Почему Арно Фальк влюбился
Арно Фальк, обладатель прекрасного имени, фиолетового галстука, канарейки, бинта для усов, цитры и многих других полезных и хороших вещей; Арно Фальк, приказчик торгового дома «Микфет и сыновья» (лесная торговля), двадцати четырех лет от роду, светловолосый, голубоглазый; Арно Фальк, у которого нос, рот, подбородок обыкновенные, особых примет, как говорится, нет…
Арно Фальк, безбедный человек, безупречно честный, смышленый, преданный своему делу, солидный, домовитый, добрый, немного застенчивый…
Арно Фальк, холостяк, не отбывший воинской повинности, не привлекавшийся к судебной ответственности, не имеющий орденов и других знаков отличия…
Арно Фальк сегодня является героем, о котором не перестает говорить весь Обернгейм. И небезосновательно! Этот достойный молодой человек обручился… с самой Христиной Потгарт, старшей дочерью Филиппа Потгарта!
Как же так? – можете спросить вы. Обручился Арно Фальк, самый скромный и застенчивый из молодых и бракоспособных обернгеймцев? Он, кто ни за что не отваживается пригласить девушку на танец? Кто двадцать раз на день густо краснеет без всякой видимой причины и стесняется всех и каждого?
Никто не мог понять, что приключилось с этим примерным юношей, а факт оставался фактом. Стало известно, что в субботу вечером Арно Фальк сделал любовное признание фройляйн Христине Потгарт. В воскресенье, в 12 часов дня, он говорил с ее родителями, а во вторник помолвка получила публичное оглашение.
После всего того не оставалось места сомнениям. Но…
Обернгеймцы всегда были большими поклонниками этого маленького союза «но». Теперь они вопрошали:
– Но… Но каким образом все произошло?
В то время Обернгейм насчитывал 9730 душ населения, что обеспечивало наличие 9730 различных мнений. Правда, я несколько увлекся. Обернгеймские молокососы (ну, то есть грудные дети) не имели собственного мнения, а ввиду того, что обернгеймцы очень долго оставались, по сути, молокососами, мнений было меньше, чем жителей. При всем том было великое множество всевозможных кривотолков насчет того, что именно заставило Арно Фалька сделать предложение Христине Потгарт.
Смущало следующее: Христина недавно праздновала тридцатилетие со дня рождения и, значит, была на шесть лет старше своего жениха. Она была на хорошем счету в городе, и юнцы вроде Арно Фалька относились к ней с большим почтением. Безобразна?.. Нет, безобразной она не была, но и хорошенькой при всем добром желании ее нельзя было назвать. Она носила пенсне – строго говоря, только по воскресеньям, будучи в церкви, она вооружалась пенсне, и злые языки утверждали, что при этом она оглядывалась по сторонам, желая показать всем, какая она вся из себя важная и серьезная.
Подруги очень любили Христину, когда она бывала с ними. В противном случае, то есть на расстоянии, они любили ее гораздо меньше. Одно можно утверждать: все обернгеймцы сходились во мнении, что эта почтенная во всех отношениях девушка никогда не выйдет замуж.
– Потому что, – говорили они, – надо сперва с ума сойти для того, чтобы сделать предложение этой облезлой кошке.
Правду сказать, два-три таких сумасшедших нашлось, но в последнюю минуту ими овладевал такой ужас, что, рискуя неприятностями, они отказывались от своего намерения.
В этом-то и заключалась вся загадка. Подумайте только, юный, начинающий свою жизнь Арно Фальк сделал предложение Христине Потгарт! У ягненочка хватило львиной удали сказать про свою любовь, а дикая гиена с ангельским смиренномудрием приняла эту любовь и дала свое согласие на брак!
– Пойми, кто может! – провозгласил городской судья после того, как один провизор в продолжение получаса излагал ему свои взгляды на этот замечательный брак. В сущности, судья так же мало понимал во всем этом деле, как и до столь длительного разговора.
Три недели не переставали говорить об Арно Фальке в связи с Христиной Потгарт. Неизвестно, сколько времени это прослужило бы еще темой для разговоров, но как раз подоспело банкротство купца Ролова, и сплетники получили свежую пищу. Кто знает, не случись банкротства, быть может, любознательные обернгеймцы до сих пор не оставили бы в покое несчастного, трижды несчастного юношу. Но, к счастью, Ролов вылетел в трубу; вполне естественно, что каждый порядочный обернгеймец думал и рассуждал только об этом событии.
