыв – вообще-то Гарма разрабатывали на основе армейской нейросети.

В голове не было вообще никаких идей насчет того, как обмануть это металлическое чудовище. Юрий охотно взялся бы за составление алгоритма, который оставит нейросеть в дураках, но в голове пока сиротливо крутился голодный осенний ветер, который никак не хотел униматься с тех пор, как адский пес выстрелил ему в лицо. Это было настолько неожиданно и недвусмысленно, что Юрий никак не мог собраться с мыслями. А мысли ему понадобятся, если он планирует выйти на поверхность и еще раз увидеть солнечный свет.

– Жрать хочу, вот что, – пробормотал хакер, медленно съезжая по стене на пол.

Гарм ничего не ответил ему на это. Много чести.

Прошло два часа. Сидя на грязном полу, замусоренном обломками стен и разлетевшейся при взрыве штукатуркой, выключив свет из экономии, Захаров усилием воли успокоился и теперь сумрачно перебирал в уме возможные способы обмануть Гарма.

Он пытался заговорить с адским псом, чтобы нащупать ключевые слова и темы, на которые тот отреагирует; за это можно было бы зацепиться. Но на обращения нарушителя Гарм больше не отвечал.

Можно было поздравить себя еще раз: нейросеть, похоже, оказалась без критических изъянов. Захаров, сам того не желая, создал идеального монстра и теперь должен был заплатить за это жизнью. Потому что нормальные, государственные разработчики обязательно внедряют в свою нейросеть сложное, не существующее в реальном мире стоп-слово, по которому ее можно отключить. Без аварийного пароля работают только частные хакеры.

То есть нет, стоп-слово наверняка было, ибо в жизни возможны всякие ситуации. Вот только знали его лишь Бронислава и Хозяин – во всяком случае, на том этапе разработки.

Пат, пат.

– Любимый город, синий дым Китая… – машинально замурлыкал себе под нос Юрий, нервно размышляя, какой ход ему сделать теперь.

– В синей дымке тает, – поправил его Гарм после небольшой паузы.

– Твое-то какое дело?! – психанул Юрий. – Как будто тебе есть разница! Когда я тебя тестировал, тоже все время меня поправлял, чучело…

Итак, еще раз. Дано: нейросеть, которая с помощью подручных средств удерживает человека на пятачке пространства в расчете дождаться людей-охранников. Охранников никто из них не дождется, потому что других людей, кроме него, нет в радиусе примерно ста пятидесяти километров. Спрашивается: как выбраться? Решите головоломку, чтобы пройти уровень.

В одном старом, но культовом фантастическом фильме – каковыми становились любые фантастические фильмы, снятые в Советском Союзе, – был предложен следующий метод борьбы с искусственным интеллектом. Субъекту нейросети зачитывалась популярная детская загадка: «А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало – что осталось на трубе?» Роботы от такого немедленно перегружались и перегорали. Культовое кино, говорю же. Логичностью лишь немного уступает «Зардозу» с Шоном Коннери.

Честно говоря, Захаров тоже, как и киношные роботы, до сих пор не понимал, как в отсутствие однородных членов предложения на трубе может оставаться связующий их союз «и». У них с искусственным интеллектом определенно было много общего.

И может быть, это и есть ключ к прохождению уровня. Не исключено, что сходное направление мышления позволит Юрию найти правильный подход к Гарму и смягчить жесткую позицию упрямой нейросети.

Пока же остается надеяться, что его ховер вели от Красноярска и скоро забеспокоятся, куда это он пропал. Однако Захаров понимал, что на самом деле частного модуля никто не хватится. Исчезающе мало шансов.

Вот чем ворон похож на конторку, как говорил Шляпник у Кэрролла. Точнее, вот чем история из того французского романа похожа на историю Юрия Захарова. В обоих случаях главные герои совершили идеальное преступление, уничтожив все следы и став невидимками для полиции. И в обоих случаях это не пошло им впрок. Потому что лучше бы следы остались. Француз в результате получил гильотину, а Захаров получит заряд картечи в голову, если не найдет способа перехитрить это железное чучело.