Я, право, не знаю, интересует ли обернгеймцев в настоящее время история любви Арно Фалька.
– Ведь это случилось так давно… Целых два года назад! – могу я услышать – и нахожу, что по-своему мои оппоненты правы.
Но меня лично такое возражение нисколько не смущает. Я передаю историю вовсе не для того, чтобы потешить моих милых сограждан; я рассказываю ее для себя и для некоторых добрых друзей. Уж я таков!
Но прежде всего считаю своим нравственным долгом поведать, каким образом я открыл истинную подоплеку этого дела.
Все произошло следующим образом. В то незабвенное время я работал в качестве секретаря у нашего городского судьи, и все слухи, волновавшие обернгеймцев, одинаково волновали меня – возможно даже, что в большей мере. Подобно всем остальным, и я горел желанием узнать историю и внутреннюю сторону этой любви. Я решил про себя так: надо думать, что и Арно Фальк, и Христина Потгарт одинаково знают про события и про обстоятельства, предшествовавшие критической минуте. Знают только они, и никто больше! Отсюда следует, что только у них я могу добиться истины.
Обратиться за разъяснениями к Христине – такой шаг был, пожалуй, слишком рискованным. И я решил попытать счастья у Фалька. Я познакомился с ним, довольно близко сошелся, даже подружился, и наша дружба продолжалась целых три недели, вплоть до того дня, когда он открыл мне свою тайну. Только тогда остыла наша связь, уж слишком я грубый и непосредственный человек! Очень жаль! По-моему, неделикатнейшее дело – то, что я во всеуслышание передаю правду. Ведь я страшно компрометирую этого доброго, милого Арно! Это просто возмутительно с моей стороны, но что ж тут поделать? Уж я так создан, что ничего не могу таить про себя. Необыкновенно открытая натура!
Я убедительно прошу Арно Фалька извинить меня. Я тем более достоин извинения, что сам сознаюсь в своем поступке. Нехорошо и то, что я не счел нужным передать рассказ под вымышленными именами, но вряд ли какие-либо другие имена, кроме «Арно» и «Христины», так характерны для этого происшествия. Для того чтобы хоть несколько загладить свою огромную вину, я позволю себе дать вам благой совет: не водите знакомства с писателем, с писателями вообще. Я лично воздерживаюсь. Препоганый, доложу я вам, народец!
Ну, теперь-то я могу приступить к рассказу.
Надо вам знать, что мне стоило немалых трудов и терпения добиться откровенности Фалька. Как я ни старался, как ни хитрил, Фальк не поддавался. И это вовсе не потому, что он догадался, куда я, собственно говоря, гну. Ничего подобного! Он вообще так мало говорил, так волновался в моем присутствии, что я ничего не мог от него добиться. С таким субъектом можно было устроиться только в том случае, когда он выпивал. Но заставить его выпить оказалось еще труднее! Как я узнал, он позволял себе такую непристойность только один раз в году: в день рождения императора. Пришлось ждать этого дня. Господи, на что только не пойдет охотник, гонящийся за дичью! По такому поводу я сам решил напиться.
Наступил давно ожидаемый день, и я выпил во имя кайзера и отечества – выпил вместе с Арно Фальком. Мы сидели рядом, точно самые закадычные друзья.
– Prosit, Арно!
– Prosit, доктор!
– Арно, нам до зарезу необходимо выпить еще бутылочку. Позвольте мне, милый друг, поставить еще! Та-а-ак, прошу вас…
Конечно, этому скромному человеку очень льстило, что такой влиятельный в городе и окрестностях чиновник, как я, доктор обоих прав, секретарь городского судьи, известный жиголо и далее по списку, держится с ним так просто и добивается его дружбы. Арно почувствовал себя совсем другим человеком. Мы распечатали еще бутылочку, выпили на брудершафт, и я на радостях взял еще и шампанского, ибо пользовался у хозяина погребка неограниченным кредитом.
Арно пил, Арно пьянел. И я пил, и я пьянел, но, в отличие от моего нового друга, ничем не проявлял своего состояния. Привычка – вторая натура!
– Ну а теперь, Арно, мы выпьем за здоровье твоей невесты! – сказал я. – За здоровье прекрасной дамы твоего сердца!
– За здоровье… – меланхолично произнес Арно и выпил.
– А известно ли тебе, Арно, что я сам очень и очень долго носился с мыслью сделать любовное признание твоей нынешней невесте?