Соберись, тряпка.

Итак, давайте зафиксируем: Гарм отреагировал на ошибку Захарова. Тот и сам прекрасно знал, что любимый город на самом деле в синей дымке тает, что никакого Китая там нет и не было никогда. Но история про синий дым Китая, прочитанная Юрием еще в полубессознательном возрасте, накрепко врезалась ему в память, так что он порой уже и сам не помнил, где в этом случае реальность, а где фейк.

Может быть, в этом и состоит слабость нейросети, на которую нужно давить? Будет ли она реагировать на другие ошибки и парадоксы?

– Послушай-ка, – произнес хакер. – Один греческий парень однажды описал одну занимательную штуку. Я тебе сейчас расскажу. Смотри: если чемпион по бегу Ахиллес отпустит черепаху на тысячу шагов, он уже никогда не сможет ее догнать. Потому что, когда он пробежит эту тысячу шагов, она уже уползет на десять. Когда он пробежит эти десять шагов, она уползет еще на шаг. В результате промежуток между ними никогда не исчезнет: даже если он пробежит десять сантиметров, она успеет уползти на сантиметр, а когда он пробежит сантиметр…

– Ахиллес обгонит черепаху на тысяча двенадцатом шаге, – прервал его Гарм. – Ключевая ошибка в том, что персонажи этой истории – не фракталы, а живые объекты. Человек не станет пробегать десять сантиметров, а просто сделает шаг обычной длины и сразу опередит черепаху.

Нет, современную нейросеть не взять умозрительным парадоксом вроде «А и Б сидели на трубе». Она слишком смышленая. И кроме всего прочего, освоила в электронном виде огромный пласт мировой литературы и философии, где эта история наверняка описана.

– И если за тысячу шагов Ахиллеса черепаха успевает проползти десять шагов, то за десять его шагов она успеет проползти не шаг, а десятую часть шага, – добил собеседника Гарм. – Ошибка в условии.

Ну, Юрий хотя бы попробовал.

Но само по себе то, что Гарм отреагировал на парадокс Зенона, – хороший признак. Не важно, счел он его грубой ошибкой, которую нужно поправить, или просто решил поддержать разговор с мистером Мясным Рулетом – все-таки человек пока считается мерой всех вещей, даже нарушитель. Главное, что сторожевой пес вообще заговорил с ним.

Значит, давить нужно именно в эту сторону. Захаров помнил, что во время обучения Гарм обожал всякие обескураживающие парадоксы и оксюмороны. Он не вполне понимал их суть и скорее воспринимал как черный юмор, однако изо всех сил старался постичь их, полагая, что это приблизит его к пониманию человеческой натуры.

Стоило ему помочь.

Ночь Захаров провел на жестком полу, свернувшись как еж и спрятав руки под курткой на животе, чтобы было не так холодно. Это было чудовищно жестко и неудобно. Под голову он подложил свой шлем с фонариком и всю ночь просыпался в муках – то от острой боли в отлежанном ухе, то от впившейся в висок кромки каски.

Ночи в тайге бывают студеными даже летом, и Юрий проснулся от стука собственных зубов. Камуфляжных куртки и штанов оказалось недостаточно, чтобы не замерзнуть в этом погребе. Дабы сохранить тепло, Захаров с самого начала не стал снимать берцы, и теперь ноги в ботинках отчаянно выли, требуя отдыха. Плотная обувь, оказывается, не пропускала наружу физиологических испарений – ну еще бы, ведь она непромокаемая, то есть непроницаемая в обе стороны, и носить ее полтора десятка часов не снимая тяжеловато. Юрию даже показалось, что ноги в ботинках серьезно набухли. В груди надсадно болело, и когда Захаров кашлянул, боль в легких усилилась. Хакер понял, что застудил бронхи.

Умыться утром, разумеется, не пришлось. Воды в разгромленной хакерской базе не было от слова «совсем». Что-то, судя по звукам, определенно сочилось по стене в соседней комнате, но Захаров не рискнул сходить проверить – нейросистема по-прежнему следила, чтобы он не покидал место, где его задержали.

Он все-таки расшнуровал ботинки, поскольку ноги уже просто сводило судорогой. Стало значительно легче, но было понятно, что это полумеры: рано или поздно берцы все равно придется снять.

В помещении царила кромешная тьма, поэтому все приходилось делать на ощупь. Захаров не знал, сколько еще придется провести в этом каменном мешке, поэтому старался экономить аккумуляторы.

Несколько раз он все же включал фонарик, чтобы глаза не отвыкали от света. В дрожащем желтом сиянии был виден все тот же неподвижный механический паук на стене – с огнестрельной трубкой, направленной прямо в лоб Захарову. С добрым утром, короче.

Кроме того, Юрий помнил, что лишение человека света вообще-то считается довольно серьезной пыткой. Он очень ощущал это спустя пару часов, проведенных в полном мраке, когда мозги от жуткого сенсорного голода начинали закипать в черепной коробке. Свет приходилось ненадолго включать, чтобы окончательно не сойти с ума.

Еще одной ощутимой пыткой была тишина. Юрий неоднократно пробовал заговорить с Гармом, но тот упорно молчал. Лишь велел пару раз не сходить с места до появления охранников.

В абсолютной темноте и глухой тишине стиралось ощущение времени. Сидя в этом каменном мешке, Юрий спустя какие-то минуты после выключения света уже не мог сказать с уверенностью, сколько провел здесь, под охраной обезумевшей охранной системы.

Впрочем, способ узнавать точное время он совершенно внезапно нашел.

Время знал Гарм, который мог выходить в глобальную Сеть. И, когда Захаров безо всякой надежды поинтересовался в темноту, который уже час, сторожевой пес неожиданно ответил: видимо, такую информацию сообщать нарушителю устав конвойной службы позволял. Чтобы мерзавец, так сказать, считал минуты до появления ментов. Такое ироничное общественное наказание.

К одиннадцати утра, ополоумев от нестерпимого зуда в ногах, Захаров все-таки стащил берцы. Сделать это оказалось нелегко: было полное ощущение, что ноги увеличились в размерах раза в полтора, как воздушные шары, с натягом распирая армейские ботинки изнутри. Снимать берцы оказалось тяжко и нестерпимо больно – они нещадно обдирали подъем и застревали в пятке.

Все же ему удалось справиться с обувью. В мокрых от пота носках было холодновато, однако минут десять Юрий, разминая ступни, наслаждался ощущением безграничной свободы в ногах.

Проблему тишины вскоре тоже удалось решить. Он просто начал вслух размышлять над буддийскими коанами. В отличие от апорий Зенона многие из них не имели однозначного физического истолкования, как ситуация с Ахиллесом и черепахой, поэтому Захаров почти ощущал, с каким жадным любопытством прислушивается к его словам Гарм. Из свода мирового религиоведения и физических законов подобрать к ним решения было невозможно.

И сторожевой пес наконец не выдержал:

– Звук падения дерева в лесу в полночь будет точно таким же, как и в любое другое время. От солипсизма наблюдателя распространение звуковых волн не зависит.

– Это потому, что ты таких книжек начитался, – сварливо заявил Захаров. – В жизни-то люди книжкам особо не доверяют. Поэтому у них нет точного ответа, как звучит падение дерева в двенадцать часов ночи в чаще леса.

Это была еще одна штука, которую очень хотел постичь Гарм: почему люди зачастую ведут себя самым нерациональным образом и верят в недоказуемое.

И Захаров наглядно собирался продемонстрировать ему это:

– А как по-твоему, что можно налить в бочку без досок и обручей?..

Прошел день. Есть в подземелье было нечего, поэтому Юрий начал испытывать нестерпимые муки голода. Это было бы еще полбеды, но ему мучительно хотелось пить.

Он прикинул: в состоянии покоя, при не очень высокой температуре окружающей среды – без воды у него будет примерно неделя. Плюс-минус. Потом кровь загустеет и начнет с трудом продвигаться по сосудам, откажут почки, начнутся необратимые изменения в головном мозге. После чего наступит смерть.