– Нет, милый, об этом мне ничего не известно!
– Как же!
И я пустился в лихое заливание. Я стал говорить о том беспримерном впечатлении, которое всегда производила на меня Христина, о единственной прогулке с ней в темную, страшную ночь, о своих страданиях духа и о многом другом, известном лишь одному Богу…
– Все было бы хорошо, да вот силы воли не хватило… И, признаться, я до сих пор не могу постичь, как это у тебя хватило мужества… Пусть обернгеймцы говорят все что им угодно, но, на мой взгляд, ты – отважный и храбрый мужчина! Да!
– Вы думаете… ты думаешь?
– Ну конечно! Не только я – все удивляются твоей силе духа. Мало того, все голову ломают себе над вопросом: как это случилось? Я тоже ничего не понимаю.
– Собственно говоря… тут не было ничего странного…
– Знаешь, что: давай еще по одной! Как-никак день рождения кайзера всего раз в году! Кельнер! Ну и пока мы ждем, расскажи же мне!
– Ты, ты очень хо-хороший человек! Я хочу тебя все рассказать. Но ты должен пообещать, что больше никому об этом не расскажешь.
– Да чтобы я?.. Это просто оскорбительно с твой стороны говорить такое! Само собой разумеется, я сохраню твою тайну!
– Прошу… простите… прости, я не хотел тебя оскорбить!
– Хорошо, Арно. Я клянусь тебе, что буду держать свой рот на замке. Я клянусь тебе… Погоди-ка, а чем я могу поклясться?
– Это совсем необязательно!
– И все же я клянусь тебе бренными костями своей прабабки. Для тебя это достаточно священно?
– Достаточно, – неожиданно серьезно произнес Арно. Он прокашлялся, сделал еще один глоток, после чего откинулся на стуле и, уставившись на меня, прошептал: – На самом деле это было не мое решение.
Я об этом догадывался, но все же изобразил удивление:
– Нет? Тогда чье же?
Арно задумался, а затем возразил:
– Нет, конечно, сделать предложение я решил сам.
Вот теперь я по-настоящему удивился. Я спросил:
– Так как же это понимать?
– Ну, я бы не принял такое решение, если бы не обстоятельства.
– Хм? То есть что-то очень сильно повлияло на твое решение?
– Да, – ответил Арно. – Я бы не принял такое решение, если бы не выпил так много.
– Что, Арно, в момент признания ты перепил?
– Можно сказать и так, но не вусмерть пьян, я вполне гладко соображал.
– Значит, ты просто зарядился храбростью?
– Храбростью? Нет, храбрости не было совсем – скорее уж наоборот.
– Ты боялся?.. Значит, ты сделал предложение из страха?
– И страха не было! Я сделал предложение… по нужде.
– Ничего не понимаю, Арно. Ты ведь совсем не нуждаешься. Ты очень недурно зарабатываешь, имеешь кой-какие средства. Долгов у тебя никаких, место верное и положительное…
– Я сделал предложение не по внешней необходимости, а по внутренней.
Загадочный тон Арно сбивал меня с толку. Его толкнула необходимость? Но какого рода? И в чем? Я столкнулся с самой настоящей психологической загадкой.
– Но я тебе все расскажу как на духу. Случилось это так…
Да, господа, случилось это так.
Христине для каких-то домашних работ понадобилась особого рода доска, и с этой целью она отправилась в лесную торговлю «Микфета и сыновей». Арно Фальк обещал ей приготовить доску нужных размеров и вида и вызвался лично доставить заказ в ближайшее воскресенье. Так как Христина готовила родителям сюрприз, то попросила Фалька доставить ей доску в послеобеденное время, когда никого, кроме нее, дома не будет. Никто не должен был знать про готовящийся подарок.
– Придите часа в три, или даже немного раньше, – сказала Христина. – Я очень прошу вас некоторое время гулять около нашего дома и ждать до тех пор, пока все наши не уйдут. Как только они дойдут до ближайшего угла, вы скорей ко мне! Это будет вернее всего. Пообещайте мне сделать так!
Нечего говорить о том, что добросердечный Арно дал на все свое согласие.