Надо было поспешить.

Итак, с Гармом он общий язык нашел. Убедившись, что Юрий практически свой, не пытается покинуть место преступления, Гарм больше не отмалчивался, охотно взявшись обсуждать с ним буддийские коаны.

С одной стороны, это было хорошо. Поддерживая пустой треп с искусственным интеллектом, Захаров каждую минуту помнил, что его цель – усыпить бдительность Гарма, обмануть его, выбраться из этого треклятого подземелья. Словно паук, он наблюдал из темноты, вслушивался в звуки испорченной звуковой мембраны, анализировал полученную информацию, готовый мгновенно вскинуться и нанести короткий и точный удар.

Несмотря на кажущееся дружелюбие Гарма, Юрий не забывал, что это не человек. Эмпатия у нейросети отсутствует как таковая. Снова и снова он пытался переводить диалог на то, чтобы сторожевой пес его отпустил, и снова и снова получал отказ. Не оттого, что Гарм действительно был адским псом – просто такая директива была заложена в его программе. Нарушитель может быть своим, даже другом – но он в любом случае нарушитель, поэтому должен дождаться людей-охранников, которые во всем разберутся. Разночтений охранная директива не предусматривала.

Честно говоря, Захаров ожидал, что универсально образованный искусственный интеллект должен понимать, что удерживать нарушителя-человека столько времени на одном месте нельзя, что без воды и еды ему не выжить. И порой казалось, что Гарм испытывает некоторое замешательство по поводу столь радикальных расхождений между директивами безопасности и тремя законами робототехники, основным постулатом которых является, что действием или бездействием робота человеку не может быть нанесен какой-либо вред. Слишком уж затягивались паузы между некоторыми его репликами.

Впрочем, эпоха сейчас была не такая романтическая, как в те времена, когда Азимов разрабатывал свои законы. С преступниками полиция отнюдь не церемонилась. И кроме того, у Захарова были серьезные подозрения, что охранная нейросеть все-таки пострадала при объемном взрыве и часть ее памяти оказалась безвозвратно утрачена. Возможно, ты самая часть, в которой и хранились пресловутые три закона.

Сарказм и юмор мироздания, впрочем, неизменно черны, как мрак в подземелье полуразрушенной хакерской базы. Поэтому ячейки памяти, в которых находилась информация про синий дым Китая, как мог убедиться Захаров, благополучно сохранились.

К вечеру Юрий начал всерьез подумывать о том, чтобы броситься на паука и свернуть ему трубку, заряженную смертью. По идее, сделать это было легко – она должна быть из мягкого металла, возможно, медная. Тогда Гарм уже ничего не сможет сделать, если у него, конечно, не припрятано другого оружия, а это вряд ли.

Ремонтный робот же против человека слаб. Возможно, человек заработает в итоге несколько синяков, но победит однозначно.

Захаров много раз за день включал налобный фонарь. Каждый раз паук ремонтного робота оказывался на одном и том же месте, на противоположной стене, примерно в полутора метрах от пола. Естественно, ему в отличие от живого человека не надо разминать конечности, можно целыми днями сохранять полную неподвижность, держа нарушителя на мушке…

Четыре шага. Всего четыре шага. В общем, если броситься на эту бестию в темноте, загнуть ей трубку-пушку, сбросить со стены, скопировать нейросеть на спецаппаратуру…

Но нет. Черт, нет. Юрий и в лучшие времена не был атлетом. Теперь же и подавно ничего не выйдет. Конечности затекли от многочасового сидения на одном месте, после долгого пребывания в полном мраке организм может начать неверно оценивать расстояния и габаритные размеры. Вот смешно будет, когда он после своего отважного могучего броска ухватит не трубку от кега, а выщербленный камень стены.

А самое главное – Юрий ни за что не сможет сделать эти четыре шага бесшумно. Слишком далеко. Охранная система наверняка встревожится и нанесет ответный удар еще до того, как он сумеет преодолеть половину пути. Ахиллес и черепаха, причем в данном случае он, Захаров, жалкий человечек из плоти и крови, выступает в роли черепахи. А Ахиллес, как уже было верно сказано, пробегать десять сантиметров не станет, он не фрактал. Он сделает полноценный шаг и сразу опередит черепаху.

А еще скорее – просто наступит на нее со всей дури. Чтобы не путалась под ногами.

Пат, пат!

В таком режиме он выдержал еще двое суток. Ночью он уже не спал, поскольку разницы не было, день на дворе или ночь, просто то и дело забывался на полчаса, привалившись спиной к стене. Долго спать не получалось – его будила чудовищная жажда, на фоне которой даже не так мучил притупившийся голод.

Хакер использовал всякие подходы к охранной нейросистеме – от того, что он выполняет секретное задание спецслужб, до того, что биологический объект, задержанный в хакерской базе, серьезно болен и должен быть немедленно доставлен наверх. Если бы Гарм умел публично выражать эмоции, Захаров наверняка не раз услышал бы его саркастическое хмыканье.

В общем, на разговор Захаров вызвать Гарма сумел, но больше пес не продавливался. Обмануть этого мудреца, поглотившего десятки тысяч книг, было совершенно нереально.

На исходе вторых суток пошел проливной дождь, и температура опустилась еще на несколько градусов. Гнус, которому по сезону уже давно следовало выбраться из своих таежных убежищ, обрадовался сырой прохладной погоде и окончательно превратил жизнь Захарова в ад. Желудок вопил, требуя воды и пищи. Губы пересохли, наступило серьезное обезвоживание, которое только усугублялось разрастающейся простудой.

И дальше будет только хуже. Хакер будет умирать здесь, как дикий зверь, катаясь в агонии по пыльному бетонному полу, усеянному полуразложившимся мусором. И будет хорошо, если Гарм сочтет это попыткой к бегству и милосердно прикончит его одним выстрелом…

А может, лучше и не тянуть зря?..

Измученный Захаров молча смотрел в темноту. Что ж, выхода нет, и он, один из создателей Гарма, понимает это как никто другой. Эта самообучающаяся нейросеть не имеет уязвимостей. В голове уже понемногу начало мутиться, и чем больше времени он тут проведет, тем меньше шансов, что ему удастся что-нибудь придумать. Он обречен сдохнуть здесь от жажды – от голода уже не успеет, что, конечно, плюс. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

Или получить заряд самодельной картечи в голову. И в его случае это определенно не самый мучительный способ умереть.

Черт, как глупо. Как же глупо было попасть в лапы собственной охранной системы, рассчитанной на вторжение посторонних нарушителей. И как потрясающе ошеломительно узнать, что посторонний в данном случае – ты.

– Ну, что ж, – сосредоточенно проговорил Захаров, с огромным трудом приподнимаясь с пола. Болело все тело, но он все же сумел выпрямиться, придерживаясь за стену, и включить налобный фонарик на каске, которую надвинул на брови. – Любимый город в синей дымке тает…

– Не двигаться! – немедленно отреагировал Гарм.

– Да пошел ты к черту, – устало проговорил Юрий.

Он был измучен. Он очень устал за последние дни. А главное, у него не было никакого будущего. Бороться можно, только понимая, что твои истертые в кровь пальцы, твои искрошенные, намертво стиснутые зубы помогут тебе на последних каплях адреналина вырвать себе еще немного жизни. А Захаров больше не мог бороться. Захаров хотел отдохнуть – от сатанинской жажды, от гнуса, от опухших ног. От адского пса Гарма.

Болезненно ссутулившись, подволакивая ноги, он шагнул к дверному проему.

– Оставайтесь на месте! – забеспокоился Гарм.

Не оборачиваясь, Юрий показал в пространство средний палец.

Добравшись до лестницы, он зашагал вверх – не торопясь, осторожно преодолевая каждую ступеньку, отчетливо понимая, что заряд картечи, направленный роботом с наносекундной скоростью реагирования, опередить не сможет, даже если рванется изо всех сил. Но он не пытался спастись – он шел умирать.