На следующий день, в половине третьего часа, он был уже на Якобштрассе. Он ждал, ждал, ждал, но никто не выходил из дома Филиппа Потгарта. Тогда Арно отправился в ресторанчик, находящийся на противоположной стороне, сел у окна, заказал чашку кофе и стал следить за обстановкой с другой стороны улицы. Дом Филиппа Потгарта словно вымер, и, устав ждать, Арно заказал вторую чашку кофе. Вокруг него никого не было, и он невольно задумался над тем ответственным положением, в котором он нежданно-негаданно очутился. Он только теперь вспомнил, что вчера обещал Христине придумать какое-нибудь оригинальное выражение для поздравления. Совершенно испарилось из головы! Необходимо что-нибудь этакое измыслить, ведь девушка, надеясь на него, сама наверняка ничего не придумала. Он вынул из кармана записную книжку и задумался над подходящим выражением:
«Счастье и фарфор – одинаково легкие, одинаково непрочные!»
Поначалу ему понравился этот афоризм, но тотчас же показался неподходящим для радостного, высокоторжественного дня. Зачем огорчать стариков, которым, быть может, и без того несладко жилось?
«Счастье придет, радость принесет!»
Это было лучше, но все же не подходило, потому что Христина хотела выжечь на дереве что-то очень оригинальное. А такие надписи можно прочесть в каждом доме на всех полотенцах, подстаканниках и тому подобном.
Арно напрягал свои мыслительные способности, но все было напрасно. Фантазия окончательно отказывалась работать, и в волнении наш герой заказал бокал пива, который залпом выпил. Тогда он заказал второй бокал в надежде, что это возбудит его творчество. Однако он не забыл свое главное дело и время от времени поглядывал наружу, выжидая момент, когда семья Потгартов отправиться на гулянье.
Пробило три часа… половина четвертого… четыре… Фальк все еще сидел на том же месте и пришпоривал свою упрямую фантазию. Выражения с каждой минутой становились все избитее и банальнее, и это не на шутку раздражало Арно. Для того чтобы успокоиться, он выпивал бокал за бокалом. Но все было напрасно. И волнение не проходило, и фантазия не работала.
Наконец в половине пятого распахнулась заветная дверь напротив, и на пороге появился господин Филипп Потгарт в сопровождении супруги, фрау Фредерики Потгарт, урожденной Дакерль, и пяти малолетних Потгартиков обоего пола. Филипп Потгарт очень галантно предложил своей супруге руку, и вся почтенная семейка тронулась в путь.
– Кельнер! – крикнул Арно Фальк. – Сколько с меня?
– Кофе – пятьдесят пфеннигов, пиво – марка двадцать, итого марка семьдесят!
Арно с растерянным видом усмехнулся, расплатился, взял свою дощечку под мышку и вышел на улицу. Он несколько раз прошелся вверх и вниз по улице с целью подышать свежим воздухом и набраться духа, затем перешел на другую сторону и вошел в дом, где жила Христина. Он позвонил, и служанка открыла ему дверь. Он отдал свой товар, а вместе с ним и листки, вырванные из записной книжки, испещренные подходящими выражениями для поздравления.
– Пожалуйста, передайте это фройляйн Христине… и также мой поклон. Я – Арно Фальк, так и скажите.
Но судьба решила иначе и не допустила, чтобы он подобным образом ушел из дома Христины Потгарт. Христина самолично выбежала из комнаты, перегнулась через перила и крикнула:
– Прошу, господин Фальк, поднимитесь наверх ко мне! Мы выпьем чай и, кстати, поговорим о подходящем выражении. Не заставляйте себя просить – пожалуйте сюда!
Арно пытался что-то произнести и отклонить лестное предложение, но его тотчас оставило самообладание, и он стал покорно подыматься вверх по лестнице. В эту минуту он был похож на провинившегося школьника, который с поникшей головой направлялся к строгому учителю.
– Господин Фальк, позвольте еще чашечку? Не могу же я допустить, что вы пьете одну чашку! Пожалуйста! А теперь скажите мне, на каком выражении вы остановились?
Арно Фальк изрек несколько подходящих афоризмов, но тут же по виду Христины понял, что они далеко не так хороши, как казалось. Он с удовольствием поднялся бы и ушел, да не знал, как приличнее устроить это. Наконец судьба решила прийти к нему на помощь. Явилась потребность интимнейшего и «внутреннейшего» свойства. Для того чтобы все уразуметь, необходимо припомнить, что за обедом он выпил два стакана воды. Затем две чашки кофе. Восемь бокалов пива. И теперь четыре, нет, пять чашек чаю…
Арно Фальк был всего лишь человек!
Создалось очень критическое положение. Снова он призвал на помощь всю свою фантазию, но не мог придумать, под каким удобным предлогом отретироваться. Ничего не мог придумать, ровно ничего! К тому же на него плохо действовала насмешливая улыбка Христины.
– Господин Фальк, почему это вы не можете усидеть на одном месте? Куда же вы от меня торопитесь? Нет, я не отпущу вас до тех пор, пока не поможете мне найти подходящие слова. Ведь вы – мужчина!
Ах, господи, если бы только он мог придумать хоть что-нибудь!
Арно было ясно как божий день, что в создавшемся положении он не придумает ничего оригинального. Он напрягал мозг, напрягал память, процитировал все знакомые стишки, но все это нисколько не удовлетворяло Христину. То было слишком коротко, а то – слишком длинно. Одно казалось больно традиционным, а другое – слишком уж «модерн».
Ах, бедный, бедный Арно!
Есть анекдот о том, как маршал Макдональд, один из величайших полководцев всех времен и эпох, в подобном состоянии дошел до гениального стратегического маневра. Наполеон I вместе со своими сподвижниками провел несколько дней над выработкой наступательного плана действий. Все предлагаемые проекты он отвергал, и настроение его ухудшалось с каждым новым и никуда не годным предложением. Во время одного слишком долго затянувшегося заседания маршал Макдональд ощутил настоятельную потребность в том, чтобы отлучиться на пару минут. Однако это нелегко было сделать! Император и без того почему-то гневался на него и за такое непочтительное отношение к важному вопросу, наверное, прогнал бы его из действующей армии. И вот тут-то внутренняя потребность породила гениальную идею. В продолжение каких-нибудь пяти минут Макдональд развил такой план военных действий против Австрии, что Наполеон I от изумления раскрыл рот. После того заседание было немедленно закрыто, и несчастный маршал мог отправиться по своим личным делам.
– Оказывается, я до сих пор ошибался в этом плуте! – воскликнул император.
Итак, Австрия многими политическим конъюнктурами обязана исключительно тому факту, что некий французский генерал выпил лишку. Так же и Арно Фальк своей любовью обязан только тому, на первый взгляд незначительному обстоятельству, что выпил много кофе, пива и чаю. Все его помыслы и чувства, вся фантазия и творческие способности – все встрепенулось и стало лихорадочно работать в одном направлении: «Каким образом мне отсюда выбраться!» Вот когда случилось то, чего никто и никак не мог ожидать.
Арно Фальк признался в любви фройляйн Христине Потгарт.
Предложение было сделано без всяких подготовок, в полном смысле экспромтом. Он поставил пустую чашку на стол и бросил последний, безнадежный взгляд на дверь.
Христина спросила его:
– Но почему вы так торопитесь? Странно, господин Фальк, что вы все ерзаете на стуле… Вы, может быть, нездоровы? Что с вами?
И тогда ответил Арно Фальк:
– Фройляйн… все это потому, что… что… я люблю вас, фройляйн… Да, я безумно влюблен в вашу особу.
– Что-о-о-о? – воскликнула Христина, округлив глаза. – Что вы сказали?
Все это случилось так неожиданно, так внезапно, что она растерялась и не знала, что ответить несчастному юноше. В правдивости признания молодого человека у нее не было основания сомневаться, ибо в глазах Арно Фалька светилась такая мольба и он был так беспомощен, что великодушная девушка тут же на месте прониклась к нему сочувствием. К тому же она в одно мгновение оценила Арно как жениха и решила, что для нее он блестящая партия, о которой и мечтать нельзя было…
– Господин Фальк… – тихо начала она.
– Я могу надеяться? – полон отчаяния, вопросил Арно Фальк.
Вопросил – и вскочил со стула.
– Поговорите…
– Да-да, завтра же я переговорю с вашими родителями, – сказал он. – До свидания, фройляйн Христина.
Точно сорвавшись с цепи, он ринулся к двери, кубарем скатился со ступенек и вышел на улицу… Слава богу, на землю уже опустилась благодетельная ночь. Было темно. Дул нежный бриз…
Арно Фальк был человек слова. Не позже следующего дня он явился в дом своей избранницы и переговорил с герром Филиппом Потгартом и его женой фрау Фредерикой Потгарт, урожденной Дакерль. Спустя несколько дней была оглашена помолвка.
Вот почему и как Арно Фальк стал женихом.