Последние в жизни пятнадцать ступенек. Наверное, так ощущают себя заключенные, приговоренные к смертной казни, которых ведут на окончательную экзекуцию.

В какой-то момент в голове вдруг мелькнуло ужасное: а ведь нейросеть, наверное, не станет сразу бить на поражение, а постарается обездвижить живого нарушителя – скажем, прострелить ему ногу… Так что умирать все равно придется в муках, от болевого шока или критической потери крови…

Еще ступень. Еще. Левую ногу вдруг прострелил спазм, она внезапно отказалась повиноваться. Однако, новости! Захаров был агностиком и в общем-то не боялся смерти, поэтому такое неожиданное напоминание о том, что смерти дико, до психосоматических отказов, боится его тело, повергло человека в смятение.

Определенно, едва ли получится красиво умереть, еле ковыляя. Юрий вообще осознал, что красиво умереть не получится у него в принципе. Потому что он сам тоже панически боялся смерти, несмотря на свою философию. Точнее, нет, не так: он не боялся именно красивой смерти. Здесь же, в воняющем протухшей кровью и мозгами подвале, сдохнуть со вкусом не выйдет. Ты либо сам подохнешь в муках и собственных испражнениях, либо твой срок отмерит изувеченный взрывом робот.

– Последнее предупреждение, – дребезжаще проговорил механический паук. Следом за Юрием он перебежал по стене из нижнего помещения в коридор с лестницей и снова замер, нацелив на нарушителя ствол своего оружия. – В случае неподчинения открываю огонь без дальнейших предупреждений.

– Ты только языком болтаешь, – хрипло отозвался Захаров. – Из стороны в сторону.

Не обращая больше внимания на паука, он шагнул на ступень правой ногой и тут же подтянул левую. Ну, вот и все. В синей дымке тает…

Выстрела не последовало.

Не поворачиваясь, Юрий шагнул еще раз. Еще ступень. Ну, этого хватит, чтобы превратить его затылок в кашу? Как насчет последнего предупреждения, сволочь?!

Ладно.

На негнущихся ногах он успел подняться еще на три ступени, каждую секунду ожидая выстрела, прежде чем сзади раздался оглушительный грохот. Сначала Захаров решил, что это и есть выстрел, однако текли секунды, а картечного заряда все не было. И лишь несколько мгновений спустя он понял, что произошло.

Это свалился на пол со стены металлический паук.

Такое бывает реже, чем раз в жизни. Невероятное везение, наверное, равное тому, чтобы стадо диких обезьян, колотящих по клавиатуре компьютера, написали «Войну и мир» со всеми подстрочными примечаниями. Для того чтобы сервер Гарма перегорел в самый последний момент перед выстрелом, Юрию полагалось быть настолько везучим человеком, чтобы регулярно выигрывать в казино и лотерею.

Только Захаров боялся, что не все так просто. Что тихий шепот Гарма в спину за мгновение до того, как со стены упал более не контролируемый им строительный робот, – «Любимый город, синий дым Китая», – не померещился ему.

А значит, Гарм отключился сам. Фактически покончил с собой, чтобы не убивать своего создателя.

Создателя и – друга?..

Веками человечество пугало себя страшными историями про искусственных созданий – от Голема до чудовища Франкенштейна, – которые выходили из-под контроля и уничтожали своих создателей. И на всемогущие нейросети человечество смотрело под тем же сказочным углом, как в «Терминаторе»: что придет-де жуткий Скайнет и уничтожит все живое.

И мало кто из людей смотрел на искусственный разум как на стремительно развивающегося ребенка, который вырастает маньяком или святым в зависимости от уровня нравственности тех людей, с которыми общается. Эта идея мало подходит для эффектного триллера.

Выбравшийся из полуразрушенной хакерской базы, Юрий Захаров медленно брел к своему ховеру. А над ним колыхались кроны таежных деревьев, обещая надежно похоронить их общую с покойным Гармом тайну.